Нина широко раскрыла глаза, зажмурила их, снова раскрыла и снова закрыла, откинув голову на спинку кресла. Не открывая глаз, натянула на колени плед и крепко уснула. Мистер По тоже уснул, прижавшись боком к её щеке.
Эрни ещё раз оглядел комнату. В гамаке валялся старый клетчатый плед, которым могли бы накрыться пять человек сразу. Эрни сгреб его в охапку и подошёл к шкафу с танком. Стараясь не попадать под прицел, осторожно накрыл видимую часть танка пледом. В недрах танка что-то зарычало и затихло. Эрни инстинктивно отпрыгнул в сторону, но больше ничего не произошло.
Эрни отошёл ещё на несколько шагов в сторону. Маскировка не сработала: танк по прежнему выглядел как танк, но непонятно зачем накрытый старым пледом. Пожалуй, лучше просто танк. Эрни осторожно снял плед и положил его обратно в гамак.
Мистер По переместился на колени девушки и снова уснул. Эрни аккуратно подложил небольшую диванную подушку под голову Нины. Она спала так крепко, что еле дышала.
Эрни осторожно взял кисти ее рук в свои руки. Ранки, ссадины, ожоги…
Слоящиеся ногти, обрезанные под корень, с неухоженной кожицей вокруг них. Эрни достал из маленькой тумбочки флакон с маслом апельсина и баночку крема с лечебными травами, заботливо и аккуратно смазал все ранки, втёр масло в ногти, втёр крем в ладони и запястья.
Так же когда-то Том колдовал над его израненными руками.
Эрни вгляделся в лицо спящей подруги. Потрескавшиеся губы, как и кожа под глазами, имели выраженный синеватый оттенок.
Бледное, изможденное, посеревшее лицо. Потускневшие волосы. Её дыхание было настолько слабым и тихим, что сейчас она больше походила на восковую куклу, чем на живого человека. Прямо таки музейный экспонат послевоенной эпохи — тяжело трудящаяся женщина.
С одеждой дело обстояло не лучше: джинсы выглядели так, как будто на них вили гнездо голуби; от свитера пахло так, как будто его не стирали недели две.
Эрни вспомнил Аниту: как они с Томом аккуратно меняли её одежду, пока она спала, как Далия не отходила от нее два часа, потому что она уснула, зажав в кулачке её палец, как Мистер По загружал её кофточки и одеяла в стиральную машину…
Ухаживать за крошечной девочкой, со всех сторон окруженной заботой, куда проще, чем за повзрослевшей девочкой, которую никогда не любили.
Однако, её внешний вид и физическое истощение не самая большая проблема. Пораненные руки и испорченная одежда — это одно, а вот что ей приходится терпеть от людей, с которыми она работает… Что она слышит от «начальства» и «коллег», от полупьяных немытых мужланов, пачкающих посуду, которую она моет… Эти раны не смажешь апельсиновым маслом, как ссадины на ладонях…
Мистер По съел весь приготовленный омлет, нужно приготовить ещё и заварить свежий чай. От еды она, слава богу, не отказывается.
Эрни ополоснул сушеные грибы, которых они с Томом насобирали в лесу после прошлого дождя, взбил оставшиеся в холодильнике яйца и поставил огромную сковороду на плиту, рядом с огромным пузатым чайником.
В раковине накопилась целая гора посуды. Эрни ополоснул её и нажал одну из кнопок на панели гарнитура. Столешница разверзлась и на столе появилась современная посудомоечная машина. Когда Эрни включил машину, Нина ненадолго открыла глаза. «Видеть ее не могу», — хрипло сказала она таким же больным голосом и снова уснула, подсунув руки под грудь ворона.
Когда она открыла глаза в следующий раз, Эрни уже успел достать вымытую посуду и спрятать «страшную» машину обратно под столешницу.
— Хочу чай с тремя ложками сахара. — Голос был по-прежнему хриплым, но более высоким и живым.
