— С праздником Ивана Купалы связано много традиций, и прыгать через костер — одна из самых интересных, — распиналась Ольга Николаевна, заведующая сельским клубом и организатор народных гуляний для жителей нашей деревеньки.
Гуляние, надо сказать, получилось не слишком народным. Так, для узкого круга немногочисленных желающих.
— Почти никто не пришел, — со вздохом посокрушалась Ольга, когда от оговоренного времени начала мероприятия прошло уже минут пятнадцать, а деревенские жители и не думали присоединяться к празднику на реке. И я понимала ее разочарование. Созывали все село, объявления Ольга и по группам в мессенджерах раскидала, и листовками в нескольких сельских магазинах разложила. И даже на столбах вдоль главной и единственной асфальтированной дороги расклеила.
А появилось на празднике в лучшем случае человек двадцать пять. И трое из них — мы, клубные. Которые пришли бы в любом случае.
Но веселье от этого никуда не пропало. Дух Древней Руси и славянского очарования наполнял этот вечер особой силой и энергией. Мы, клубные, были в самых настоящих славянских нарядах, которые Ольга достала для нас из костюмерной. В длинных подпоясанных славянских платьях из рогожки, тканной узорами. А на головах — ромашковые венки, сплетенные нами за пару часов до мероприятия.
Собрались у моста через небольшую речушку, где в зной и жару так любит купаться деревенская детвора. Через мост пролегала асфальтная дорога, от нее вниз, с пригорка, к речке сбегала пыльная, местами каменистая тропинка.
Колонка на полной громкости разносила во все стороны звуки песни про Ивана Купалу, костры и гадающих девиц, всеми децибелами вкладываясь в особое праздничное настроение. Хотелось подпевать и танцевать, и была такая легкость во всем теле, какой я не испытывала в присутствии других людей почти никогда.
Ольга только улыбалась, глядя на меня.
— Марья, ты слишком скованная, — как-то сказала она мне на одной из репетиций нашего клубного вокального ансамбля. — И у тебя очень уж зажат голос.
Что правда, то правда. Но как ему не быть зажатым, если петь я начала только полгода назад, когда переехала из шумного и суетливого города в эту милую деревеньку в предгорьях Алтая? И только здесь, в сельском клубе, куда и попала-то случайно, девушка, все свои годы прожившая с диагнозом «ни слуха, ни голоса», узнала, что всё у нее имеется. И слух, не идеальный, конечно, но не плохой. И голос. Зажатый, слабый и неуверенный. Но есть.
Ах, если бы знать об этом раньше. Если бы развивать свои способности с детства… Но нет, отчего-то не видели во мне педагоги этих способностей. Или же не захотели возиться с излишне скромным и чересчур стеснительным ребенком. И теперь, если я и могла где петь, так только в хоре, спрятавшись среди семи других, громких, уверенных и опытных голосов.
Но сейчас… сейчас я не ощущала той самой зажатости, когда кружилась на поляне и тихонько подпевала колонке. Сейчас я чувствовала себя счастливой и… живой.
— На хоровод нас хватит, — удовлетворенно сказала Ольга, подсчитав собравшихся людей. Были тут и совсем маленькие детки, мальчик и девочка лет пяти, и взрослые мужчины и женщины, и даже один пожилой, скромно наблюдающий за весельем со стороны. Но больше было на празднике молодежи. Ребята и девчонки примерно старшего школьного возраста.
И закружился хоровод. И не простой хоровод, а солнцеворот, вокруг шеста с длинными разноцветными лентами. Каждая лента тянется от шеста-солнцеворота до рук участника, и двигаемся мы двойной каруселью, по паре навстречу друг другу, один ныряет под лентой другого, а другой проносил ее над головой первого. Так плетется вокруг высокой жердины пестрая коса — символ плодородия земли. Чем длиннее коса, тем богаче будет урожай.
А потом мы делились на команды и играли в веселые и озорные, порой шаловливые купальские игры.
— А знаете, для чего так делали? — спросила Ольга после игры в сбор лечебных трав, когда одна команда, взявшись за руки, цепью, шла по поляне, собирая рассеявшихся по ней ребят из другой команды — тех, кто изображал растения. И тут же пояснила. — Для того, чтобы парни перещупали всех девок.
Все рассмеялись.
Так, в забавах и веселии, пролетело часа полтора. Над рекой вызолотился закат.
Ольга с мужчинами разожгли костер. Под треск собранных тут же, на берегу, веток пламя взвилось вверх, наверно, на полметра. Я смотрела на него и думала — как же хорошо, что однажды решилась бросить большой город и переехать в деревню. Там не было таких чудесных праздников. Настоящих, с полным погружением в атмосферу славянского мира наших предков.
