Тусклый Свет Фонарей

Глава 22. Неуместная просьба

Некоторое время я так и простоял, согнувшись пополам, покуда не услышал смешок, и тот же самый голос не велел мне распрямиться. Я вновь встретился взглядом с Лэн Сяньнюй, но тут же опустил взор на её руки — не хватало ещё, чтоб она сочла моё поведение наглым и неучтивым, а ведь любому благовоспитанному человеку ведомо, что вот так пялиться на благородную женщину из чужого рода — непристойно.

— Как твоё имя, юноша, и зачем ты искал меня? — меж тем обратилась ко мне красавица.

— Меня зовут Мэн Байфэн, госпожа. А искал я тебя по приказу нашего государя, императора Цилинь Цзяо.

— Зачем же?

Ответить на этот вопрос надобно было непременно так, чтоб фея тотчас же не прогнала меня из своего сада и вообще из этих мест, а после ещё и согласилась исполнить мою просьбу. Призадумавшись, я невольно отметил, как Речная Дева перебирает в руках жемчужные бусины, и внезапно понял, что вовсе это не бусы, а чётки.

Это показалось мне столь странным, ведь я ничего подобного не слышал о девушках, от которых будто бы могла произойти Лэн Сяньнюй, что я стал присматриваться к одежде загадочной незнакомки.

Мой наставник давным-давно дал мне книгу, в которой описывались быт и облик наших предков в прежние времена, должно быть с Эпохи Мятежников. Особливо я любил рассматривать гравюры мастеров, где запечатлены были здания, сосуды, одеяния и украшения, и по наставлению своего учителя постарался всё запомнить до мелочей, ведь как часто говаривал мой наставник, ежли встречаешь духа в облике человека, то к облику этому надобно приглядеться повнимательнее, так ты вернее всего поймешь, кто перед тобою. Коль это злой или озорливый дух, ты непременно сыщешь какие-то ошибки и изъяны в его уборе, а коль призрак усопшего, то сумеешь понять, когда он жил и умер, и кем был при жизни. Но одеяние таинственной девушки не вязалось у меня ни с одной из эпох, о которой я знал, и выглядело так, словно было соединением различных нарядов, что носили предки шанрэней, разделенные сотнями ли и сотнями лет. Да ещё из-под белой ткани торчал серый подол, по виду — из какой-то грубой ткани…

— Отчего же ты молчишь? — спросила девушка.

— Я загляделся на твои чётки и на подол твоего платья, — почти против воли признался я и опасливо взглянул на фею.

Вопреки моим опасениям, она вновь улыбнулась и сказала мне то, чего я никак не ожидал: «Одна из тех, кого ныне ты знаешь под прозванием Феи Реки Лэн, некогда была монахиней. Но будет справедливо, коль вначале ты, как мужчина, расскажешь мне свою историю, а после — я тебе свою». Я зарделся и кивнул. Тогда Лэн Сяньнюй предположила, что я устал с дороги, и повела меня по тропке мимо деревьев в сторону реки.

Мы шли совсем недолго, но, когда остановились на поляне, где отчетливо слышался шум воды и шорох ветвей на ветру, всё вокруг уже окутал голубой сумрак, и стала подниматься луна из-за горизонта. Девушку я отчетливо видел лишь из-за белизны её одежд. Наконец, она остановилась, указала на возвышенность, где в землю были воткнуты какие-то жерди или колья, и шепнула: «Тут. Отвернись-ка на мгновение».

Приключение с хули-цзин меня немалому научило, и теперь я с опаской воспринял эту просьбу, ведь я был совсем один в горах с незнакомым духом. Что она не человек, сомнений у меня не было — уж слишком беззвучны были её шаги и странны наряд и речи.

«Но коль это и впрямь Речная Дева, то отказ может оскорбить её, — подумал я. — Да и самих сомнений для этого достаточно. Ведь говорят же, что подозрителен тот, у кого у самого помыслы не чисты…И коли так, испорчу я этим всё дело…».

Нехотя я повернулся в другую сторону и, гадая, успею ли достать щепотку порошка, прогоняющего злых духов, уставился на сосны и ели, черневшие вокруг. И обещанное мгновение спустя мысленно благодарил Лэй-ди и Кэбу Гуя[1] за защиту. Обернувшись же, я на миг остолбенел — там, где до того виднелись лишь жерди, возвышалась изящная беседка с изогнутой крышей, а внутри стояли столик и несколько табуретов.

