Да, это было правильное решение — напасть ночью. Днем нас могли бы заподозрить в чём-то нехорошем, просто увидев сверху, что в клетке никого нет. Если бы заглянули от скуки. И уж точно заволновались бы, когда увидели нас на верхней палубе. Толпа оборванцев, перепачканных в крови с ножами, дубинками, цепями — не то, что хочется видеть рядом с собой. А еще мы напали молча. Это было моё требование — сначала чтоб не раскрыть нападение раньше времени, а потом чтоб еще больше напугать врага. Не принято тут драться и умирать в полной тишине. Вот вообще не принято!
Народ после моего странного требования даже как-то замер, словно я какое непотребство предложил, причём такое, про которое раньше не заикались. Но авторитет уже имелся, так что после пары-тройки повторений моего пожелания как-то уложили в свои головы — нападать и драться молча. Зачем — всё еще непонятно, но раз велено, то пускай. Благодаря этому обманному маневру среднюю палубу мы зачистили буквально с ходу. Я назвал эту площадку средней палубой в своей голове, ибо правильного термина не знаю. Находилась она примерно посередке корабля, и именно на неё выходила лестница из трюма. Вернее, выходили мы, а лестница нас вела.
После трюмной темноты темнота палубы была не такой кромешной, в мутном небе что-то просвечивалось, еще и какие-то светильники с разных сторон давали мало-мальской ясности. На носу и на заднице корабля. То есть потом я узнал, что один фонарь был на баке, второй светил на юте, а мы вылезли на шкафут. Но тогда было не до того, тогда мы ломанулись колоть всё, что движется вокруг и воняет чуть меньше, чем мы сами. На свежем воздухе стало понятно, что отличать своих от врага можно просто по запаху наших несчастных тел, недавно вроде мытых штормом, но всё равно вонючих. Моего указующего жеста было достаточно, чтобы все поскакали на нос корабля, обуянные жаждой убийства и святой мести. Смотреть по сторонам а тем более вверх никому даже в голову не приходило. Не такой большой корабль у нас под ногами, чтобы было где прятаться врагам. Это была, кстати, тоже каравелла, как я определил. Видать, популярный формат морского судна по этим временам.
Вот на носу нас уже начали немного убивать. У матросов нашлись ножи, один где-то нашел лом, у кого-то в руках оказалось непонятное бревно. Но всё одно матросы кончились весьма быстро. Тактика наших действий… кого я обманываю? Никакой тактики не усматривалось — мы просто налетали всей кучей на любого встречного и затыкивали его ножами, не думая о парировании или своей смерти. Я чуть не единственный не выключил голову и кидал то в одного, то в другого свои «заклинания», вернее, зачаровывал воду в телах то на кипение, то на смерзание. Уж очень мне не хотелось, чтоб мы полегли тут.
Маг-водник вылез из каюты, когда мы уже пробежали через шкафут и лезли захватывать кормовую надстройку. Сразу троим сильно поплохело, мы поняли это по крикам и раздавшемуся потом бульканью из глоток несчастных. А поздно, если бы он стоял на мостике, когда мы резались на носу, то есть на баке, то у него были бы шансы склонить чашу весов в свою сторону. А так он после своего удачного фортеля опять заперся в каюте. Ну-ну, это нам повезло с героем-магом. Или слабосилок, или растерялся, а то и просто струсил гражданин. Через несколько минут мы очистили и ют, так что маг оказался в полной осаде.
Патовая ситуация — он не может выйти, мы готовы платить жизнями за его смерть, но предпочли бы обойтись без этого. Что примечательно, желания вести переговоры ни одна из сторон не выразила.
— Братцы, ищите жердь, привязывайте труп к ней посередке.
— Зачем?
— Вы двое, встанете с двух сторон от входа, мертвяк чтоб словно сам стоял перед дверью. Как я дверь открою, толкайте жердь, словно он заходит.
— Хочешь, чтоб этот хрен в жмура магией засадил? А и верно, пока он к следующему удару будет готов… Уже заскочим внутрь к тому разу, а накоротке хоть ты маг, хоть не маг.
Интерлюдия 2:
Четыре каравеллы достаточно ходко шли вверх по Девоне. Попутно-боковой ветер упорно толкал их против течения, позволяя командам не сильно напрягаться с перекладыванием парусов. Почти прямое русло, минимум мелей, а еще все встречные суда шарахались от морских громадин как от зачумленных. Обычно так высоко большие корабли не забираются сюда, нужды нет. Порты в устье Девоны, построенные для таких посудин, перешли под контроль Мерсалии, а пристани выше по течению такое принять не могли — мелковато. И так до самого Луарта, где есть один причал, который обиходят как раз для таких случаев. Ну или не для таких.