— Этот обряд символизирует очищение, — рассказывала, тем временем, Ольга. — В этот день огонь приобретает особую магическую силу, и тот, кто сможет через него перепрыгнуть, станет здоровым и счастливым. А еще получит защиту от порчи и сглаза, и от нечистой силы. Но это только первый этап. После прыжка через костер наши предки ходили по раскаленным углям и по воде. У нас угли, конечно, уже остывшие. А в воду достаточно зайти. Хотя бы по щиколотку. И так надо сделать семь раз.
Проинструктировав присутствующих, Ольга показала нам пример. Разулась, подобрала подол красного платья до бедер, разбежалась и сиганула через костер. И сразу же, осторожно ступая по камешкам, спустилась к реке, где ее уже ждали угли и текучая вода.
Люди смущенно запереглядывались, как бы передавая друг другу право первого — то есть, уже второго — прыжка над пламенем. Одна из молодых девушек, лет пятнадцати, в длинном летнем сарафане, с независимым видом вышла на стартовую позицию, откуда начинала свой путь очищения Ольга, задрала подол и бойко зашлепала голыми ступнями по земле. Прыгать над самим костром она не рискнула, получилось немного сбоку от огня. Однако начало было положено, и пока она неслась через угли к воде, я решилась.
Да только всё равно опоздала. К костру уже выстроилась очередь. Девчата и парни, кто молча, кто с визгами или гиканьем, прыгали через огонь и неслись к реке. Одна парочка взялась за руки, чтобы совершить обряд вместе.
Я отступила в сторону, беспомощно наблюдая за чужим весельем. И только когда заметила, что некоторые уже идут на второй, а то и третий круг, ринулась к костру.
Прыжок. Пламя почти лизнуло голые пятки, потянулось, но не успело ухватить за подол платья. А теперь угли! Камешки на стекающей к речке тропинке больно кололи кожу, и люди старались идти рядом с ней, по траве. Черные, рассыпанные на пути к реке, угли из ближайшего магазина позабавили и внушили чувство неправильности, неполноценности ритуала. Пусть. Это лишь игра. Подражание обычаям нашим предков, бесшабашное веселье. С этими мыслями я вошла в реку. Вода была теплой, приятной. Захотелось искупаться, но нельзя. На мне клубный наряд, и я берегла его, высоко поднимая края платья выше колен.
А теперь на берег, наверх, к началу нового круга очищения.
И снова вниз, к реке. И обратно. Последний, седьмой круг, я завершала последней. Все уже собрались наверху, но меня дождались.
— А теперь еще одна замечательная традиция, — произнесла Ольга, когда я подошла. — Девушки гадали на замужество, пуская венки из полевых цветов по реке.
Венки были у всех женщин, девушек и девочек. Кто-то еще днем сплел сам, а кому-то выдала Ольга из подготовленного нами запаса. Девицы-красавицы всех возрастов спустились к речке и зашли в нее едва ли не по пояс. И то верно, чем глубже и дальше к середине заберешься, тем больше шансов, что венок поплывет, а не прибьется где-нибудь к своему же берегу.
Клуб запасся только одним видом цветов, и все венки были ромашковые, и мой тоже. Но я не потеряла его из виду среди других, он не дал мне такого шанса. Он отчего-то не торопился плыть вровень с остальными. Будто поймал совсем другую струю в течении, более медленную, более нерешительную, как я сама, хотя в реке такое, кажется, невозможно. И заметно начал отставать от вереницы чужих надежд на замужество.
Вот так всегда, Марья. Даже иванокупальские гадания не сулят тебе ничего в личной жизни. Я с тоской наблюдала за своим тихоходом, как вдруг венок дернулся, окунувшись одним краем в воду. И закружился юлой на месте. Я подалась вперед, заходя в реку глубже. Ой-ой-ой! По заверениям источников из Интернета, который я прошерстила перед празднованием, такое вот поведение венка — очень дурная примета. Настолько дурная, что хуже нее может быть только… И тут венок остановился, а затем резко нырнул под воду, словно кто-то дернул его на дно, демонстрируя то самое худшее из возможных вариантов.
И больше не вынырнул.
Я застыла столбом, не сводя взгляда с медленно расходящихся кругов по водной глади.
Рядом выдохнула Ольга.
— Ничего себе… Вот тебя угораздило!
— Смерть, да? — отрешенно произнесла я, не до конца осознавая, что же сейчас произошло. — Или беды?
