Уроки ирокезского

Глава 52

Нельзя сказать, что у лейтенанта Свешникова жизнь в последнее время была уж очень однообразной. Сначала – преобразование резервного батальона в учебный полк – с повышением в звании, что было приятно. Затем – изучение новой техники и обучение новых офицеров (прапорщиков, что было противно, но – служба). После того, как случайно, в Петербурге, во время командировки в старый Генштаб, Свешников увидел вживую "величайшее достижение русской инженерной мысли" – аэроплан инженера Гаккеля – рапорт с просьбой направить на обучение воздухоплаванию, а затем – спустя почти что год – направление на учебу и службу.

Правда, перед отъездом лично канцлер "запугивал" будущих авиаторов сложностями обучения и тяготами жизни, но никто (то есть почти никто) из кандидатов не "испугался". И вот теперь, после долгого – в целых пять суток – пути поезд добрался, наконец, к долгожданной цели. Именно поезд: офицеров в "отряде", как назвал группу канцлер, было всего лишь двадцать пять, но почти все оказались людьми уже семейными, так что ехали они из Москвы в специально выделенном поезде о семи вагонах. Это если не считать двух вагонов багажных и специального вагона-ресторана. Ну да, еще два вагона занимала охрана – но поезд-то военный!

Самое странное, что офицерам так и не сообщили, куда их направляют. Правда, люди бывалые, они довольно быстро сообразили, что поезд едет явно не в Париж какой-нибудь, а напротив в сторону Оренбурга. А оттуда – уже в Ташкент что ли? Но нынче утром, еще когда рассвет лишь едва забрезжил, поезд на каком-то полустанке вдруг резко свернул (Свешников это заметил, проснувшись по нужде) и очень неспешно пошел куда-то на север. А еще через час прибыл… в общем, куда надо было, туда и прибыл.

Поначалу офицеры несколько удивились тому, как их здесь встретили: каждому был назначен провожающий, на каждого – хотя и поселили их в двух соседних домах – был выделен "Самурай", причем не армейский, а гражданский, с мягкими кожаными сиденьями… Да и предоставленные квартиры приятно поразили: полностью меблированные, и даже вся посуда на кухне имеется. Как и белье постельное, и… даже полотенца из дорогущей ткани фротэ (местные их называли почему-то "махровыми") в роскошной ванной комнате развешены были. А ещё в каждой квартире уже стоял телефон, рядом с которым лежала красивая "телефонная книжка", на первой странице которой уже были напечатаны самые важные номера. Причем почти все номера эти были пятизначные!

Сопровождающие сообщили, что завтракать, обедать и ужинать можно ходить "вот в ту столовую во дворе", а можно заказать – и обед принесут домой. Можно и самим готовить – но именно что самим: все же горничных и поварих брать с собой было запрещено. Хотя и их тоже можно было вызвать на дом – по тому же телефону.

На первое обустройство офицерам выделили полдня, сообщив, что "к двум часам за ними придут проводить на службу". И пришли – правда, как раз на службу пришлось все же ехать – на поданном во двор автобусе. Причем очень недалеко…

У большого ангара, расположенного где-то в паре верст от городка, их встретил… канцлер? Интересно, когда успел-то? Однако чуть позже этот вопрос стал уже вовсе не актуален…

Говорят, что лишних знаний не бывает. Бывает, еще как бывает! Оказалось, что фарси я учил совершенно зря: Музафер-ед-Дин-шах персидского языка не знал. И большинство его приближенных и министров тоже не знали, все они говорили на азербайджанском. Так что с шахом мы общались на французском, а с наследником – вообще на русском. Вот его-то официальный воспитатель Сергей Маркович Шапшал мне и поведал о странностях языковой специфики Персии: почти вся знать и купечество знали как раз азербайджанский, бывший фактически лингво-франко во всей Средней Азии, а многие из них (сами по себе персы) вообще фарси не владели. Так что, хотя я и выучил на фарси с дюжину приветственных фраз, ни одна из них не пригодилась.

