Это был очень странный поцелуй. Не то, чтобы у меня в этом хоть какой-то опыт или я разбираюсь в настолько близких отношениях между мужчиной и женщиной, но почему-то кажется, не должен поцелуй вынимать душу из тела.
А ощущения возникали именно такие. Едва мягкие и чуткие, но ужасно ледяные губы коснулись моих, через них коварной змеей начал заползать холод, наполняя меня изнутри снежной бурей. Тело мгновенно остыло. Его сотрясала мелкая дрожь. Сердце, так радостно застучавшее поначалу и совсем не ожидавшее подвоха, внезапно очутившееся в безжалостных тисках стужи, споткнулось и пропустило удар. А я не могла даже воспротивиться, спастись от этого жуткого замораживающего поцелуя, вырваться из смертельных объятий.
Я вообще не могла пошевелиться. Не получалось даже вдохнуть или выдохнуть. Сердце больше не спотыкалось. Оно вообще отказывалось биться, замедляя и замедляя свой ритм. Между ударами проходила целая вечность, и каждый казался последним. Тук-тук — и бесконечное, мучительное ожидание, забьется ли сердце снова или застыло навеки.
Меня будто сама смерть целовала…
Из глубины души поднимались ужас, отчаяние и паника. А к ней уже тянула свои щупальца клубящаяся тьма. Душа съежилась от непередаваемого страха и пыталась убежать, скользнуть, спрятаться от этой жуткой голодной тьмы, понимая, что прикосновение этой эфемерной, но совершенно реальной субстанции уничтожит ее навсегда. Или вырвет из тела, высосет вместе с жизнью, оставив в замке Кощея лишь окоченевшую оболочку.
И вдруг всё закончилось. Кощей отпрянул от меня, отступил на шаг. А я, наконец, смогла судорожно вдохнуть. И немедленно прижала руки к груди. Сердце билось, как ни в чем не бывало. Какое же это счастье, чувствовать под ладонями ровное биение в привычном ритме! То, что мы воспринимаем как данность, как естественное явление, обретает особое значение, едва это исчезает или вот-вот исчезнет.
Тело приходило в норму, согреваясь. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Я не могла надышаться. Вот что это было? Разве поцелуи убивают? Я многое слышала о них, разное читала. И про бабочек в животе, и о подгибающихся коленках, о том, что мир вокруг словно перестает существовать. И даже задыхаться в процессе, кажется, немного норма. Но лишь тогда, когда это происходит от страсти или иных избытков чувств. А не в безумной схватке за собственную жизнь.
Подгибающиеся коленки, впрочем, присутствовали. Ноги от перенесенного стресса дрожали, ослабели и грозили вот-вот отказаться держать меня вовсе.
— Теперь понимаешь, почему я хотел отправить тебя прочь, подальше от себя? — медленно, глядя куда-то в сторону, произнес Кощей тусклым голосом. — Мой поцелуй смертелен. А я не хочу тебя убивать, Марья.
Вот как… Видимо, сила некроманта и самого могущественного чародея Древней Руси имеет оборотную сторону. Я чуть не расплакалась от отчаяния. Почему так? Почему это происходит с нами? За что?
— Но ведь можно же без поцелуев? Я просто буду жить здесь, рядом с тобой! Просто буду рядом! — умоляла я.
Такой подлянки от судьбы я не ожидала. Вот зачем было выдергивать меня в другой мир из-под носа самой смерти, бросать в руки самого удивительного мужчины, позволить моему глупому сердечку влюбиться, чтобы… что? Отказаться от истинного счастья из-за, назовем это так, физической несовместимости?
Черные глаза взглянули на меня со всей возможной для ледяного колдуна теплотой и ласковостью.
— Что ты со мной делаешь, Марья… Не должно быть так. Невозможно это. Не думал я, что человек, простая смертная девица станет мне дороже всего… А ведь я пропустил момент, когда это произошло, когда ты вошла в мое сердце и осталась в нем навеки… Как я мог его пропустить? Как позволил этому случиться? Я ведь не способен на любовь, Марья. Мое сердце — стужа и мрак. Мои мир — вечный холод и тьма. Я не человек. Я шел по миру людей поступью того, кто не способен испытать ваших чувств и эмоций. И лишь недавно научился одному из сильных человеческих чувств, и чувство это — ненависть. Разве может такое существо любить?