Фея прошла к столу и зажгла фонарь, к которому тут же стали слетаться ранние насекомые. После этого она знаком велела мне следовать за ней. Смущенный я исполнил её просьбу и сел на один из табуретов, а загадочная красавица словно огромный мотылек принялась порхать вокруг, и вскорости на столе появилось всё необходимое для традиционной чайной церемонии. Покуда она готовила чай, я завороженно следил за её ловкими руками и помалкивал, и сколько времени мы провели вот так в молчании, я сказать бы не сумел. Только, когда она передала мне чаван, испускающий пар в прохладный весенний воздух, стало совсем темно, и лишь луна, звёзды и огонек фонаря освещали ночной лес, где я столь внезапно нашёл радушный приём.

Когда же чашки опустели, Лэн Сяньнюй наполнила мой чаван вновь и повторно попросила не робеть и поведать ей всё о том, зачем я пришёл к ней. По-прежнему не ведая, как лучше поступить, я произнёс первое, что пришло мне в голову: «Знает ли госпожа легенду о Клыке Цинлуна?». Девушка подняла на меня взор и ответила:

— Так назывался легендарный меч, вожделенный многими, но оскверненный и ради очищения помещенный в священную обитель Хвайтеу Джеоль.

— Верно, госпожа. И срок его очищения прошёл. Наш владыка пожелал этот меч, дабы защитить наши рубежи, но в пути с его посланником приключилась беда, и меч ушёл на дно реки Лэн…

Я уж было собрался озвучить просьбу, ради которой проделал весь свой путь, но Дева внезапно огорошила меня просьбой: «Расскажи мне подробнее, как это вышло». Боясь разозлить или обидеть её, я поведал ей всё то, что сам узнал от других, и под конец заключил:

— Наши мудрецы решили, что навлекли на себя твой гнев…

— Река Лэн, как и Цзиньхэ, населена множеством духов, как дружелюбных, так и враждебных к людям. Многие из них куда древнее и могущественнее меня, — возразила Дева. Услышав это, я забеспокоился и, наконец, спросил о главном:

— Но можешь ли ты осушить реку хотя б ненадолго, дабы мы забрали Нефритовый Клык?

Сердце моё дрогнуло, когда она произнесла: «Нет». Я сомкнул губы и пытливо поглядел на неё. Лицо Речной Девы не выдавало ни гнева, ни досады — ничего, что могло бы указать мне на её мысли и чувства, и всё, что я мог сделать — это спросить:

— Отчего же? Разве ж сил твоих на это не хватит, госпожа?

— Сил-то хватит. Да только я давала клятвы и помогать тому, что будет нести смерть и разрушение, не стану.

— Но ведь меч нужен нам для защиты, а не для завоеваний! — горячо возразил я, наконец, смекнув, что к чему. — Да и сам Нефритовый Клык разве ж не зачарован так, чтобы никому не позволить обратить себя во зло и не причинить вреда невинным?

На это Лэн Сяньнюй грустно усмехнулась и жестом предложила мне ещё чая, но я с решительным видом перевернул чаван и уставился на Деву, готовый бороться до победного. В конце концов, я верил, что наши отважные воины и без всяких магических реликвий сумеют одержать победу над варварами, но отнюдь не был уверен, что я и мои начальники успеем это узреть собственными глазами, коли я не выполню поручения. И хоть я опасался вызвать гнев Речной Красавицы, но просто отступить не мог. Однако ж она гневаться, верно, и не думала, потому как улыбнулась ещё очаровательнее, опустила глаза и заговорила первой:

— Ты славный и благородный человек, юноша. Кабы ты просил для себя, я бы отступила. Но ты просишь для своего владыки.

— Как бы я просил для себя, когда наш император — Сын Неба, и его долг оберегать свой народ?

