Глава 8

Лас-Вегас, наши дни

Я не видел глаза Дэймона Зимоновски за толстыми стеклами защитных очков, но его губы превратились в тонкую полоску, а зубы сжались, выражая явную агрессию. Руки вытянуты вперед, внушительный корпус (шесть футов три дюйма) слегка наклонен вперед. Я сжал руками свои противошумовые наушники одновременно с тем, как его палец побелел от напряжения на спусковом крючке. Я едва мог поверить в то, что стою сейчас здесь, что это и есть обстановка моего интервью для книги о двойной жизни Кевина Льюиса, а не сцена из моих романов.

357’ дернулся трижды, грохот выстрелов прокатился по закрытому стрелковому тиру, а Дэймон радостно закричал. Я попытался рассмотреть цель на том конце двадцатиярдового коридора, но ничего не увидел сквозь плексигласовую стенку, разделяющую наши огневые позиции. Дэймон оставил позу стрелка и вручил свой 357’ подростку в комбинезоне, сорвал с себя очки и посмотрел на меня.

«Так вот чего хочет мир, — сказал он, расплываясь в улыбке. — Еще одна долбаная книга о блэкджеке».

Я хотел было возразить, потом решил этого не делать. Я не писал книгу собственно о блэкджеке, но не мог объяснить это Дэймону. Моя встреча с этим немного пугающим местным обитателем Вегаса была организована Кевином Льюисом, или Дэвидом Ли, под именем которого его знал Дэймон с тех дней, когда работал управляющим одного из роскошных гигантских казино на Стрипе. Дэймон был моим первым объектом исследования, первым именем из списка, который предоставил мне Кевин в рамках нашей с ним сделки. Перед этим интервью Кевин взял с меня обещание не раскрывать реальную подоплеку моей книги, а после того как я увидел 357’ в руках Дэймона, я вообще не стал распускать перья.

Из того что мне рассказал Кевин, я понял, что Дэймон являлся идеальным объектом исследования — представителем одновременно старого и нового Вегаса. После краткосрочной подготовки в морской пехоте в 1974 году он переехал сюда из Далласа в поисках собственной версии Американской Мечты. Он работал в казино на самых разных должностях в течение нескольких лет, карабкаясь вверх по служебной лестнице с должности охранника до дилера блэкджека, пит-босса, старшего смены, пока, наконец, в середине 1980-х не стал управляющим знаменитого на Стрипе казино. В следующие десять лет он сменил шесть различных казино, пока не решил навсегда покончить с игорным бизнесом. Как и многие другие местные обитатели, годами наблюдавшие трансформации Вегаса, он понимал, что город переживает потрясающий демографический взрыв, в противоположность Атлантик-Сити, где окружающие городские районы хирели после прихода сюда казино. Вегас почти постоянно находился в состоянии экономического бума последние четыре десятилетия. Стремительно развивались новые отрасли, готовые обслуживать быстро разрастающуюся мекку, а в будущем основная деловая активность не обязательно должна была происходить в игровых залах. Дэймон стал своего рода разработчиком. Теперь он владел частью вновь открытого стрелкового тира, расположенного сразу за городом, а также небольшой долей близлежащего супермаркета.

Парень в комбинезоне забрал у меня наушники, и я проследовал за Дэймоном в небольшой холл перед выходом из здания. На стене висела грифельная доска, на которой ярко-зелеными буквами были нацарапаны графики посещений стрелкового клуба. Под доской булькал кулер. Два цветка в горшках буйно кучерявились у окна, выходящего почти на пустую автостоянку. Мой взятый напрокат «Гео» смотрелся как обедневший клоун рядом с гигантским четырехприводным «Сабэрбеном» Дэймона.

«Знаете, — продолжал Дэймон, наливая в бумажный стаканчик воды из кулера, — Вегас — самый быстрорастущий город в мире, последнее место на Земле, где бродяга без всяких навыков может заработать себе на приличную жизнь. И все, о чем хотят написать книгу, — это какой-то блэкджек».

За десять минут, которые я был с ним знаком, я успел привыкнуть к тому, что Дэймон щедро приправлял свою речь ненормативной лексикой. Однако при этом он говорил об интересных вещах. Феномен Лас-Вегаса — это не только история о картах: рост города, приток денег, архитектурное многообразие и характер, все это было уникальным явлением в человеческой истории. Где еще в мире разносчица коктейлей может позволить себе купить дом в рассрочку и взять в прокат авто? Где еще в мире студент-недоучка, который зарабатывает парковкой машин, получает достаточно, чтобы отправить своих детей в частную школу? История Кевина Льюиса вписывается в эту канву, поскольку характеризует собой конкретный момент истории Лас-Вегаса: его первые шаги в двойную жизнь совпали с периодом нового мегаразвития Вегаса.

«Людям нравится играть, — ответил я. — И они разбираются в блэкджеке, потому что он прост и кажется им почти честной игрой. Люди верят, что это единственная игра, в которой у них действительно есть шансы победить».