О произошедшей морской баталии мудрый король Мерсалии узнал от своих советников, когда им пришли срочные депеши, дублирующие друг друга от военного наместника побережья, начальника порта, еще не имеющего названия, и владетельного синьора, только посаженного на свежеотвоёванные земли. Разными словами все доносили об одном: сводный экспедиционный корпус под управлением графа дер Долинола захватил у Иманта четыре корабля и на них смог достичь устья Девоны, где встал на якорь, дожидаясь дальнейших указаний его Величества.
«Как забавно, — подумал тогда Якоб Третий, — вывернулся Жорж из западни, смог-таки щелкнуть по носу Георга!» а еще король подумал, что из этого события можно раздуть еще одну победу Мерсалии, в этот раз морскую. Так сказать, враг потерпел поражение на суше и на море. Честь мне и слава! Ну и с новым графством хорошо вышло, не надо ломать голову, что с ним делать. А то уже начали ходоки бегать, землю с титулом просить. Законы и уложения то справа-налево читать, то снизу-вверх, лишь бы доказать, что у короля есть право землю хапнуть. Ага, отобрать у Пристов и срочно передать остро нуждающимся в улучшении жилищных условий за их красивые глаза. «Да уж, правду сказал мудрый кто-то… Да я же и сказал!» — напомнил себе Якоб. «Только Долинол приходит и говорит: „Возьми, о мой король!“, все прочие приползают и просят, просят, просят» — закончил он тогда свою мысль вслух.
Сейчас король сидел в кресле на возвышенном берегу и наблюдал неспешное приближение кораблей. Чуть не подумал «его кораблей», но вовремя поправился, это военный трофей Долинола. А что он с ним сделает, то ведомо одним богам, если и впрямь где-то сидят и приглядывают за людьми. Якоб, он хоть и не бог, а у него тоже имеются прикидки насчет судьбы каравелл. Скорее всего, они будут выкуплены королевской казной по сходной, не очень рыночной цене. По королевскому приказу на все четыре корабля в устье были посажены настоящие корабельные команды, чтоб геройские вояки, чудом приведшие каравеллы в родную гавань, не посадили их на речные мели. И так подвиг, что сухопутные вдоль берега Иманта дошли до Мерсалии.
— Ваше величество, новые вести о Долиноле, — зашептал за спиной придворный. И сбивать с мыслей о вечном государя неохота, и оставить в неведении нельзя.
— Что еще?
— Отряд возглавляет маркиз дер Буль. Сам же граф дер Долинол не то пал в бою, не то утоп, не то где-то потерялся. После абордажа его в живых никто не видел.
— Жорж, да утонул? Непохоже на него. Хотя… Разузнайте, поищите видаков, кто может подтвердить факт героической смерти моего вассала.
— А если не найдутся… — паузу придворный сделал такую, что в неё можно было протащить слона.
— Нет. Ничего такого делать не надо. Если никто не видел, то так тому и быть.
Корабли приставали по одному, выгружали из своих недр бойцов и уступали место следующему кораблю. Всё это производилось без монаршего присмотра, да и не нуждалось в нём. Торжественное мероприятие по чествованию героев было назначено через два дня, чтоб баталии могли привести себя в порядок, слегка отъесться и не выглядеть как банда оборванцев. Якоб Третий понимал, что никак иначе не может выглядеть войско, вышедшее из боя. А если после этого оно неделю болталось в море — то тем более! Двое суток — нормальный срок, чтоб оборванцы привели себя в порядок на деньги, выделенные на это его Величеством.
Двум набольшим вернувшегося войска было легче — у графа дер Приста и маркиза дер Буля в столице имелись свои дома. Впрочем, дом Витора дер Приста Крушителя был не совсем его, а пропавшего сына. Сына, который смог не просто придумать, а и реализовать тот безумный план, который привел остатки войска в Мерсалию. Вот только Дорд был не с ними. Безумный план безумного сына сработал, как и многие иные идеи, удивлявшие своей дикостью и необычностью. Подсмотренные им в дни блуждания между жизнью и смертью. Во всяком случае Дорд объяснял свои потусторонние знания так, и Витор не имел причин ему не верить.
А теперь что? Положено три года на то, чтобы пропавший владетельный сеньор был объявлен почившим. Конечно, если три дворянина не дадут своего честного слова, что они лично видели и доподлинно знают посему о смерти пропавшего. Но в данном случае никто ничего не видел доподлинно. Да, Дорд пошел на абордаж вместе со всеми, тому куча свидетелей. Да, корабль был захвачен, как и прочие. А вот куда делся командующий войском, того никто не видел. Вот он был, а вот его не стало. Утонул, оглушенный ударом? Или выбился из сил, упав за борт и был унесен в море вместе с обломком мачты или куском обшивки лодки? А там и подобрать могли рыбаки, и сидит сейчас, может статься, граф дер Долинол на безвестном островке вместе с рыбаками, пытается им втолковать, что его надобно в Мерсалию везти к королю. А местные недотумки не знают мерсальера и чешут затылки.