— Когда-то я жила в той обители, и раскрою тебе секрет, господин Мэн. Ты прав лишь отчасти. В самом деле есть свод правил, которые нельзя нарушить, не осквернив этот меч. Но невозможно перечислить и учесть все неблаговидные деяния, и потому многое оказалось оставлено на совесть того, кому Нефритовый Клык достанется, и, ежли он всем сердцем верит, что творит благо, то и меч будет повиноваться его воле, невзирая ни на что. Прежде он принадлежал лишь королям Гичёгукто, но им не нужны были чужие земли, лишь те, которые они своими считали по праву рождения, и пределы тех земель очерчены были чётко. Можешь ли ты поручиться, что твой владыка не пожелает большего?

— Даже лучшие из нас не могут знать, какие тайны в будущем раскроют чужие разум и сердца.

— Верно, — шепнула Речная Дева и, словно это окончательно и бесповоротно завершало нашу беседу, принялась прибираться. Вновь наблюдая за её действиями, я гадал, что ж мне теперь предпринять, и невольно подумал о том, что отчасти ведь она права. Мой блуждающий взор упал на неокрашенный подол её одежды, и я спросил:

— Обеты, что дала госпожа, не исходили ль от Учения Золотого Пути?

— А ты догадлив, — с удивлением обернувшись, похвалила меня Лэн Сяньнюй. — Так и было. Но неужто ты теперь хочешь слушать мою историю, когда мы допили чай?

— Человек ушёл — чай остыл[2], а не наоборот, госпожа. Покуда ты не гонишь меня, я с радостью и вниманием выслушаю любую твою историю.

Фея улыбнулась и сказала, что раз так, то она может хотя бы порадовать меня своей музыкой, словно по волшебству извлекла откуда-то пипу[3] и села на свой табурет. Вовсе не этого я ожидал, но не решился противиться, и через несколько мгновений из-под пальцев Речной Девы полилась нежная и печальная мелодия, а потом заструился ручьем и её голос:

Ещё сто ли по крутой тропе до серой горы.

Куда меньше, чем до Чертогов Сифан-нюйши.

Шаг за шагом, и до снежной поры

Я достигну вершины…

Я внимательно слушал песню, хотя и не разумел, о чем она. Ветер перестал колебать ветви деревьев, лесные обитатели затихли, луна сбросила своё покрывало из облаков, и всё, казалось, внимало переливам струн и течению напева вместе со мной. Я и сам не заметил, как стал грезить наяву и увидал девушку в сером монашеском одеянии, которая с посохом поднималась к горной обители, а потом покинула её и побрела к другой, расположенной ещё выше, там, где клубились туманы и рождались облака. В том месте она долго шептала молитвы и перебирала четки, а потом свет заискрился в её глазах. Тогда она покинула обитель на вершине горы и пришла к быстрой горной реке, вошла в её воды и скрылась в глубине…Когда я очнулся, тишину нарушал лишь треск пламени в фонаре.

«Это и была твоя история?» — вдруг догадался я, и Речная Дева кивнула.

— Так неужто все другие легенды лишь вводили людей в заблуждение?

— Вовсе нет. Разве ж я не говорила, что Лэн с древности наполнена духами? Легенды о четырех женщинах, что ушли под воду этой реки, правдивы. Но до встречи с той монахиней все они были разными и не слишком могущественными духами. Лишь она, получившая просветление на вершине Лэйбаошань, сумела освободить их от власти могущественных и тёмных существ, объединить воедино и превратить в ту, что люди теперь знают под именем Феи реки Лэн.

— Разве ж Цзиньдао не порицает самоубийства?

— Порицает. Но разве ж то было самоубийство? Монахиня не умерла в водах реки, она лишь освободила свой дух от оков тела и соединила его с духами тех женщин, став с ними единым целым, дабы помочь и им, и другим людям. Она очистила их от скверны отчаяния, страха, разочарования, обиды и всего того, что камнем тянуло их на дно. Все пять перестали быть землей и водой, они стали ветром и воздухом, ведь воздух пронизывает всё, и ничто не имеет той же легкости и свободы, что имеет ветер.

