Станислав Густавович сидел в небольшой таверне и вдумчиво поглощал незамысловатый обед, когда к нему за столик сел высокий довольно молодой мужчина и, немного помявшись, спросил – неожиданно по-русски – не имеет ли он честь видеть господина Струмилло-Петрашкевича. А получив утвердительный кивок – Станислав Густавович в этот момент пережевывал бифштекс – встал и, щелкнув каблуками, представился:
– Специальный агент Рамзай, барон Рамзай.
– Очень приятно – ответил Станислав Густавович, хотя по лицу его и слепой мог бы прочесть, что никакого приятствия в появлении неожиданного соседа по столу он не видит, – чем обязан?
– Я являюсь адъютантом императора и приехал в Лондон специально для встречи с вами. Мою личность вам могут удостоверить в русском посольстве, если вы не удовлетворитесь этими документами – с этими словами "специальный агент" протянул ему несколько бумаг. – Ну а когда вы не будете иметь каких-либо сомнений, мне поручено передать вам личное письмо канцлера.
– В посольство я с вами всяко не пойду – усмехнулся Струмилло-Петрашкевич, – поскольку бежал из ссылки и там меня скорее всего ожидает арест, так что давайте считать что я вам верю.
– В таком случае я бы посоветовал вам все же сначала с документами ознакомиться – улыбнулся странный собеседник.
Станислав Густавович развернул бумаги и с удивлением увидел сначала выписанное на бланке Императорской канцелярии удостоверение личного адъютанта Николая II – впрочем, зачем бы иначе визитеру столь странно представляться? А вторая бумага оказалась указом – за подписью канцлера Империи – гласящим, что отныне Российская Империя не считает его, Струмилло-Петрашкевича Станислава Густавовича, беглым преступником поскольку с него сняты все обвинения и приговор отменен. Присутствовала на бумаге и подпись – впрочем, подписи канцлера он никогда не видел и не мог сказать, похожа она на подлинную она или нет. А ещё была печать – тоже ранее не виданная вживую, но по описанию – именно Большая Государственная. Самое же удивительное, что на указе – снизу в углу – имелась странная приписка: "С указом ознакомлен" – и за ней стояли подпись посла Империи в Британии Александра Константиновича Бенкендорфа и печать посольства.
– И что же от меня требуется канцлеру? – веселым голосом поинтересовался Станислав Густавович: почему-то его рассмешила мысль, что за ним – простым недоучившимся студентом – прислали целого царского адъютанта.
– Насколько я знаю, вам предлагается некая должность в службе канцлера, но в детали я не посвящен. Думаю, они изложены в письме – и с этими словами барон протянул Станиславу Густавовичу небольшой конверт.
– Когда от меня ждут ответа?
– Мне поручено ждать сколько угодно, но я бы советовал не тянуть время. Специально назначенное судно для вашего путешествия в Петербург уже ждет.
– Мне что, и отдельное судно выделили? – удивился Станислав Густавович, вскрывая конверт. Но оказалось, что он еще не удивился: настоящее удивление он испытал, прочтя написанное на небольшом листе бумаги с типографской шапкой "Канцлер Российской Империи":
"Уважаемый Станислав Густавович,
Искренне считая ваши знания и опыт крайне полезными делу развития России, убедительно прошу посетить меня в ближайшее время с целью детального обсуждения предлагаемой Вам работы. В случае Вашего несогласия принять оную Вам будет выплачена компенсация потраченных времени и сил в сумме тысячи фунтов и предоставлено судно для возвращения в Британию или же любое удобное для Вас место на Земле.
Однако льщу себя надеждой, что предложенная Вам работа окажется для Вас крайне привлекательной и вы предложение мое примете. В этом случае Вам будет предоставлено достойное жилье, оклад министра и все, что вы сочтете необходимым для комфортной жизни и успешной работы.
В любом случае Ваша личная безопасность и неприкосновенность гарантируется.
С уважением,
Александр Волков"
Да, доктор Парвус нашел ему в Лондоне работу неплохую и весьма высокооплачиваемую – за обработку статистических данных по германской промышленности Станислав Густавович получал по семь фунтов в неделю. Неплохо – но русские министры получают раз в десять больше… и даже не в деньгах дело: ему стало очень интересно, что же собирается предложить этот неожиданно возникший канцлер.
