Тусклый Свет Фонарей. Том 2

Глава 21. Тайное убежище

«Как же ж ты мог поверить в это? Как дозволил обмануть себя? Поднимайся и уходи прочь, не то даже я не сумею спасти тебя…» — услышал я сквозь туман беспамятства. И женский голос, что шептал мне эти слова, был мне смутно знаком. Где ж я уже слышал его?.. Внезапное осознание словно бичом ударило меня — то был голос богини, некогда явившейся мне во сне…Через силу я разомкнул веки.

Тусклый свет исходил от лежащего подле меня светильника. Я, как сумел, осмотрелся. Напавшего на нас духа нигде не было видно. Зато в меркнущем свете другого фонаря я разглядел фигуру мужчины в чёрном пао, склонившегося над чем-то.

«Сяодин!» — попытался было я позвать, но вырвался лишь хрип, и я впервые ощутил боль, жгущую мои глаза и нутро, от рта и носа до самых легких.

Меж тем мужчина поднялся, и сердце моё будто оторвалось и упало, а в груди разлился холод, ибо я увидал, что мой младший товарищ лежит, не шевелясь, и это над ним склонялся загадочный незнакомец. Когда ж он обернулся, лишь бессилие помешало мне вскрикнуть. Заметив, что я гляжу на него, он медленно приблизился ко мне, держа в руках какой-то светящийся кристалл, и опустился предо мною на колени. Я разглядел и его желтое одеяние под пао, и желтую же повязку, выглядывающую из-под наспех повязанного путоу, и бледно-сероватое лицо со злобными черными глазами в обрамлении тёмных кругов, и вдруг понял всё… Я вновь ошибся. И на этот раз ошибка стала роковой. Даже без обманных чар я узнал в уродливом ожившем мертвеце того, кто назвался Хуан Юе. Того, кто заманил нас в гробницу единственно для того, чтоб погубить…

Цзянши усмехнулся тонкими бескровными губами и уже было склонился надо мной, дабы, верно, выпить из меня ци, но внезапно отпрянул, затем встал и несколько мгновений задумчиво глядел на меня, прежде чем вытащил из-за пояса старинный меч, поднес к моей шее…и перерезал шнур, на котором висел амулет, данный мне госпожою Шэн. Оберег он поддел кончиком оружия и отбросил подальше, после чего вновь уставился в мою сторону. Я ожидал, что теперь придёт мой конец, но цзянши заглянул мне в лицо, и, обдавая меня запахом гнили, хрипло произнес: «Великая Змея и старая лисица, стало быть…Что ж, досадно. Но ничего не поделать. Проведаю тебя позже. Всё одно тебе недолго осталось».

С этими словами он поднялся и удалился прочь в сторону коридора, которым мы с Сяодином пришли. Когда ж стихли его шаги, я вновь позвал своего младшего товарища, но он не откликался. Слёзы застлали мне глаза. Я с великим трудом дышал и едва мог пошевелиться. Лишь мысль о том, что должен быть какой-то выход даже из столь плачевного положения, ещё удерживала меня от отчаяния. Я почувствовал чьё-то присутствие, потом, казалось, услышал возглас и вспомнил о словах, что слышал, прежде чем сознание вернулось ко мне.

«Великая Ни Яй, ведь ты же дала мне обещание, исполни ж его теперь и спаси меня и моего друга!» — мысленно взмолился я. А мгновение спустя ощутил, что разум мой проясняется, дышать стало чуть легче, и что я могу пошевелиться.

«Поторопись», — услыхал я неясный голос в своей голове. Медлить в самом деле было никак нельзя, посему я оперся на руку и кое-как сел. Голова закружилась, и вновь пред глазами залетали золотые и чёрные мушки, но я переждал эти тяжкие мгновения, ползком двинулся в сторону, нащупал случайно амулет и, бездумно схватив его, кое-как подобрался к Сяодину.