После этих слов мне и открылось, отчего наряд Феи был столь странен. Ведь я искал истину в одной из тех легенд, что знал, а она оказалась за их пределами. Истинная Лэн Сяньнюй не была одной, а была всеми, и в её облике отразился облик всех остальных. Я хотел было спросить, не стала ли та монахиня главной в их необычайном единении, но вдруг сам понял, что это не так, и сколь лишен смысла этот вопрос. Тогда в моей голове зашевелились совсем иные вопросы: «Так не от того ли, что прежде была монахиней, ты являешься лишь тем, кто не познал плотской любви?». На этот Речная Дева рассмеялась, покачала головой и ответила:

— Это совсем не так, юноша. Я готова помочь любому, кто искренне просит помощи, ежли дело его недурное.

— Тогда откуда же пошла такая молва?

— От сборщиков трав, что живут в ближайших деревнях. Дабы уберечь меня от бесконечного потока просителей, как было это когда-то, они стали говорить обо мне так. Но я не скрываю правды ни от кого из тех, кто спрашивает. Да ведь спрашивают редко.

Фея вновь улыбнулась, а я почувствовал себя обманутым глупцом. Да что я? Даже и мастер Ванцзу, верно, верил этим россказням, раз послал меня, а не кого-то опытнее. Я досадливо вздохнул и поглядел на Сяньнюй, вновь перебиравшую струны пипы. Тогда мне подумалось, что, должно быть, многие желали бы оказаться на моём месте, и мне следовало не стенать, а добиться того, ради чего я пришел.

— Так какие же обеты дала госпожа, что мешают ей спасти людей от гибели?

Громко бряцнула струна под соскользнувшей рукой, и Дева Реки поглядела на меня со смесью растерянности, недоумения и досады.

— Разве ж я не сказала тебе, отчего не могу исполнить твоей просьбы?

— Вы мудры, госпожа, — с легким поклоном ответствовал я, — потому позвольте задать вам вопрос, ответить на которой порой не могут и достойные мужи.

— Спрашивай.

— Для того, кто поклялся оберегать людей от страданий и смерти, что будет лучше — спасти сотни тысяч от неминуемых гибели и страданий или тысячи тысяч от тех, что могут их никогда и не коснуться?

— А ты точно знаешь, что эти сотни тысяч уже сейчас страдают или неминуемо пострадают вскоре?

— Коль я думал бы иначе, верно, я и не стал бы просить, госпожа! Но я сам бывал на наших рубежах, и знаю истории, печальные и страшные.

Рассеянно перебирала струны Фея реки Лэн, покуда я рассказывал ей о годах войны, о том, что слышал от других, и о том, что коснулось меня самого — о башне в Лоу, и о случае в Сяопэй. С каждым новым моим рассказом лицо Девы всё больше полнилось скорбью. Когда ж я замолк, ещё несколько мгновений она молча играла на пипе, а, когда мелодия пришла к своему концу, Сяньнюй вздохнула и прошептала: «Хорошо, юноша. Будь по-твоему. Когда рассветет, иди к тому месту. Мне надобно будет умилостивить духов и отвести водных обитателей. Но, когда солнце начнет клониться к закату, поток остановится, и вода схлынет. Сроку вам будет дано до темноты, а коль не успеете, то и не серчайте. После того, как вода вернется, в три дня принесите духам реки богатые дары и больше не тревожьте их, покуда не приключится у вас вновь великая нужда».

Я мигом поднялся с места и трижды поклонился Деве Реки почти до самой земли, рассыпая перед нею словно лепестки цветов слова искренней благодарности. С печалью в голосе Фея велела мне выпрямиться и попросила, коль я и впрямь хочу её отблагодарить, побыть с ней хотя бы до предрассветных сумерек. Остаток ночи мы так и провели в долгих беседах, а, когда воздух посветлел и наполнился голубым туманом, покинули беседку и неторопливо прошли до того дерева, где всё так же тихонько позванивал фэндуо.

Там я вновь трижды поклонился Фее реки Лэн, поблагодарил и нежданно даже для самого себя предложил выполнить какую-нибудь просьбу для неё самой. Помолчав, она взмахом руки отвязала от ветви колокольчик, поймала и передала мне со словами: «Отнеси его в обитель на Лэйбаошань. Пускай повесят под крышу пагоды, а новый настоятель принесет сюда другой». С поклоном я пообещал всё исполнить, и после этого мы простились окончательно. Сделав с десяток шагов, я обернулся, но под деревом уже никого не было, словно всё мне привиделось. И лишь ветряной колокольчик в моих руках напоминал мне о том, что всё приключившееся было явью, а не сном.