Может, хотела закричать я. Может!
— Оказалось, может, — будто прочитал мои мысли и согласился с ними Кощей. — Еще с того дня, как я увидел тебя в том поле и схватил, унес в свой замок. Откуда мне было знать, что не ты окажешься в моем плену, а я — в твоем? Двенадцать заговоренных цепей Моревны ничто по сравнению с единственным твоим ласковым взглядом, с твоей улыбкой. Я пропал еще в тот день. Пропал — и не понимал, что со мной. Почему больше не желаю причинять вред своему злейшему врагу? Зачем стремлюсь оберегать ее и лелеять? Почему она иглой засела в моем мертвом сердце?
Я молчала, страшась спугнуть это невероятное наваждение, этот чудесный момент откровения и, чего таить, признания. Впечатление от смертельного поцелуя улетучилось, испарилось под напором упоительной нежности, затопившей душу и сердце.
Любить — это прекрасно. Но любить взаимно — истинное чудо! И оно мне даровано, пусть и неизвестно за какие заслуги. А остальное — переживем, исправим, преодолеем.
— В какой-то мере я благодарен Моревне, за ее колдовство черное, что тебя из твоего мира выдернуло. Если это и вправду ее рук дело. Нехорошо так думать, конечно… Если бы не это, жила бы себе спокойно и бед не знала.
— Я ни о чем не жалею! — вскликнула я поспешно, пока он себя за судьбу мою корить не стал! И напомнила. — В моем мире меня ждала смерть! А здесь я живу! Продолжаю жить, несмотря ни на что.
— Здесь, — со странной улыбкой сказал Кощей, — ты тоже встретила свою смерть.
Я вспомнила поцелуй-морозилку и внутренне содрогнулась. Ничего-ничего, мы это тоже переживем, найдем выход. Не может быть такого, чтобы судьба послала мне суженого, ласки и любовь которого сведут в могилу.
— Но не это самого страшное, — погасил он улыбку и сделался по-деловому серьезен. — На тебя претендует какой-то из богов, Марья. Я ведь не только искал путь в твой мир. Пытался еще и разузнать, кто одарил тебя своим вниманием и благословением. Кому еще приглянулась простая смертная из чужого мира. Не узнал… Но кто бы он ни был, мне придется с ним сразиться. Я ни за что ему тебя не отдам. Сейчас, пока заперта моя сила, даже самый слабый из богов одержит надо мной верх. И заберет тебя себе. Убить меня у него, конечно, не получится. И я пойду за тобой. И опять сражусь. И опять проиграю. И так будет до тех пор, пока ты жива. Или пока он не найдет способ меня остановить.
С убийственной логикой Кощей разложил мне по полочкам ситуацию, в которую мы оба угодили. А мы угодили в настоящую ловушку.
— Боги ревнивы, Марья. Не понимаю, почему он до сих пор не явился за тобой. Но он точно за тобой следит. Не может не следить, чтобы не потерять из виду.
Может, и следит. Может, и являлся, посетила меня внезапная догадка. Сам или послал своего волшебного помощника.
Как же я раньше не догадалась!
Часто ли вам приходится встречать в своей жизни воронов? Не обычных ворон, бесчисленными стаями облепляющих любые доступные деревья. Даже у меня дома на соседской березе одна такая ночует. Но их крупного родственника в родном мире мне встречать не доводилось.
А тут всего за несколько дней и в трех удаленных друг от друга местах я видела совершенно похожих воронов.
А что, если это не разные птицы, а одна и та же? Следующая за мной по пятам, куда бы не занесла путь-дорожка?
Меня и раньше посещали догадки, что ворон может вовсе и не вороном оказаться, не простой птицей. Но впервые я задумалась, а не является ли и он каким-то волшебным существом или нечистью. А то и сам неведомый раздариватель благословений принял облик пернатого, чтобы не упустить зачем-то понадобившуюся ему девушку.
