Тусклый Свет Фонарей. Том 2

Глава 16. Нарушение правил фэн-шуй

Как оказалось, от обеда минувшим днем мастер Ванцзу отказался потому, что уже условился разделить трапезу с самим городским таном Цзыцзина в лучшем гуане нашего города. И мой старший товарищ сам угостил уважаемого вершителя правосудия самым дорогим рисовым вином, какое нашлось у хозяина заведения, чем, с его слов, и добился расположения да сумел развязать судье язык. Так они просидели и проговорили с час иль около того. Впрочем, справедливости ради, добиться от него чего-либо, что могло бы пролить свет на обстоятельства произошедшего, так толком и не удалось. О своем писаре он отзывался с печалью и благодарностью за его труды как о прилежном работнике, и более ничего о нём рассказать не сумел. Лишь то, что у того остались жена, девятнадцатилетняя незамужняя дочь и девятилетний сын. Вот и всё.

Но мастер Ванцзу не унывал, ибо не прошло и четверти часа, как в тот же гуань к нему явился помощник и заместитель тана, с которым мой начальник тоже выпил да хорошенько потолковал.

На этот раз выяснить удалось побольше. Так захмелевший чиновник поведал, что тан вскорости должен бы отправиться в отставку, и его помощник метил на его место, а потому особливо внимательно приглядывался к своему окружению, и о покойном сяне Пао отзывался как о человеке себе на уме при внешней его исполнительности и покладистости. Впрочем, признался он и в том, что за руку его ни на чём сомнительном не ловил.

Довольный мастер Ванцзу поблагодарил его и примерно в час Собаки побрёл в другой гуань, где встретился и пригубил кувшинчик с несколькими судьями, потом, простившись с ними, посидел уже с писарями, а после, перебравшись в третий гуань, попроще, с двумя судебными приставами…Что было после беседы с приставами, он уже затруднялся припомнить.

— И со всеми вы пили? — ужаснулся я.

— А как же? Ничто так хорошо не помогает вызнать всё, что надобно, как вовремя наполненная чарка знающего человека.

— Отчего ж вы после встречи с несколькими продолжали пить, вместо того, чтоб только притвориться, что пьёте?

Мастер Ванцзу взглянул на меня со смесью упрека и снисхождения.

— И как бы я притворился? Да ещё незаметно. Нехорошо так поступать. А кабы заметили? Загубил бы всё дело.

— Но почему ж вы вовремя не остановились? Ведь, когда вам стало дурно, толку от вашей хитрости уже никакой не было. Иль я неправ?

— Неправ, — упрямо ответил мой старший товарищ, но потом опустил глаза и пробубнил: — Ну ошибся я немного, что ж теперь? Но прежде-то я мог ещё и не столько выпить. Всякое бывало. Вот и…

Он недовольно махнул рукой, и я понял вдруг, что он так недоволен не столько моими поучениями, сколько самим собою, и тем, что в очередной раз подвели его прожитые годы. Посему я поспешил сменить тему и спросил:

— Как же вы добрались до дома моего отца?

— Хозяин нашёл для меня паланкин с носильщиками. Видно, я хорошо ему заплатил. Но сколько — не помню. И как добирался — тоже. Должно быть, я заснул по пути.

— Так узнали ль вы хоть от кого-то что-либо стоящее?

— Стоящее аль нет — время нам покажет. Но интересное — узнал. Вот кто-то мне сболтнул одну дельную вещицу, а кто — не припомню, не спрашивай. Сказал он, что и сам сянь Пао не лишен был честолюбивых мечтаний и жаждал из писаря превратиться в тана тоже. И для того прибегал к разным средствам от лести до помощи во всяких сомнительных делах возможным покровителям. Но всё и впрямь было шито-крыто да рука руку мыла. Уличить ни его, ни его покровителей ни в чем особо не удавалось, да и в совсем уж грязные делишки он не влезал. И тот, кто мне это поведал, назвал его скользким человечишкой.