С Шапшалом я тоже очень плотно пообщался, в, как оказалось, очень вовремя: через три недели после моего возвращения Мохаммед Али-мирза стал Мохаммед Али-шахом, а Сергей Маркович – его официальным советником. Как говорится, непостижимы пути Господни: вообще-то Шапшал был караимом, а у них взаимоотношения с мусульманами были… странными, но поди ж ты!

Главное, что с Россией у Персии отношения стали если и не дружескими, то, по крайней мере, приятельскими. Даже новый-старый премьер-министр Мирза Али Асгар Хан в Персию из Швейцарии ехал через Москву и мне удалось с ним неплохо пообщаться. Когда британцы искали в Персии нефть, они отметили вроде бы неплохие месторождения угля и железной руды, причем почти что рядом с друг другом, и я предложил персу заняться собственной выплавкой стали. В кредит пока – но это совсем немного, если начинать с "Машкиного" заводика, а пользы просто куча: те же рельсы для железных дорог можно будет на месте делать, да и многое другое лишним не окажется. Так что скоро Персия станет и металлургической державой. Относительно скоро, но все же…

Время бежало вперед со скоростью курьерского поезда, и события мелькали как полустанки в окнах вагонов. Чучух – и вот уже пуск первой очереди Магнитогорского металлургического комбината позади, чучух – и в русской деревне начала работу стотысячная школа. Изрядно покачиваясь на стрелках поезд жизни минует станцию под названием "пуск Вологодского тракторного завода"… да, станция-то позади, а синяки на боках пройдут еще не скоро: за первые полгода завод выпустил почти три тысячи новых тяжелых гусеничных тракторов, из которых лишь с полсотни не потребовали немедленного капитального ремонта.

Промелькнуло и вовсе чудесное событие: совместными усилиями Степана и всего института Елены Андреевны был изготовлен довольно приличный иконоскоп. Дочь наша тоже постаралась, лично изготовила объективчик с входной линзой сантиметров двадцати диаметром, так что можно было вполне разборчивую картинку увидеть на экране специально доработанного осциллографа даже в пасмурный день. Кривую картинку, да и разрешение девайса было в триста строк всего – но это лишь начало. Хорошее, предвещающее появление телевизора лет через… не очень много, надеюсь. Так что тут моя мысль "воспользоваться вспомненным" пошла на благо – но это, к сожалению, случалось очень не всегда.

Австралийский чугун помог мне подгрести под себя уже большую часть "старых" металлургических заводов буквально за гроши. Например, лысьвенский завод графа Шувалова был выкуплен менее чем за миллион, да и то исключительно "из уважения к фамилии". А так как завод давно уже работал на привозном чугуне, то теперь он бурно рос – вместе с уже городом Лысьва, и Иванов там ставил еще один генераторный завод (ну, я – вероятно, что-то "из детства" вспомнив – его попросил завод ставить именно там). Опять же, в Лысьве уже было много опытных рабочих, там и новичков обучать легче…

Папаша Мюллер мою гениальную идею насчет строительства "одноразовых цементных печек для дорожного строительства" как-то не очень положительно принял. То есть смешал с дерьмом и идею, и ее, так сказать, криейтера – впрочем, заслуженно: Генрих не поленился мне все очень подробно объяснить. И – приватно, так что "репутация канцлера" не пострадала. Пострадал кошелек – ну так бесплатных пряников не бывает: всего за миллион с небольшим долларов Генрих выстроил завод по производству оборудования для очень быстрого строительства небольших цементных заводиков. Выпускающих тонн так по триста цемента в сутки. И уже успел с полсотни таких заводиков запустить – что естественно стало поводом для огромной радости. Больше всех, конечно же, радовался Слава Петрашкевич – ведь все эти заводики каждый день просили угля. Немного, тонн пятьдесят (считая вместе с электростанциями и разными машинами), но зато каждый и ежедневно. А вместе они хотели миллион тонн этого угля в год – в этот год, потому что через год заводиков станет еще на полсотни больше…

Но уголь требовался не только цементным печам. Камилла – в рамках своей "программы добычи титана" к делу подошла основательно, прежде всего посоветовавшись с Машкой ("не будем ждать милостей от природы") – и просто купила целиком американскую компанию Lasley Shipping Machinery Manufacturing ("Изготовление судовых машин Лесли"). Эта компания в принципе делала все, что угодно – насосы, подъемники, прожектора… все электрическое оборудование. И, среди прочего, моторы и генераторы, а так же турбины для этих генераторов. Небольшие, конечно – но в принадлежащих компании лицензиях размер не оговаривался.