Правда, некоторое сомнение у Станислава Густавовича возникло, когда обещанное судно – ждавшее его, ко всему прочему, прямо в Лондоне – оказалось небольшим, и, похоже, вообще рыбацким корабликом, но передумывать ему не захотелось и он с некоторой грустью (и определенным сомнением в душе) наблюдал, как вдоль бортов густо дымившего суденышка проплывали берега Темзы. Но – когда кораблик, доплыв, наконец, до моря, вдруг как-то резко перестал пускать клубы дыма и, странно загудев, помчался по волнам со скоростью локомотива чуть ли не выпрыгивая из воды – и сомнения, и грусть испарились. Осталось лишь любопытство – но и оно, судя по убегающим назад бурунам, окажется недолгим…
Конечно, врать нехорошо – ведь "заговорщики" реальных планов на убийство Николая все же не строили. Да, довольно многие были бы не против подобного хода событий, а парочка вообще именно смерть императора в виду и имела – что, собственно, и дало возможность дать царю "доказательства грядущего злодейства", но… Впрочем, я рассматривал свой блеф как "ложь во спасение" – подразумевая все же спасение Державы – и муками совести не терзался. Все правильно сделал. И очень вовремя.
"Дворцовый антипереворот" получился удачным: практически никто не пострадал. Детишки-то в "трамвайном городке" не только (и не столько) для парада были собраны, я был готов и небольшую революцию учинить – но получилось обойтись одним парадом.
Когда в город каждый день приезжает по паре десятков тысяч человек, незаметно завезти еще семь тысяч за две недели довольно несложно – но теперь их требовалось как-то получше устроить: назад детей (а с моей колокольни и в шестнадцать-семнадцать лет они все равно были именно детьми) с автоматами в руках отправлять было все же рановато. Да и кое-что другое тоже требовало и внимания, и определенных усилий. Да, кое-что…
Дел впереди вырисовывалась такая масса, что становилось страшно – но понятно, что если стараться делать все их сразу, то в результате не получится ничего. И поэтому начал я с самого неотложного. Девятого мая уже после обеда все столичные газеты напечатали "экстренный номер" с царёвым манифестом, а я тихо и спокойно сидел себе в трамвайном парке, набираясь сил. То есть…
Все же, несмотря на многократно прожитые годы, в душе у меня что-то еще осталось от того студента, который – до знакомства с адской машиной Фёдорова – любил и одеться получше, и в компании друзей блеснуть… ну, если не интеллектом, то хотя бы новым анекдотом. По крайней мере насчет нового анекдота у меня вышло в этот раз неплохо: в Брюсселе сразу парочка газет в вечерних выпусках поделилась с читателями информацией, что русский царь поставил канцлером "главного заборостроителя" страны и задавались вопросом, не собираюсь ли я всю Россию теперь забором огородить?
Впрочем, утром никто шутку не продолжил: все газеты – вслед за петербургскими и московскими – сообщили о высадке русского десанта на Йессо. Причем "Берлинское время" так же рассказало ("от собственного корреспондента в Токио"), что в процессе этого десантирования с адмиралом Того случилась летальная неприятность.
"Свободной прессе", как я убедился лишний раз, верить нельзя ни в чем: даже если они сообщат, что дважды два равно четырем, то и здесь обязательно чего-нибудь переврут. Ведь во время высадки отрядов Юрьева в Отару этот самый адмирал спокойно сидел себе на своем броненосце "Микаса" около островов Эллиот и ни о чем плохом даже не думал. А может быть и думал – но после того, как от десятикилограммовой кумулятивной бомбы сдетонировал боезапас броненосца, уточнить этот вопрос стало не у кого.
Вообще-то никто не собирался топить японские броненосцы, с "Микасой" это совершенно случайно вышло. Зато с остальными собравшимися в районе островов японскими кораблями все вышло правильно: специальная "вакуумная" бомба (не зря Бенсон мучился над их изготовлением и испытаниями), пробив палубу, выжигала все под этой палубой в двух-трех отсеках и даже если машинное отделение оставалось относительно целым, управлять машинами становилось просто некому. С крейсерами и броненосцами было сложнее: у этих кораблей палубы бронированными были, так что на них просто бросали "канистры" с окисью этилена – и кораблики уже сами всасывали аэрозоль через воздухозаборники котлов, а потом сами же и взрывали себе машинное отделение. Миноноскам вполне хватало и пары-тройки бомбочек по два с половиной кило, транспортам – это уж как повезет… но когда до аэродрома в Дальнем всего полчаса лету, то не повезло практически никому, так что покинуть не очень гостеприимный архипелаг удалось только трем или четырем излишне шустрым миноносцам.