Он лежал навзничь, почти полностью вытянувшись на блестящем полу, и лицо его было подобно утренней луне в своей белизне. Я встал на колени подле него, потряс его и…не решился прощупать сердечный ритм на шее, лишь поднес ладонь к лицу и, казалось, почувствовал легкое дуновение. Отметил я и то, что от него исходило едва ощутимое тепло, и сказал себе, что должен, не теряя времени понапрасну, вытащить товарища наверх. Много мыслей сражалось меж собой в моей голове, и одна из них настойчиво повторяла, что должно же быть какое-то средство, что могло бы поддержать жизнь в нас обоих и позволить нам выбраться живыми из этих пещер…Внезапно меня озарило.

Дрожащими пальцами я раскрыл поясной мешочек, запустил туда ладонь, нашарил искомое и вытащил спасительный шарик, который немедля проглотил сам, а второй кое-как протиснул в рот Сяодину и добился того, чтоб снадобье проскользнуло дальше. Ежли аптекарь не солгал, это было началом спасения для нас обоих. Немного успокоившись, я спрятал амулет в тот же мешочек и забрал свой оброненный светильник. Теперь предстояло решить, как быть дальше…

Колебаться было некогда, потому веревочку одного светильника я сжал зубами, а другую надел на руку, дабы ничто не мешалось мне в руках, а сам кое-как подхватил Сяодина и потащил к выходу из склепа. Благо враг не догадался, убежденный в нашей скорейшей погибели, ни придумать какую-либо ловушку для нас, ни даже забрать веревку, служившую путеводною нитью для меня. Без неё пришлось бы нам туго, ибо свет в наших чудесных светильниках отчего-то становился всё тусклее.

И всё ж я ощутил ещё больший прилив сил, покуда продвигался по коридору, и почти не чувствовал ни тяжести, ни удушья, ни головокружения, даже сгущавшийся мрак меня не особливо тревожил. Лишь чьи-то женские голоса без конца шептали мне — «Скорее, скорее». Однако ж, добравшись до лестницы, ведущей наверх, я осознал, что не помнил, как добрался до неё, и конечности у меня словно одеревенели, и ком подкатил к горлу.

Я опустил свою ношу на гладкий камень коридора, вытащил изо рта и положил рядом фонарь, да отошёл ненадолго, дабы облегчить желудок. И вновь будто кто-то влил в меня живительную влагу. С новыми силами я вернулся к своему товарищу, поднял и светильник, и его, и продолжил путь.

Проклятый Хуан Юе, верно, подумал, что веревка была потребна лишь для того, чтоб спуститься и позже подняться, и обрезал её, но не догадался забрать. Разум мой стремительно покрывался туманом, и я помнил впоследствии лишь о том, что закинул петлю наверх в надежде на то, что она зацепится. Как выбирался из шахты, как брёл по пещере, а позже по тропе, как достиг храма — ничего этого я потом вспомнить не сумел, и о том, что случилось дальше, знал лишь из чужих рассказов.

–

Чьё-то рыдание доносилось до моего слуха. Повторяя моё имя, плакала женщина. Поначалу подумалось мне, что то голос моей матушки, но, вслушавшись, я понял, что это не так. Голос принадлежал молодой женщине. Но он тоже казался до боли мне знакомым… Хотелось спросить, кто это, но вместо того я вновь провалился в мрак беспамятства.

Когда ж я, наконец, очнулся и разомкнул веки, в глаза, обжигая их, ударил солнечный свет, и откуда-то издалека доносились переливы и воркование птиц, шум листвы на ветру.

«Неужто ты, наконец, очнулся? Хвала Небу», — услышал я, пересилил себя и вновь открыл глаза.

Место было мне незнакомо. В просторной комнате стояли несколько лежанок, на одной из них кто-то спал, я пытался было приглядеться, дабы понять, не младший ли то мой товарищ, но меня снова отвлек голос мужчины, бывшего где-то рядом со мной. Обратившись в его сторону, я с изумлением узнал мастера Ванцзу, сидевшего с мрачным видом подле моей постели.

— Вы давно возвратились, мастер? — прошептал я.

— Позавчера, — мрачно ответствовал мой начальник и добавил: — Аккурат в то утро, когда вас привезли в город.

— Утро?.. Какой ж нынче день?

