Твоя смерть тебя спасет

Глава девятая. Тысяча шагов

Конь притворился бессловесной, но в меру понятливой скотинкой и захромал следом за телегой. Все-таки досталось летуну немало. Хоть Кощей и подлатал его, но, видно, не достаточно.

Я вжалась в угол трясущейся телеги, вцепившись в бортики руками, и злилась. Значит, чтобы люди не делали неверных выводов? А такой вывод — верный?

В ярости и отчаянии попыталась я стянуть ненавистное кольцо с пальца, но оно не поддавалось, только чуть не свалилась на Кощея в раскачивающейся телеге. И вроде не маленькое, вполне по размеру, не застревало на суставе, а не снималось, хоть плачь. Точно, волшебное.

Тысяча шагов! Всего тысяча шагов! Теперь о побеге не может быть и речи. Что случится, если пересеку оговоренную границу? Кощей не пояснил, сказал лишь, что пожалею. Зная его — точно пожалею. И пытаться не стоит.

Вороной всхрапнул, приблизился к телеге вплотную, разве что в нее не полез, приблизил ко мне черную голову.

— Марья, — шепнул он досадливо. — Ты бы хоть косы заплела, две, как положено мужниной жене. А то селяне не поймут. Нельзя распущенной ходить.

И отстал, похромал метрах в трех от телеги.

Распущенной? Я с удивлением провела рукой по волосам. Спутанным, толком не прочесанным после купания и из-за отсутствия расчески прядям спонтанный побег из замка и падение с высоты птичьего полета опрятности не добавили. Я, как смогла, разделила их на две части и заплела косы, как просил Дарён.

А телега, тем временем, въезжала в старинную маленькую деревеньку в три улицы с небольшими дворами, роскошными садами, огромными огородами и бревенчатыми избами-пятистенками между ними. Из дворов навстречу чужакам выходили люди. Женщины с покрытыми платками головами, в платьях вроде моего или же рубахах с юбками, и мужчины в рубахах, длинных штанах и лаптях. Сбегалась любопытная детвора. Такое внимание смущало и вызывало желание нырнуть на дно телеги, но место уже было занято, и мне осталось лишь приветливо улыбаться. Кощей, как назло, спал и не думал реагировать на этот комитет по встрече. Конь притворялся, собственно, конем.

— Не тревожься, девица! — ласково, по-отечески, обратился ко мне возница. — Люди у нас добрые, гостеприимные! Не обидят. И о муже твоем позаботятся!

— А это не Кощей ли Бессмертный? — с подозрением спросил «гостеприимный и добрый» дедок с длинной белой бородой, заглядывая в телегу.

И все посмотрели на спящего Кощея. Настороженно так, с готовностью добить врага, если тот вдруг откроет глаза.

Резкая смена настроение толпы слегка напрягала. Даже самые добрые люди ради своей жизни и безопасности способны уничтожить кого угодно. И не важно, как они это сделают, изобьют, поднимут на вилы или сожгут на костре.

А тебе не всё ли равно, Марья, как поступят селяне со злодеем? Разве не в твоих интересах избавиться от него как можно скорее? От него — и от проклятого кольца, привязавшего к конкретному мужчине куда крепче, чем если бы оно было обычным обручальным.

Нет, не всё равно. Не для того я отвоевывала Кощея у полуденного зноя и солнечного удара. Не для того спорила с Полуденницей, чтобы чародея на вилы какие-то случайные крестьяне подняли.

— Что вы, какой же это Кощей, — всплеснула я руками. — Муж это мой, Иван.

— А что же он в кольчужке-то и одежке черной? — не поверил дедок. — Окромя Кощея поганого так никто не ходит.

— Так он на Кощея и ходил! — быстро нашлась я. — Кощей меня похитил, а мой Ваня меня спас. Кто бы еще смог бросить вызов самому Бессмертному? А мой Ваня бросил! Потому и оделся так, чтобы Кощей видел — мой Ваня не хуже его, на равных!

Я несла весь этот бред, а самой было стыдно. И перед деревенскими, что так бессовестно их обманываю. И почему-то — перед самим Кощеем, что именем врага его называю.

Люди запереглядывались, зашептались удивленно.

— И как? — спросил какой-то мужичок. — Победил Кощея?

Вот тут я еще не придумала. Что лучше сказать, победил или нет? Если да, то мой обман раскроется, когда злодей опять людям гадости начнет делать. Если нет, не прослывет ли «мой Ваня» трусом и неудачником, и как в таком случае примет «героя» деревня?

— Победил! — уверенно заявила я, рассудив, что обман разоблачится, когда нас тут давно уже не будет, а помощь и теплый прием нужны здесь и сейчас. — Я же здесь, с ним, как видите.

Новость взбудоражила народ.

— Убил!

— Кощея поганого больше нет!

— Радость-то какая! — раздавались счастливые возгласы то тут, то там.

Я поймала офонаревший взгляд вороного коня. Кажется, ждёт меня очередная выволочка от него, а затем и от очнувшегося хозяина.

