Уроки ирокезского

Глава 14

Своего нанимателя Федор Иванович Чернов в кругу "собратьев по несчастью" называл не иначе как прагматичным самодуром. И насчет самодурости у коллег, коими были все Царицынские техники и еще с полдюжины техников, приехавших из других городов, ни малейших сомнений не возникало: идея обнести восемьдесят тысяч десятин в пустыне забором из колючей проволоки у иного человека и возникнуть не могла. А уж строительство двух совершенно одинаковых городков-близнецов в этой пустыне…

Когда Федор Иванович вместе с Мешковым был приглашен к хозяину и получил новое задание, он поначалу даже решил от места отказаться, несмотря на то, что наниматель оклады выплачивал воистину невероятные: уж больно призрачным этот оклад показался. Поскольку – и архитектор Чернов был в этом убежден – не родила еще земля Российская самодура, у которого денег на такое хватит, а кончатся у нанимателя деньги, так работы всяко не будет. И тут-то этот молодой человек прагматизм свой и проявил.

Федор вспомнил, что почти каждый раз, обсуждая какие-то новые проблемы, наниматель просто не понимал в чем они состоят – ну а после таких разговоров и сам техник не мог понять, с чего ему это проблемой показалось. Как, например, в разговоре об установке колонн:

– Федор, ну ты же сам забор вокруг городка строил. Что тебя здесь смущает?

– Так ведь колонн-то сколько… да и вид у них отнюдь не заборный. И как такие быстро выделать?

– Еще раз: мне нужно чтобы только издали вид был правильный. Так что берешь трубу железную – на заводе тебе согнут сколько нужно, наваришь там-сям арматуру ёжиком, снаружи поставишь плиты опалубки как облицовку и зальешь все бетоном.

– Это-то понятно… вот только где такие плиты в нужном числе взять-то? Там же каменотесных работ – не всякая артель с одной колонной за год справится, да и камень нужный где найти…

– Федор, ну что ты как маленький! Пойди на кирпичный завод, там закажи керамические плиты чтобы сколько нужно тебе их отожгли… в унитазостроительном цехе закажи, они тебе любую фигуру сделают. И вообще, кто у нас главный архитектор проекта? Я понимаю, что у тебя еще опыта маловато, но потому и помогаю, однако все же думать тут – твоя работа. И ещё твоя работа – просто сказать мне сколько на все это денег потребно, а моя – тебе эти деньги изыскать. Так что иди и работай, и не расстраивайся, что сразу проблемы решить не можешь – ты у меня не один такой… у меня все, кроме жены и дочери, такие…

С колоннами, кстати, даже еще лучше получилось: советом "думать самому" Федор не пренебрег и "опалубку" для них заказал не в "унитазном", в а трубном цеху. Казалось бы пустяк – ну сбережется час времени на каждой опалубке, но когда колонн нужно почти четыре сотни, и на колонну теперь нужно всего шесть опалубок, а не полтораста, дело идет настолько быстрее…

Господин Чернов, очень довольный сделанным, оглядел уже завершенное (хотя лишь снаружи) здание: даже ему, в Петербурге бывшему неоднократно, особых различий отметить не удалось, а уж для местных, кто Петербург разве что на картинке видел… Впрочем, это всего лишь "начало большой радости" – и Федор Иванович, рассмеявшись от нахлынувших чувств, отправился на "Первый моторный": сегодня там ему предстояло получать литьё для моста. Много – на заводе тоже научились "думать быстро" и подготовили и чугун, и даже бронзу.

Сразу после визита в мой городок Илларион Иванович как-то договорился с Великим князем и по совместительству московским губернатором Сергеем Александровичем о выделении мне "под постройку важнейшего для Империи завода" участка рядом с Москвой. Тот участок выделил – неподалеку от Ярославской железной дороги за Миллионным мостом. Но когда нанятый на строительство завода – да и городка заодно – Дриттенпрайс принес в канцелярию проект застройки, кому-то все это не понравилось, и мне был выделен новый участок, на полторы версты дальше – уже за строящейся Окружной дорогой, зато с правом строить там "все, что пожелаете". Что было объяснимо: изначальный-то участок формально считался "Москвой", а новый был гарантированно за городской чертой – то есть городские чиновники за творящееся там уже ответственности не несли…

