Тусклый Свет Фонарей

Глава 15. Козни ловкой обольстительницы

Уже стояли сумерки, когда мы, наконец, достигли деревни Сяопэй. Довольно долго она находилась под властью маньчжань, а после переходила из рук в руки, от маньчжань к шанрэням и обратно. Поговаривали, будто не раз горела и перестраивалась, потому, хотя люди на этом месте жили, по крайней мере, с Эпохи Мятежников, подтверждалось это лишь записями времен императора Чи Ди.

Нынче ж это была большая деревня, одна из самых больших во всей империи, невзирая на название, и дома в ней выстраивались в изогнутые улочки, тянувшиеся от ворот до самой кромки хвойного леса вдали. Сами дома тоже различались — одни больше походили на землянки и полуземлянки, другие сложены из бревен и покрыты соломой, третьи — привычные для маньчжань мазанки, выстроенные вокруг опорных столбов, ну а четвертые, зачастую построенные не так давно — шаньрэнские фанцзы. Все, кроме землянок, с канами, без которых наземному дому в этом северном краю никак не обойтись.

Воин, встретивший нас и проводивший до гарнизонного терема, впрочем, огорошил тем, что в нём кан есть лишь на первом этаже, а второй отапливают не иначе как жаровнями. И ещё сказал, что вокруг деревни по всей длине околицы и день, и ночь стоят стражи. И что, хотя враг после боев в конце минувшей зимы отступил и впредь более не приближался, спокойствию вновь пришёл конец. И началось всё не то в конце прошлого месяца, не то в начале этого…Мой спутник хотел было порасспросить разговорчивого юношу подробнее, но мы уж пришли к терему, посему воин поспешно простился с нами и вернулся к своему товарищу на сторожевой пост. Мы ж переглянулись, и сянь Ванцзу стукнул кулаком в массивную дверь терема.

Тут же оттуда выскочил какой-то мужчина и, узнав, кто мы такие, завёл нас в дом, сказав, что нынче вечером гарнизонный начальник принять нас не сумеет, но в день грядущий непременно поговорит с нами обо всём.

Устроили нас на втором этаже, а, когда мастер спросил, только ль жаровней топится комната, мужчина посмеялся и сказал — «Да. А ещё здесь сами стены греют». Мы приложили ладони к стенам. Они и вправду оказались теплыми, отчего мы оба издали вздох облегчения. Всё стремительнее холодало, и на следующий же смурной день выпал снег. Из-за этого мы не сумели переговорить ни с начальником гарнизона, ни с обычными воинами, привлеченными к уборке снега, ни с сельскими жителями. Лишь под вечер уставший мужчина лет сорока пяти или чуть поболее того представился нам бубин сяоцзяном[1] Вэй и пригласил отужинать с ним, на что мы охотно и согласились.

–

Мы молча трапезничали втроем, и лишь, когда опустели миски с рисом и свининой, сяоцзян Вэй уж в третий раз наполнил наши чарки согревающим шаоцзю, помолчал, словно прислушивался к чему-то, и проговорил: «Тихий вечер. Давно таких не было. Даже волки не воют». После этого он опрокинул обжигающий напиток в себя и закусил маринованным дайлобо[2]. Пока он задумчиво жевал его, мы с мастером Ванцзу переглянулись, тоже выпили, и мой старший товарищ решил, наконец, спросить о самом главном:

— Так что же нарушало покой здешних мест? Ведь кочевники более не возвращались.

— Верно, — кивнул сяоцзян Вэй. — Но, сдается мне, пришло сюда что-то похуже. И я здесь со своим фубином остался совсем один. Остальные пошли в наступление. К Новому году рассчитывают взять Дапэй…

— Здесь-то что случилось? — нетерпеливо прервал собеседника мастер Ванцзу.

Сяоцзян Вэй покосился на него, взялся за глиняную бутыль с шаоцзю[3] и, наливая нам ещё по одной, приглушенно заговорил:

— Пленниц маньчжань, каких сумели, обменяли на деньги и на наших воинов, а остальных отправили в Цзиньгуанди по приказу цзяна Йе[4]. Цзян велел под страхом смерти не прикасаться к ним, ежли только кто не надумает жениться. Жениться почти никто не захотел. Особливо после того, как одного молодца такая жена зарезала во сне, хотя насильно брать в жёны тоже запретили. Враги и есть враги. Вот мои бойцы, когда стало ясно, что мы здесь надолго, и домой никого не пустят, и стали к местным девкам клинья подбивать, да так, что о всякой осторожности позабыли. Никакие увещевания не помогали, — сяоцзян Вэй вздохнул и выпил залпом своё вино. — Я на это закрывал глаза, всё ж это лучше, чем бунт, покуда не случилось…то, что случилось.

— Всё началось в конце прошлого месяца иль уже в этом?