Мастер Ванцзу усмехнулся, а меня не покидали думы о том, что напрасно он себя на прочность испытывал только. Что проку во всех этих слухах, коль ни на единый шаг они нас не приблизили к разгадке? Но едва я решился ему об этом сказать, как он ахнул, хлопнул себя по лбу и запоздало сообщил, что узнал от тана, что писаря его вот уж несколько дней как погребли, но он пообещал помочь с разрешением на вскрытие могилы и осмотр тела. Спросить, начто нам это, я не успел, ибо в дверь постучали, и зазвучал робкий голос Сяодина. Мастер тут же замолк, велел мне младшему товарищу покамест ничего не говорить, и тому позволил войти.

Завтракали мы скромно втроем, обсуждая вновь наше посещение дома сяня Пао. А сразу после завтрака мастер Ванцзу велел нам ждать его возвращения, выгнал из комнаты и вскоре, приведя себя в порядок, куда-то ушёл.

Вернулся он спустя часа полтора мрачным и задумчивым, однако ж в ответ на наши вопросы усмехнулся и сказал, что принес нам и благие вести, и дурные. Первые сводились к тому, что дорогое вино не пропало втуне, и тан добился письменного разрешения у градоначальника с одним лишь условием — хранить наше вторжение в тайне.

— Какая ж дурная весть? — первым осведомился Сяодин.

— За ночь наш враг расправился с ещё двоими. На этот раз обе жертвы — молодые женщины. Верно, инь[1] оттого такой сговорчивый и сделался. Обеих я, как сумел, осмотрел, и есть у меня кое-какие думы о нашем деле. И думы то невеселые.

— Так и что ж мы будем делать? — спросил я.

— Известно, что. Отправимся на кладбище да воспользуемся плодами моих трудов.

–

Храм Владыки Запредельных Покоев Кэн-вана был единственным в моих родных краях святилищем, что лежало за чертой города, в сорока с небольшим ли к северо-западу от Цзыцзина. И вкруг него на склоне раскинулось старинное кладбище. Старейшее из известных наверняка захоронение возникло там к тому году пятьсот с лишним лет как, ещё при Инь Хуцзы[2], одном из последних владык Хуандигоу, и представляло собою высокую усеченную пирамиду, под которой покоился местный ван, живший в те далекие времена.

Поговаривали, однако ж, что окрестные холмы, давным-давно поросшие травой, скрывали и более древние гробницы, даже ещё времен Шанрэньфан, да и в окрестных горах, плавно переходящих в обыкновенные холмы, скрывалось немало тайных склепов. Но нас в тот день беспокоило одно-единственное захоронение — чиновника шестого ранга Пао Цзяньданя, которое мы отыскали без особого труда в нескольких ли от храма.

Свежий могильный холмик возвышался примерно на один бу[3] над уровнем земли и, расположившись чуть особняком, выделялся на фоне соседних цветом сырого песка. Памятная стела была чуть повыше бу. Мы подошли и стали читать написанное на ней, дабы убедиться, что не ошиблись. Когда ж всё прояснилось, мастер велел выделенным нам для работы невольникам начать копать, и те нехотя принялись за работу, втайне, должно быть, благодаря многих богов за то, что земля хотя бы намокла от дождей и легко поддастся.

Поначалу мы терпеливо следили за ними, но через какое-то время это наскучило вначале мне и Сяодину, а потом и самому мастеру. Тогда он дал сопровождавшим нас надсмотрщику и двоим воинам свой мешочек с защитным порошком и, махнув рукой в сторону вершины холма, сказал, что мы пройдемся до храма. Надсмотрщик попытался было воспротивиться, но наш старший даже слушать его не стал, лишь напомнил, что ещё день стоит, хоть и пасмурный, да зашагал прочь, и мы последовали за ним.

По пути я всё ж спросил, что ж мы ищем, и мастер Ванцзу ответил, что единственное, чем он мог бы объяснить гибель всех этих несчастных, так лишь тем, что из них выпили всю ци без остатка. Мы с Сяодином переглянулись, и я спросил снова:

— Как же это могло, по-вашему, случиться? Ведь будь это следствием колдовства, разве ж не должно было остаться жертвам хоть что-то? Какой прок от их смерти? Не лучше ль, не навлекая на себя подозрений, оставить их живыми?