— Ой, ты серьезно веришь в эти приметы? — наигранно рассмеялась Ольга. — Ерунда всё это. Баловство, развлечение для молодежи. А ты прям серьезно всё воспринимаешь… Подумаешь, утонул. У Катьки вон вообще за корягу зацепился. И что теперь? Думаешь, она старой девой помрет? У нее и парень есть, они вместе через костер прыгали. А это, по поверьям, делает пару крепкой.
— То есть, в приметы с костром верить можно, — глухо произнесла я. — А с венком — баловство, развлечение?
Ольга захлопала глазами, не зная, что ответить.
Полгода назад, когда я продала свою маленькую городскую квартирку и купила дом в деревне, мне казалось, что я меняю свою судьбу. Скучную, одинокую и бесконечно тоскливую. Город меня душил, подавлял, поглощал. Я была серой тенью, я теряла сама себя. И не понимала, почему так происходит.
В городе, в этом огромном человейнике, где кипит жизнь и переплетаются сотни тысяч судеб, мне словно не нашлось своего места.
Не раз после переезда довелось мне столкнуться с недоумением людей.
— Вся молодежь, наоборот, из села в город рвется, а ты выбрала деревню, — удивлялись односельчане.
Людям не объяснить, почему так может опостылеть город,
Как не объяснишь им, что я не Маша, не Мария и тем более не Марина.
Я Марья. Вот такое сказочное имя дали мне родители.
Мне бы и любовь, и жизнь, как в сказке, где на каждую девицу-красавицу найдется свой Иван-царевич. Где девушка, добрая, невинная и скромная, то обязательно встретит если не принца, то жениха желанного, сердечного.
Только вот почему-то уверена, что и сказке не достанется мне никакого суженого. Добрая? Может быть. В каком-то смысле. Или при взгляде со стороны. Доброй и милой называли меня разные знакомые. То, что другие называют добротой, я считала неумением защищать саму себя. Там, где другие с легкостью дадут своим обидчикам отпор, я промолчу. Потом, конечно, я выскажу всё, что думаю, найду самые-самые нужные, хлесткие и правильные слова. Но только мысленно. Я никогда не скажу их вслух, человеку в глаза.
Невинная? Что есть, то есть. Этого не отнять. Да никто и не пытался.
Скромная? А вот этого хоть отбавляй. Впрочем, тут годилось совсем другое слово. Закомплексованная. Неуверенная в себе.
Деревня, конечно же, не изменила мою судьбу. И как она изменит, когда с собой на новое место жительства я привезла… себя.
А тут еще и венок постарался, намекая, что планы на личную жизнь лучше не строить. И не только на личную, а просто на жизнь.
Если венок благополучно уплывает по реке, свадьбе быть, и скоро. Прибьется к берегу — вот тут «эксперты» из Интернета предлагают разные варианты развития событий. Или в этом году замужество откладывается. Или жди жениха с той стороны, к какому берегу пришвартовалось травяное изделие.
А утонувший венок сулил только несчастья. В лучшем случае — безбрачие на всю жизни. В самом жутком варианте — скорую смерть.
Было у меня подозрение, что венки из полевых цветов в принципе не должны тонуть. Это же трава, она плавучая, как кораблик или плот, они тоже из растительных материалов, а держатся же на воде, и другим помогают. Так почему тогда венок мой пошел ко дну?
— Там все уже собираются, пойдем, — махнула рукой Ольга вверх от реки, в сторону дороги, куда стягивалась удовлетворенная результатами гадания женская часть участников праздника.
Придерживая подмокший подол платья, Ольга двинулась к народу, а я бросила прощальный взгляд на водную гладь, на которой даже кругов не осталось. Надежда не оправдалась, венок не всплыл.
И правда, Марья, глупости всё это.
Взбудораженная вода замедляла шаги, будто не желая отпускать девицу на берег. Я ускорилась, с трудом преодолевая сопротивление реки. А зря.
Нога вдруг подвернулась на скользком камне, а я, нелепо взмахнув руками, полетела в воду. В падении успев увидеть большой валун, торчащий из воды, в аккурат на который должна была приземлиться моя голова.
Скорая смерть? Но не настолько же скорая?! — в ужасе успела подумать я…
И упала на что-то мягкое и пушистое. Наступила тишина, словно Ольга вырубила свою колонку.
Несколько секунд прошли в каком-то оцепенении. Я жива? Точно жива? Голова после удара о камень должна была, как минимум, болеть. Но боль не ощущалась. Промахнулась? Тогда почему не погрузилась под воду? Даже плеска не было. Я и лежала-то явно на чем-то сухом и шершавом, хотя дойти до берега не успела.