Десант же проходил очень далеко от японского флота. Все мои три десятка переехавших на Дальний Восток рыболовецких суденышка еще в апреле потихоньку переместились в бухту Владимира – откуда до Отару было-то всего десять часов полного хода. И как раз через эти десять часов в японском населенном пункте с двумя тысячами жителей внезапно сошли на берег три тысячи сердитых русских дяденек с автоматическими карабинами, пулеметами, минометами, даже с японскими пушками "Арисака" – и с шестьюдесятью тракторами. А кроме них на берег сошли и шесть сотен трудолюбивых корейских лесорубов, причем с бензопилами и топорами – и через день в Отару уже стоял причал, к которому и приличному судну пристать не стыдно было.
Правда русских солдат тут высадилось уже почти пять с половиной тысяч – а вот совершенно японского города Саппоро не стало. То есть вообще: "злые русские" подъехали на своих тракторах поближе, поставили свои минометы – и за сорок минут город просто раздолбили в пыль. Поскольку били "волной", начав с ближнего пригорода и медленно увеличивая дальность стрельбы, большая часть народу успела убежать. Как и из городка Исикири, но там даже обстреливать ничего особо не пришлось, народ и так все понял – стоило только туда прибыть парочке-другой тракторов с бронетележками и стрельнуть несколько раз очередями из автоматических дюймовок по разным административным (по крайней мере на вид) домикам.
Травин мне все по радио рассказал в красках – особо подчеркнув, что у нас потерь не было совсем. Так что на работу я поехал в настроении достаточно приподнятом, и даже не особо волнуясь по поводу предстоящего разговора. Конечно, всякое может случиться – но я надеялся, что за "предыдущие попадания" я все же неплохо успел узнать будущего собеседника. Да и детали предстоящего разговора за время пути можно еще раз обдумать…
Но все же Петербург – город небольшой, тут даже "далеко" ехать недолго выходит, поэтому на место мы приехали уже через пятнадцать минут. Так что, глубоко вздохнув, я поднялся в знакомый кабинет, где мне предстояло заняться делом. Не вообще, а самым неотложным…
Хозяин кабинета поднял на меня недоуменный взгляд: видимо, не привык, чтобы к нему народ вот так толпами шастал, без доклада. Конечно, секретарю о нашем приходе доложить "помешала" Даница, делающая, как я понял, сейчас ему замечание о некотором служебном несоответствии – но вообще-то это бардак. Который придется срочно пресекать – но это мы успеем, а пока займемся делом.
– Доброе утро, Вячеслав Константинович, я тут познакомиться зашел, а заодно и вопросы некоторые, отлагательств не терпящие, обсудить. Познакомиться раньше случая не представилось, но сейчас уж никуда не деться. Меня зовут Александр Владимирович Волков, я канцлером Империи со вчерашнего дня работаю, ну а вас мне представлять не надо. Еще раз прошу простить за вторжение: дел невпроворот, голова кругом идет… я к вам, собственно, по двум вопросам неотложным и по нескольким тоже важным, но не столь срочным. Первый из неотложных: Вячеслав Константинович, расследованием покушения на Императора можете свое ведомство не затруднять, у меня есть уже своя служба, которое этим делом очень плотно и займется. Поясню сразу: не от недоверия к вам, а исключительно в интересах дела. Некоторые… многие заговорщики – лица высокопоставленные, есть из числа даже Великих Князей, и вас… ваших сотрудников к ним и близко не подпустят – так что пока будет так. Второй вопрос из срочных: позвольте представить вам вот этих юных дам, с которыми вам теперь придется работать долго и, надеюсь, плодотворно: Елена Федосеевна Савельева, секретарь-стенографистка, и Наталья Демьяновна Зотова, пишбарышня.
