Глава 7. Графическая композиция и немного визуальной жизни

Эрни прикалывал углы ватмана скрепками к деревянному мольберту.

Несмотря на то что он был «надеждой школы», накануне отчётного концерта по музыке от обычных тестов, экзаменов и заданий его никто не освобождал.

С последней попыткой тестов по биологии и математике, они кое-как справились, и Эрни теперь был уверен, что Нина завтра, наконец, напишет их хотя бы на необходимый минимум. Однако завтра же нужно было сдать графическую композицию по изобразительному искусству, а с ней Эрни даже не начинал работать.

Композицию нужно было составить из трёх предметов и нарисовать с натуры.

Эрни взял высокий круглый табурет Тома и поставил на некотором расстоянии от мольберта. Он, как обычно, занимался в хранилище — здесь, почему-то, всегда работалось лучше, хотя он постоянно слышал вибрацию тысяч снов, они были для него как для некоторых людей, к примеру, радио — звуки, помогавшие собраться и сделать то, что сделать нужно.

Табурет был всем хорош, только площадь сидения была слишком маленькой — на ней никак нельзя было бы уместить три объекта среднего размера.

Эрни пришлось снова навестить кладовку, протиснувшись ползком через дверцу-арку. Том готовил что-то вкусное, подпевая задушевной песенке, доносившейся из маленького радиоприемника. Танк по-прежнему бесцеремонно торчал из шкафа.

На бельевой верёвке снова сушились крошечные розовые кофточки, от которых теперь пахло ромашками.


Эрни раньше уже видел здесь то, что ему сейчас было нужно: большой овальный поднос из какого-то нержавеющего металла. Одна из музейных штучек, которую списали за ненужностью. Том складировал здесь такие вещицы, пока хватало места. Если места, всё же, не хватало, самые бесполезные экспонаты тоже куда-то списывались. Но их место вскоре занимали другие, и так до бесконечности.

Единственным недостатком подноса было то, что он был ужасно тяжёлым — почти неподъемным. Он весил как две, а то и четыре гири. Нелегко, наверно, приходилось женщинам, носившим его. Впрочем, во времена «молодости» этого подноса, женщинам вообще приходилось несладко.

Эрни сразу решил выбрать и предметы для композиции, чтобы снова не ползти через дверцу-арку и не тревожить танк.

На полу возле стены, покрытая внушительным слоем пыли, стояла средних размеров ваза, которую не один раз склеивали и реставрировали. Тем не менее, было отчётливо видно, что на вазе изображён кентавр, а под ободком явно различался греческий орнамент. Эрни осторожно взял вазу и сдул с неё пыль.

Поднос и ваза были отправлены к проёму-арке, оставалось найти ещё хотя бы один подходящий предмет.

В поле зрения Эрни попал странно освещенный кусок стены: она как будто была подсвечена фиолетовым и зелёным прожекторами одновременно.

Свет исходил от стёкол странного вида очков, лежавших на полке среди прочего хлама. Эрни никогда раньше не видел такой оправы: она была сделана из металла, на вид не сильно отличавшегося от металла «исторического» подноса. Стекла были толстыми и выпуклыми, внутри них, как в янтаре, как будто застыли пузырьки воздуха.

Эрни протянул руку к очкам и сразу ощутил следы магии. Том явно с ними экспериментировал. Ну, что бы у него там ни получилось, ничего плохого он точно сделать не пытался. Однако, Эрни вспомнил свой прошлогодний опыт с пеной, заполонившей полдома, вспомнил, как ранним зимним утром провалился в туман и еле вернулся в реальный мир, вспомнил, как Нина внезапно заговорила по-испански… и отдернул руку.

Через полминуты любопытство взяло верх и Эрни надел очки.

Сначала ничего особенного не происходило, только переносица немного болела под тяжестью увесистой оправы, и пузырьки в стеклах казались воздушными пузырями, застывшими в воздушном пространстве чулана. Эрни уже собрался снять очки и отправиться в хранилище работать над композицией.

