Твоя смерть тебя спасет

Глава двенадцатая. Как меня зовут?

Мы со Жданой растерянно посмотрели друг на друга, а потом дружно — на полог печи, где, выдавая сидевшего там игошу, будто живая, шевелилась занавеска. Я-то видела призрачного ребенка, как настоящего, а вот его мама лишь догадывалась, что он где-то там.

Интересно, признайся я Боянке, что разглядела невидимого духа не хуже ее самой, кем бы заклеймила меня травница? Черной ведьмой и достойной спутницей Кощея или гулящей девкой? Ведь по ее мнению игоша является лишь детям, ведуньям и беременным женщинам. А на ребенка я уж точно не тяну.

— Как ты одна-то живешь? — спросила я девушку, не сводя глаз с притихшего игоши. — Без родителей и мужа? В ваших-то условиях? Я тут потаскала воду из вашего колодца и чуть не померла, а тебе одной всё хозяйство на себе тащить?

— Боянка тоже тащит, — смущенно отозвалась Ждана. — Да и тяти-то недавно не стало. Высадить огород с ним успели, а вот убирать уже мне одной. А муж… Не быть мне мужней женой. Куда ж я с ним… — горько усмехнулась она, кивая на печь.

Вот такая ирония славянского образца. Вроде и нет давно ребенка, умер, а не отпускает маму, будто продолжает рядом с нею жить, расти, оставаясь тем самым "прицепом", который так отпугивает мужчин во все времена. И если реальный, живой ребенок, повзрослев, станет хоть какой-то опорой и помощью родителям, хоть родным, хоть приобретенным, то что взять с духа, кроме проказ и хулиганства?

— И не девица я, — добавила Ждана сокрушенно. — Коли муж в первую ночь поймет, быть мне битой.

Я хотела было возмутиться, что это за средневековые предрассудки такие, но вовремя вспомнила, где нахожусь. Вместо этого спросила:

— А что отец ребенка? Не захотел жениться?

— Так он женился… на другой, — вздохнула Ждана. — Когда про будущее дитя ему сказала, так и ответил, мол, чтобы сама как-нибудь. А его не впутывала. И что он сватов уже заслал к дочке старостиной. А со мной у него не любовь была, а так… баловство.

В глазах Жданки опять появились слезы. Игоша завозился на печи и недовольно заворчал.

— Вот гад! — разозлилась я на неизвестного деревенского ловеласа.

Молодцы мужики, что могу сказать. Соблазнил наивную девицу, напел ей про любовь, поигрался и концы в воду. А последствия ей одной расхлебывать. И надо же как придумали! Вроде как оба в "баловстве" участвовали. Но девице позор и изгнание на верную смерть, а про парня даже интересоваться никто не станет, кто такой бойкий да плодовитый на селе. Будто он и не причем. Хотя по-хорошему позор этот на двоих поделить бы нужно. И если уж выгонять, то соблазнителя в первую очередь, чтобы неповадно было и дальше с юными девушками "играться".

Вот только во все времена так было, чтобы девушек крайними и единственно виноватыми выставлять. Вот такая несправедливость.

— Йих! — вдруг радостно выдал игоша и сиганул с печи.

Прямо на обеденный стол.

Который стоял метрах в трех от печи у противоположной стены. Вот уж действительно, дух, а не настоящий человеческий ребенок.

Он даже не прикоснулся к тарелкам, как вдруг их разнесло в разные стороны, шибанув о противоположные стены. Брызги свекольного супа стекали с бревен красными живописными подтеками, добавляя в общую картину беспорядка и хаоса мазок кровавой бойни.

Ждана взвизгнула и села посреди избы на корточки, прикрыв голову руками. Я с трудом подавила в себе желание убежать из этого дома куда глаза глядят. Как можно оставить девчонку одну в этом ужасе, когда ей нужна помощь и поддержка?

— Игоша! — закричала я прыгающему на столе ребенку. Стол прыгал вместе с ним. От шума и громкого стука деревянными ножками по полу я едва слышала саму себя. — Прекрати! Ты почему себя так ведешь?

— Хочу рукавички! Хочу красивые рукавички!