–

Байху Сяодина я застал мирно спящим возле потухшего костра. Когда ж я его разбудил, он вздрогнул, вскочил и стал осыпать меня бесчисленными вопросами, на которые у меня не было ни сил, ни желания отвечать. В конце концов, у меня-то ведь, в отличие от него, ночь выдалась бессонной. Лишь после того, как он обронил, что уж все глаза проглядел, и заснул в тревоге от того, что я так и не возвратился, я успокоил его, сказав, что Лэн Сяньнюй вняла моим мольбам после долгих уговоров, и теперь нам надобно спешить к тому месту, где должен был отыскаться Нефритовый Клык. Хорошо, верно, отоспавшийся Сяодин, услышав мои слова, не дал мне ни отдохнуть, ни перекусить, и вскоре мы уж поскакали на юг вдоль течения Лэн.

В лагерь, что разбили мастер Ванцзу и его спутники, мы прибыли ещё до полудня. Узнав, как всё было, покуда я, наконец, дорвавшись до съестного, вкушал свою первую за много часов трапезу, мой начальник явственно обрадовался и воодушевленный пошёл отдавать распоряжения, дабы к закату уже всё было готово, и не произошло ни малейшей заминки. Я же вскоре после этого устроился поудобнее в одном из шатров и проспал почти весь день.

Когда я выбрался за пределы шатра, солнце уже клонилось к закату, кидая в воду реки косые холодеющие лучи, а люди во главе с мастером Ванцзу стояли на берегу в напряженном ожидании. Вскоре я присоединился к ним, и когда солнце позади нас наполовину скрылось за лесом, воды реки вдруг замедлили свой бег, а потом потекли словно сонные, покуда, наконец, не замерли и не стали уходить в щели промеж щебня и камней, покрывавших русло. Тогда мастер подал команду, и, едва вода исчезла совсем, все опустились на иссохшее дно и разбрелись в разные стороны.

Я присоединился к остальным, но лишь потому, что мне неловко было бездельничать на берегу в то время, когда остальные в спешке и тревоге ищут потерянную реликвию: на всё дано нам было не больше получаса, а, быть может, и того меньше. Но я никак не мог ожидать, что, медленно шагая вниз по руслу и не слишком рачительно осматривая покрытые тиной камни, наткнусь на шёлковый сверток, занесенный илом и водорослями. Я подошёл и поначалу собирался поддеть его ногой, но затем передумал и позвал остальных. Всё ж, окажись это подлинный Нефритовый Клык, такое обращение было б непростительно.

Мастер Ванцзу и находившиеся поблизости люди подошли, и некоторые из них издали радостный возглас. Мой старший товарищ же посмотрел на находку опасливо, велел всем отойти, а сам полез в свой поясной мешочек. Я, как и было велено, тоже отошёл, и не видел, что он там делал, но заняло это столь много времени, что вокруг стали шептаться о том, что сгущаются сумерки и того и гляди скоро вернется вода. То ли мастер Ванцзу к тому моменту покончил со своим делом, то ль услышал эти опасения, но вскоре он поднял ткань с завернутым в неё предметом, приказал осмотреться ещё, а мне и нескольким другим из сопровождающих знаком велел следовать за ним.

В его палатке намокший шёлк развернули, а оказавшийся завернутым в него меч уложили на походный стол. Даже пролежавший в воде день или два он нисколько не пострадал, и выглядел прекрасно и величественно: крепкая по виду сталь, рукоять из молочно-зеленого нефрита, украшенная лазуритами и бирюзой.

«Глазам своим не могу поверить!» — пробормотал кто-то. Мастер Ванцзу сделал ему знак рукой, чтоб он замолк, а сам подозвал слугу сяня Сивэй и спросил его, тот ли это меч, что они забрали из обители. Слуга взял фонарь, осветил им меч, осмотрел его и так, и эдак и подтвердил, что несомненно тот.

— Ты видел его своими глазами, когда вы забирали его? — недоверчиво переспросил мастер Ванцзу.

— Да, сянь. И это совершенно точно он.

