Унтерменши, морлоки или русские

’’КАК СЛАДОСТНО ОТЧИЗНУ НЕНАВИДЕТЬ"

Песня ненависти к русскому народу, которую поет сейчас М. Вейнбаум и его подручные, не нова.

Эту песенку впервые запел доцент Московского, университета Печорин.

В своих стихах, написанных заграницей, после добровольной эмиграции из России, этот ’’идеалист" писал:

***

взывал к "критически мыслящим личностям" Некрасов. И все критически мыслящие умилялись этому высокому призыву и искренно считали себя гражданами, а всех, кто не разделял их взглядов, презирали Но это самомнение не имело под собой почвы. Они никогда не были именно гражданами.

Начиная от декабристов и вплоть до последней отрыжки русского утопизма — всех деятелей русского революционного движения отличает одна и та же черта. Эта черта ярко бросается в глаза при знакомстве с теорией и практикой русских революционных течений. Имя этой черты антигосударственная позиция

Всем русским левым политическим течениям свойственен крайний фанатизм крайняя нетерпимость автоматически приводящая к разрушению России. Эту особенность русских революционеров подметил еще Пушкин один им немногих русских умов, свободных от партийной предвзятости, а поэтому свободный и от политической слепоты За пять лет до смерти Пушкин обронил однажды по адресу князя Вяземского, человека отнюдь не радикально настроенного что "он принадлежит в озлобленным людям не любящим Россию"

В другом случае в том же 1832 году, коснувшись вопроса о характере русского либерализма, Пушкин за метил что в России очень много людей, стоящих в оппозиции не в правительству а к России".

Прошло только три года после туго, как острый ум Пушкина отметил антигосударственные тенденции русского образованного общества как жизнь уже дала яркое подтверждение правильности его замечания. В 1835 году упомянутый мной в начале этой главы умница высокообразованный и благородный человек, свою эмигрантскую жизнь начал с заявления о необходимости беспощадной ненависти к России (заметьте: не к правительству России, а к России).

Печорин начал собой ту плеяду людей, которые во имя будущей, построенной по их политическим рецептам, России учили ненавидеть существующую Россию и русских и иностранцев…

Эти убийцы реальной, живой, не выдуманной России десятилетиями толклись по Лондонам Парижам. Женевам и Цюрихам, распространяли вокруг себя ненависть и клевету о России.

Это ем, мечтателям о "прекрасной революционной России мы обязаны той ненавистью в нынешней России, которая находится под игом большевиков. Разве каждый, живший заграницей, не знает какое презрение, какие превратные мнения какой страх и какую ненависть питают многие иностранцы к России и к русскому народу. Попробуйте-ка господ иностранцев разубедить теперь в том, что в прежней России была не только одна каторга и не только одни кабаки.

Печорин покинул Россию в 1835 году. Вскоре после этого Чаадаев произнес в своем известном "философском письме" уничтожающий приговор о прошлом, настоящем и будущем России. Большевистская теорийка о России, как о пустом месте, вытекает тонким ручейком из Чаадаевского письма. Большевистские теорийки, как и сами большевики ведь упали не с неба, ведь не социалистический же аист принес их в корзиночке.

Большевизм это только самая большая поганка, выросшая на навозе русской утопической мысли. Сколько таких поганок выросло до большевиков, сколько существует сейчас вместе с большевиками. Сколько вырастет после падения большевиков, если не будут уничтожены причины, порождающие их

Сегодня сорвал поганку, завтра вырастет другая. Нужно очистить почву от ядовитых семян революционного утопизма. В этом мире ничто не существует само по себе, все связано со всем. Стоит только нарушить взаимность, нарушить установленную свыше гармонию, как все срывается со своих мест, все обрушивается на переступивших роковую черту.

Мы, русские, обладаем слабо развитым чувством меры, слабым чувством реального. Мы, как дети, часто не знаем, что можно и что нельзя делать. Фанатизм же вообще превращал революционеров в слепцов, теряющих чувство ориентировки в окружающем их мире.

Как девочка в одной из сатир Салтыкова-Щедрина, русские революционеры! переставали отличать где лево, где право, что плохо, что хорошо. Единственным критерием их действий, для их морали, им служат их мечты. Как лошадь, у которой надеты наглазники, они видят только впереди.

Но лошадь обладает все же огромным преимуществом перед русскими революционерами. Не имея возможности ничего видеть ни справа, ни слева, лошадь все же видит то, что находится впереди, фанатики же и впереди видят не то, что есть, а только то, что позволит им заметить их тенденциозность.

Чаадаев в своем философском письме дает поразительный пример тенденциозности. Пушкин пишет в октябре 1836 года Чаадаеву, наставнику своей юности, резкую отповедь. Обладая трезвым широким умом и сильно развитым чувством меры, Пушкин понимает, что Чаадаев приходит к неправильным выводам потому, что мерит Россию на европейский аршин, чего делать нельзя, так как каждый великий народ есть органическое, неповторимое явление и мерить его можно его собственной меркой.

Пушкин, конечно, не хуже Чаадаева и Печорина видел все неустройство современной ему Российской действительности, но не будучи ни человеком тенденциозным, ни фанатиком, Пушкин уже сто с лишним лет назад понимал то, чего никогда не могли понять и до сих пор не понимают российские левые. Великий поэт понимал, что России предъявляются такие требования, которые не может выдержать ни одно государство на свете. Пушкин понимал, что Россию мерят на европейский образец, а когда Россия к образцу не подходит, ее объявляют не выдержавшей экзамена.

Пушкин был одним из немногих деятелей русской культуры, обладавший ясным государственным сознанием. Пушкин понимал, что добиваться улучшения жизни в России должно и нужно, но нельзя переступать черту, за которой живая реальная Россия, созданная жертвенным трудом многими поколениями русских людей, приносилась в жертву иллюзорным мечтам и политическому фанатизму… Пушкин лучше, чем кто-либо из его современников, знавший буйство русской натуры, хорошо понимал, что оппозиция к России образованного общества ни к чему другому, как в разрушению России привести не может что и доказали события 1917 года.

Пушкин, хорошо знавший всемирную и русскую историю, был сторонником мысли, хорошо выраженной одним английским государственным деятелем, что "народы управляются только двумя способами либо традицией, либо насилием". Закон, гарантирующий человеку реально возможную в его время свободу, черпает силу в традиции. Закон любого государства опирается на национальные традиции.