— Шестой день шестого месяца.

Я прикрыл глаза и мысленно высчитал, что миновало, стало быть, уж больше дня с того часа, когда мы добрались до проклятой пещеры…

— Что вам сказали? И кто?

— Много кто и разное. Начто вы потащились туда, глупцы? Я ль не велел вам дуростей безрассудных не делать и не лезть в пасть к тигру?

— Мы сошлись на том, что иначе было никак нельзя… — слабо возразил я и кратко поведал о том злополучном разговоре с обманщиком Хуан Юе, и о том, что так тот и заманил нас в ловушку, опуская, впрочем, подробности. Из последних сил я произнес: — А новые жертвы?..

— Вы и есть новые жертвы, дурак.

Я вздохнул и подумал, что, верно, это означало, что более никто от лап цзянши не погиб, и собирался уж поделиться с мастером и всем прочим, что мы разведали, но вперед спросил о другом:

— Что ж это за место?

— Ваша городская лечебница. Прежде всего вас сюда доставили из храма Кэн-вана, а, когда пришли твои родители, лекари не пожелали тебя отправить в их дом, ибо жизнь твоя висела на тонком волоске.

— Вот оно как. Не приходили ль мои сёстры?

— Я о таком не слыхал.

— А где Сяодин? — спросил я, наконец.

— Здесь, — помедлив, ответил мастер. Но на человека, лежавшего неподалеку, не кивнул.

— Хвала Небесам…Он очнулся? Как он?

— Нет. Он не очнулся.

— Вот как. Быть может, вы попросите дать мне знать, когда это случится?

— Он не очнется.

— Почему? — прошептал я, ощутив, как сердце ёкнуло.

— Давай поговорим об этом позже, Байфэн, — замялся мастер Ванцзу, старательно пряча от меня глаза.

— Вы же сказали, что он здесь…

— Он здесь. В этом же здании. В подвале. У него ведь не было ни жены, ни детей, потому мы не можем просто отправить его в столицу, в родительский дом. Я уж провёл первые необходимые ритуалы и написал его родным. Когда получу ответ, станет ясно, как быть дальше…

Я закрыл глаза, дабы спрятать слёзы. Неужто всё было напрасно?.. Как я мог это допустить? Что скажу теперь его родителям?..

— Если хочешь, я сейчас уйду, — донесся до меня сдавленный голос мастера.

— Да, мастер. Поговорим позже. Завтра.

— Прости, что сказал тебе теперь, а не выждал ещё немного.

На это я ничего не сумел ответить, ибо горло моё оказалось сжато, словно рукою душителя. Раздался скрип, затем сильная ладонь потрепала моё плечо и, не говоря более ни слова, мастер Ванцзу покинул меня. Я успел заметить лишь его широкую спину, прежде чем повернулся на бок и, убедившись, что теперь никто не увидит моей слабости, дал волю слезам. Прошел не один час, прежде чем я выплакал всё, что мог, но, увы, облегчения так и не испытал.

–

На следующий день вновь явились мои родители и стали упрашивать лекарей отпустить меня в отчий дом, где мне сумеют обеспечить и дальнейшее лечение, и надлежащий уход. Узнав, что случилось с Сяодином, я и сам не особливо хотел покидать то здание, но ближе к вечеру явились мои отец и братья да объявили, что забирают меня. Ходить я мог ещё с великим трудом, но этого оказалось достаточно, дабы добраться до паланкина, а от него до дома. Там уж слуги дотащили меня до моей комнаты и уложили в постель. А наутро явился лекарь, который долгие годы лечил членов нашей семьи.

Целитель меня внимательно осмотрел и ощупал, а после объявил, что жизнь моя вне опасности, и что мне несказанно повезло. Мало того, что я остался жив, так ещё бодро иду на поправку, и дня через три смогу уж более не отлеживаться в постели, хотя он всё равно ещё некоторое время будет приходить и приглядывать за мною. На мой вопрос о том, что со мной случилось, он озадаченно поглядел вначале на меня, затем на моих родных, и, убедившись, что те мне так ничего и не открыли, объявил, что всему виною ядовитые пары, которыми я надышался. Захотелось волком выть и биться головою об стену. Сдержался я единственно потому, что опасался того, что меня запрут дома ещё на неделю, а то и поболее того, и посему скрыл свои горе, отчаяние, боль и гнев на себя самого.

