Твоя смерть тебя спасет

Глава одиннадцатая. Хулиган

— Не заходите! — послышался из дома жалобный и вместе с тем полный отчаяния голос молодой девушки.

Озвученная таким тоном просьба сработала ровно наоборот. Первой в избу ворвалась стоявшая на пороге Боянка. Пару секунд спустя, уже не столь решительно, а скорее с осторожностью и опаской, следом вошла я.

Миновав небольшие сени, через дверь, оставленную Боянкой распахнутой, я попала в погруженную во тьму комнату. Аппетитный запах вареных свеклы и капусты ударил в нос, заставив заинтересованно отозваться голодный желудок.

— Не заходите… — продолжала умолять невидимая в темноте хозяйка избы, которая, казалось, вот-вот расплачется.

— Ждана, что с тобой? — произнесла Боянка, белым привидением застывшая посреди комнаты. Ее светлое платье — единственное, что можно было хоть как-то разглядеть в почти полном мраке неосвещенной избы. — Я не вижу тебя, ты где?

— Туточки, — раздался дрогнувший голосок откуда-то сбоку, от стены без окон.

— Сможешь разжечь лучину?

— Попробую…

От той стены донесся шорох. Мои глаза начинали привыкать к темноте, я даже различила какое-то движение. И тут на стене вспыхнул огонек. Настоящее живое пламя, но не свечное, а на кончике длинной узкой щепы, вставленной в простенькую конструкцию-держатель. Которая, в свою очередь, крепилась между бревнами стены на высоте, куда легко могла дотянуться невысокая девушка.

Сразу же по комнате заплясали тени, а желтоватого теплого света хватило, чтобы разглядеть и обстановку обычного деревенского дома, и нервно теребящую подол платья Боянку, и хозяйку избы, миловидную девушку лет двадцати или немногим постарше, в рубахе и синем домашнем сарафане, с длинной русой косой, стекающей с плеча к поясу.

— Зачем пришли? — тихо спросила хозяйка, опустив глаза.

Ей было отчего тушеваться перед чужими людьми. Девушка стояла посреди беспорядка. По избе словно ураган пронесся, снося всё со своих мест. Перевернутая скамья у печки лежала среди осколков перебитых крынок и горшков. На полу под печным очагом кровавым пятном расползалась лужа разлитого борща. Опрокинутый на бок чугунок мерно раскачивался над краем варочной поверхности, словно раздумывая, присоединиться к расколотым собратьям или послужить еще хозяйке какое-то время. Разбросанную по полу постель снежными сугробиками покрывали перья из разодранной в клочья подушки.

Кто-то знатно порезвился в этой избе и совсем недавно.

— Ворона на твоем заборе увидали, решили проверить, — пояснила Боянка, стреляя глазами по сторонам. — Не бойся, это Марья, она мой гость, издалека.

Что-то травнице явно не нравилось. Наверно, явно сверхъестественное происхождение беспорядка. Не сама же девушка учинила такое в собственном доме.

У меня самой тревога скручивала в тугой узелок внутренности. Нехорошее что-то чудилось. Будто смотрел кто в спину.

Как вспомню тот пугающий смех…

И тут он раздался снова.

Мы замерли, прислушиваясь.

Детское гаденькое хихиканье рассыпалось по избе и стихло.

Ждана занервничала еще больше. Кажется, она была не рада внезапно заявившимся к ней домой гостям. Хотя мне в такой обстановке захотелось бы, чтобы рядом оказался хоть кто-то, с кем было бы не так страшно.

— Извините, — пролепетала, будто оправдываясь, девушка. — Это домовой… Расшалился…

Домовой? Я поежилась. Впрочем, после плена у настоящего Кощея да битвы-состязания с Полуденницей можно уже ничему не удивляться. Подумаешь, домовой. Эка невидаль.

Если бы только не было так жутковато…

В эту секунду огонек на лучине мигнул, словно кто-то пытался его затушить. И сразу же с громким лязганьем упала на пол прислоненная к печи кочерга. Травница мгновенно развернулась на звук, Ждана вскрикнула, а я испытала сильное желание убраться из этого дома подальше.