Однако внутри пузырьков вдруг появились разноцветные точки, которые быстро начали расти. Пузырьки лопнули, из них вылетели феи: зелёная, жёлтая и голубая. Феи звонко смеялись, перемещаясь в воздухе быстро и хаотично, как визуально смоделированные молекулы, рассыпая везде пыльцу — золотистую, изумрудную и серебряную.

Между брёвнами сруба стали пробиваться зелёные ростки, стебли росли и ползли — вверх, вниз и в стороны. Из стеблей появились листья, сочно-зеленые, сердцевидные. Между листьями возникли бутоны, на глазах распускаясь, становясь яркими. Две феи теперь играли в догонялки где-то под потолком, влипая в паутину. Одна из них где-то нашла сажу и перепачкалась в ней, другая смеялась, показывая на неё пальчиком, отчего первая ещё больше злилась и летала ещё быстрее.

Третья фея громко чихала, увязнув по пояс в мешке с мукой. Её «сестры» не обращали на неё никакого внимания.

На фоне прочего шума Эрни услышал стук. Посреди комнаты, на полу, теперь покрытом ковром из цветущего вьюнка, лежало яйцо размером с яйцо средних размеров динозавра, перламутровое, как внутренняя поверхность ракушки, в которой жила небольшая устрица. Стебли подвижного вьюнка уже карабкались по перламутровым стенкам. Яйцо начало сильно раскачиваться из стороны в сторону, потом завертелось волчком, вращаясь всё быстрее и быстрее, и, наконец, исчезло.

На месте яйца стояла небольшая птица с короной на голове, инкрустированной драгоценными камнями, каких Эрни в реальной жизни вообще никогда не видел — ни на витринах ювелирных магазинов, ни в музеях. У птицы были лимонно-жёлтые глаза, которые, казалось, способны прожечь всё, на что смотрят, острый клюв, сине-фиолетовые и иссиня черные перья на туловище и голове, пепельно-серые крылья и пышный гибкий хвост с золотым и радужным оперением. Птица наклонила голову набок, громко прочистила горло, так что из клюва вырвалось облачко пламени, и запела высоким сильным голосом традиционный ирландский йодль.

Феи перестали гоняться друг за другом, и, обнявшись, закружились в воздушном танце, напоминавшем ирландские народные пляски.

Вьюнковый ковёр на полу и стенах тем временем становился всё выше и гуще, к носку тапка Эрни, извиваясь, как крошечная змейка, подбирался тонкий салатовый стебель. Птица щебетала свой йодль всё сильнее и громче, от чего задрожало стекло в окошке и закачались банки на полках. Эрни решил, что с него хватит, и осторожно снял тяжёлые очки. Его как будто качнуло назад, почти до самого пола, и комната вернулась на место в привычном виде. Звуки птичьей песни, тоже, по счастью, смолкли.

Эрни протер глаза и немного повращал ими под изнанкой век, чтобы зрение и ощущение ориентации в пространстве вернулись в норму.

Эрни подошёл к проёму-арке, аккуратно поставил на поднос вазу, положил рядом очки, протолкнул поднос сквозь проём и вылез сам.

Заперев дверцу, Эрни с подносом в руках снова прошествовал через кровать и вернулся в хранилище. Он осторожно водрузил тяжёлый поднос на высокий табурет, уравновесив его. Стекла очков теперь светились розовым и голубым. Эрни придвинул очки к вазе, поправил дужки оправы так, чтобы они лежали немного небрежно, а не «по линейке».

Не хватало третьего предмета.

Хорошо бы это было что-то небольшое… Кубик? Шарик? Бант из ленты? Ленты… и банты… Это по-женски, как цветы… Привядший цветок из палисадника Далии, который Том приколол к своей шляпе… То, что нужно.

Том, подпевая песенке из радиоприемника, колдовал над сковородой, приподняв крышку и подсыпая в еду какие-то травы. В мультиварке бурлил овощной бульон, в котором варились какие-то бобы.

— Ты не против, если я возьму это на время? — Эрни осторожно снял с вешалки шляпу Тома, цветок обронил ещё несколько лепестков.

Том подскочил на месте и уронил крышку: он, видимо, не слышал, как Эрни прошёл мимо него.