Вечером явился мастер Ванцзу, и, когда я сказал ему о причине своего плачевного состояния, и спросил, то же ли говорили городские целители, он мрачно кивнул. С великим трудом я удержал слёзы, и лишь спрятал лицо в ладонях. Всё мне стало ясно. И от чего, становилось мне всё дурнее в том проходе, и от чего исходил тот запах, и по какой причине магический порошок не нанес «духу» никакого урона. Мы предусмотрели многое, почти всё. Кроме этого.

— От этого погиб Сяодин? — дрожащим голосом, через силу, но я всё ж сумел произнести эти тяжкие слова.

— Нет. Ведомо мне, о чём ты думаешь, но ты не сумел бы его спасти. Он лишился своего дыхания вместе с ци ещё до того, как ты вытащил его из пещеры.

— Лекари сказали?

— И они тоже. Я сам его осматривал и проводил ритуалы, я ведь говорил. Цзянши его убил.

Перед глазами у меня встал тот ужасный миг, когда я увидел спину восставшего из мертвых Хуан Юе, облаченного в чёрный пао. Сяодин лежал ближе ко входу в гробницу, верно, поэтому подлый кровопийца и начал с него. А я?.. Что же меня спасло?

Я невольно коснулся шеи, потом опустил ладонь к груди и хотел было спросить, где мой амулет, но передумал. Оберег в первый раз отпугнул чудовище, но спас меня вовсе не он. Мастер, должно быть, догадался, что я ищу, и прямо спросил меня, а после моего кивка, сказал, что амулет так и лежит в поясном мешочке.

— Подать тебе его?

— Не нужно.

— Это благодаря ему ты спасся?

— Нет. У цзянши был с собой меч, и от амулета он избавил меня в мгновение ока, но тронуть не решился из-за покровительства Ни Яй.

Мастер казался удивленным и попросил, коль есть у меня на то силы, изложить всё от начала и до конца. Тогда я напомнил ему о нашем посещении храма в Индрайе, а после поведал про свой загадочный сон, и уж после того рассказал всё, как было, о том, что приключилось с нами после его отбытия в столицу. Мой старший товарищ слушал, насупившись, и с каждым новым витком моего повествования становился всё мрачнее. Когда ж я спросил его о том, удалось ли выследить цзянши и допросить госпожу Пао и То Личи, он замялся и предложил рассказать мне обо всем поутру, мол, рассказ его долог, а час уж поздний, и нам обоим пора бы отдохнуть, да и не всё он ещё разузнал.

Я заколебался, и спросил поначалу лишь, не было ль новых жертв. Мастер Ванцзу успокоил меня тем, что никого цзянши более не тронул, и уже не тронет. Уточнение это удивило меня и подняло во мне сомнения и подозрения. Но дабы начальник не ускользнул от ответов на мои вопросы, я начал издали:

— Узнали ль вы имя его? Ведь без всяких сомнений он не назвал нам подлинного своего имени, когда назвался Хуан Юе.

— Узнал. Но не так уж сильно он вам солгал, как тебе думается. Ещё когда я посетил твоего наставника, тот напомнил мне одну историю. А позже и сам я нашёл в хранилище за семью печатями её подробное изложение. Я малым совсем был, когда всё это приключилось.

— Так как же его звали, кем он был, как и когда умер, и отчего так был погребен?

— Хуан Пао. Так его ещё при жизни прозвали. Подлинное ж его имя было Шэнси, а фамилия — как второе слово в прозвище.

— Да неужто?..

Мастер Ванцзу мрачно кивнул и продолжил свой рассказ. Хуан Пао был довольно знаменитым магом при дворе императора Хуан Цзилина. Там, очевидно, и протекла большая часть его жизни. Предполагали даже, что его отцом мог быть сам император, а матерью — наложница из рода Пао. Впрочем, подробных сведений о том, когда он родился и от кого, мастер так и не сыскал, а стало быть, доказательств никаких высокого происхождения злодея не имелось.