А ведь один раз он даже меня спас! Отвлек лесавок в самый нужный момент, чтобы они не остановили спешившего на выручку Кощея. А в деревне сел на забор дома, в котором завелся беспокойный игоша. Деревенская травница Боянка посчитала появление ворона нехорошим знаком, указанием на беду. И ведь вроде бы оказалась права, во всем селе именно там моя помощь пришлась весьма кстати. Но вдруг ситуация с Егорушкой лишь совпадение, и ворон совершенно случайно выбрал тот забор? Выбрал для наблюдательного пункта за одной пришелицей из чужого мира.
Не хотелось верить, что мой пернатый зритель на самом деле засланец и шпион, но такой вывод напрашивается сам собой.
— Хотелось бы мне знать, о чем ты сейчас думаешь, душа моя Мара, — холодные пальцы коснулись моего подбородка и приподняли голову. Черные горящие глаза вгляделись в мои, словно пытались прочитать мысли. — Взгляд у тебя уж больно напряженный.
— Размышляю над твоими словами, — смутилась я. — О том, что тот бог за мной следит. Скорее всего, так и есть. А почему ты вдруг назвал меня Мара?
— Тебе не нравится? Марья — красивое имя. Да только вызывает в памяти образ той, что принесла с собой много бед и научила меня ненавидеть. Не хочу называть этим именем мою милую. Вот и надумал немного его укоротить и развеять тем самым схожесть имен. Но если тебе не по нраву…
— Мне нравится! — заверила с улыбкой я. — Пусть будет Мара. — И тут же решилась воспользоваться открывшейся возможностью. — Но ведь и твое имя — Кощей — дано тебе злой Моревной. Оно тоже напоминает тебе о годах неволи и всех ужасных слухах, распространенных ею по миру. Не хочу так тебя называть, напоминать. Скажи мне твое настоящее имя. Как тебя зовут на самом деле?
— До тех пор, пока принимал тебя за Моревну, был уверен, ты знаешь это доподлинно. Но Марья из другого мира даже не догадывается, чьей пленницей и гостьей стала… Пусть так будет и впредь. Потому что мое истинное имя приведет тебя в ужас. И тогда неизвестно, захочешь ли остаться в этом замке рядом со мной, сбежишь или предпочтешь вернуться в родной мир, даже зная, чем это для тебя закончится.
Вот уж конспиратор! Что же это за имя такое, от которого придется сломя голову бежать?
Но настаивать не стала. Однажды захочет и сам назовется. Когда будет готов.
— Слушай! Я тут вспомнила! Мне уже два раза снился странный сон! Две девушки обсуждали того бога и это чертово благословение! Они говорили, что я стану их сестрой! Кощей, это какие-то духи? Из Нави? Не даром же я услышала их разговор на Навьем перекрестке, где граница между мирами живых и мертвых размыта. Яга говорила, что я скоро умру. Я поэтому стану им сестрой?
Помрачнел Кощей, задумался.
— Сон, говоришь? Уверена, что не пустой то был сон? Впрочем, на Навьем перекрестке пустых снов не бывает. Не бойся, Марья, теперь, когда я вижу, что мне есть за что бороться, навьям тебя не отдам. Как и неведомому богу. Но к словам навьих из твоего сна стоит прислушаться. Что они говорили еще, Мара? Вспоминай!
Я порылась в капризной памяти. Столько всего произошло, как тут упомнишь легко развеивающиеся сны? А ведь снов было два, и в каждом что-то важное.
— Про то, что я избранница бога, — сказала я. — Они это знали. И точно знали, какого именно. А еще… что-то о том, будто он видит будущее. И поэтому решил мне помочь.
— Вот как, — произнес Кощей. — Лишь несколько богов по-настоящему видят будущее. Это сужает круг поиска. Мара, слетаю-ка я кое-куда и кое-что разузнаю. Побудешь одна денек-другой?
Последние слова его прозвучали с ласковой теплотой. Я зарделась и потупила глаза. Вот непривычен мне такой Кощей, но как же приятно!