Затем завод компании целиком был перевезен в Ейск, где стал выпускать турбогенераторы на три мегаватта: ведь для производства титана нужно очень много электричества…

Ровно в ста километрах к югу от Александрова Гая, среди высохших соляных озер, эти генераторы производили электричество, с помощью которого в изготовленных в Бельгии электролизерах из хлористого магния делался магний обыкновенный – который уже делал титан из четыреххлористого титана. Последний (как компонент "важнейшего катализатора") производился по давно отработанной технологии непосредственно из ильменита – с помощью выделенного при производстве магния хлора.

Сейчас завод в сутки титана делал почти что четверть тонны, но лиха беда начало: пока там работало два ейских генератора, но здание электростанции (первой электростанции!) было выстроено в расчете на тридцать таких установок. Со временем титана станет достаточно, и, надеюсь, время это будет небольшое…

К пятой годовщине своего правления я успел насмерть разругаться с Иосифом Виссарионовичем и снова помириться. Все же гениальный руководитель – это что-то врожденное: Джугашвили уже сейчас мог на проблему смотреть глобально, не ограничивая себя рамками конкретной задачи. И – планировать пути решения задач в условиях более чем ограниченного бюджета.

Чтобы "поднять" колхидские болота – той части, которая без "поднятия" никогда не станет райскими садами – Риони по самым скромным подсчетам нужно ил носить лет двести. Можно, конечно, и не спешить – но это-то "не по-большевистски" будет. Ведь нет такой крепости, которую…

Среди задач далеко не высшей срочности было и обустройство портов Таганрога и Мариуполя. Да и в Керчи стоило бы порт нормальный устроить – вот только мелко там. Дно углублять надо. Грунт, стало быть, вычерпывать. А потом его куда-то складывать…

Первым судном, изготовленным на Навашинской верфи, стала самоходная баржа, разработанная по моим воспоминанием о "Волго-Донах". То есть в пять тысяч тонн, с двиглом в пару тысяч сил… то есть насчет грузоподъемности судостроители сделали как сказано, а вот насчет двигла – не вышло: единственным подходящим оказался турбозубчатый агрегат на два мегаватта. Впрочем, тоже неплохо – правда пока с грузом баржа эта могла ходить лишь ниже Царицына – зато хоть в Персию, поскольку пригодность к морским путешествиям была в техзадании. Ну это пока лишь ниже – Пузыревский уже озадачился проектированием канала в Дон, а заодно – и вопросом "шлюзования Волги". То есть строительством плотин… но это дело неспешное, а самоходка как раз в Персию пока и бегала, возя оттуда в основном томатную пасту и известняковые блоки. Вот только чтобы она туда забегала, пришлось прямо в Каспийском море прокопать новый канал через мели…

Джугашвили про баржу-переросток узнал. Но – в отличие от многих других – смеяться не стал. Как не стал ждать, пока Пузыревский канал выкопает из Волги в Дон, а наскреб в бюджете Кутаисской губернии (управлять которой был назначен в прошлом году) средств и ресурсов для строительства в Феодосии судостроительного завода для выпуска таких же барж. То есть весь бюджет губернии был меньше стоимости завода, но он умудрился выгодно продать немало кутаисских "телег-самосвалов" французам для дорожного строительства, а итальянцам и грекам – больше сотни баркасов с калоризационными моторами. Причем рекламировал он там даже не моторы (их много кто в Европе делал), а обшивку из лиственницы – ну а то, что Венеция стоит на негниющих сваях из этой самой лиственницы уже многие века – об этом итальянцы и сами знали. Правда, поначалу-то знали немногие, но теперь уже знали почти все…

Так что набрал он денег на завод, чтобы делать свои уже баржи. Такие же, как "мой Волго-Дон". Ну, почти такие же, ведь избытка турбин в ближайшее время не ожидалось: Африканыч же полностью достроил новый завод электрогенераторов в Котельниче, и турбин в ближайшее время даже на электростанции хватать не будет. Зато будет – я вообще обалдел, когда узнал – кое-что иное.