От щедрот своих генерал-губернатор "нарезал" сразу сотню десятин, и Петру Александровичу работы там было надолго – что, впрочем, его нисколько не расстраивало. Ведь не каждому архитектору выпадает удача выстроить целиком целый город! Ну, городок, зато с самого начала и до самого конца. В определенных рамках ему была представлена полная свобода самовыражения – ну он и "выразился" от души, первым делом отказавшись от практически "директивного" пожелания все огородить моим железным забором. То есть сама концепция была ему понятна – забор не понравился. За что ему почти тут же пришлось "расплачиваться": вместо одного завода на территории пришлось строить сразу два. Причем второй меня порадовал от души – не сам по себе завод, а то, как он "получился"…

Началось все с самого начала моих переговоров с московским архитектором, то есть не с начала вообще, а с начала обсуждения забора. Сначала-то "вообще" Петер-Йозеф, то есть уже четверть века как Петр Александрович, заявил, что "рабочие городки проектировать – не его уровня работа, казармы пусть другие строят". Я постарался объяснить, что речь-то не о казармах, и в качестве аргумента показал ему несколько фотографий первого моего городка. Разговор приобрел более конструктивный характер, но Дриттенпрайс, рассматривая фотографии, вдруг спросил:

– А не будет ли с моей стороны нескромностью поинтересоваться, кто вам ограду такую проектировал?

– Какая нескромность, что вы! А забор этот я проектировал – если слово "проектирование" вообще можно применить к заборостроению.

– Как вы сказали? Заборостроение? – Петр Александрович рассмеялся. – Не в обиду вам, но слово сие тут будет весьма уместно. То, что вы придумали, возможно и будет полезным, но оно же некрасиво!

– А как сделать, чтобы было и полезно, и красиво? – поинтересовался я, и он, взяв лист бумаги, быстренько нарисовал пару эскизов: – вот, например, так можно сделать – это ограда Инженерного училища в Кронштадте, или например так – это ограда Университета тут, в Москве…

Поглядев на эскиз, я вдруг подумал, что Петр Александрович был прав: заборы, чтобы они не вызывали тоску и уныние, тоже надо уметь проектировать. Чем он – среди прочего всего – и занялся, а для "понимания духа времени" прокатился на Волгу: в Симбирск, в Ставрополь – туда, где я уже успел не только территории обзаборить, но и выстроить всякое разное кой-чего. Ну, духом-то он проникся, однако – будучи урожденным немцем – широко делился с коллегами своим сугубо "немецким" мнением об увиденном. Насколько широко – я понял, когда получил от какой-то бельгийской компании предложение купить у них много железных палок "исключительно подходящих для устройства заборов в вашем стиле". Не русско-бельгийской, а бельгийской, из Бельгии. Они еще написали, что при строительстве следующих заборов они мне и скидку дадут значительную…

Очевидно, что весть о некоем русском, помешанном на пятиметровых железных заборах, проникла в самые отдаленные уголки зарубежья, и бельгийцы (другие) даже не удивились, когда я поинтересовался насчет возможности приобретения прокатного стана для выделки "железных палок для обустройства заборов". Но сказать, что не удивился я, когда они просто выставили мне счет, было бы неверно. И не потому что счет был "заоблачный" – он был вполне нормальный, а потому что они – бельгийцы – вообще согласились поставить в Россию новый прокатный стан. А после небольших переговоров согласились и рабочие валки поставить в трех комплектах: я этот заказ аргументировал тем, что "русские рабочие, пока научатся, минимум пару комплектов поломают".

Единственный прокатный (рельсопрокатный конкретно) стан, который имелся в России на заводе, принадлежащем русскому человеку, был ему продан после четверти века эксплуатации "на родине" – а тут новейший стан, девятиклетьевой… Хотя, судя по срокам исполнения заказа, от него кто-то там, в Бельгии, просто отказался в связи с общим кризисом в промышленности. Но это их кризис, так что пришлось Петру Александровичу строить и "палкопрокатный завод" тоже.

Но все же первым он выстроил завод по изготовлению трамваев, и на нем уже потихоньку начали эти трамваи делать. Целых три штуки. Конечно, в Москве даже изначально планировалось делать только кузова и обвешивать их поставляемым из Царицына оборудованием, но во-первых у Ильи изготовление именно кузовов было самым узким местом, а во-вторых, перебравшись в первый городок вместе с цехом по выпуску моторных тележек, он их уже заготовил на пару лет вперед. Так что я со спокойной совестью сказал Иллариону Ивановичу, что столицу оттрамваю максимум за год, правда при выполнении некоторых очень скромных условий – и первым было именно строительство "трамвайного" завода в Первой Столице. Потому что "для одного города, даже Петербурга, трамваи делать невыгодно – но если делать их для многих городов…"

Ну а как обустроить трамвайные линии в столице, я тренировался уже дома.