Сяоцзян задумался, а потом поведал, что странности начались ещё на исходе восьмого месяца. Тогда стали пропадать у бойцов личные вещи, да всё нужные, и в гарнизоне начались ссоры. Сяоцзян, чтобы разобраться и пресечь это, выставил дозорных. И кражи вроде бы прекратились, но потом, аккурат в ночь полнолуния, у всех разом пропали сапоги. Да так, что не нашли потом, как ни искали. И все, кто бдел, хоть клялись, что ни на миг не заснули, ничего не видали да не слыхали. Благо, столица не так уж и далеко, с тысячей извинений удалось добиться того, чтоб прислали новое взамен краденого. С местными тогда тоже отношения накалились до предела, и пришлось сяоцзяну немало усилий приложить, чтоб всё успокоилось. А дабы все примирились, решили вместе с местными жителями устроить праздник на день двух девяток. Поначалу всё шло хорошо, но потом…

Отчего-то сяоцзян резко замолк и вновь схватился за бутыль. От меня не укрылось, что руки его дрожали, и в глаза он нам избегал глядеть. Без всяких сомнений заметил то и мастер Ванцзу, потому что тоже долго молчал, ожидая продолжения рассказа, а, когда молчание рассказчика затянулось, потерял терпение и спросил сам:

— Твои люди снова повздорили с деревенскими?

Сяоцзян Вэй с отчаяньем потряс головой, жестом предложил наполнить чарки и нам, но мы единодушно отказались. Тогда он вздохнул и сказал:

— Один мой чжан[5] какой-то девице нос разбил. Будто бы за отказ…

— И что потом?

— Девка в слёзы, селюки за вилы. Насилу утихомирил всех…А наутро повесилась она. Почему — не знаю. Только схоронили её, а два или три дня спустя тот чжан пропал. Ребята его сказали, что ушёл с какой-то женщиной. Местные пошли в лес дров нарубить — и лишь тогда нашли. Сказали, что волки его сожрали. Зачем и когда он в лес потащился, так никто и не смекнул. Но тогда-то слухи и поползли. И юни[6] мои уговорили меня отправить срочное донесение в столицу с просьбой о помощи.

— Так, быть может, ему просто цзю в голову ударило? Зачем здесь мы? — усомнился мой спутник.

Начальник гарнизона молча покачал головой и сказал, что юни настояли на письме, потому что другие стражи у околицы уверяли, что тоже видели какую-то тёмную, словно тень, женскую фигуру, и думают, что то гуй, бродит вокруг и жаждет мести. Внезапная догадка заставила меня усмехнуться и спросить прямо:

— Неужто вы боитесь, что дух той девушки явится и за вами?

Сяоцзян Вэй побледнел, и, хотя он не сумел издать ни звука, я понял, что оказался прав. Но, совладав с собой, к моему удивлению, начальник гарнизона ответил:

— Она за всеми явится. Пока вы были в пути, она увела в лес ещё одного. Того отыскали живым, но он повредился рассудком. Сидел на том же самом месте и повторял только одно — «Волки, волки, волки». И это, невзирая на то, что я строго-настрого запретил ходить куда бы то ни было с местными женщинами. Даже, ежли те сами зазывают.

— Помогло?

— То ведомо одним лишь богам. Но с той ночи они милостивы к нам. Потому и говорю я о том, что этот вечер необыкновенно тих и спокоен.

— Ещё не рассвет, — усмехнулся мастер Ванцзу и залпом выпил то, что ещё оставалось в его чарке.

Начальник гарнизона, верно, готов был проклясть его за такие слова, но смолчал, а мой товарищ поблагодарил за рассказ, обещал утром заняться этим делом и позвал меня с собой готовиться ко сну.

В комнате он долго молчал, и лишь, когда пора было гасить светильники, я спросил его, о чём он думает, и зачем так зло подшутил над бедным воякой.

«Никакой он не бедный, — отозвался мастер Ванцзу. — Знает о своих грехах, вот и дрожит. И умолчал о многом. Помяни моё слово, утром мы узнаем немало нового». Я промолчал. Но утром мы и вправду узнали много нового.

__________________________________________________________________________________________

[1] Бубин Сяоцзян — один из малых генералов, как правило, чиновники 5-го ранга, командовали наземными силами в один или несколько туаней или даже фубином (численность 800-1200 человек).

[2] Лобо — большая белая редька.

[3] Буквально «подогретое вино», обычное, но теплое рисовое вино.

[4] Да, этот тот самый генерал Йе Хулю, чьему младшему брату Мэн Байфэн помогал в прошлых главах.

[5] Чжан — в данном случае начальник отряда хо. Один хо обычно состоит из 10 рядовых солдат.

[6] Младшие и средние офицеры, подчиняются сяоцзянам.