— Зачем тебе они? — опешила я. — Лето на дворе, а у тебя…

Я чуть было не сказала, что нет ручек и ножек, но ведь на чем-то игоша скакал и чем-то размахивал в казавшихся пустыми рукавах распашонки. Пусть прозрачные, почти невидимые, но ручки определенно были. И что плохого в желании ребенка обзавестись для них теплой одежкой?

— Ждана, у тебя есть рукавички? Игоша просит, — обратилась я к девушке, понимая, что она не слышит его вообще или от страха.

— В сенях, в сундуке, — прошептала испуганная Ждана.

Я бросилась в сени. Света из комнаты едва хватило, чтобы найти тот самый сундук с зимней одеждой и, порывшись в нем, отыскать пару женских и потому небольших, более-менее подходящих по размеру ребенку рукавичек.

— Какие славные рукавички! — обрадовался игоша и перестал прыгать. Натянул их на невидимые ладошки, залюбовался.

— Теперь ты не будешь проказничать? — с надеждой спросила я.

— А тебе не нравится? — удивился игоша. — Я же для вас стараюсь. Чтобы веселее было. А то вы кислые и грустные. Хочу веселья, хочу дурачиться!

И запрыгал вместе со столом с новой силой.

От непрерывного шума начинала болеть голова.

— Игоша! — пыталась я перекричать стук стола. — Хватит! Немедленно прекрати!

Он сейчас напоминал невоспитанного капризного ребенка, готового разнести дом ради внимания взрослого.

Очень шумного и гиперактивного ребенка.

А детям в такой поздний час вообще полагается спать.

— Спят усталые игрушки, книжки спят, — запела я колыбельную из собственного детства, заученную наизусть за все годы просмотра вечерней передачи для малышей. — Одеяла и подушки ждут ребят…

Игоша замер, заинтересованно глядя на меня.

— Даже сказка спать ложится, чтобы ночью нам присниться. Глазки закрывай! Баю-бай! — старательно выводила я знакомую мелодию. Хорошо получается или плохо, меня сейчас не волновало, лишь бы прекратилось это издевательсво со стороны маленького хулигана.

Ждана подняла голову, недоверчиво прислушиваясь. Игоша засопел, сел на краешек стола, притих. Не думаю, что Ждане приходило в голову петь для призрака. Домовой — так называла его девушка. А домовых не укладывают спать, напевая ему теплые колыбельные. Не баюкивают их.

А ведь игоша — всего лишь маленький ребенок. Пусть и давно умерший.

Вот только тот, у кого не было тела, не торопился засыпать. Я допела колыбельную, потом вспомнила еще парочку. И замолчала, когда закончились и они. Игоша начал рассерженно ворочаться.

— Еще! Хочу еще!

— Ты почему не спишь? — терпеливо спросила я. — Деткам давно пора в кроватку.

— Я не детка! Я игоша!

Вскочил на невидимые ножки и запрыгал. С утроенной силой и злостью.

— Еще! Еще!

Кажется, где-то я просчиталась.

И тут запела Жданка. Эту песню я не знала, но в ней было много повторов и легкая понятная мелодия. И вот мы убаюкивали малыша уже на два голоса. Игоша успокаивался. Дикие прыжки прекратились, и мы со Жданой незаметно выдохнули.

Вот только надолго ли нас хватит? Колыбельные иссякали, а ребенок и не думал отправляться на покой.

Скоро мы совсем выдохнемся, и что тогда будет? Как утихомирить духа?

И тут распахнулась прикрытая мною дверь в избу.

На пороге возникла темная фигура Кощея. Сверкнули ехидством черные глаза.

Он окинул насмешливым взглядом творящееся в комнате и произнес:

— Так вот куда Марья запропастилась. Вечёрки устроили? На троих? Нехорошо в гостях задерживаться, пора и честь знать.

Ждана уставилась на чародея, как кролик на удава. А я… пожалуй, обрадовалась. И сразу как-то спокойнее стало, будто вот оно, решение всех проблем, вошло в этот дом и сняло с твоих плеч тяжелый груз ответственности.