В городках было по две основных улицы. Те, которые назывались "Центральными", и те, которые назывались уже "Главными". На Центральных как раз были выкопаны каналы, а Главные шли поперек – от вокзалов и до… Федя Чернов просто Главную второго городка застроил домами-копиями с Невского проспекта, как раз от вокзала и до Зимнего дворца. И "макет" Невского получился у него почти что копией оригинала. Полной копией: Чернов даже на мостике через канал поставил копии коняшек Клодта…

Федор Иванович вообще весь прошедший год воспринимал как сказку – только страшную. Но и опыта он набирался быстро, к тому же даже не возможность, а обязанность "принимать самостоятельные решения" как-то сильно его изменила – и, по моему, в лучшую сторону. Ведь сама по себе задача у него была очень непростая, хотя никто (то есть я) от него не требовал чтобы "все было как в столице". Мне было бы достаточно, чтобы Главная улица была всего лишь "габаритным макетом" – но и это сделать было уже не очень просто. Ну а раз все равно "все сложно", решил Чернов, то можно и еще посложнее сделать. В первом-то городке Главная улица стала именно "макетом", то есть дома все просто повторяли габариты своих прототипов с Невского – ну а во втором он решил достичь "максимального приближения к оригиналу…

Мне "оказать ему непосильную помощь" помог опыт общения с Беклемишевым – точнее, совместная работа по придумыванию способов изготовления наружных статуй для университета. Так что с помощью пары дюжин довольно-таки провинциальных скульпторов, выплавляемых восковых моделей и гипсовых форм удалось довольно быстро "изваять" (по "унитазной" технологии и "из того же материала", кстати) кариатид для "дворца Белосельских-Белозерских", бронзовых "укротителей коняшек", еще чуть ли не полсотни разных других скульптур – и фасады стали даже лучше "оригинальных": хотя все эти "скульптуры" были и сделаны весьма топорно, но они были совсем новенькими – как и сами здания – и общее впечатление получалось удивительно ярким. Так что сейчас уже Мешков "повторял пройденное", украшая "макет" и в первом городке, и до зимы у меня выходило стать обладателем уже двух "Невских проспектов в натуральную величину". Конечно, назначение "дворцов" у меня было несколько иным, чем в столице – в смысле, внутреннее обустройство: в них как раз размешались различные училища и институты. Исследовательский Институт прикладной химии или учебный Электротехнический…

Так что больших "избыточных затрат" на строительство почти и не было: все здания на Главных улицах были сугубо утилитарными, лишь с фасада похожими на петербургские прототипы. Но именно "почти" – и вовсе не из-за "архитектурных излишеств": все же цельнолитые бетонные "казанские соборы" было трудно приспособить для чего-либо, от церквей отличного – ну да все равно народ большей частью еще религиозный, так что и здесь некая (хотя и в материальном плане бесполезная) функциональность присутствовала. Но еще один домик…

Все же возраст дает о себе знать: я стал гораздо более циничным – и одновременно более сентиментальным, что ли. А Архангельские "в первом попадании" были для меня самыми близкими друзьями. Сейчас – нет, хотя отношения и наладились, но шли (надеюсь, пока) по разряду "приятельских", на "дружбу" просто времени не было – но все еще хотелось их просто порадовать. А тут и случай подвернулся…

Все же кое-что в жизни происходит по каким-то никем не понятым, но вполне себе существующим законам: Елена Андреевна опять очень заинтересовалась "передачей голоса на расстояние" – хотя и по иному поводу: микрофон, с помощью которого вагоновожатый в трамвае объявлял остановки, заставил ее обратиться ко мне за разъяснениями. Ну я с удовольствием и "разъяснил" – еще там, в Царицыне, на банкете по поводу пуска первого трамвая. А потом ещё с полгода неоднократно разъяснял – до тех пор, пока Елена Андреевна не решила "заняться всем этим всерьез".

Всерьез она занималась этим примерно год – изучив физику и электротехнику на уровне лучших университетов. Самостоятельно, по учебникам изучала – ну а затем снова обратилась ко мне – поскольку ответа на возникшие у нее вопросы она в этих учебниках не нашла. Ну а я – снова ответил.

Женщины в некоторых вопросах бывают сообразительнее мужчин – в особенности, если вопрос касается ее лично. Узнав, что интересующее ее знание "не покинет пределов городка поскольку может повредить обороноспособности страны" Елена Андреевна даже не стала выяснять как и почему. Но меньше чем через неделю Илья робко поинтересовался, нельзя ли часть трамвайного производства перенести "на левый берег", так как это будет "ближе к потребителю" и нам больше не придется мучиться, перетаскивая вагоны через Волгу. Да, процесс этот был непростым, даже с использованием специально построенной баржи-"трамвайного парома", но чьи уши торчали из-за вопроса Ильи, у меня сомнений не возникло. А раз так…

Возражений идея Ильи у меня не вызвала: даже если не принимать во внимание мощность трамвайного потока через великую русскую реку, в трамваестроительстве Илье было бы хорошо кое-какие "мелочи" прикрыть от нескромного взгляда из-за границы. Не сказать, что критические – но зачем ускорять прогресс зарубежцев даже в мелочах?