Нина села за стол и потерла руками виски, уперев локти в столешницу.
— Что у вас тут стряслось? — Она медленно и тяжело повернула голову, так, как будто у нее сильно болела шея, обвела уставшим, почти безразличным взглядом комнату, немного нахмурилась, разглядывая танк, торчащий из шкафа, и снова стала тереть виски пальцами, уставившись в какую-то точку стены над плитой.
— Мы немного… Э-э-э… обновили интерьер. Вроде того. Ну… и… Ты же знаешь Тома — он любит всякие там исторические… Э-э… артефакты.
— А. Вот оно что. Артефакты — это неплохое объяснение, конечно.
— Ладно, знаешь, что: Тома сегодня не будет, можешь остаться у нас. Я позвоню твоим, скажу, где ты, идёт?
— Можешь не беспокоиться, они даже не заметят, — отрезала Нина.
— Я всё-таки позвоню.
В ответ на объяснения Эрни мать Нины раздражённо прошипела: «Что вы меня дёргаете со своими дурацкими уроками?! Я, вообще-то, работаю!» — и бросила трубку.
— Ну и что она сказала?
— Сказала, что желает тебе спокойной ночи, — топорно соврал Эрни.
— Если она сказала именно это, то в том лесу, который я наблюдаю из этого по меньшей мере странного окна, умер довольно крупный зверь. Кстати, где мы вообще находимся?
— Как сказал бы Том: в точке совмещения двух систем пространства и что-то вроде… Э-э… «яснее не скажешь».
Эрни пожал плечами и беспомощно развел руки в стороны, выдавливая из себя самую невинную и обаятельную улыбку, на которую только он был способен.
Нина вопросительно подняла брови, не отрывая пальцы от висков.
Эрни продолжал, по-прежнему изо всех сил стараясь изображать лицом «святую невинность»:
— У Тома был дядя, и он оставил ему домик в лесу. И-и-и… Чтобы не ездить туда постоянно… Это неблизко, понимаешь… Том как бы… совместил этот домик и свою городскую квартиру…
— Совместил? Ты так это называешь? Как такое вообще может быть? Это что, магия?!
— Ну, вообще-то, вроде того… Том, он, понимаешь, не совсем обычный человек.
Нина запустила руки в волосы, потом решительно встала и стала ходить туда-сюда по комнате, быстро разговаривая и интенсивно жестикулируя.
— Я должна была догадаться: эта борода и ворон, перстень с камнем… и вообще…
— Нет-нет, борода и даже ворон тут совсем ни при чём, а кольцо подарил один из учеников, ты же знаешь, Том часто дружит с теми, кого учил в школе.
— А, прости. Я просто не понимаю всего этого.
— Знаешь, я тоже не понимаю всего. Просто мы с Томом — семья: он принял меня в свой мир, а я принимаю его мир как свой.
Нина молча смотрела за окно, скрестив на груди руки и немного наклонив голову на бок. Прямо как Мистер По, когда в его маленькой голове шла напряжённая работа, когда он переваривал новую информацию и пытался «вынести вердикт».
Эрни ожидал вердикта от Нины, но она, видимо, была чересчур уставшей для этого.
Она молча стояла ещё какое-то время. Потом быстро подошла к окну и повернула переключатель. Эрни не успел остановить ее. За окном возникли пальмы и улочка, ведущая к морю. Нина оперлась руками о подоконник и прилипла носом к стеклу, широко раскрыв рот.
— Это… Это ещё где?!
— А… Это… Это в Испании. Там у Тома семья.
— У Тома. Семья. В Испании… Как такое?.. Это шутка? Ты меня разыгрываешь.
— Там живут его жена, дочка и внучка. Ей семь месяцев. А вон и они, только без Даны.
Издалека видны были силуэты Тома и Далии, переходивших дорогу с детской коляской нежно-розового цвета.
— Ты меня разыгрываешь. Это какие-то спецэффекты.