Да как не крути, а если он жив, то уж за три-то года найдет способ вернуться в свой замок! У него большие планы на графство. Так что Витору только и остаётся, что присматривать за хозяйством сына и пояснять самым непонятливым — граф в отъезде, скоро вернется из путешествия. Через год или два. Именно в таком плане были расставлены акценты в его приватной беседе с королем. Якобу Третьему на Приста давить нечем и незачем. По всем законам графство есть наследный удел Дорда, так что даже если он не сможет вернуться за эти три года, официально земли и титул унаследует Витор. А потом передаст его вернувшемуся сыну. Лишь бы он вернулся, лишь бы до того, как ляжет в землю сам Витор. Потому как юному виконту, который только недавно научился говорить, такой кусок в своих ручках не удержать.
Привязывать труп к жердине не пришлось — умельцы нашли ровный шест и просто просунули сквозь рукава подобранного матроса. Кажется, он даже был жив к тому моменту. Кинжал в кулак, бечевой привязали, чтоб не выпадал — вполне воинственно смотрится бедолага. Стоим, все ждут моей отмашки: один под дверью, двое в двух шагах от неё с шестом на плечах, я вроде как вскрываю дверь, а по факту колдую над брусом, превращаю его в труху. Ага, вроде нормально вышло, можно подавать сигнал.
Пихаю мелкого парня, скорчившегося у двери, он со всех сил её дергает наружу. Это да, небось у всех кораблей двери наружу открываются, чтоб волной не вбивало их внутрь. Мертвец с ножом бросается в дверной проём и теперь он уже точно мертв с гарантией — его пробивает насквозь водяным копьём. Моё время выйти на сцену, я рывком ныряю в проём между висящим на шесте телом и косяком, прокатываюсь и… и врезаюсь в мага, если это он. Из положения «вареная креветка» луплю куда-то в лицо, в шею своим сильным желанием, чтоб внутри вот этого тела выкипела вода, да побыстрее! Перекат, воздвигаю своё тело на полусогнутые ноги и снова нырок в сторону — страшно неимоверно! А вдруг маг кто-то другой? Вот тот, вжавшийся в угол, к примеру! На-а-а-а! Магией, а потом кинжалом в горло, и вернуться, законтролировать первого! Фу, прямо в рот кровищей брызнуло, гадость какая! А зато меньше вопросов, от чего померли эти, в каюте. На меня всего в красном посмотри и больше не спрашивай.
— Эй, я выхожу!
— Угнетатель, ты что ли?
— Я!
— Один?
— Боитесь, когда страшно? Один.
И я вышел, вышел и заметил, что не так уж и темно вокруг, знаете, такая серая хмарь, когда не получается определить, откуда свет, но кое-что разглядеть можно. Это что, утро наступает? А мы всё еще живы. Кто мы и сколько нас живых — надо посчитать и разобраться.
— Бродяги, кажись у нас получилось!
— Да-а-а-а-ааа!
— Что с мертвяками делать будем, Угнетатель?
— Обобрать и за борт!
— И наших тоже?
— Не, наших можно не обирать, у них нет ничего. Всех примет море, и наших и чужих. Хабар в общую кучу. Огонь не палить, жрачку не разорять, воду и вино не разливать. Корабль наш, у себя в доме гадить дурно.
— Ого, Угнетатель, ты прямо как благородный говорить начал. Али как сотник.
— Моя светлость граф дер Долинол говорит так, чтоб до всех доходило сказанное. Но для вас я навсегда просто Угнетатель. За работу, братцы.
— Он что, правда граф? Тот самый?
— Да хрен его знает, по ухваткам или атаман разбойничий, или граф природный. Поди их различи.
— Это да, один девок хватает, к другому их приводят.
— Угнетатель, а скажи нам, ты просто светлость или их магичество тоже?
— А что, незаметно было? Думали, в самом деле щепой можно замок вскрыть?
— Ядрёна вошь! А я всё гадал, как он лихо двери вскрывает! Твоё сясьтво, во ты жук!
— Я жук, а вы еще с трупами не разобрались. Вот я кого-то на конюшню сейчас велю! — Шутливым голосом пугаю товарищей по несчастью.
— А что ж, самолично пороть примешься?