Дэймон проворчал что-то в ответ, смял бумажный стаканчик в мясистых руках и швырнул его в мусорную корзину. «Это уже не самая популярная игра в казино. Игровые автоматы занимают теперь почти 60 % всего времени, которое люди проводят в казино. Блэкджек был на подъеме в восьмидесятых и девяностых, но мы вступаем в эру машин», — сказал он.

Я кивнул. Я читал о нашествии машин. Теперь даже игровые автоматы оказались перед угрозой отступления перед видеопокером, этим Интернет-порно азартных игр. Быстрые, ведущие к привыканию, иногда дающие выиграть машины пожирали деньги быстрее агентов по найму жилья в Нью-Йорке. Но меня совсем не интересовали игровые автоматы, поэтому я сказал: «Я пишу как раз о девяностых. И не только о блэкджеке. Мне интересно, как менялся Вегас, как его характер отображался в крупных игроках того десятилетия».

Дэймон скрестил руки на груди и пожал плечами: «Что ж, внешне Вегас постоянно меняется».

Я мог и сам подбросить кучу подробностей. Из моих исследований я заключил, что Вегас прошел через пять отчетливо различимых периодов с тех пор, как азартные игры были легализованы Законом 98, который был принят Законодательным собранием Невады в 1933 году. Сначала была эра гангстеров, которая началась сразу после окончания Второй мировой войны. Вдохновленные успехом своих нелегальных игорных салонов на Среднем Западе, печально известные мафиози, такие как Моррис «Моу» Далитц и Багси Зигель, прибыли в город. Использовав, в частности, деньги профсоюза водителей грузовиков, а именно двести пятьдесят миллионов долларов, гангстеры построили первые крупнейшие казино, такие как «Фламинго» Зигеля стоимостью в шесть миллионов долларов. Вслед за «Фламинго» быстро поднялись «Сэндз», «Ривьера», «Дюнз» и «Тропикана».

В шестидесятых умеренно безумный магнат Говард Хьюз пришел на смену гангстерам, чтобы продолжить начатое, и добавил городу элемент корпоративной законности, используя свои деловые и политические связи, в то же время финансируя очередной строительный бум. Затем, в 1970-х, архитектурный монарх Кэрк Керкорян дал рождение первому из гигантских центров развлечений, построив в 1973 году первый «Эм-Джи-Эм Гранд» (позднее ставший «Баллиз»). Стоимостью в сто двадцать миллионов долларов, с более чем двумя тысячами гостиничных номеров это казино стало революционным комплексом развлечений в настоящем стиле Вегаса, предвестником грядущих свершений.

После короткого, но неудачного флирта с идеей «семейных развлечений», которая характеризовалась безвкусными аттракционами и декором садово-паркового стиля, Вегас вырвал инициативу из рук Атлантик-Сити и вышел из рецессии, частично воссоздав себя как крупнейший в мире парк развлечений для взрослых. Привлекая миллионы участников различных съездов и конференций санкционированным в штате снисходительным отношением к секс-индустрии и нацеливаясь на средний класс, ориентированный на потребление, город, построенный гангстерами, стал главным в Америке местом проведения отдыха и корпоративных конференций. В конце 1980-х — начале 1990-х подпитываемый американским экономическим бумом и жаждой к красивой жизни, громадный приток корпоративных денег породил тот Вегас, который мы знаем сегодня: безудержный мир излишеств и фантазий.

Начиная с «Миража», который построил Стив Уинн в 1989 году, Вегас продолжил то, что началось с появлением на свет «Эм-Джи-Эм Гранд» в 1973 году. Вызвавший к жизни многомиллиардный строительный бум, «Мираж» был доро́гой в мечту стоимостью в шестьсот пятьдесят миллионов долларов. От пятидесятичетырехфутового извергающегося вулкана, видного отовсюду, до «Тайного сада» иллюзионистов Зигфрида и Роя возле бассейна «Мираж» возродил идею гигантского центра развлечений. Но «Мираж» был всего лишь только началом. На пятки ему наступали «Эскалибур» — воскресший к жизни замок Камелот; «Луксор» — громадная пирамида из черного стекла, в которой Рамзес чувствовал бы себя как дома; «Хард-Рок» — заряженный сексом кичевый рок-клуб и, наконец, «Нью-Йорк, Нью-Йорк» — «Большое Яблоко», как будто выдуманное самим Диснеем, но с грудастыми официантками вместо студенточек в мышиных костюмах.

Достигнувший наивысшей точки своего развития после постройки огромных «Беллажио» и «Венешиан» (стоимостью 1,6 и 1,2 миллиарда долларов соответственно), Вегас теперь обладал девятнадцатью из двадцати крупнейших в мире отелей, размещавших более тридцати миллионов постояльцев ежегодно, генерировал пять миллиардов долларов прибыли от игорного бизнеса, использовал шестнадцать миль неоновых трубок…

Простое заявление Дэймона Зимоновски было весьма емким: «Внешне Вегас постоянно меняется». Изнутри, однако, нечто, характерное для города, остается прежним. Это раздвоение интересовало меня, поскольку, по моему мнению, Кевин Льюис и его друзья олицетворяли собой именно это раздвоение: яркий, модернизированный фасад, скрывающий темное нутро.