А он притянул меня к себе и обнял так, словно и расставаться не хотел, даже на один день, и вынужденная разлука эта причиняла его ледяному сердцу самую настоящую человеческую боль. Мы простояли так бесконечно долго и всё же до обидного мало.
— Пора мне, — прошептал он, нехотя отстраняясь. — Пусть я и ледяной, да не каменный, Мара. Могу не удержаться. И кто знает, выйдет ли на этот раз вовремя остановиться…
Мне до слез не хотелось его отпускать. Но я понимала — надо. Нельзя оставлять нерешенные проблемы, особенно если в них замешаны могущественные боги.
Кощей прижал губы к моему лбу, и почему-то вдруг мелькнула жутковатая мысль: так целуют покойников. Мелькнула и попала. Оставив после себя горькое послевкусие и ощущение, что этот поцелуй — последний.
Он ушел, и в обеденном зале сразу стало холодно и неуютно. Вот такая странность. Вроде покинул это место хозяин стужи, а летнее тепло не только не вернулось, но и последние остатки с собой утянуло.
Такой будет и моя жизнь без любимого. Остывшей до абсолютного нуля тоскливой бесконечностью.
Дабы развеяться и скоротать время до возвращения Кощея, отправилась я прогуляться. Ни в поле, ни в лес не дойдешь, полоса инея ограничивала варианты, только и оставалось мне, что нарезать круги вокруг замка. Солнышко приятно пригревало, травка зеленела, а то, что птички не поют, так это не беда. И ворона на дубе нет. Хорошо это или плохо, уже не знаю.
Как же все-таки замечательно, что мы с Кощеем объяснились! Такое счастье в душе расцветает, что хочется делиться им со всем светом!
А он ведь даже не человек… Могущественное волшебное существо, способное вытащить из загробного мира душу любого умершего. Промелькнула мысль, что именно такое бессмертие мне и суждено. Тебе ли бояться смерти, Марья-Мара, когда тебя полюбил некромант.
— Марья! Марьюшка моя! — послышался знакомый голос.
Я не верила своим глазам. Неподалеку от меня, за белой чертой изморози, стоял Иван-царевич. Серьезно? После того как пытался убить нас с Кощеем, он посмел явиться под стены нашего замка?
— Как же я рад тебя видеть! — вскричал царевич, протянув ко мне одну руку. Вторую он держал сжатой в кулак. — Ночей не спал, всё представлял те ужасы, которые злодей мог с тобой сотворить!
Я слегка покраснела, некстати вспомнив совсем недавний "ужас", который мы так охотно творили в обеденном зале.
— Иван, ты зачем пришел? — строго спросила я. — Сказала же тебе искать настоящую Моревну! Я не она, даже Кощей это уже понял.
— Не верю, — глупо и преданно моргая, возразил Иван. — Ты — моя Марья! Похищенная злым чародеем! Моя любовь!
Да что же он упрямый-то такой!
— Ты поэтому в нас свое заклятие бросил? — поинтересовалась я с усмешкой, которой научилась у того, кто любит по-настоящему, а не на словах. — Из большой любви? А если бы я разбилась в тот день? Знаешь, с какой высоты мы упали?
— Ты бы не разбилась, — нахмурился Иван. — Сама же сказала, что Кощей тебя бессмертием наделил.
— Так вот в чем дело. Решил, что не умру, и потому можно творить всё что угодно… — ехидно заметила я. — А то, что кости бы переломала, ерунда, заживет?
— Да и не я заклятие то бросил! — воскликнул Иван, проигнорировав мою праведную обиду. — Разве причинил бы я вред своей зазнобе?
— Не ты? — удивилась я. — Тогда кто?
— Не важно, — мотнул головой Иван. — Значит, не выйдешь ко мне?
— Извини, Иван, но не выйду. Меня не надо спасать. Повторюсь, я не твоя жена. Вот ее тебе найти надо. Она не у Кощея. Но что-то с ней случилось определенно, если она пропала, и ты меня за нее принял. Так что ищи ее, Ваня.
И тогда Иван-царевич сделал то, чего я никак не ожидала, понадеявшись на магию повелителя стужи.
Перешагнул черту изморози.