«Победителей не судят!» — сказала я Дарёну беззвучно, одними губами.

Зато на не способного сейчас себя защитить Кощея больше не смотрят, как на врага народа.

— Вези витязя к моему дому, Горазд! — сказала одна из женщин лет тридцати, выдвигаясь вперед, худенькая, с красивыми синими глазами. И сама ловко забралась на бортик.

Телега двинулась дальше, на другой край деревни.

— Я Боянка, — приветливо сказала она мне. — Знаю травы и некоторые заговоры. Мигом витязя на ноги поставлю. Он сильно в бою пострадал? Ран что-то не вижу…

— Он упал с высоты, — честно описала я суть проблемы местному «врачу», представившись в ответ. — Боюсь, что мог повредить себе что-то внутри.

— Вроде не расшибся, — с сомнением поглядела на Кощея Боянка. — Приходил в себя?

— Да, ненадолго.

— Жить будет, — обнажила в уверенной улыбке зубы травница.

Вот даже не сомневаюсь.

Остановились у самого крайнего дома, миленького, с резными наличниками на окнах и двери и небольшим крыльцом. С одной стороны его подпирал крохотный ухоженный садик с фруктовыми деверьями, с другой раскинулся огород, но засаженный не помидорками-огурцами, а разнообразными травами. Лечебными, надо полагать.

Боянка спрыгнула на землю.

Втроем мы перенесли Кощея в избу и уложили на единственную застеленную разноцветным лоскутным одеялом кровать.

— Боянка, если помощь какая будет нужна, зови, — сказал Горазд и ушел.

— Пойдем коня твоего загоним, — предложила Боянка. — Потом героем займемся.

Вороной послушно позволил завести себя в какой-то пустой сарайчик.

— Марья! — шепотом позвал меня Дарён, когда Боянка уже вышла, и я направлялась вслед за ней.

Остановилась.

— Понимаю, — горячо заговорил конь. — Это не в твоих интересах… Но… помоги Кощею! Он много сил отдал, чтобы и меня сберечь в том падении, и тебя тоже. А потом еще снимал заклинание с меня Ванькино, то, которое опутало липкой паутиной в небе и не давало мне подняться на ноги на земле. Нехорошее то заклинание, сильно поистратился хозяин, его распутывая. Поэтому… Не посчитай за труд, выручи Кощея в этот раз.

— Как выручить? — не понимала я. — Что надо сделать?

Но вместо ответа конь нахмурился, замолчал. Опять намекает, что я и так должна знать, чем лечить Кощея? Но я не знаю! Я не Марья Моревна!

Только бесполезно что-то доказывать. Не поверят. Опять обвинят в женском коварстве и в чем-то похуже.

Ну и пусть. Сам как-нибудь выкарабкается. Может, травница и вправду поставит на ноги, и от меня ничего не потребуется.

В избе было светло, чисто и уютно. В одном углу русская печь, беленая, с занавеской, под ней — низкая лавочка. У другой стены простой стол и еще одна лавка. У третьей — кровать, где сейчас вольготно раскинулся Кощей. В двух небольших оконцах виднелось вечереющее, начинающее наливаться оранжево-алым небо.

Боянка уже суетилась вокруг раненого. То лоб ему ладонью накрывала, то какие-то настои заваривала. Я сидела на лавке, понимая, что толку от меня никакого, только мешать буду. А травница, кажется, прекрасно знала свое дело.

От нечего делать решила прогуляться по деревне.

«Тысяча шагов» занозой застряли в сознании, но, вроде бы, это немало. Хватит, чтобы обойти деревню, подышать прохладным вечерним воздухом и спокойно, без свидетелей, подумать над своим положением.

— Ой, Марья, принесешь воды? — попросила Боянка. — Я запамятовала, ходила же к колодцу, да на витязя отвлеклась. И вёдра там остались. А у меня последняя вода на отвар ушла.

— Хорошо! — оживилась я. — Далеко колодец?

— В центре деревни. Пойдешь по дороге обратно, как приехали, не промахнешься. Два ведра там стоят — это мои.

Надеюсь, колодец не дальше, чем тысяча шагов, а то не видать Боянке воды, и в том, что кольцо на мне вовсе не обручальное, тоже придется признаться.

Я шла по деревне и размышляла, насколько всё же отличается она от той, где остался мой дом. И дело не в асфальте, у нас его тоже немного, лишь на одной улице. И даже не в транспорте, когда через двор имеется собственная машина или мопед, на худой конец, велосипед. Дома в современном селе разнообразны. И формами, и цветом, и даже материалом. Их строят, кто во что горазд, насколько фантазии или денег хватает. Одни мои соседи, например, живут в такой же вот древней избушке, старенькой, грозящейся вот-вот завалиться, другие же выстроили настоящий коттедж и закрыли блочные стены ярким сайдингом.