— Да вон Тетерев стоит, выжил! Он давно в надсмотрщики записывался. Его и попрошу со всем уважением.
— Вот ты и прокололся, графы никого не просят.
— Графьёв обычно и на плантации не продают. Так что нетушки, братцы. Порка это не про вас.
— А у тебя графство большое?
— Вас приветить земли хватит. Вы ж знаете, я Долинол на меч взял. Эх, побыстрее добраться бы до него.
— Долинол, слыхал я, дыра дырой. Кроме шерсти и нет ничего. Даже вина.
— Умник ты, Карл, у нас теперь все мерсальское пьют. И окороками закусывают. Там теперь не то, что раньше. Под моей рукой всяк куст плодоносит, всяк камень…
— А что камень, доится?
— Один камень серебром делится, другой железом, третий в стену моего замка ложится. Чего им просто так валяться. И людишки все при деле, при своём доходе, значит.
— Сладко сказываешь! Уговорил, граф, едем к тебе на побывку. Вели паруса ставить да румпель закладывай на нужный курс!
— Какой такой румпель? Погодите, братцы! Я корабли штурмом брать обучен, вот эти всякие «брасопь стеньгу, три румба право и мористее держи!» — это не ко мне. Вы лучше пересчитайтесь уже.
Когда пересчитались, стало уже не смешно, от двух десятков нас осталось двенадцать живых и почти здоровых. Еще двое отходили, а прочие давно и исправно относились к объектам неживой природы. Самое радостное, если было с чего радоваться, что оба рыбака оказались живы. Хотя, погодите, как это «с чего радоваться», когда мы опять стали свободными людьми! Ну и что, что кораблем управлять не можем. Потонем в любой момент? Да и пусть, хоть завтра. Зато свободными людьми, а не рабами через год-другой.
С другой стороны, завтра помирать неохота. У нас вроде как изменение статуса, у нас корабль в свойском владении, море более-менее подуспокоилось. Кстати, знаю я это море-окиян! Вернее, повадки его.
— Эй, кто тут у нас в парусах соображает хоть капельку! А не стоит ли нам паруса сейчас спустить? А то ветром навалит на борт, и всё — пойдем ко дну как те топоры.
— Нет уж, угнетатель, тута ты не командавай! Тут мы чуток порулим. Свайка, перекидывай на правый борт грот! Держи к ветру! Эй, Вольх! Стой на румпеле, держи его прямо!
Карл выпрямился и прямо раскомандовался как этот, как капитан. А самое странное, что Вольх не просто его послушался, а ухватился за румпель. Румпель оказался приличных размеров брусом, нависающим над палубой на… на заду корабля. И как мне кажется, он тут заместо штурвала установлен. Свайка тоже из моряков, так что я даже не удивился, что он не стал переспрашивать за грот, а просто перекинул косой парус на самой высокой мачте на другую сторону и привязал его к какому-то штырьку на борту. Вот что я вам скажу, эти имантцы, похоже, через одного соображают в морском деле. У нас в Долиноле или в Присте точно никто в морских делах не шарит, я уверен. Я тому живое пока доказателсьтво.
Утро задалось, как минимум в плане погоды. Солнышко, облака, ветерок — как всего этого не хватало в душном трюме! И еды тоже не хватало — мы пошарили по сусекам, нам есть, чем набить животы! И есть нормальная одежда, а не рванина наша. А потом я объявил аврал и полундру в плане наведения порядка второго уровня — то есть отмыть палубу от натекшей крови. Сам в этом не участвовал — невместно графу полы драить. А потом мы нашли их. Трех живых матросов из числа тех, кого выбрасывали в море. То есть, в океан, но тем от этого легче не стало. Двое сидели, а скорее полулежали в самом нижнем… э-э-э в трюме, где балласт наложен. А один забился в канатном ящике. Эти жалкие существа были доставлены на мостик и брошены к моим ногам.
Первым порывом души было броситься на всех троих и расцеловать. Но я сдержался. Три пары умелых рук — это хорошо, но показывать им, что в них нуждаются не стоит. А вот подвести несчастных, что только честный труд на благо меня может избавить их от смерти — это да. Подчеркиваю — я не пообещал их оставить в живых, а предположил, что такое может случиться. Еще и парни подыграли весьма искренне. Или они не играли, а в самом деле хотели вспороть матросам кишки и бросить их в океанскую водичку? Но обошлось, одни остыли и согласились, что да — если мы все не потонем в том числе благодаря трудам вот этих, то ладно. А вторые были временно счастливы, что их прямо сейчас не убьют. Я планирую и завтра осчастливить еще одним днем жизни. И так до тех пор… А вот не знаю, уж очень я обижен на команду работорговцев.