— Бери, конечно, а зачем тебе шляпа?

— Нет, только цветок, я рисую композицию по графике.

— А. Да без проблем. Его пора выбросить неделю уж как, я просто забегался.

— Понимаю. Я тоже.

— Ну, мы же с тобой мужчины, да?

Том подмигнул левым глазом сквозь запотевшее стекло очков, отчего у Эрни как-то сразу прибавилось сил и энтузиазма.


Эрни немного развернул очки и положил цветок между ними и вазой. Расправил его лепестки, придвинул вазу чуть ближе к очкам. Пролистал главу учебника с названием «Примеры расположения объектов в композиции», нашел схему, больше всего похожую на его «цветок, очки и вазу», ещё немного подвинул и повернул вазу, разметил ватман и начал затачивать карандаши разной твердости. За год он неплохо продвинулся в графике, и уже довольно быстро выполнял работы с хорошей прорисовкой. В этом задании не нужно было прорисовывать мелкие детали четко: важно было передать объем, контуры и тени. Он не собирался фотографически передавать разрисовку древнегреческой вазы, но пузырьки в стеклах очков зарисовать хотелось.

Минут через сорок Том не выдержал и просунул голову за занавес.

— Ну что ты тут рисуешь, Мону Лизу? Пойдем-ка обедать.

— Просто композицию по графике, уже почти закончил. Но я там у тебя в кладовке кое-что интересное нашел, решил изобразить в деталях.

— Вазу с кентавром? — протирая запотевшие очки, с сомнением в голосе спросил Том.

— Нет, вот это. — Эрни аккуратно взял очки с подноса и подошёл поближе к Тому. — Ничего, если я надену их за обедом?

— Я и забыл про них. — Том улыбался с выражением лёгкой ностальгии на лице. — Не надевал их лет, как минимум, десять. Надень, если хочешь, только давай, пожалуйста, пойдем есть, у меня живот к спине прилип.


Расправившись с нутовым супом, Эрни налил себе чая и надел очки. Ему было безумно интересно, что (или кого) они покажут ему на этот раз.

Том уплетал вторую порцию жареной картошки с грибами, пиала с супом безмятежно стояла рядом, в паре сантиметров от его бороды, которую он перекинул через левый локоть.

Два пузырька в стеклах очков расположились как раз на ней.

Пузырьки увеличились и лопнули, две точки взорвались и исчезли в бороде Тома. С минуту ничего не происходило. Потом Эрни заметил, что от бороды отделилась прядь и стала свиваться в жгут. По жгуту, как по канату, спускался крошечный рыжебородый гном. Подойдя к пиалке, он сделал глубокий вдох, надув щеки, и без того напоминавшие щеки хомяка, перевесился через край, и занырнул в суп по пояс. Болтая ногами, он что- то искал на дне пиалки. Наконец он вынырнул, держа в охапку три крупных нутовых зерна.

Один за одним он метнул их, как ядра, в другой край бороды Тома, откуда торчал другой, черноволосый гном такого же размера. Теперь рыжий гном взбирался по своему «канату» обратно, а черноволосый спускался вниз. Ничего не замечавший Том любовался грибочком, наколотым на вилку.

Черноволосый гном выловил из пиалки сразу пять нутовых зёрен, но ни одно из них не достигло цели.

Эрни не выдержал и рассмеялся.

— Фто-о? Фто тако-ое? — Том тщательно пережевывал жареный гриб.

— У тебя… у тебя на бороде… в буквальном смысле… — сквозь смех с трудом проговорил Эрни.

— А-а-а. Ну да, эти очки, они немного… визуально добавляют жизни. — Семь подряд нутовых зёрен отскочили от бороды Тома и куда-то исчезли.

Эрни осторожно снял очки.

Том покончил с грибами и принялся за суп.

Выловив из бульона кусочек цветной капусты, ломтик моркови и укроп, он о чем-то задумался.

— В следующий раз положу побольше нута.

Эрни снова рассмеялся.

— В следующий раз положи эти очки там, где их никто не найдёт.

Том согласно кивнул, поднося пиалку к губам.

— Мысль, пожалуй, здравая.

Загрузка...