– И… и зачем…
– Леночка у нас чемпион курса по стрельбе из пистолета, у любого армейского офицера пулей оружие из рук выбьет раньше, чем тот его для выстрела поднять успеет. А Наташа, которая хотя и стреляет куда как лучше офицеров российских, но все же хуже Леночки, тоже чемпион курса, но уже по силовому задержанию подозрительных лиц. То есть сможет скрутить любого злодея и доставить его в состоянии, не препятствующем дальнейшим с задержанным беседам, в место, где уже ваши сотрудники возжелают эту беседу провести. Курс они закончили в первой школе телохранителей, и теперь вам придется смириться с тем, что хранить они в обозримом будущем будут именно ваше тело: у нас есть достоверные сведения, что вас собираются убить, причем в самое ближайшее время. Поскольку же ваша безвременная кончина нанесет серьезный ущерб безопасности России, я этого допустить не могу. Да, пока что даже в ретирадник вам одному ходить не выйдет, но там вас будут сопровождать все же уже юноши, их будет уже шестеро, сменами работать будут, чуть позже Наташа вам их представит.
– Вы это серьезно?!
– Николай Александрович тоже поначалу решил, что у меня это шутки дурацкие… но я, к сожалению, не шучу. И еще: по городу вы пока будете перемешаться исключительно в автомобиле, специально для вас сделанном – он сейчас уже ждет вас во дворе, девушки управлять им умеют. Кстати, там, в приемной, не из тех ли офицер, кто к вам через посредничество Великого Князя Константина въехал? Их тех? Лиза, будь добра, передай Данице что офицера мы забираем с собой, потом повоспитываем у него служебное рвение… и последнее. Вячеслав Константинович, вот дела, которые необходимо закрыть в самое ближайшее время.
– Удивительно… – отметил хозяин кабинета, проглядев короткий список на первой странице – почти по всем я собирался докладывать Императору на следующей неделе…
– Император в отпуске. Так что если уже есть что докладывать, расскажете мне завтра. А если по каким делам потребуется помощь – обращайтесь в любое время. То есть вообще в любое: девушки знают, как меня найти. А сейчас перейдем к прочим делам.
– Каким? – Вячеслав Константинович положил папку на стол, но продолжал глядеть на меня.
– В папке как раз собраны дела, которыми будет необходимо заняться в первую очередь – я взял папку, раскрыл, пролистал. – Дела старые, но именно сейчас возникла острая необходимость их окончательно закрыть. Например, убийство Сипягина…
– Но насчет него вроде все исполнено…
– Собственно убийство да, расследовано. Но нужно учесть и другие аспекты дела. Вот тут, посмотрите: две нелегальные газетенки спорят, членом какой партии был убийца, причем каждая доказывает, что он был членом именно их партии. То есть обе партии фактически поддерживают идеи преступника – следовательно, они сами преступны.
Фон Плеве просмотрел две вырезки, на секунду задумался:
– Вероятно, в этом вы правы, но что мы можем тут сделать? Это же всего лишь слова.
– Я тоже так думаю, а еще думаю, что слова эти плохие. Ну а так как император передал мне практически всю полноту самодержавной власти… я же теперь тиран? Тиран, и вдобавок самодур, а посему далее вы найдете списки известных нам членов этих партий, и подписанный мною указ от сегодняшнего дня о том, что всех перечисленных членов партии социал-революционеров и партии социал-демократов надлежит арестовать. При попытках избежать ареста оружие следует применять не задумываясь, а если арестовываемые сами применят оружие – уничтожать без размышлений. Только вот если кто в эти списки не входит – их не трогать, даже если сии лица вам лично поклялись, что они в партии эти входят и против Державы злоумышляют. А вот тех, кто в списках – поголовно…
– Сурово… – хмыкнул Вячеслав Константинович.
– Это не мы суровы, это жизнь нынче такая. Посмотрите еще раз материалы полтавского дела, сами поймете, что это еще очень нежный подход к ним. Но это – дела текущие, вы и без меня с ними разберетесь. А главный вопрос, с которым я к вам пришел – это вопрос о реорганизации министерства.
– И чем вам нынешнее не угодило?
– Вячеслав Константинович, вы тут сидите каждый день хорошо если не до полуночи и все же всех дел переделать не успеваете. Посему, мне кажется, было бы полезно на разные категории дел создать отдельные департаменты.
– Извините, не понял…
– Ну вот народ, допустим, водку пьянствует и безобразия нарушает, ворует и друг друга режет потихоньку – это как раз и есть забота полиции, которой будет управлять департамент, скажем, полицейский.
Министр недоуменно поглядел на меня, слегка нахмурился, но быстро сообразил и широко улыбнулся:
– Весьма образно, и очень метко. Видать не зря вы в Америке одним из самых популярных детективных писателей считаетесь.