— Всё верно в твоих рассуждениях. Когда мы только взялись за это дело, я подумал было, что чьё-то проклятье могло сгубить этого чиновника. Но теперь убежден, что это не так. Будь причина в том, что кто-то на него злобу затаил, на этом бы всё и прекратилось. А кабы и нет…Ведь следующие жертвы никак с ним не связаны. Ну, окромя того, что все нападения случались не более, чем в четырех-пяти ли от его дома.

— И отчего вы думаете, что это не могло быть случайностью?

— Такого я не говорил, но… Вот мы и пришли. Расспросим для начала местных служителей. А после договорим.

Мы поднялись на вершину холма и по тропинке дошли до ограды храма. О храме том говорили, что он построен прямо на «голове дракона»[4], и ещё во времена Пяти Царств жрецы выбрали это место для поклонения богам земли, а позже там построили храм на земляном основании, с опоясывающей галереей и с соломенной четырехскатной крышей. И жрецы в нем приносили жертвы и гадали на внутренностях, а свои предсказания и ответы, полученные от богов, записывали на костях и панцирях жертвенных животных. Так будто бы и узнали об этом святилище, и о таящейся в нем силе.

Посему, когда в первый раз храм сгорел, его по приказу одного из правителей Шанрэньфан отстроили заново, а спустя несколько столетий, когда он обрушился из-за землетрясения, уже во времена ранней Хуандигоу, его возвели снова. И позже это повторялось ещё четырежды. И каждый раз новый храм старались возводить ничем неотличным от предыдущих, потому его считали одним из древнейших в империи. Вот и тогда взору нашему открылось здание квадратное в плане, в один этаж и с небольшой башенкой по центру, с галереей и желтоватой черепицей, покрытой узорами, напоминающими солому. Построен он был тогда же, когда возведена была гробница вана.

Оттого, что место это удалено от города и деревень, все пятнадцать священнослужителей в нем жили постоянно, и мастер успел нам шепнуть, что коль так, могли бы они и приметить в своих владениях что-либо странное.

Дверь оказалась открыта, и мы прошли внутрь. В молитвенном зале царил полумрак, и всё окутано было дымком от благовонных курений, но никого из жрецов видно не было. Шуметь в таком месте недопустимо, и потому, не сговариваясь, мы подошли к статуе Владыки Мёртвого Града и совершили положенные поклоны, а после поднесли три ляна, по одному на каждого, и некоторое время молча молились.

Наконец, нас заметил худой старик в одеждах священнослужителя-даоса третьего ранга, и после обмена приветствиями спросил, чем мог бы нам помочь. Кашлянув, мастер Ванцзу представился, добавив, что мы его помощники, и предложил переговорить в другом месте. Жрец замялся и сказал, что нынче время обеденное, и ему бы не хотелось помешать остальным, он просто услышал, что кто-то пришёл. Тогда мастер предложил выйти на галерею. На это служитель храма Кэн-вана согласился, и мы покинули молитвенный зал.

С возвышенности хорошо было видно всё вокруг — и окрестные горы с холмами, и речушку под названием Лянлу, впадавшую в Шидаолу уже в черте Цзыцзина, исток которой скрывался где-то среди тех же возвышенностей, и дорогу, ведущую в сторону Даотьяна, и бесконечные надгробные камни, стелы и насыпи, и даже занятых делом невольников с их надзирателями, не говоря уж о последнем пристанище вана из Хуандигоу. Тучи сгущались всё сильнее, и оттого казалось, что вот-вот может хлынуть дождь, хотя ветра не было.

