Твоя смерть тебя спасет

Глава двадцать седьмая. Ворон

Слетать к замку на разведку вызвался шустрый Сокол. Прилетел обратно через несколько минут, ударился оземь, вернул себе облик человека.

— Что там? Как он? — бросилась я к чародею в беспокойстве.

— Вот ужо нетерпеливая! — хохотнул златокудрый. — И точно сердечко трепещет по богу Смерти! Смотрите, как щечки-то заалели!

Остальные чародеи зашикали на языкатого, чтобы лишнего не молол. Сокол старших послушался и начал обстоятельно рассказывать. Но чертенята из глаз никуда не делись.

Барьер изморози преодолеть пернатый не смог, даром что Кощей как чародей сейчас и в подметки оборотню не годился.

— Он использовал силу стужи, зимы, — понимающе кивнул Коршун, — а не чародейскую. С ней никто из нас совладать не способен.

— Значит, — резюмировал Орел, — в замок нам не попасть. Тем паче незамеченными.

Не по-человечески зоркие глаза Сокола всё же углядели в одном из окон замка Кощея с Моревной.

— Правду вы молвили, ликом Моревна что наша Мара, не отличишь. Да Моревна похитрее будет, прямо лиса бесхвостая, глаза коварством блестят, улыбка недобрая. Подле Чернобога крутится, глаз не спускает. На шее у нее цепочка в ворот спускается, а на ней стрела без древка. Выхватить и в сердце бога Смерти вонзить ничего не стоит. А уж переломить и подавно. Стрелу она укрыла тем же мороком, что и Мару в клети. Мне-то морок этот не по чем, а вот Чернобог с его запертой силой через него не видит и о грозящей опасности не подозревает.

Принялись чародеи с Иваном совет держать, как Моревну обезвредить, да так, чтобы Кощей не пострадал. Ну чисто спецназ к освобождению заложника готовится.

Вот только не складывался у них надежный план, все провальные выходили. И так прикидывали, и эдак. По всему выходило, при любом раскладе Моревна успеет первой, и Кощею не жить.

— Вот если бы Чернобог понял, что перед ним опасная самозванка, и потихоньку стрелу у нее забрал, — размечтался Коршун.

— Сдается мне, знает он, — с непривычно серьезным видом произнес Сокол. — не хотел говорить при Маре, да только Моревна к нему с поцелуями полезла. А он как отпрянет! Будто от змеи ядовитой шарахнулся.

Сказал, а сам на Ивана покосился — как он на вольности бывшей жены отреагирует. Но Иван к Марье поостыл, смерть отличный лекарь, от дурости да наваждений исцеляет на раз.

— Просто он знает, что поцелуи его для меня смертельны, — ответила я Соколу, а у самой в душе закипело. Вот стерва! Моего жениха?! Доберусь, все космы повыдергаю гадине!

— Тем паче должен что-то заподозрить, — заметил на это Коршун. — Если знает, что сама рисковать не станешь.

И то верно. Сердце забилось в тревоге. Он понял? Догадался? Раскусил коварный план Моревны?

Ведь она не я. Точь-в-точь поведение не подделаешь. Заметит ли Кощеюшка подмену? Ведь однажды он нас уже перепутал. Но тогда он не знал, что девушек две, ему и в голову не пришло искать какие-то там различия. Сейчас всё иначе.

А если заметит, что сделает? И не станет ли раскрытие Моревны для него роковым?

И тут я заметила краем глаза черное пятно в зелени одной из крон с той стороны от нашего военного совета, куда лежал прямой путь к замку Кощея. Присмотрелась — а там на ветке дерева знакомец сидит, черный ворон. Он и в лесу меня нашел, шпион заинтересованного в иномирянке бога!

— Купала здесь! — воскликнула я, обращая на чёрную птицу внимание остальных. — Или его посланник, не знаю точно!

Ворон недовольно каркнул, а чародеи с Иваном развернулись к тому дереву и уставились на пернатого засланца.

— Купала солнечный бог, ворон не может быть его посланником, — возразил Орёл, не сводя взгляда с мрачной птицы. — Ворон — один из обликов совсем другого бога…

— Но ведь этот ворон то и дело появлялся рядом со мной, — растерялась я. Неужели ошиблась, и это всё же разные птицы, случайным образом встретившиеся на моем пути?

— Появлялся? — уточнил дотошный Орел. — Или всё время был рядом?

Удивиться вопросу я не успела.

Ворон вдруг спорхнул с ветки, взмахнул несколько раз огромными крылами и слетел вниз. Но ударяться оземь по примеру побратимов-чародеев не стал, обернулся еще в полете, и на землю мягко и ловко опустился… Кощей.