"Насмешил меня один из русских парижан. Пригласил меня на чашку чая, а потом рассказывал своим знакомым:
Представьте себе, он ничего себе, он… человек.
М. Коряков.
На статьи Г. Федотова возражал не один еврей А. Зак. Возражали не раз и русские. Один из русских, новый эмигрант, возражая на статьи Г. Федотова, напечатанные в "Новом Журнале" и журнале "За Свободу", писал о дичайших представлениях, которые царят в голове выдающихся представителей старой интеллигенции о современном русском человеке.
"…Крупный русский писатель, живущий в Париже, прочитал мою статью в рукописи. Необычайно удивился он близостью и родственностью не только моих взглядов, но моего стиля, моего способа выражения. "Не вижу никакой разницы между вашими писаниями и, скажем, моими", писал он мне в присланной пневматичке.
Наступил мой черед удивляться. Удивляться удивлению. Почему, собственно, должна быть разница? Насмешил меня один из русских парижан. Пригласив меня на чашку чая, он потом рассказывал своим знакомым: "Представьте себе, он ничего себе, он… человек". В таких случаях отвечают: а что же я, чорт с рогами, что ли? В Бунцлау, силезском городке, добрая старая фрау Вюнш, видя, что мой товарищ все время сидит в комнате в шапке, спросила меня всерьез: "Быть может, под шапкой — рога, потому и не снимает"; она хохотала, когда увидела, что он брит наголо, а комната нетопленая и голове холодно. Думаю, что русские эмигранты могли бы проявлять к нам, "советчикам", несколько большее понимание.
Несколько больше вкуса, добавил бы я".
Что верно, то верно! Рассуждения нашей доблестной прогрессивной интеллигенции о современном русском человеке и русском народе очень часто не хватает вкуса. Схоластики, вымысла, неумения разбираться в самых простейших фактах, более чем доступно, но вкуса в выводах о современной России всегда маловато.
Непониманием сложных потаенных процессов, идущих в душе нынешнего русского человека, заклейменного эмиграцией, вслед за большевистской пропагандой, кличкой "советского" грешат и многие другие.
Представитель прогрессивных кругов, активно под готовлящих революцию, И. Херасков вслед за Федотовым клеймит "поколение, выросшее в атмосфере клиники и тюрьмы, с детских лет вскормлено казенной ложью, лестью, страхом".
Отвечая Хераскову, упомянутый мной новый эмигрант пояснял:
"Под "ОНИ" подразумеваемся мы, "советчики", "соучастники", — как выражается Херасков, пусть пассивные только, молчанием, — в самых (после гитлеровских) бесчеловечных и циничных преступлениях". Напоминанием о "пассивном молчаливом соучастии" автор ставит последнюю веху на рубеже "мы и они", отождествляя таким образом народ, тот, что всегда безмолвствует, с большевизмом отбрасывая всех нас, представителей выше означенных поколений, в чертополох и лопухи. Или ничего кроме чертополоха, Херасков не видит по ту сторону рубежа?
И журналист, вырвавшийся оттуда, где по мнению Хераскова ничего не растет кроме чертополоха и лопухов, и где все люди по мнению Г. Федотова находятся по ту сторону добра и зла, справедливо указывает:
"…Херасков, храня белизну эмигрантских одежд, приглашает — вперить взор в черные пятна на теле народа. Нет спора, они имеются. Каи у каждого человека, таи и у каждого народа. Наш народ — не лучше и не хуже, чем все другие. Христианская традиция наша тысячелетняя нам не пристало таить грехи. Но точно так же, как мы верим, что после ночи приходит день, так мы верим, что с первой утренней звездой вчерашние грехи прощаются — все злодеяния, все посвисты удалые, ножи острые, горячие. Только человек, утративший народную традицию, может писать о "конечном поражении, духовной смерти, потере всяких путей".
Люди утрачивают духовную связь с народом и оказываются в плену иллюзии, иллюзий собственных и иллюзий навеянных большевистской пропагандой. А в основе всего этого лежит непонимание происходящего на родине.
….Непонимание от разделения, — пишет выросший за "чертополохом" журналист, — разделение — от непонимания. И того, и другого, увы, еще много. Даже у серьезных писателей в эмиграции. Не мое дело оспаривать концепции Г. П. Федотова, изложенные в "Новом Журнале", моя роль свидетельская. Как свидетель могу показать: верно, что "новая религиозная политика (НРП) остается в пределах чистой политики", неверно, что "нет пока никаких признаков пробуждения религиозного чувства". Так-таки "никаких"? В сущности, федотовские "никаких" равнозначно херасковскому "погасили", т. е. чертополоху, лопухам Тот же взгляд на советскую Россию издалека, со стороны как на пустошь, заросшую сорными травами. Будто все мы, советчики живем, не думая, не чувствуя, ничего в себе не вынашивая, ничего не создавая. Внимательно и любовно присмотревшись к тому, в каких условиях и что создано советскими людьми, Г. П. Федотов переменил бы мнение. Религиозное чувство настолько неистребимо, настолько глубоко в народе, что пробивается в местах самых неожиданных, например, в книгах писателей, которые считаются образцово "советскими" писателями и создают якобы образцовые "советские" произведения. Почитайте "Тихий Дон" и вы увидите могучую религиозную стихию".
Читатели совершенно законно могут полюбопытствовать, а как же имя и фамилия добра-молодца, столь безбоязненно говорящего горькую истину в глаза хулителям русского народа Федотову, Хераскову и иже с ними. Так знайте же, что имя этого добра-молодца Михаил Коряков. Тот самый, который сейчас на страницах "Нового Русского Слова" пошел по стопам Федотова и Хераскова? Да, тот самый.
Как же это с ним произошли столь разительные перемены? Объяснения этих, на вид сложных, метаморфоз очень просты.
Возражал Федотову и Хераскову М. Коряков в 1947 году, когда только что смылся с поста редактора газеты советской репатриационной миссии во Франции. В 1947 году, сбежавший из советского посольства и не успевший еще оглядеться как следует, не понявший еще на какого коня в эмиграции ставить выгоднее, М. Коряков страдал, по выражению другого такого же знатного советского невозвращенца Г. Токаева "детской болезнью правизны".
А оглядевшись М. Коряков быстро сообразил, что ставку надо ставить не на нищих православных попов, а на богатых иезуитов, не на нищие национальные газеты, а на богатые еврейские. Тут болезнь правизны у М. Корякова кончилась и он сделал очень быстро сальто-мортале из советского посольства в Рио де Жанейро, и столь же быстро — сальто-мортале из Рио де Жанеи-ро в Соединенные Штаты.
А оказавшись в Соединенных Штатах, М. Коряков появился на страницах "Нового Русского Слова" с известными уже всем песенками "а ла профессор Федотов" "о роботах, кролика и арапах". Нельзя ли побольше вкуса, товарищ Коряков?