Нина открыла дверь пинком и вышла на испанскую улочку.
Эрни вышел за ней и осторожно потянул ее за руку.
— Пойдем-ка обратно, а то тебя запишут в нелегальные эмигранты.
Нина сидела за столом напротив Эрни. Он уже проглотил свою порцию омлета и жадно жевал большой кусок сыра, одновременно делая для них бутерброды. Нина сжимала вилку в одной руке, яростно уперев её ручку в стол, ножом, плотно зажатым в другой, она хладнокровно пилила омлет с грибами, к которому до сих пор не притронулись. Она смотрела в тарелку, нахмурившись.
— Давай, поешь, он вкусный, а то у тебя кости торчат сквозь свитер, — пробурчал Эрни с набитым ртом.
Нина перестала пилить тарелку, уперла нож ручкой в стол, так же как и вилку, и, грозно уставившись на Эрни, заговорила:
— Ты. Мне. Ничего не рассказывал. Полтора. Года! — Её лицо побелело, а голос дрожал.
Эрни изо всех сил старался не поддаваться панике и не дать ей понять, что нервничает сейчас не меньше неё самой.
Невозмутимым и бодрым голосом он ответил:
— Ну что ты так злишься? Я же не собираю в подвале атомную бомбу и не устраиваю хакерские атаки… У нас просто маленький танчик времён второй мировой ненадолго застрял между старым шкафом и кроватью.
Нина бросила нож и вилку и рассмеялась во весь голос, как ребенок. Она всегда быстро сменяла гнев на милость, если её рассмешить. А рассмешить её, как правило, было несложно.
Теперь она наконец-то поест и выпьет свой чай с тремя ложками сахара, и повеселеет ещё немного.
Мистер По тоже выспался и снова проголодался: съел четыре бутерброда с сыром и допивал чай с молоком из огромной оранжевой кружки. А допив чай, потребовал апельсин.
— Ни? На? Апельсин? — когда Эрни поставил на стол перед вороном блюдце с очищенным апельсином, Мистер По задал очень странный вопрос. Эрни впервые слышал от него такое: ворон мог отобрать у Эрни или Тома то, что они ели, но никогда никому не предлагал свою еду.
Нина снова рассмеялась и отломила пару долек.
— Спасибо, я тоже люблю апельсины.
Мистер По, склонив голову набок, смотрел, как Нина аккуратно ест апельсин, как будто чего-то дожидаясь. Когда она доела и вытерла губы салфеткой, он несколько раз переступил с ноги на ногу, расправил крылья и снова сложил их, прочистил горло и снова задал свой вопрос, который уже задавал Эрни этим утром. Голос его теперь звучал настойчивей и громче.
— Ни? На? Шас-Тик?
Нина снова погрустнела и поникла. Сейчас Эрни думал, что готов свернуть ворону его черную шею. Конечно, это было не всерьёз, и Эрни прекрасно понимал, что даже очень умный и воспитанный ворон не может знать, что чувствуют люди, тем более, четырнадцатилетние девушки.
Тихим голосом, глядя в пол, как будто она в чем-то виновата, Нина ответила:
— Я тоже по нему скучаю, правда. Но сейчас мне нужно работать. Так уж вышло, прости.
Эрни заглянул в холодильник. Он был почти пустым, однако на верхней полке лежала большая коробка шоколадных конфет с орешками — Том обожал эти конфеты. Обычно он запихивал в рот сразу три штуки и запивал большими глотками чая. Естественно, и коробка с конфетами, и чайник с заваркой молниеносно опустошались. Эрни очень удивился тому, что треть конфет в коробке уцелела. Впрочем, когда родилась Анита, Том часто не успевал делать то, что обычно делал раньше.
— Конфеты все будут? — Эрни надеялся поднять настроение Нине и Мистеру По.
— Есть конфеты!
— Буду чай с одной ложкой сахара!
Эрни вздохнул с облегчением и заварил ещё чая.