Конечно, и сам трамвай мой был "прорывом в будущее" – но как раз он зарубежцев не интересовал абсолютно: я постарался как можно шире распространить "утечку информации" о себестоимости вагона и такой трамвай интереса вызвать просто не мог. А процесс его изготовления? На заводе планировалось обновление станочного парка – а кто в мире сейчас вообще знает, что моторы на станках с электроприводом требуется не только тщательно заземлять, но еще и занулять? И пока никто не знает, это будет в плюс той самой "обороноспособности России": станки-то с электромотором лучше, удобнее, производительнее… вот только рабочих от станков с незануленными моторами у меня "в прошлых жизнях" погибло больше чем от попадания в ременные трансмиссии старья…

Что же до самой Елены Андреевны, то на что способна урожденная княжна я узнал еще лет так… сорок? Пятьдесят? В общем давно тому назад. И ее тяга к знаниям мне нравилась. Так что не поощрить ее было бы неправильно.

Новые цеха для Ильи обставлялись новыми же станками почти полгода. Можно бы было это сделать и быстрее, но все зависело не от моих хотелок, а от возможностей Феди Чернова. Он, конечно, тоже работал на износ, но даже девять женщин не родят ребенка за месяц.

А телефон – зло. То есть сам по себе все же "добро", но если он попадает в цепкие женские ручки… После того, как в течение всего лишь одного месяца Камилла шесть раз поинтересовалась когда же в городок переедут Архангельские (а Зоя задала этот же вопрос уже раз десять, столько же – Анна Петровна и даже Дарья раза три спросила), самым горячим желанием у меня было перерезать кабель, идущий через Волгу. Но – нельзя…

Зато через полгода я Елене Андреевне жестоко отомстил. Сам позвонил Архангельским и лично пригласил их в городок. Лично встретил на причале, лично на персональном трамвае довез до городка. Лично показал Илье цеха нового завода, а Елене Андреевне – учебные и лабораторные корпуса "электротехнического института". После чего провел эту вредную семейку (всю за исключением Ильи вредную) пешком от вокзала – рядом с которым эти корпуса и стояли – до моего "Аничкова моста". В сумерках уже провел. А когда мы на этот мост вышли (он еще без коников был), я повернулся и, показывая на подсвеченное прожекторами здание позади нас, сообщил:

– Да, кстати… по привычке прошел дальше, извините. Вот это – это ваша квартира в городке.

– Как красиво! А какие окна тут наши? – поинтересовалась княжна. Илья промолчал – он вообще с самого начала "экскурсии" подозрительно оглядывался на улице. Все же железнодорожник, и опознать Николаевский вокзал сумел, похоже, с первого взгляда. Вдобавок он и в Петербурге бывал и сразу начал меня "подозревать в нехорошем". Но он-то бывал, а Елена Андреевна – нет. Так что "сюрприз" получился:

– Да все они ваши. Это же петербургский дворец Белосельских-Белозерских, волею Федора Ивановича перенесенный в наше захолустье. А раз уж вы, Елена Андреевна, сами из этой фамилии, то вам тут и жить. Идемте, я вам интерьеры покажу…

Некоторая "срочность" строительства привела к тому, что внутренней отделкой "дворец" пока еще похвастать не мог, но крыло, выходящее на "Фонтанку" – то есть на канал – было уже для жилья кое-как приспособлено. Не "по-дворцовому", а – в моем понимании – в пригодном для комфортного проживания виде. А все остальное – потихоньку и "дворцовая" часть будет сделана. Обязательно. Когда-нибудь. Если Елена Андреевна захочет…

Была во всем этом одна незначительная деталь: Архангельские поселились в первом городке. Там, где делались "немножко секретные вещи". Там же, где делались вещи более "секретные", ей делать было нечего. Пока нечего…

Первый же городок имел свои "особенности" – в отличие от второго он был почти полностью уже застроен (то есть поднялись все пятьсот землебитных домишек), а застроенное – местами и заселено. У меня во втором же пока что только дома вдоль Центральной и Главной были выстроены – по крайней мере внешне, да еще один квартал с домами рабочих – в котором все равно половина квартир еще пустовала. А в первом места для нового строительства уже не было (в смысле, на этот год не было), и для внеплановых новоселов жилья тоже уже не было: закончилось лето тысяча девятьсот первого.