Все с недоумением посматривали на моего начальника, и один из собравшихся даже спросил, всё ль так, как должно быть. Мастер Ванцзу неуверенно кивнул, но затем твёрдым, как и прежде, голосом велел всех выводить из реки и готовиться утром возвращаться в столицу. Остальные радостно поспешили выполнить его поручение. Слуге цзими гувэня же он приказал достать новую чистую ткань, достойную и хранения столь ценной реликвии, и попадания на глаза государю. Сам он тут же вышел из шатра, а я последовал за ним и шёпотом спросил:

— Что-то не так, как должно, с мечом, мастер?

— Не знаю, не знаю. Быть может, я просто слишком стар стал и не вижу того, что положено. И, коль ты мне и впрямь друг, более меня об этом не спрашивай.

С этими словами он отмахнулся и пошёл проверять, надлежащим ли образом исполнены были его приказания, а я без дела прохаживался по берегу. Когда ж глаза перестали видеть что-либо во тьме на другом берегу, вода, журча и плескаясь, вернулась в реку. Вскоре после того мы с остальными поужинали и легли спать.

Наутро мастер Ванцзу провёл первые благодарственные ритуалы, возжег благовонные курения, вылил в реку целую бутыль отменного рисового вина и высыпал целую миску риса. После этого, обещая духам дары и сверх этого, он завершил обряд и приказал оканчивать приготовления. Полчаса спустя мы тронулись в путь, и к полудню вернулись в столицу.

Меня мастер отправил на место службы, дабы я следил за порядком и проверил, всё ли, что должно было, делалось во время нашего отсутствия, как положено. Сам же вместе с цзими гувэнем и сянем Таном он отправился к государю, дабы вручить тому драгоценный меч. Вернулся он с выражением явного облегчения на бородатом лице и сказал, что император принял их благосклонно, приказал отправить все необходимые ритуалы на реке Лэн, а всех, кто добыл для него Нефритовый Клык, достойно наградить. Отрадно было слышать такие вести после всего, что я успел преодолеть, и лишь позже я впервые подумал о том, что незнание тоже бывает блаженным.

–

Ветер ласкал щёки, а шелест листвы — слух. Когда я открыл глаза, то узрел уже знакомый сад, только теперь я стоял прямо возле той хижины. И точно знал, что вижу сон или навеянное мне кем-то другим видение. Но даже так сад тот казался мне по-прежнему необыкновенно прекрасным, и невольно я вспомнил цветущие деревья на пригорьях Лэйбаошань близ верховий реки Лэн, и звон фэндуо, и просьбу Речной Девы, и её облик…

«Ты подобен благоуханному цветку, Байфэн. Красавицы будто бабочки так и стремятся к тебе, а ты смотришь и выбираешь, которая из них достойна прильнуть к тебе, не правда ль?» — услышал я насмешливый голос и обернулся. В дверном проёме стояла девушка, лицо которой я, увидав всего дважды, верно, не позабыл бы никогда. Теперь жуцунь на ней был персикового цвета и расшит сливами мэй, но длинные чёрные волосы всё так же оставались распущенными, а на прекрасном лице играла улыбка.

— Зачем ты притворялась моей возлюбленной? — спросил я и с досадой подумал, что прозвучало это скорее с обидой, нежели с гневом.

— Дабы ты не прогнал меня сразу же, — ответила девушка, подошла ко мне и заглянула в лицо искрящимися хитрыми глазами, почти как тогда. — А теперь я смогу тебя убедить этого не делать.

— Как же?

— Зачем прогонять того, кто может тебе пригодиться?

— Чем ты можешь мне пригодиться, лисица?

— А это решать тебе. Но для начала могу тебе рассказать, что добытый тобою меч — поддельный.

В первое мгновение я даже не сумел подобрать слов от изумления, а она лишь продолжала глядеть на меня насмешливо и улыбаться своей лисьей улыбкой. Как же мне хотелось, чтоб она лгала…

— Откуда ты можешь это знать?

— Непроторенными дорожками бродит порою Синфу-ван[4]. Вот и мне довелось видеть подлинный Нефритовый Клык Цинлуна когда-то. Какого цвета была рукоять у того меча, что ты достал со дна реки? И какие узоры были на ней высечены?