Легко и не принужденно, будто и не было никакого защитного барьера.
— Надо же, получилось, — произнес царевич совсем другим тоном. — Хорошо, что у меня есть это.
Он поднял руку и посмотрел на предмет в своей ладони. На блестящий наконечник, отломанный от какой-то стрелы.
— Добыл я, Марья, иглу, в которой смерть Кощея, — сказал он голосом, в котором больше не было ни капли любви. — Не в яйце или утке, как ты, Марья, уверяла, а на алтаре всех славянских богов. И с этой иглой не страшно мне любое колдовство Кощея!
А вот это начинает пугать! Игла? Серьезно?
— А ты, Марья, пойдешь со мной! — заявил этот новый устрашающий царевич.
— Да ты с ума сошел! — ахнула я. — С чего бы мне с тобой идти? Ваня, опомнись, еще раз повторяю, я не твоя Моревна!
— А то я не знаю, — нехорошо усмехнулся царевич. — С самого начала знал. Идем по-хорошему, Марья, недосуг мне с тобой возиться. Скоро Кощей возвратится.
А вот это отличная новость! Поскорее бы он прилетел и надавал приставучему царевичу по шее! Чего ты медлишь, Мара, дурака этого слушаешь, когда бежать надо, под защиту замковых стен, пока этот ненормальный и в самом деле куда-нибудь тебя не утащил.
— И тогда мне придется его убить, — с кривоватой ухмылкой закончил свою мысль царевич.
Я оторопела. Убить? О чем он?
— Интересно, как это делается? — царевич заинтересованно рассматривал наконечник стрелы в ладони. — Мне ее надо сломать? Или воткнуть в сердце злодея?
Я во все глаза смотрела на предмет руке Ивана. Врет? Берет, как говорят в моем мире, на понт? Вроде ничего сверхъестественного, обычная старая железяка, даже не игла, о которой твердили сказки.
Не игла. Но ведь похоже. Острая и длинная стрела действительно напоминает огромную иголку. И царевич легко, играючи, разорвал морозную Кощееву завесу с этой штукой в руках.
Так смерть Кощея существует! И находится сейчас в руках венценосного дурака, который оказался не так уж прост!
— Ну что, попробовать? — спросил Иван, примеряясь к тонкой части наконечника. — Ломаем?
— Не надо! — вскричала я. И уже более тихим голосом добавила. — Не делай этого. Я пойду с тобой.
Прости меня, Кощей. Не быть нам вместе. Но позволить Ивану убить тебя выше моих сил.
Перешагнула сочащуюся холодом черту, будто прежнюю жизнь за собой оставила, последние мосты подожгла. И пылали они сейчас за спиной, а жар и пламя пожирали последнюю надежду на добрую судьбу. Не положено мне, видно, счастья. Я и так прожила чуточку дольше, чем отмерено было. Нашла меня судьба, догнала и требует свое. Потому что чувствую — живой меня Ваня не отпустит.
Длинногривый Игрень дожидался, как и прежде, в лесу. Иван затащил меня на коня впереди себя и увез в лес дремучий, знакомый по первому, тогда еще добровольному побегу. Всё повторялось, словно жизнь моя скрутилась в жесткую спираль. Всё, да не всё. Потому что вместо Кощея в том лесу нас поджидал совсем другой человек.
Иван остановил коня на знакомой опушке, спешился сам и помог спуститься мне.
— Наконец-то, у нас получилось! — крикнул он в чащу леса.
— Давно пора, — отвечал ему оттуда женский голос. А потом обратился ко мне. — Заждалась я тебя, Марья из чужого мира, ох, заждалась. Заставила ты за собой побегать.
С замиранием сердца наблюдала я, как от темных деревьев отлепилась и приближалась к нам девичья фигурка с длинной светлой косой. Такой же, какую плела в сказочном мире и я.
Прав был Кощей, когда называл имя той, кто перенес меня в Древнюю Русь. И как же мы заблуждались, веря, что все операции по "спасению девицы от Великого Злодея" Иван проворачивал в одиночку.
Впервые я увидела лицо сообщницы Ивана и ахнула.
Будто в зеркало заглянула.