Взирая на всё это с высоты, я на время словно выпал из действительности окружающего меня мира и ушёл в собственные размышления, а потому и не вслушивался в беседу между мастером Ванцзу и жрецом. Очнулся я лишь тогда, когда за вторым грохнула массивная дверь и спросил, что тот сказал. Наш старший лишь качнул головой. Вскоре подошли ещё местные служители — один оказался настоятелем храма, а ещё двое жрецами второго ранга. Они, как могли, отвечали на все наши вопросы и с беспокойством поглядывали в сторону наших спутников внизу, однако ж узнать от них хоть что-либо стоящее нам так и не удалось, хоть мы и провели с ними с полчаса.

Наконец, к нам поднялся один из невольников и с поклоном сообщил, что он и его товарищи исполнили приказ. Тогда мастер Ванцзу поблагодарил жрецов и попросил написать иню Цзыцзина, коль они что припомнят или узнают. Они пообещали это сделать и удалились обратно в нутро храма. Судя по взгляду, коим сопроводил их мастер на прощание, на какое-либо их содействие он не надеялся, и, верно, от того вздохнув, жестом велел нам следовать за ним.

Вчетвером мы спустились и приблизились к разрытой могиле. На дне виднелся двуслойный деревянный гроб, внешняя часть которого была украшена резьбой, а внутренняя покрыта драгоценным лаком. Увидев, что внутренний гроб не вскрыт, мастер Ванцзу усмехнулся и спросил, отчего так, насмешливо добавив: «Неужто струсили? А порошок я вам начто оставил?». Ответом ему послужили красноречивые взгляды. Даже и нам с Сяодином тоже сделалось жутковато, куда уж там простым людям? Тем более что объяснить, что к чему, начальник нам так и не успел, и мы знать не знали, чего нам ждать и чего опасаться. Зато, заметив выражения наших лиц, мастер с укором проговорил: «И вы туда же», а после, не дожидаясь ответа, забрал мешочек с порошком обратно, достал колышек из персикового дерева и, сунув его подмышку, спрыгнул в могилу.

Когда ж он стал сам вскрывать гроб, мы с Сяодином опомнились и, устыдившись, подошли к краю разрытой могилы и собирались было спуститься, но мастер махнул нам рукой, велев оставаться там, где мы встали, зажал колышек промеж зубов и стал сдвигать крышку. Наконец, она поддалась, и все присутствующие, верно, затаив дыхание устремили свои взоры вниз.

Мастер не стал искушать судьбу и, едва открылось серому небу нутро гроба, осыпал его содержимое порошком, связывающим гуев. Однако…ничего не произошло, окромя того, что до нас вначале долетело трупное зловоние, а после многие средь стоявших у края, включая и меня с моим младшим товарищем, с отвращением отвернулись.

В гробу лежал обыкновенный труп, в котором смерть успела пустить свои тлетворные корни к тому моменту с неделю как, а то и две. И хоть мастер и провёл все необходимые ритуалы, зажимая нос, когда это было возможно, выбравшись из могильной ямы он повторил всё то же самое: ничего необыкновенного он не обнаружил, кроме того, что и злосчастный чиновник, верно, простился с жизнью, отдав злодею против воли всю свою ци.

Сказав это, он приказал засыпать всё и вернуть захоронению надлежащий вид. Невольники немедля принялись за дело, благо, мастер кое-как возвратил крышку на прежнее место, и им не пришлось спорить, кому это делать. Они торопливо заколотили оба гроба, а после стали таскать землю и ссыпать обратно вырытую землю, смешанную с песком, да так бодро, словно боялись, что иначе ночь проведут на кладбище. Впрочем, уж, должно быть, пошёл тогда час Петуха, и опасения подобные не были лишены оснований. Подумав об этом, я спросил стоявшего нахмурившись, мастера Ванцзу, что ж нам теперь делать. Он взглянул на меня недовольно из-под кустистых бровей и бросил:

— Не знаю я. Я подтвердил лишь то, в чём и без того слабо сомневался.

— Зачем же тогда всё это?

— Проверить надобно было даже такой расклад. А то вдруг…Чего только не бывает даже в Срединном мире.