И, верно, было этому знатоку магии около сорока-сорока пяти лет отроду, когда он умер, и на свет он появился не ранее второго года правления государя Хуан Цзилина и не позже двадцать шестого, а казнён был в самом начале третьего года правления императора Чжу Мао, а не как ранее предполагалось — за двенадцать лет до того[1]. Тогда он лишь попал в опалу и был сослан в Цзыцзин, а на восемьдесят второй год эпохи Волнений был взят под стражу, подвергнут дознанию с пытками и после длительных разбирательств приговорен к смерти и забвению.

Был он, как говорилось даже в немногочисленных найденных записях, сведущ в различной магии и колдовстве настолько, что мог свободно перемещаться разумом из мира живых в мир мёртвых и обратно, и даже при жизни прослыл искусным гадателем, способным вызывать духов умерших и создавать нежить. Долгое время, должно быть, всё это было лишь слухами, покуда кто-то не донёс на него, сообщив, что тот не только способен на подобное, но и не раз прибегал к запретным деяниям, в угоду и себе, и другим влиятельным людям. Вместе с ним казнено было ещё шесть человек, и ещё семнадцать получили другие наказания за пособничество или сокрытие, однако только его велено было личным императорским приказом предать забвению.

— О погребении, как думает твой учитель, хлопотала его мать, госпожа Пао. Но кто надоумил её выбрать именно то место, остается лишь гадать. Равно как и о том, кто мог научить её сына запретной магии.

— Пао Цзяньдань был его потомок?

— Вот это мне неведомо. Но, думается мне, что нет. Хотя в родстве они наверняка состояли. Коль желаешь, можем выяснить.

— Нет. Впрочем, мы могли б спросить о том моих родных. Ведь не весь же род Пао оказался предан забвению. Лучше скажите мне, мастер, отчего уверены, что более он никого не тронет.

— Давай-ка утром расскажу. Там всё так непросто и неладно вышло, — замялся мастер, но я стоял на своём, и он понужден был махнуть рукой и во всем мне признаться.

Господин Тан, узнав, в чём дело, навязал ему в помощники двоих провожатых — сяня Шэ и ещё одного. Помощь того, второго, мастер Ванцзу отверг из-за его неопытности и попросил отправить с ним старого приятеля, сяня Йе, на что начальник с неохотой согласился. Добавил ещё, что дал бы ему в помощники Амо Сэмэя, но тот в отъезде по другому делу, пообещал, однако, послать его, как только так сразу. Дожидаться мой старший, само собою, его не стал и, будто предчувствовал беду, едва выяснил всё, что требовалось, поспешил обратно в Цзыцзин.

Уже на месте он узнал ужасную весть о гибели моего младшего товарища, и о том, что сам я пребываю в беспамятстве. Первым делом он пошёл к вану и иню города, добился закрытия ворот, либо до того, как я приду в себя, либо до истечения трех дней, а сам направился в дом чиновника Пао, допросил и управляющего, и слуг. Вот тут-то и выяснилось, что один из них исчез без следа, да не кто-нибудь, а сам Хуан Юе. Уже тогда мастер заподозрил, в чём тут дело, а после моих слов в тот же день без труда добился ареста То Личи и госпожи Пао. Последняя даже и без пыток созналась в любовной связи с управляющим покойного мужа, но потому как тот уже умер, спрашивать с неё было некому, и потому вскоре её отпустили и оставили в покое.

А вот То Личи поведал и помимо этого немало любопытного. Например, о том, что приворовывал у своего господина. И ещё о том, что видел его ночных гостей тогда, когда в их доме появился загадочный ночной сторож, но не посмел расспрашивать о них хозяина. Впрочем, как ни старались мастера дознания, описания спутника Хуан Пао бывший управляющий так и не дал, ссылаясь на то, что тот скрыл своё лицо. Поскольку он сам во всём этом сознался, то суд над ним прошёл быстро на следующий же день и приговорил его к порке и каторге.