— Ой, — сказал игоша и попятился по столешнице от Кощея.

— Даже так, — произнес чародей странным голосом, разглядывая малыша. — Давненько мне такое не встречалось. Игоша, а не пора ли и тебе уходить? Вижу, подзадержался ты в мире живых, да только хватит. Ждет тебя мир другой, Навью называется. Там и дед твой, и бабка, и прочие родичи. Хочешь с ними увидеться?

Замер игоша, призадумался.

— Дед интересный был. Мне нравился. Хочу к нему!

— Вот и ладненько, — обрадовался Кощей и вскинул руку, видно, для какого-то колдовства, чтобы отправить игошу в Навь.

— Хотя нет, — вдруг передумал тот. — Не хочу.

Кощей досадливо поморщился. Опустил руку. Неужто без согласия духа от него совсем невозможно избавиться?

— Что еще? — уточнил Кощей у несговорчивого ребенка. — Что бы хочешь?

— Хочу узнать свое имя, — сказал игоша с какой-то затаенной печалью в голосе, разом растеряв всю свою смешливость. — Хочу знать, как меня зовут.

Кощей помолчал.

— Я не могу знать твоего имени. У меня нет всей моей силы, отняли ее, заперли до времени. Потому и отправить в Навь тебя могу лишь с твоего согласия. И имя не вижу, извини.

Имя? А есть ли у игоши оно вообще? Ведь ребенок умер через несколько минут после рождения, успела ли Жданка назвать своего малыша?

— Егорушка, — вдруг заговорила Ждана, поднимаясь на ноги. — Я ни разу не произносила его вслух, но носила это имя в своем сердце. Егорушка, сынок…

Игоша подпрыгнул в воздух, закрутился от радости юлой.

— Спасибо! Спасибо, мама! Это всё, что мне было нужно! Потому и оставался я рядом с тобой! А теперь я готов! Отправляйте меня к деду!

Кощей вскинул руку, и в избе сразу сделалось холодно, словно зимой при открытых окнах.

— Я не провожу тебя до Калинового моста, — сказал он игоше. — Но докину до него, на это моей силы хватит. Там тебя встретят и проведут в Навь. Легкой тебе дороги… Егорушка.

И я поняла, что тянуло вовсе не обычным холодом. А потусторонним. Словно окна, которые представились в моем воображении, открылись в саму Навь.

— Прощай, мама! — крикнул Жданке Егорушка. И исчез.

Вот так просто, без порталов, спецэффектов или затягивающих вихрей.

Просто исчез.

А Кощей посмотрел на Ждану. Та испуганно опустила глаза. Понимала, кто зашел к ней в гости и какую силу с собой принес.

— Ничего не бойся, — сказал Кощей девушке. — Дух твоего ребенка тебя больше не держит, ты свободна. А за судьбу свою не беспокойся, у Лады уже есть для тебя жених, что не попрекнет и любить будет пуще жизни своей. За все невзгоды твои награда.

Сказал так, развернулся и вышел из избы.

— Чего это он? — изумилась я.

— Он Кощей, — завороженно смотрела вслед колдуну Ждана. — Слово его крепко. Знать, и вправду найдется для меня суженый.

— А при чем тут Лада? — не поняла я. — И откуда ему-то знать, что у тебя на судьбе написано?

Про себя я подумала, что пришел Кощей гораздо раньше, чем показался нам, и успел многое подслушать. Вот и решил напоследок утешить девушку. Только зачем ему это надо?

— Ну как же, Лада! — воскликнула Ждана, пытаясь объяснить своей гостье прописные истины. — Она сама любовь! Богиня, дарующая семейное счастье! Кому, как не ей, послать на встречу того, кто станет мне верным, надежным и любящим мужем! Спасибо тебе, Марья! Спасибо и за Кощея тоже! Теперь я спокойна. Верю, всё будет хорошо!

На том мы распрощались. Моя помощь в этом доме больше не требовалась, а Кощея лучше было не злить, и потому я послушалась его и не стала задерживаться, поспешила за ним.