Сказав это, он вновь замолк, и меж нами пролегла гнетущая тишина. Нарушить её решился Сяодин:

— Мастер, а начто вам колышек понадобился? Неужто вы там цзянши[5] или какую другую подобную нечисть искали?

— Да не искал я там! Сам ты подумай — врата городские на ночь запирают. Как бы он прошёл отсюда туда и обратно добрых сорок ли, коль это цзянши?

Сяодин смутился и потер затылок с видом ученика, которого учитель выбранил за произнесенную им спустя много лет обучения несуразицу. И читался у него в глазах тот же вопрос, что и у меня — какая тогда нужда была тащиться в такую даль да творить подобное кощунство? Ведь нам теперь ещё надлежало провести ритуалы, дабы задобрить потревоженный дух чиновника. А ведь с ним и без того не всё было ладно. Чего доброго, подобная «предосторожность» и впрямь породила б разгневанного гуя. Размышляя об этом, я вдруг почуял, что нащупал нечто важное, и вслух задался вопросом:

— Так это что ж выходит? Тот, кого мы ищем, в самом городе?

— Какой ты смышленый, однако, — поддел меня старший товарищ. — Выходит, так.

— И вы полагаете теперь, что это колдун-яодао[6]?

— Откуда мне знать? Но будь даже это и цзянши, кто-то ж поднял его из гроба и забрал в город. А не то как бы тот добрался? Или же…

— Или же?

— Или же это не цзянши. А другая нежить.

Мы все трое переглянулись, и смекнули, что вот-вот нащупаем то самое недостающее звено этой цепи.

«Друзья мои, как появляются ожившие мертвецы?», — спросил нас вдруг мастер Ванцзу, открывая один из своих поясных мешочков и запуская туда руку. Не разобравшись, к чему он задал этот вопрос, мы стали перечислять — неправильное погребение или его полное отсутствие, дурная гибель, породившая сильные чувства и желания, укус нежити… Но чаще всё ж первое в сочетание со вторым. Раньше, чем меня озарило, мастер извлек из мешочка и поместил на руку лопань[7].

«Ежли где-то здесь запрятано погребение с нарушением правил фэн-шуй, клянусь своей бородой, я его отыщу», — заявил он.

_________________________________________________________________________________________________

[1] Инь — общее название тех, кто возглавляет какие-то населенные пункты. В данном случае речь о градоначальнике, хотя есть также и квартальные ини, и сельские. Они и их подчиненные входили в число гуань и подчинялись гражданским чиновникам во всем, кроме того, что касалось безопасности. При объявлении войны или чрезвычайного положения, например, в случае стихийного бедствия, инь был обязан встать под командование вана. Кроме того, ваны ведают всей исполнительной властью в провинции: им подчиняются стражи, начальники тюрем и т. д.

[2] Инь Хуцзы — один из последних императоров Хуандигоу, правил в период со 140 по 229-й годы от Я.Л. Был известен как император, который в возрасте 75 лет отрекся от престола в пользу внука, хотя дожил до 89-ти лет.

[3] Примерно 1,6 метров

[4] В данном случае речь не о мифологических существах, а о фигуре речи. «Голова дракона» — одно из понятий фэн-шуй, в котором драконами называются изгибающиеся горные цепи и реки с присущими им энергетическими потоками. Головой Дракона именуют горный склон определенной формы, который считается мощным энергетическим центром.

[5] Цзянши (僵尸) — так называемый «закоченевший труп» или «прыгающий вампир», оживший мертвец, аналогичный подобной нежити в европейской мифологии. Известен тем, что в классическом варианте питается ци и из-за трупного окоченения не может сгибать и разгибать конечности, поэтому передвигаться способен исключительно прыжками. Впрочем, синские маги убеждены, что так-то оно так, но лишь до определенного момента, а потом, если будут выполнены некоторые условия, правила игры меняются.

[6] Яодао (妖道) — это порочный маг-даос, преступивший законы и практикующий запретную магию, колдун и еретик. Коротко говоря, аналог западных тёмных магов и чернокнижников.

[7] Компас для фэн-шуй