Интересно, когда он успел это уточнить? Впрочем, у него должность такая, и должности Вячеслав Константинович соответствует полностью…
– А если другой народ заговоры против Державы чинит и грабежами да убийствами под политической маской промышляет, то это уже дело, скорее, жандармерии…
– И это верно.
– Другие у соотечественников по карманам не шарят, а тянут прямо из казны. А тут требуется и подход другой, и навыки иные – так пусть делами такими занимается департамент, скажем, по борьбе с хищениями государственной собственности. У меня есть неплохой специалист в этой области, но он уже стар и к тому же один. Однако опыт он передать сможет – было бы кому.
– Пожалуй, вы правы…
– Еще – шпионов иностранных требуется нейтрализовать…
– Так сразу?
– Да не убивать, а именно нейтрализовать как информационный источник врага. Пусть передает хозяевам своим не то, что мы в секрете держим, а то, что для них мы сами и придумаем…
Вячеслав Константинович снова хмыкнул, в глазах его появилась заинтересованность, но он промолчал и изобразил лицом и фигурой, что "внимательно слушает".
– Еще – в связи с разгулом так называемого "революционного террора" – потребуется особая служба охраны государственных чиновников. Исполнителей я вам предоставлю, человек триста… нет, не только девочек, конечно. Но вот руководить такой службой, назовем ее "вневедомственной охраной", должен человек… скажем, ответственный и в то же время не стесняющийся обучаться и у рядовых своих работников. Вы на досуге подумайте о том, кто бы смог такой службой руководить.
– Хорошо, я подумаю… даже, пожалуй, сейчас уже смогу порекомендовать. Но сначала с ним поговорю. Как прикажете исполнять? И в какие сроки?
– Это – лишь общие идеи, лежащие, так сказать, на поверхности. Требуется их проработать, составить предложения по структуре обновленного министерства… и еще раз обдумать уместность моих предложений вообще. Так что это все рассматривайте все же не как приказ, а как пожелание: специалистом в этих делах все же вы являетесь, а не я. Моя же работа в этом деле – все, что вам для деятельности вашей потребуется, обеспечить… А вот это телефон – я показал на средних размеров металлический "чемодан", который Наташа тут же поставила министру на стол – он для прямой связи со мной. Со мною связаться по нему можно в любое время и по любому вопросу, который вы сочтете нужным обсудить. Повторю: в любое время и по любому вопросу. Телефон радийный, работает от электричества, сейчас девушки его подключат. Покажут, как им пользоваться, но в любом случае они будут все время с вами и при необходимости помогут конечно. Да, когда планы реорганизации составлять будете, о финансах особо не думайте: денег будет столько, сколько потребуется – но, понятно, только на дело. Ничего не забыл? Было очень приятно с вами познакомиться и, надеюсь на долгое и плодотворное сотрудничество. А сейчас вынужден откланяться: война. Нужно ее срочно заканчивать, безоговорочной победой.
Насчет "безоговорочной победы" я не шутил: когда одну и ту же войну удается провоевать уже трижды, в четвертый раз даже генерал вроде того же Стесселя ее бы не проиграл. Но ему не повезло, у него она впервые случилась. Это только у меня она в четвертый раз идет, и раз уж все недостатки японской стороны мне известны, не воспользоваться ими было бы вовсе глупо. Ну я и воспользовался – точнее, не я, а подробно проинструктированный уже полковник (приказы я утром подписал) Юрьев и подполковник Травин.
Но японцев воевать – это сейчас именно их дело, а я уж займусь делами своими, которых вообще невпроворот. Когда-то в какой-то книжке я видел забавную картинку: сидят на Луне два астронавта, один другому говорит: "Ну вот мы здесь. Ну и что?" И теперь я этих астронавтов очень хорошо понял: сижу я во главе России – ну и что? В моей, так сказать, легитимности ни у кого нет ни малейших сомнений, ведь Император объявил, что "вся власть на смутный период" передается мне – но что мне с этой "легитимности"? Некоторое время я могу притворяться главным и даже поиздавать указы какие-нибудь, и какие-то из них кто-то может и исполнять будет, но власть в стране – это все же нечто иное. Делать, что я говорю, будет нынешняя "элита", для которой я – непонятно как возникшая козявка, и делать они будут то, что я говорю, лишь в том случае, если они с произносимым мною будут согласны. Так что первой моей задачей было "получить согласие" у тех, кто на самом деле управлял страной – но пока я был уверен лишь в одном человеке – министре внутренних дел. Да и то, скорее верил в то, что он согласится – а пока всего лишь попросил его делать то, что он и без меня делал. Ну да, помощь ему пообещал любую, охрану обеспечил. А заодно выпросил (то есть попросил "срочно командировать в распоряжение Канцлера") жандармского полковника Малинина из Тамбова. Насколько я помнил из "прошлых жизней", этот офицер в расследованиях менее всего обращал внимание на чины и титулы подозреваемых и в то же время умудрялся проводить их столь элегантно, что сами подозреваемые, даже знающие о своей вине, и не догадывались и том, что "их разрабатывает жандармерия".