Здесь же царило однообразие. И в то же время — особая, не непередаваемая словами атмосфера. Я вдыхала этот чистейший, пахнущий травами и безмятежностью воздух, и улыбалась. Как же здесь замечательно! Душа поет!

По дороге мне никто не встретился, но вот у колодца собрались несколько жительниц деревни. И, кажется, обсуждали свежие новости. То есть, нас с Кощеем и его якобы подвиг.

При виде подошедшей героини сплетен женщины разом ее обступили и загалдели. Всем хотелось подробностей. Выспрашивали, как мне жилось в плену, да как именно спасал меня муж. А самое главное — что все-таки принесло смерть самому Бессмертному, как удалось избавить земли русские от черного колдуна?

Подробностей я придумать не успела. Смущенно пояснила, что послали меня за водой, и очень спешу, спасать уже самого героя.

Женщины прониклись и даже помогли, набрали мне воду в два Боянкиных ведра.

А я смотрела на колодец. И медленно начинала понимать, о чем просил Дарён.

Вода!

Марья, какая же ты глупая и несообразительная. В любой сказке Кощей силу свою возвращал, напившись, как следует, колодезной воды. И сам чародей упоминал, что только благодаря наивности Ивана, притащившего пленнику три ведра воды, сумел восстановиться и вырваться на свободу.

Три ведра, значит? Я и два-то еле уволокла. Деревенские славянки, конечно, сильные, им такая ноша не в тяжесть, они и коня на скаку остановят. А я выросла в городе, изнежена комфортной жизнью. Притащила, задыхаясь, чуть не оторвав руки, ведра Боянке, вылила в кадушку и пошла обратно, к колодцу.

Он реально выпьет три ведра? А как в него влезет? А не лопнет ли чародей?.. С такими мыслями я добралась до избы во второй раз и бухнула ведра на пол. Всё, больше не могу. Надеюсь, этого хватит. И стоило Боянке отвлечься, уйти по каким-то делам во двор, я метнулась к Кощею. Ой, а как его поить, спящего-то?

— Кощей! — тихо позвала я. И потрясла его за плечо. — Эй! Проснись!

Ноль реакции. Мой взгляд заметался по комнате. И наткнулся на тряпочку, которой Боянка лоб ему от испарины утирала. Извини, Кощей, ничего стерильного я тебе сейчас не найду. Смочила тряпочку в воде, положила на губы и слегка сжала. Жидкость попала на губы. Кадык на шее Кощея дернулся в глотательном рефлексе. Кусочек ткани чудесным образом оказался сухим. Работает? Еще несколько раз окунала я тряпочку в ведро, и каждый раз на лице Кощея она высыхала за мгновения.

А потом он вдруг открыл глаза.

— Еще… — прохрипел чародей.

В ход пошла глиняная кружка. Через минуту он настолько пришел в себя, что сам встал и склонился к ведру. А второе уже легко, словно пустое, поднял в воздух и выпил залпом прямо стоя.

— Там еще в кадушке вода, — слабым голосом произнесла я, не веря глазам.

Влезло же! И как объяснить Боянке, куда делась почти вся принесенная мною вода? Вдруг она тоже знает фишку Кощея Бессмертного и свяжет одно с другим?

Кадушка опустела наполовину, а Кощей обернулся ко мне. Он больше не выглядел так, словно вот-вот отдаст концы. Взгляд полыхнул знакомой тьмой, губы скривились в усмешке.

— Что ж, Марья, спасибо тебе. Не ожидал такой помощи. Сам бы я еще долго восстанавливался.

— Не за что, — буркнула я, глядя на него исподлобья.

Вот почему в его присутствии и от этого пристального взгляда всегда так неуютно?

— Где Дарён? — спросил Кощей таким тоном, словно всегда подозревал во мне серийного убийцу коней.

— В сарае за домом.

Кощей ушел, а я обречённо поплелась обратно к колодцу.

Припахать бы его таскать тяжелые ведра, а то никакой благодарности от мужика…

Странно. Я шла по той же сухой грунтовой дороге, но возникло ощущение, будто стопы в сандалиях с каждым шагом погружаются в вязкую грязь. Я пустила глаза вниз. Никакой грязи не было. Обычная деревенская дорога, давно не видевшая дождей.

Однако нога провалилась сквозь нее уже по щиколотку.

Что происходит?

Я осторожно переставила вторую ногу, и та вдруг оказалась под землей до колена. Меня словно затягивало болото, которого я даже не видела.

Ужас сжал мое сердце в тиски.

Может, там, под кажущейся ровной поверхностью грунтовки спрятана яма? И если я просто пойду дальше, выберусь из ловушки?

Не выбралась, оказавшись в этой невидимой трясине сразу по бедра. Наверно, забавное это было зрелище, будто кто-то сильный поднял девушку повыше и со всей дури вогнал ее почти до половины тела в землю.

Вот только мне было не до смеха.

Я паниковала.

Так это и есть то самое «пожалеешь», если отойду от Кощея больше чем на тысячу шагов?