— Нефрит был молочно-зеленым, — припомнил я. — А узоры…Облака, волны и хуншань[5].

— А должен был быть высечен сам Цинлун и облака на светло-зеленом нефрите оттенка озерной воды. Уж ежли не веришь мне, отыщи записи тех времен. Сделать это несложно, ибо до сих пор в столице должны храниться описания этого меча из донесений Ма Аньгуо.

Вздох отчаяния вырвался из моей груди. И лишь тогда улыбка сошла с лица моей нежеланной собеседницы.

— И отчего ж ты мне раньше не сказала, коли знала?

— От того, что ты мне нужен живым и невредимым, а не навлекшим на себя гнев и подозрения, что приведут тебя к гибели. Когда б спросили тебя, откуда ты знаешь, что б ты сказал в ответ? Берегись, Байфэн, не видно мне, откуда они идут, но тучи сгущаются над твоей головой. И ежли сболтнешь лишнего кому-нибудь не тому, попадешь в расставленные капканы. Тогда лишь я и сумею тебя спасти. А, быть может, не сумею и я.

— Ежли знаешь что-то, так говори теперь, — разозлился я.

— Вот уж я и стала нужна тебе, — усмехнулась хули-цзин. — Коль знать буду наверняка, скажу непременно. Будь спокоен, но гляди и слушай в оба.

— Не нужны мне твои загадки. Чего ты хочешь от меня?

— Чтоб ты услышал и запомнил то, что я тебе скажу. И сказал это однажды сам.

— Что же?

— Юньсюэ.

— Так и что ж означают эти слова?

— Моё имя, — ответила мне хули-цзин, и вновь на лице её расцвела улыбка.

____________________________________________________________________ Конец первой части.

[1] Кэбу Гуй («Гроза Демонов»). Один из самых поздних божеств пантеона гуй-цзяо. При жизни его будто бы звали Ванцзу Чангэ, он родился (предположительно в 603-м году) и начал службу в годы правления Цзюньчжу Сянмина, около 620-го года, но пик его карьеры пришелся на период правления императоров Шань Лаоху и Хуан Цзилина. Второй назначил его первым цзими гувэнем за его заслуги, поскольку он стоял у истоков создания тайного шэня и здорово помог императорам как в политических делах, так и в магических, затрагивающих и двор, и страну, и прозвище «Гроза Гуев» он получил ещё при жизни. Его считают основателем рода Ванцзу. О нем известно, что в 663-м году он вышел в отставку, а в 685-м будто бы удалился от мира и ушел в отдаленную горную обитель последователей Дао Пинцзина.

Одни утверждают, что через год он там же и умер, и был с почестями похоронен неподалеку, другие уверены, что он дожил до ста лет и умер либо в 703-м, либо даже в 705 или 706-м. Но есть и те, кто утверждали, что он ушёл в одну из «пещер духов», омолодился там, обрел бессмертие и вернулся в мир уже божеством, защищающим мир от демонов и призраков. В отличие от других подобных богов-предков, получивших бессмертие собственными стараниями или в награду от Небесного Императора, Кэбу Гуй добился этого благодаря протекции Кэн-Вана, которому оказал услугу. Но дабы сохранить лицо своего просителя и по совместительству благодетеля, он никому не рассказывал, какую именно. Только намекал, что Владыка Мёртвого Города находился в крайне затруднительном положении и обратился к нему сам. Всё прочее — домыслы и пересуды. Чаще всего, звучит версия о том, что Кэн-ван попросил героя усмирить демона, на которого не сумел найти управу сам. Его прототип в реальной китайской мифологии — Чжан Куй.

[2] Реально существующая китайская поговорка — «人走茶凉» (rén zǒu chá liáng), которую на русский переводят иногда как «Скатерть со стола — и дружба сплыла», хотя у неё могут быть и другие смысловые оттенки и толкования.

[3] Пи́па, также пипа́ (кит. упр. 琵琶, пиньинь pípá) — 4-струнный щипковый музыкальный инструмент типа лютни с грушевидным корпусом.

[4] Имеется в виду, что порой везет и тем, на кого не подумаешь.

[5] Узор в виде свернутого почти в кольцо змея, имеющего длинный гребень на голове.

Больше книг на сайте — Knigoed.net