Он ждал меня за калиткой. И не только он. Конь Дарён тоже оказался не в сарае Боянки, а тут же, стоял у забора, куда еще недавно опускался то ли отдохнуть, то ли показать на проблемный дом черный ворон.

Кощей, похоже, как раз рассказывал Дарёну, с чем столкнулся в избе.

— Иго-го-ша? — рассмеялся вороной. — Ну и дела! О, а вот и пропавшая Марья!

— Кстати! — спохватилась я. — Кощей, а как ты меня нашел? Обходил все дома, пока не наткнулся на нужный?

— Глупости, — поморщился колдун. — Кольцо-оберег, забыла? При желании я всегда тебя найду, Марья. Куда бы ты не ушла.

— Забудешь про него, — проворчала я. — Между прочим, ты обещал мне тысячу шагов свободы. Но от дома Боянки я успела уйти недалеко, как вдруг начала проваливаться под землю.

— Знаю — кивнул Кощей. — Мне эхом передается, если ты приближается к запретной границе. Мне понадобилось уйти, но я не отходил от дома дальше тысячи шагов. Помнил про оберег, специально шаги считал. Не думал, что ты тоже покинешь дом.

— Хотела к колодцу за водой сходить, чтобы Боянка не увидела, сколько ее выпито было, — вздохнула я. — Наверно, это было в другую сторону, чем ушел ты, вот и увеличилось расстояние.

— Не думай лишнего, — проворчал Кощей, заметив, как я задумчиво рассматриваю серебристое колечко на пальце, так похожее на обручальное. — Придал эту форму, чтобы у людей меньше вопросов возникало по поводу, кто мы и откуда взялись.

— А я уж подумала, о репутации моей заботишься, — с разочарованием вырвалось у меня. — Вот и Дарён посоветовал две косы заплести, как у замужней.

Кощей в изумлении приподнял брови.

— С чего бы? Просто некий воин, путешествующий с женой, выглядит не так подозрительно, как Кощей с плененной им девицей. А мне проблемы от озлобленных крестьян сейчас ни к чему.

Хотела смолчать, но не выдержала, спросила:

— Так сильно им насолил?

— Я? — опешил Кощей, да так искренне, словно был самой невинностью. — Знать их не знаю. И столько бы еще не знал.

— Ну, как же, — понесло меня по непривычным рельсам ехидства. — Ты же злодей. Черный колдун. Тебя все знают и все боятся. Боянка так сразу практически запретила к ней возвращаться. Неспроста же? Значит, успел натворить злодейств и тем прославиться.

Взгляд Кощея изменился. Будто грозовая туча набежала. Почти виделись яростные вспышки молний. Ощутимо потянуло холодом, будто туча та была еще и зимняя, снежная, со стужею.

Как сказала про Кощея Полуденница? Хозяин стужи?

— Все эти небылицы, Марья, ты и пустила! — процедил он сквозь зубы. — Думаешь, я не знаю? Тогда, десять лет назад, ты не могла одолеть меня чародейством. Вот и придумала настроить против того, кто тебя могущественнее, людские сердца. Людская молва зла и стремительна. Слухи, рожденные твоей злой фантазией, разлетелись во все края Руси, да так и остались навечно.

Сказал так, развернулся и пошел прочь, унося с собой лютый холод.

Я осталась стоять, как пришибленная.

Вот как.

В мое время, в двадцать первом веке, СМИ — страшная сила. Люди искренне верят всему, что читают в интернете и видят на экранах своих телевизоров. Мнение обывателей легко повернуть как в одну, так и в другую сторону, стоит лишь окрасить информацию в соответствующие цвета.

В древности с этой ролью неплохо справлялись слухи.

Кем бы ни был Кощей на самом деле, сплетни и небылицы оплели его необычайно черной славой.

А ведь я и сама относилась к нему предвзято. Помнила сказки, где Кощей — непременно главный злодей, антагонист какому-нибудь царевичу. Но и царевич слегка не совпадал с заложенным сказками в голову шаблоном, где он такой из себя добрый и правильный герой.

Пожалуй, стоит присмотреться к моему пленителю повнимательнее. И сделать собственные выводы, без оглядки на чужое, часто ошибочное мнение.