А именно "разрабатывать" нужно было довольно многих весьма влиятельных людей, причем разрабатывать очень качественно, чтобы и император указы об их наказании подписал без тени сомнений, и – главное – чтобы "общество" эти указы приняло с пониманием. Сейчас я и сам указы подписывать право имею, но для "тех, кто правит" я вообще еще никто. Так что задача номер один – привлечь на свою сторону хотя бы некоторую часть "общества". И начать проще всего с приближенных царя. То есть проще, если не учитывать, что таких "приближенных" несколько сотен, если не тысяч – но даже дорога в десять тысяч ли начинается с одного маленького шага…
Из всех приближенных императорской семьи я относительно неплохо знал (в прошлом) двоих – тех, кого давно тому назад обучал вождению царского микроавтобуса. Два молодых остзейских барона, Николаю лично преданы абсолютно, только что не молятся на него – ну, по крайней мере на людях. И для начала мне очень пригодится один из них – Генрих Рихардович Рамзай. Нужно срочно съездить на туманный Альбион – и кто как не один из царских адъютантов лучше всего справится с этой задачей? Его в русском посольстве в Лондоне в лицо знают, именно как царского адъютанта – и появление Рамзая в Лондоне сделает меня легитимным хотя бы в глазах Бенкендорфа. А это – уже полезно, в особенности учитывая, сколько России теперь придется с англичанами бодаться…
Пока "на моей стороне" имеется фон Плеве, Бенкендорф скоро там окажется… и всё, других "сторонников" пока что не просматривается. Так что пока – пока авторитет мой не укрепит победа над японцами – нужно сидеть тихонько и никого особо не беспокоить. Спокойно заниматься текучкой и формировать новую команду. Очень странную команду, а потому нужно для начала всех их собрать – что само по себе весьма не просто. Знать бы – ну, хоть "в прошлый раз" – что придется заново все переделывать, так ух как бы я изучил кто к кому какие нежные чувства питает! Но хорошо быть таким же умным вчера, как теща завтра, так что придется крутиться с тем что есть и все планы корректировать буквально на лету. Хотя в одном я был уверен практически наверняка…
В одной из прошлых жизней де Фонтане откопал в Париже очень интересную информацию. Тогда ему, правда, просто повезло: человек, прямой доступ к этой информации имеющий, очень любил родную дочь – умирающую от пневмонии, а у Андрея с собой оказался тетрациклин. Ожидать, что у француза снова серьезно заболеет дочь, было бы наивно, но когда точно знаешь, к кому подойти и как поговорить, то задача все же имеет решение. Все дело в сумме – а с суммой у Андрея Павловича проблем сейчас не было. Так что если посадить Председателя комитета министров, то правящие ширнармассы меня (по крайней мере в этом) единодушно поддержат. Но тогда про наворованные им более чем сто пятьдесят миллионов франков золотом можно будет забыть: Ротшильды вполне могут сделать морду кирпичом и заявить, что никаких денег они для этого господина не хранят. Сумму-то узнать было несложно, понятие "банковской тайны" было еще весьма расплывчатым. Но как вытащить эти деньги без Витте, было непонятно. То есть варианты были – но "громкие", а мне пока требовалась тишина…
И поддержка. Причем очень быстро, пока остающиеся в силе Романовы меня не сожрали. То есть они меня всяко не сожрут – есть куда убежать, но что при этом станет со страной – даже думать страшно. Но все равно "верным ленинцем" я не буду, да и думал я уже довольно много. Осталось только… как бы это поточнее сформулировать? Ах да: осталось лишь начать приступать к планированию победы всего хорошего над всем плохим.