— Ты пробовала его задобрить? — выспрашивала Боянка хозяйку, не сводя глаз с печи. — Домовые любят, когда им молочко за печкой ставишь или вареньице какое.

Ждана поспешно закивала.

— А вообще странный он какой-то, — проговорила травница задумчиво. — Так-то домовые не вредят хозяевам. Не хулиганят. Не пугают почем зря. Они же защитники дома. Где нужна помощь — подсобят, где какая беда — оградят. Разве что только хозяева крепко их чем-то обидят…

С этими словами Боянка пристально так посмотрела на притихшую Ждану.

— Обидела? Не уважила?

— Что ты! — всплеснула руками Ждана. — Жили душа в душу! И не было такого раньше! — чуть не плакала она. — Он озорничал, не без этого, но чтобы так… Не понимаю, что на него нашло…

— Кощей в деревне, вот что нашло, — бросила Боянка сурово. — Видно, тьма его до твоего домового дотянулась.

Новость о Кощее не особо испугала хозяйку дома. Наше присутствие напрягало ее куда больше. И, кажется, я начинала понимать, почему именно.

— Ты живешь одна, Ждана? — спросила я, глядя на накрытый к ужину стол с нетронутой едой.

— Одинешенька, — всхлипнула девушка. — Тятенка в начале лета помер, а матушки у меня от рождения нет.

— Тогда почему столовых приборов два экземпляра? Ты кого-то ждешь в гости?

Глаза девушки испуганно округлились.

Боянка нахмурилась и на правах самой старшей в этом доме обратилась к девушке со всей родительской строгостью:

— Кто к тебе ходит по ночам, Ждана?

— Никто! — поспешно замотала головой та. — Боги свидетели!

— Тогда с кем ужин собралась разделить?

— С домовым… Говорю же! Душа в душу!

— Плохая! — раздался вдруг тоненький детский голосок, и в Боянку полетел с печи веник из каких-то сухих трав. — Тетя плохая!

Она машинально вскинула руки, отбивая душистый снаряд, как следом в нее тут же запустили связанную из ниток игрушку.

На печи сидел ребенок лет двух или трех от роду. С такими озорными глазками, будто в них бесенята прыгали.

Обычный такой улыбчивый малыш в белой рубашечке с русыми, как у Жданы, лохматыми волосенками. Если бы не один факт.

У этого ребенка не хватало ручек и ножек.

Впрочем, присмотревшись, я их всё же разглядела. Но они были настолько призрачно-прозрачными, что казались плодом моего воображения, не желающего мириться с пугающим видом безрукого и безногого дитя.

— Не домовой это, — прошептала Боянка, ошарашенно рассматривая духа. — Ой, не домовой… Ждана, признавайся, был позор в твоей жизни?

— Что? — вздрогнула девушка.

— Ребенка, говорю, рожала?

— Что ты такое говоришь, Боянка? — залепетала Ждана, краснея и тушуясь. — Не было никакого дитя. Я ж и замужем никогда не была!

— Не лги, — жестко оборвала ее травница. — Было дитя. Вот оно, перед нами. Позору твоему три зимы, не более. Ты его не видишь, и Марья не видит, потому как такие духи видны лишь детскому глазу да ведуньям вроде меня. А этот еще и беременным может явиться. Но лучше бы не являлся…

Почему не вижу? Прекрасно вижу.

— Боянка, если это не домовой, то кто? — подобралась я поближе к травнице, не торопясь раскрывать, что насчет меня травница не совсем права. А то вдруг и она запишет меня в злые колдуньи, как сделал это Кощей?

— Игоша это.

— Кто? — не поняла я.

А Ждана вдруг залилась слезами. Уж она-то прекрасно поняла, о чем или ком толкует травница.

— Мертвым родился или сама порешила? — строго поинтересовалась Боянка у девушки, игнорируя мой вопрос.