Лето – закончилось, крестьяне – собрали то, что смогло вырасти, и началась борьба за выживание тех, кто успел не помереть. "Благотворительный фонд по спасению детей" Марии Петровны Волковой в этот раз зарегистрировал Михаил Александрович Газенкампф, который даже порывался и денег в него внести тысяч двадцать… пришлось лично за ним съездить, привезти в городок (первый, конечно) и объяснить почему он сможет найти лучшее этим деньгам применение. Он их "лучше" и применил – устроив в Астрахани новый детский приют, но после осмотра городка по дороге обратно в Астрахань (на "Москве", конечно – время губернатора дорого, зря тратить не следует) он обсудил со мной мои "планы на будущее" и обратно я вернулся уже с купчей на участок бывшего (для меня, конечно) полигона Капустин Яр. И – с первой сотней новых жителей городка: губернатор "передал" мне всех воспитанников старого астраханского "сиротского приюта"…

С Газенкампфом я договаривался в конце мая, а уже в начале июля горожанин попер косяком: крестьяне-то лето обычно проводят "на подножном корму", а его-то, в связи с засухой, и не было – совсем не было по крайней мере в Астраханской, Саратовской и Самарской губерниях. Поэтому мои предложения: отправить в "приют" ребятишек в обмен на небольшую продуктовую помощь определенный отклик находили. Особенно находили, поскольку "собирать голодающих в приют" были отправлены ранее "приютённые" молодые ребята и девчата, и направлены в свои же родные деревни. Если учесть, что всего их было уже сильно за десять тысяч, даже не считая "рязановских"… Понятно, что далеко не все крестьяне радостно "менялись", тем более что и условия (по сравнению с "предыдущими разами") были иными – но ежедневно человек по двести-триста в городок приезжало. В июле приезжало, а со второй половины августа поток будущих горожан увеличился раза в три: во-первых, распространились слухи, что детишки в городке вообще как сыр в масле катаются, а во вторых…

Крестьяне – они же хитрые. То есть они просто уверены, что они – хитрые, а горожане – тупые, и обмануть этих горожан ничего не стоит. Так что детишек отечественные пейзане стали ко мне посылать "зиму покормиться, а потом домой вернуться". Ну да мне-то не жалко… Совсем не жалко, поэтому, когда Машка – она "на общественных началах" во время летних каникул в школе объясняла вновьприехавшим как пользоваться унитазом, душем и газовой плитой – поделилась со мной этим "открытием", я совершенно искренне ей ответил:

– Дочь наша, так это же замечательно!

– Что замечательно? Ты их за свои деньги кормить будешь, одевать-обувать, болячки лечить – а потом они отрабатывать не будут и тебе не жалко?

– Маш, ну подумай сама: если человека кормят, обувают-одевают, в школе ума-разума вкладывают, еще денег за работу платят, он после этого уедет к себе в деревню снова с голоду подыхать – зачем нам такой дурак нужен? Денег он нам не принесет…

Камилла, случайно этот разговор услышавшая, уже вечером, когда мы остались вдвоем, заметила:

– Саша, я начинаю тебя бояться. Скажи мне честно: ты меня и Векшиных в семью взял потому что мы тебе нужны деньги зарабатывать?

– Если бы для денег, то я бы на Суворовой женился, а вас я просто люблю. А деньги я зарабатываю лишь затем, чтобы вы жили счастливо.

– Но ведь чтобы жить счастливо, столько, сколько ты зарабатываешь, не нужно, хватило хотя бы гонораров с твоих книжек… или даже с мыла вшивого доходов.

– Вот тут ты ошибаешься. Этого хватило бы на сытую и красивую жизнь, а на счастливую пока не хватит всех денег, что я заработать могу. Чтобы жить счастливо, нужно чтобы и вокруг все были счастливы.

– Зачем?

– А ты можешь себя чувствовать счастливой, увидев, например, умирающего от голода ребенка? Никто не может… хотя нет, есть и такие выродки, и хорошо что ты с подобными не знакома. Я же стараюсь сделать так, чтобы никто голодного ребенка вообще увидеть не смог бы. И когда я это сделаю… когда все мы, семья наша, это сделает – вот тогда мы узнаем, что такое настоящее счастье. Ты согласна?

А утром, когда я проснулся, но еще раздумывал – встать или еще поваляться минут пять, Камилла подошла и, обняв меня, тихо сообщила:

– Саша, я тебя все же оказывается люблю.