Помедлив, я поднялась на ноги. Отряхнула подол, пригладила растрепавшиеся волосы и выпрямилась, смущенно улыбаясь односельчанам.
И замерла в изумлении.
Не было односельчан. И берега не было. Как и реки. Вокруг расстилалось поле, бескрайнее в одном направлении и зажатое подковой из деревьев и низкорослых кустов — с остальных трех. И я, в полном одиночестве, стояла в этом поле по пояс в траве. Которая и смягчила мое падение.
Ветер трепал распущенные длинные волосы, закидывая русые пряди на лицо. Я крутилась из стороны в сторону, всматриваясь вдаль из-под козырька ладони, пряча глаза от яркого, почему-то полуденного, в зените, солнца. Место было неузнаваемо. Конечно, я не исходила окрестности деревни вдоль и поперек, и вообще дальше основной улицы, на которой стоит мой дом, выбиралась редко, но невысокие бархатисто-зеленые горы, у подножия которых притулилась деревенька, видны за много километров от нее.
А здесь гор не было.
Совсем не было. Даже намека.
Откуда-то донеслось ржание коня. Почему-то сверху, но кони ведь не летают. Коровы, если верить поговорке, летают, а кони нет. Если только они не пегасы или крылатые единороги. Но для встречи с такими персонажами я точно должна была хорошенько приложиться головой о камень.
Подозревая, что это все-таки произошло, я посмотрела на небо.
Черный конь огромными скачками снижался по воздуху, словно по невидимой дорожке, откуда-то из-под облаков. Завороженная, я столбом стояла посреди поля и не отрывала глаз от этого невиданного зрелища. Пока не осознала, что несется небесный скакун прямо на меня.
Страх мокрым пером хлестнул по позвоночнику, заставляя отпрыгнуть из-под копыт ненормального животного. И тут же почувствовала, как меня хватают чьи-то руки и затягивают на спину коня, который, на мгновение коснувшись копытами земли и оттолкнувшись от нее мощным рывком, взмыл обратно в небо.
У меня перехватило дыхание, и не только от резкого набора высоты. Мою тушку, не церемонясь, бросили животом поперек спины коня и коленей всадника, как мешок с картошкой, и теперь я боялась лишний раз пошевелиться или закричать, чтобы не съехать тяжелым кулем вниз и не улететь в разверзшуюся под копытами пропасть. Этот кошмар растянулся на вечность. И внезапно закончился, когда я уже мысленно смирилась с неминуемой смертью.
По воле чужой руки в черной перчатке я рухнула с коня на землю. Застонала, потирая ушибленные места, и с негодованием посмотрела на небесного хулигана.
Всадник соскочил с коня и вытянулся надо мной во весь свой немалый рост. Это был какой-то воин в боевом облачении: в черной кольчуге и черном же шлеме, скрывающем лицо. Неудивительно, что еще на поле я не разглядела наездника — против солнца он успешно сливался со своим скакуном, укрытый, к тому же, пышной развевающейся на ветру гривой.
Воин стянул шлем и тряхнул головой, выпуская на свободу длинные черные волосы. Темные глаза смотрели холодно и с неприязнью.
— Не ждала? — спросил он с усмешкой.
Конечно, не ждала! Да и кто вообще в здравом уме будет ждать… такое?!
Руку мне предлагать никто не собирался, пришлось подниматься на ноги самостоятельно. Впрочем, чего я ожидала от мерзавца и нахала, бесцеремонно схватившего меня и унесшего… А куда, кстати, он меня приволок?
Я оглянулась и обомлела.
Надо мной высился мрачный замок, сложенный из угольного цвета крупных камней.
— Ты долго держала меня в своих темницах, Марья, — произнес мужчина со сладким ядом в голосе. — Да на двенадцати цепях. Теперь твоя очередь томиться в неволе.
Слова о неволе заставили меня осознать, что мою шею охватывает какое-то металлическое кольцо. И когда успел надеть? Я смутно припоминала странный щелчок в тот момент, когда меня уносило в небо. Это что, рабский ошейник? Серьезно? Пальцы ухватили холодный металл. Не снимается… Не снимается!
— Да кто ты такой? — в сердцах, со всем отчаянием закричала я.
— Не узнаёшь? — недобро усмехнулся мой пленитель. — За такой-то срок? Впрочем, да, на скелет из твоих темниц я больше не похожу. Вернул силу, вернул мощь. Я Кощей, Марья. Кощей Бессмертный.
Некоторым желаниям лучше бы никогда не сбываться. Потому что я, кажется, все-таки попала в сказку.
И это пугало до чертиков.