— Живым был! — воскликнула Ждана. — Крохотный такой! И бледный! Я ж не доносила его до положенного, месяца два не хватило… Тятя ж ничего не знал, нагружал работой, самая пора была жаркая да трудная, летняя страда, хлеба убирали, жать надобно… И таскать приходилось тяжелое. Тяте перечить нельзя, и признаться нельзя… Как меня прихватило, больной сказалась, убежала с поля в дом. Да дома-то и разродилась. Сама лежу, на полу, встать не могу, уж думала, сама помру. Дитя рядом, орет, синеет. Мне страшно, а он уж сипит. Пока собралась с силами да к нему потянулась, он уже всё-ё-ё… — еще горше разрыдалась Ждана.

Вот так дела… Я внимательнее пригляделась к болтающему невидимыми ножками ребеночку. И правда, похож на Ждану. И волосенки того же оттенка, и глазки голубые, как у нее, и носик такой же курносый. Игоша посмеивался, с хитрющей улыбочкой поглядывая на травницу, но при этом почему-то не обращая внимания на меня.

— Как же отец твой не знал? — удивленно поинтересовалась я у Жданы, не понимая, как можно скрыть беременность от родных, живущих с тобой в одном доме. — Совсем не догадывался?

— Тятя уж больно строгий был. Он бы так осерчал… Прибил бы ненароком… Вот я и скрывала, живот утягивала. Он и так был небольшой, да и полный срок я не доходила, не успела… Тятя лишь пенял мне, что ем много, раздобрела да лицом округлела. Но так и не догадался. Да и некогда ему было ко мне приглядываться. Работы на двоих столько! И в поле, и дома!

— И всё ж хватило времени ребеночка нагулять, — с осуждением покачала головой Боянка. — Ждана-Ждана, что ж ты натворила…

— Хватит, Боянка! — не выдержала я. — Что ты напала на девочку? Ей и так не сладко, с таким грузом жить, да вечное напоминание в виде духа рядом. Да, оступилась девчонка, но что ж ее сразу клеймить-то?

— Да если б деревенские прознали, что она девичью честь не сохранила, так еще и дитя нажила, то и вовсе бы девку из деревни прогнали, — мрачно пояснила Боянка. — Потому и скрывала она до последнего. А не только из-за гнева отцовского.

— Прогнали бы? — ахнула я. — Вот так взяли бы и выгнали? Беременную или с младенцем на руках?

— А в ваших краях не так? — приподняла брови Боянка. — У вас пропащих девиц холят и лелеют?

— Уж не выгоняют точно. В моем мире матери-одиночки даже пособия получают. Наше государство за повышение рождаемости, а не так, чтобы из-за осуждения соседей девочки боялись просить о помощи, из-за чего погибают невинные новорожденные дети.

Я прикусила язык, сообразив, что сказала лишнего.

— Вот чувствовала я, что ты какая-то не наша, — задумчиво проговорила Боянка, глядя на меня уже не столь дружелюбным взглядом. — А вот что делать с твоим игошей, Ждана, я не знаю. Ни разу с ними не сталкивалась, только от бабки слышала да по описанию ее угадала. Но она не рассказывала, как от него избавиться. Такие детки, появившиеся на свет мертвыми или прожившие всего ничего после рождания, остаются в доме невидимыми духами. Ты называешь его домовым, ты признала его духом этого дома, это хорошо и правильно. И верно поступаешь, лишнюю порцию пищи для него на стол ставя. Потому и не буянил он особо до сих пор. Не вредил своим людям-родичам. Взял на себя обязанности домового. А что сейчас в разнос пошел, так обожди, пока Кощей деревню покинет. Глядишь, и игоша утихомирится. А вы, — обернулась она опять ко мне, — уходите с чародеем как можно скорее. Хватит вам духов будоражить.

С этими словами Боянка развернулась, расправила плечи и вышла из избы, оставив нас с Жданой одних против разбушевавшегося духа.