С широким появлением "калильных" (то есть дизельных) моторов оживилась и недремлющая конструкторская мысль отечественных гениев. Два таких гения с Сормовского паровозного завода придумали "дизельный паровоз", в котором паром локомотив только с места сдвигался, после чего – по мысли гениев – прямо в цилиндры паровой машины нужно было качать уже не пар, а мазут через форсунки, и все само уже поедет безо всякого пара. Мысль, без сомнения, гениальная…

Я не знаю, где Иосиф Виссарионович набрался требуемых знаний, но красоту задумки он оценил. Не в смысле "давайте паровоз такой строить немедленно", а в смысле, что паровозостроители цилиндры-то делают вполне себе неплохие. И если этих паровозостроителей все же к настоящему делу приспособить… в общем, на Кутаисском "телегостроительном" силами несостоявшихся гениев в ближайшее время намечался выпуск шестицилиндровых дизелей с цилиндрами объемом по двести литров. И мощностью в две с половиной тысячи лошадок. Работающих вообще на флотском мазуте.

Эти двухтактные монстры весом тонн под полтораста и предполагалось ставить на строящихся в Феодосии корабликах, а возить кораблики должны были собранный на дне Азовского моря "лишний" грунт. Самое удивительное, что моторы точно сделают: нижегородские "гении" успели изготовить двухцилиндровую "демонстрационную модель"…

В Москву Джугашвили приехал, чтобы у меня выпросить несколько очень нужных для изготовления моторов станков. Именно самих станков: денег он на продаже "сибирской лиственницы в изделиях" заработал даже с некоторым запасом, но у иностранцев нужных станков просто не было (или, скорее, они продавать такие не захотели). Но выпрашивать не пришлось: я только лишь узнал про задумку – сам спрашивать стал, чем помочь могу: штука-то очень нужная. Так что поругались мы вовсе не по этому поводу. Просто когда все вопросы насчет станков утрясли, Иосиф Виссарионович поблагодарить решил меня за "популяризацию грузинской культуры": фильм "Ханума" стал буквально культовым. Правда я думаю, что культовым стал бы и фильм, демонстрирующий рост травы на поляне в реальном масштабе времени: просто "Ханума" стал первым фильмом, сделанным в цвете даже в шестнадцатимиллиметровом варианте, который показывали появившиеся "кинопередвижки". И вообще первым со стереозвуком – у Суворовой в "пленочном" отделе придумали способ нанесения двух магнитных дорожек на уже отпечатанной копии, ну а Степан не задержался с изготовлением стереоусилителя к проектору. Но тем не менее фильм удался, и Джугашвили по этому поводу выразил благодарность, а я начал – по скромности природной, конечно же – отнекиваться:

– Иосиф Виссарионович, вы преувеличиваете. Фильм – всего лишь крошечный кирпичик в строящееся здание российской культуры. А культуры грузинской вообще в природе не существует.

– Что?!

– Не существует такого понятия: "грузинская культура". Нет такой культуры и никогда не было.

– Да вы… да вы великорусский шовинист! – с этими словами разъяренный грузин выскочил за дверь, громко ей на прощанье хлопнув. Да, похоже я несколько поспешил…

Впрочем, не очень-то и поспешил. Иосиф Виссарионович снова у меня в кабинете появился уже на следующее утро:

– Извините, Александр Владимирович, я вчера вспылил. Уж больно обидными мне слова ваши показались… просто Станислав Густавович мне сказал, что вы часто имеете в виду вовсе не то что говорите, поскольку в Австралии…

– Не волнуйтесь, и извиняться не стоит. Вы просто, как многие, часто путаете теплое с мягким, и вдобавок, как большинство из, извините за невольный каламбур, большевиков, не дослушиваете фразу до конца. И сами же из-за этого страдаете.

– Что я путаю?

– В данном случае вы путаете понятия "культура" и "искусство". Вот, возьмем для примера Берлин…

– Какой Берлин?

– Город такой, работает столицей в Германии.