И начинать нужно будет именно с плохого, в смысле все плохое вытащить на свет божий так, чтобы все это плохое смогли увидеть с плохой стороны. Нет, опять не так: нужно формально определить, что является плохим, и определить так, чтобы даже у самих плохишей это определение не вызывало отторжения.
– Ну и зачем тебе этот дурацкий указ? – поинтересовалась Камилла после того, как я продиктовал секретарше текст. – Воровать нехорошо, а хорошо не воровать… Написал бы проще, "Сим приказываю: не лги, не убий, не укради" и подпись – Канцлер. Народ проникся бы…
Да, жена довольно быстро освоила "язык мужа". Да и не только она: в городке детишки иногда такое выдавали, что я с трудом отгонял ощущение, будто вернулся в родной XXI век. Зато меня они понимали – и это сильно упрощало работу. По крайней мере мои просьбы (или приказы) ими воспринимались правильно…
Для работы – ну и для временного проживания – я снял гостиницу "Англия". Почти целиком: все же трамвайный парк был не лучшим местом для размещения… восьми тысяч человек. Перекантоваться кое-как – можно, а долго жить – это издевательство над народом. Ну и над собой тоже, к тому же канцлеру и вовсе там жить несолидно, и уж тем более – работать, так что половина гостиниц столицы встретила новых жильцов. А в "Англии" и комнат было немало, и ресторан неплохой. Девочек-то кормить надо – именно девочек, поскольку в "Англии" был поселен "батальон полевой полиции". Во-первых, четыреста пятьдесят автоматов дают какую-то защиту от "случайных народных волнений", а во-вторых с точки зрения простых обывателей я не выгляжу в этом случае параноиком. Ну а с точки зрения "не простых"…
Большинство из них наверняка даже не догадаются, что в случае чего их пристрелят примерно через полсекунды. Потому что это большинство и не пристрелят, ну а кому не повезет – тем будет уже все равно. Зато мне работать спокойно можно, и я работал – главным образом в одном из "кабинетов" гостиничного ресторана. А верная жена обычно сидела рядом и ехидно комментировала мои труды. Причем я сам ее об этом попросил: женщина она умная, и мне важно было понять, как другие воспримут то, что я собираюсь делать.
– Так я и написал по сути дела указ о том, что воровать – с точки зрения закона – нехорошо. Как ты понимаешь, с указом не согласятся – по крайней мере публично – исключительно клинические идиоты, а таких все же очень мало. Зато теперь у полиции будет вполне законное право всех, кто этот указ нарушает, арестовывать. Вот послушай еще раз: "оскорбление и унижение воинов Русской Армии, не жалеющих своих жизней в борьбе с коварным врагом, считается преступлением, предусмотренным в статье сто восьмой Уголовного уложения Российской Империи".
– Ну и что?
– Галя – я обратился ко все еще сидящей у соседнего стола секретарше, – вот тебя, как служащую военной полиции, оскорбляет такая заметка: "По сообщениям британских газет, русские солдаты зверски изгоняют мирных японцев из их домов"?
– Еще как оскорбляют! – улыбнулась девушка. – Ведь мы всего лишь защищаем их жизни от случайных пуль криворуких японцев в уличных боях!
– А почему ты свой указ предваряешь словами "Считаю необходимым напомнить подданным Империи, что…"?
– Закон-то действует много лет, и народ его нарушает. Уже нарушает – поэтому завтра, после опубликования этого указа, вся редакция "Востока" заслуженно отправится обдумывать свое поведение в места не столь отдаленные. Как и редакция "Петербургского листка", и никто не сможет заявить, что это "произвол нового канцлера".
– Пожалуй, ты прав. А не столь отдаленные – это куда?
– Ну не в Сибирь же их ссылать!
– А Антоневич жаловался, что на Кивде людей не хватает…
– Хорошо что напомнила. Кстати, ты не знаешь, где он? Мне Саша нужен буквально вчера…
– В Воронеже. Позвать?
– Да, сделай доброе дело. Галя, отдай указ в машбюро, пусть сегодня же отправят копии во все столичные газеты. А затем передай текст в Москву, пусть тоже везде напечатают, ну а я пока – увидев, как занавес "кабинета" откинулся и в проеме возникла девушка в красном мундире из числа несущих охрану отеля – я, похоже, займусь приемом гостей…