«В глубине души, — продолжал Дэймон, — одна только жадность. Мы строим казино, потому что хотим заполучить ваши деньги. Вы приезжаете сюда, потому что хотите забрать наши деньги. Все остальное всего лишь декорации: то, как мы вас завлекаем и как вы оправдываетесь перед собой, когда возвращаетесь домой».

«Но это игра не на равных, — сказал я, и эхом был внезапный звук выстрела позади меня. Я обернулся и увидел парня в комбинезоне, который стоял в последнем боксе для стрельбы. — Казино заботятся о том, чтобы система была обустроена в их пользу».

Дэймон рассмеялся: «Это натура сукиного сына. Это ничем не отличается от любого другого бизнеса. Ты ведь не открываешь кинотеатр, чтобы пускать туда людей бесплатно. Ты берешь с них плату за развлечение. То же самое делает и Вегас. Преимущество заведения — это цена билета в кино».

Я слышал такое логическое объяснение и раньше от сотрудника Комиссии штата Невада по делам игорных заведений. Когда ты садишься играть в блэкджек, казино предоставляет тебе услугу в области развлечений. Ты платишь за эту услугу тем, что проигрываешь больше, чем выигрываешь. Люди, такие как Кевин Льюис, получали свое развлечение бесплатно, и даже сверх того.

«Но у заведения не всегда есть преимущество», — бросил я наживку.

Дэймон, наблюдая, как парень в комбинезоне перезаряжает оружие, ответил: «Только в случае мошенников».

«И тех, кто считает карты», — сказал я, надеясь, что он понимает разницу. Многие сотрудники казино любили смешивать обе эти категории. Но в легальном смысле существовало различие. Это было испытано и доказано в судах множество раз. Те, кто считает карты, не влияют на естественный исход игры, что было ключевым компонентом положения Закона штата Невада. Умелые каунтеры к тому же не используют устройства, помогающие им выиграть у заведения.

«Разумеется, — признал Дэймон. — Те, кто считает карты, — тоже. Хотя тут можно о многом поспорить».

«Что вы имеете в виду?» — спросил я. Мы подбирались к главному окружными путями.

«Большинство людей, которые утверждают, что умеют считать карты, — это полное дерьмо. Они в конечном итоге проигрывают больше, чем простаки. Требуется невероятная дисциплина, упорство и математические способности. Ты должен быть чертовым гением, чтобы сделать все правильно».

Я кивнул. Позади прогремели очередные выстрелы, но я удержался от того, чтобы обернуться, и сказал: «Но гении есть. И иногда они действительно выигрывают у заведения».

Дэймон перенес свое внушительное тело на обе пятки и произнес: «Я встречал достаточно много таких. Вы слыхали о Кене Юстоне? Он был богом их всех. У него в семидесятых была своя команда. Потом казино его вычислили и стали вышвыривать отовсюду, где только видели. Он хотел судиться, говоря, что были нарушены его конституционные права. Больше он в Вегас не прилетал».

«Подсчет карт не закончился с Юстоном», — сказал я.

«Не в больших масштабах. Главный урожай они снимали в конце восьмидесятых и начале девяностых. Тогда все в Америке были захвачены идеей легких денег. Умные детки отправлялись на Уолл-стрит, в юридические колледжи, куда угодно. Еще более умные считали, что могут заработать куда как больше в Вегасе», — продолжил Дэймон.

Это было самой сутью истории о Кевине Льюисе. К началу девяностых жадность достигла новых высот, и умные мальчики (математики, инженеры, надежда Уолл-стрит) хотели получить кусок огромного американского пирога. Некоторые отправились в Вегас.

«И это свело Вегас с ума», — закончил я фразу за Дэймона.

Он покачал головой и возразил: «Все не так однозначно. Подсчет карт может тоже помочь бизнесу. Они заставляют простаков верить в то, что игру можно сделать. Какой-нибудь сукин сын пишет книгу о ватаге парней, которые опрокинули Вегас, и простаки думают, что у них тоже получится».

Я покраснел. Дэймон больше не работал в казино, но его замечание попало прямо в цель. Я думал, было ли это простым совпадением или я как-то выдал цель своей миссии. Я решил, что пора задавать конкретные вопросы.

«Хорошо, как вы думаете, а в „урожайные“ времена как дорого ежегодно обходились для казино те, кто считал карты? Сколько они действительно могут выиграть?»

Парень в комбинезоне приближался. Писатель во мне представил, что в руках у него 357’, но я знал, что слишком драматизирую ситуацию.

«Не их выигрыши заставляли казино нервничать, — сказал Дэймон, — а тот факт, что они могут выиграть. Испокон века никто не побеждает заведение. Это кардинальное правило Вегаса. Ты трахаешь кардинальное правило, значит, ты трахаешь Вегас».

Он подмигнул парню в комбинезоне и закончил: «Но рано или поздно Вегас находит способ, чтобы оттрахать тебя».

Загрузка...