Унтерменши, морлоки или русские

РОБОТЫ, КРОЛИКИ И… АРАПЫ

Один из делателей революции, В. Бутенко, так описывал в "Новом Русском Слове" (18 января 1947 г.) разлад между левыми и беспартийными эмигрантами:

"…Они к нам приходят с жуткими рассказами о Магадане, о Винницких раскопках, о советском Приморье, где люди не смеют протянуть руку, чтобы вытянуть утопающего товарища, а мы их поучаем рассказами о каком-то Анненском:

"Как он плакал, плакал, плакал, Всю мне кофточку заплакал, Дорогой мой, дорогой…"

Или упиваемся тем, что когда-то Чхеидзе говорил Горькому в присутствии Прокоповича. Мы с серьезным видом рассказываем анекдоты о "полковнике", а у них в запасе в сто раз больше анекдотов о Сталине, да и куда похлеще.

Мы пугаем их "городовым" и будущей "поркой крестьян", а у них перед глазами ночные допросы в НКВД и идиллические картины коллективизации".

И дальше: "И мы, которым так легко сейчас стать головой и мозгом нового движения, окажемся на положении никому ненужного лысеющего хвоста.

Не ссорьтесь так легкомысленно с "сотнями сердитых Литвинских", ибо "за ними стоят две сотни миллионов еще более злых…"

Что правильно, то правильно. Но почему г-н Бутенко говорит, что социалисты окажутся на положении никому ненужного лысеющего хвоста. Уже сейчас марксисты и социалисты оказались именно в таком положении. Они с этим, конечно, никогда не согласятся, они в этом, конечно, никогда ни другим, ни себе не признаются. Они, конечно, еще раз будут пытаться придти к власти и их партийное честолюбие может быть еще раз будет оплачено горячей русской кровью. Но все же они в настоящее время представляют собою только лысеющий хвост и ничего больше.

М. Корякову, конечно, нельзя отказать в том, что он литературно талантлив. Он бойко владеет пером.

Переехав из Парижа в Рио де Жанейро, а затем в Соединенные Штаты, М. Коряков стал продолжать свою политическую деятельность. Вообразив, что он всерьез и окончательно религиозно и политически созрел, Коряков стал писать в "Новом Русском Слове", поучая старую и новую эмиграцию, как нужно жить. Надо ли говорить о том, что из Рио де Жанейро г. Коряков перебрался в США не без помощи левых кругов, и что его политическая и публицистическая деятельность протекает на страницах "Нового Русского Слова" и среди левых организаций Нью-Йорка. Но над политической и публицистической деятельностью М. Корякова довлеет какой-то рок. Только он встанет в позу авгура и начнет изрекать свои истины, как эти истины сразу принимаются в штыки большинством новой эмиграции.

Михаилу Корякову далеко до Оскара Уайльда и Бернарда Шоу, но он всегда пытается высказать парадоксальные вещи, с которыми, кроме обросших мохом, революционеров, никто не соглашается.

То Коряков требует отправлять Дунек дозревать обратно в СССР, то он начинает утверждать, что современная Россия населена не русскими, а советскими людьми. Если бы М. Коряков свой доклад в Литературном Фонде в Нью-Йорке назвал не "Советский человек на рандеву", а "Советские типы на рандеву", то все было бы в порядке.

Вот передо мной лежит отчет того же В. Бутенко о докладе М. Корякова "Советский человек на рандеву".

Вот какова была реакция присутствующих на докладе Михаила Корякова, по свидетельству Бутенко:

"Его оппоненты доказывали, что все сказанное им "не типично".

А. Е. Цуриченко заявил: "Эти нравы характерны для той среды, где выросли и вращались вы, г. Коряков, а не мы!"

Но докладчик как раз и говорил о своем поколении и о следующих (в советских условиях поколения надо считать "пятилетками в четыре года”), а возражавший принадлежит к поколению постарше, выросшему при иных условиях, в другой бытовой и моральной обстановке.

Еще старше был второй оппонент, А. М. Найденов, утверждавший, что он принадлежал к "внутренней эмиграции" и к той литературе, на которую указывал докладчик, всегда относился, как к "руководству, как не надо жить". Толща народа тоже не жила "так" и не поддалась соблазнам, но и он не отрицал наличия самого соблазна и поддавшихся ему.

То же говорил и Н. И. Зотов, принимая доклад, как "хулу на русский народ".

Самый молодой из возражавших, И. Елагин, признал, что картина совершенно верна для советского "актива", т. е. для 2 — 3 процентов населения, но Россия не "страна роботов, а страна диктатуры роботов". Он подчеркивал то сопротивление моральному разложению, которое оказала рядовая русская женщина в самые худшие эпохи морального хаоса. Но и он не указал, как борется оставшаяся масса против усилий "роботов" формировать ее по своему образу и подобию, ибо пассивное сопротивление для борьбы с такой страшной заразой явно недостаточно.

Даже подголосок Абрамовича из новых, "социалист" И. П. Иргизов, говорил о "платформе с кривляющимися клоунами", которые на себе тащут, изнемогая и ненавидя, миллионы и упрекал, правда, мягче всех других, М, Корякова в том, что об этих миллионах он не говорит.

Заканчивая свой отчет, В. Бутенко писал:

"Так" или иначе, но у М. Корякова нельзя отнять право смело ставить острые проблемы. Но нужно эти свои проблемы ставить, а не только голословно отрицать подход к вопросу и выводы других".

Никто и не думает отнимать у М. Корякова право смело ставить острые проблемы. Не надо только, в угоду своим "американским" хозяевам клеветать на родной народ. Спрашивается, когда М. Коряков говорил правду о современном русском человеке, тогда, когда он писал книгу Крэнкшоу или когда он изображал современного русского человека как помесь робота, арапа и кролика с прижатыми ушами.