Госпожа Пао отделалась испугом и позором, ибо о её задержании и обыске в доме вскоре известно стало всем соседям, а там уж и о прочих её прегрешениях поползли слухи. В ходе обыска мастер Ванцзу и сянь Йе обнаружили в той самой комнате лоскуты кожи, краски с кистями и благовония, а ещё место, где мог быть запрятан небольшой деревянный гроб, но самого его нигде не нашлось. Вторую шпильку у девочки они тоже забрали, как доказательство. А ещё счетные книги управляющего, но просмотреть их не успели;

На следующий же день после обыска, благо погода установилась ясная, мастер Ванцзу, добившись от вана Цзыцзина того, чтоб их сопровождал вооруженный хо конных лучников, вместе с помощниками отправился к храму Кэн-вана. Там сянь Шэ беседовал со жрецами, а сам мастер с приятелем поспешили к той роковой пещере. Его предположения о том, что пещера там не одна, оправдались. Но далее приключилось нечто странное.

Другая пещера оказалась сквозной, и проход привел моих старших товарищей на небольшой луг, со всех сторон плотно окруженный горами. Там они обнаружили землянку, в крыше которой виднелось большое отверстие. Поначалу мастер Ванцзу, с его слов, подумал было, что это дымовое отверстие, но, когда ж они вошли внутрь, то, к великому своему изумлению, обнаружили внутри деревянный гроб, заполненный прахом, прямо под той пробоиной в крыше землянки.

— И вы убеждены, что то был гроб Хуан Пао, и его прах лежал внутри? — не веруя ушам своим, спросил я. Должно быть, мастер Ванцзу и сам сознавал, сколь безумно звучит его рассказ, потому как пожал плечами и ответил:

— И поныне такого убеждения у меня нет, друг мой. Но что ещё думать, коль гроб по размеру подошел к саркофагу из безымянной гробницы, а нападения прекратились? Я сделал всё, как положено, дабы окончательно уничтожить нежить, провёл все ритуалы, используя подлинное имя. Ежли только оно подлинное. А то ведь, знаешь, поговаривали, будто истинный Хуан Пао и впрямь в ссылке в тот же год затосковал да умер, и будто бы место его занял самозванец. Но что есть то есть. Прах я собрал в кувшин и поместил под надзор. Остальные приглядывают за ним посменно — Шэ, старина Йе и вот Амо…

— Сяо-Амо? — поразился я. — Откуда ж он взялся?

— Ох, не спрашивай. Ещё одно странное и скверное обстоятельство. Явился под вечер, буквально за полчаса до того, как я из ведомственного терема уходить собрался. Сказал, что, едва воротился со своего задания, как вот сянь Тан отправил его в Цзыцзин.

— Лихо.

— И не говори.

— Так что ж мы теперь будем делать?

— Спать. Я и так много времени потратил, решив любопытство твоё уважить. Теперь отдыхай и не думай ни о чем.

Легко ему было говорить. Впрочем, я поблагодарил его за то, что всем со мною поделился, и задерживать более не стал. Он отечески потрепал меня по плечу и покинул, а утром принес мне хозяйственные книги То Личи, ссылаясь на то, что ему ещё надлежит кое-что разузнать и кое с кем переговорить, а я вот всё одно в постели день проведу. Слова его меня раздосадовали, но я не посмел его упрекнуть, ибо в действительности он был прав.

Так я и провёл весь день, читая скучные домовые записи лживого управляющего, и в какой-то момент прочитал странное. Так уж вышло, что мы с Сяодином выяснили имена всех девятерых слуг дома Пао, и никого среди них по фамилии Чу не было. А меж тем на протяжении нескольких месяцев, ещё и до смерти Пао Цзяньданя То Личи предписывал выдавать этому человеку жалование. Так мы и приблизились к разгадке одной из главных тайн этой ужасной истории. Жаль только, что главное тогда вызнать так и не удалось.

________________________________________________________________________________________________

[1] Т. е. Хуан Пао родился между 647 и 671-м годами от Я.Л., сослан был в 697-м, попал под следствие в 708-м, а казнен и похоронен был в 709-м.