– А… а при чем тут Берлин?

– Я же говорю: не дослушиваете до конца. В Берлине треть населения – французы. Четверть – вообще не знает немецкого языка, и это никого в городе не волнует. Люди разных национальностей живут вместе, работают вместе, отдыхают вместе – и никто не чувствует себя при этом… от этого некомфортно. Потому что при всех различиях – языковых, религиозных… даже различий в кулинарных пристрастиях все они – люди одной культуры. Европейской культуры, точнее той, которую они сами именуют европейской. Культура – это то, что объединяет людей, живущих рядом, но даже такое определение не полно. Культура, если хотите – это нечто, дающее возможность живущим вместе людям создавать новые сущности. Это и искусство, и образование, и – может быть в самой важной части – способность к не просто мирному, а дружественному общению с целью взаимного духовного обогащения.

– И что из всего сказанного исключает для вас культуру грузинскую?

– Отдельная национальность не получает источника для именно взаимного обогащения. И поэтому мы говорим о культуре европейской, о культуре китайской, скажем. Мы даже можем говорить о культуре кавказских народов, хотя даже тут правильнее говорить о культуре народов Малой Азии. Но вот конкретно грузинской, или армянской, или даже русской культуры нет. Российская – есть, но нам она не подходит, и как раз наша задача создать новую российскую культуру.

– Хм, – усмехнулся мой собеседник, – а чем тогда вам русская культура не по нраву?

– Хотя бы тем, что ее просто тоже еще нет. Есть какие-то отдельные ее части… например, некоторые говорят о культуре православной. Но соблюдение в повседневной жизни каких-то там заповедей вовсе не является элементом именно русской культуры. Греки, например – тоже православные, и что толку? Они же греки, к русским не относятся. Или даже эфиопы…

– А что эфиопы?

– Копты – с точки зрения тех же католиков или протестантов – тоже православные. Но эфиопские копты – вообще негры, а, скажем, египетские копты – арабы. Больше скажу, я знаю – лично знаю – и корейцев православных, которых вера не сделала менее корейцами. Поэтому православная культура – это всего лишь набор религиозных обычаев, а культуры русской пока нет. Хотя, замечу, русские – причем исключительно в силу разнообразия населения разных территорий России – свою культуру создать в состоянии.

– Мне кажется, вы ошибаетесь. Взять того же Пушкина…

– Вот именно: вы снова путаете искусство с культурой. Искусство – лишь одна их частей культуры. Полезная, но лишь часть. Как, впрочем, и все прочие части. Понятно, что если человек сморкается в скатерть, то он – для нашего понимания культуры – некультурный. Но если он в скатерть не сморкается, то это вовсе не означает что человек – культурный. Ведь это может лишь значить, что у него просто нет скатерти!

– То есть вы видите своей задачей дать человеку скатерть, научив его в нее не сморкаться? – рассмеялся Джугашвили. – Привить простому народу барские привычки?

Из отчетов Байры я уже немного представлял непритязательность и некоторую "простоту нравов" собеседника. Например, в ссылке он предпочитал посуду за собой не мыть, а отдавать собакам, чтобы те ее вылизали (как, впрочем, и большинство местных жителей делали). Причем в отсутствие мыла это даже лучше чем развозить жир по тарелкам в холодной воде, но речь-то пошла не об этом.

– Некоторые из них очень даже полезны. Но и они для наших целей недостаточны. Ходить в баню каждую неделю лучше, чем раз в месяц, но при тяжелой работе ежедневный душ еще лучше. Я почему именно Юсупову министром культуры пригласил?

– Потому что Зинаида Николаевна – кумир света? И раз она вас уважает, то большая часть дворянства…

– Княгиня Юсупова меня презирает, я для нее – плебей. Но она – на самом деле царица, по духу, я имею в виду. По знатности рода Юсуповы выше Романовых, и воспитание Зинаиды Николаевны делает именно ее самым культурным человеком державы. У нее практически врожденное чутье на бескультурье, а внутренняя культура заставляет ее и другим передавать именно ее понимание культуры – хотя бы в части искусства. Что для нашего дела – очень хорошо. Крестьяне ее хотя и называют "барыней малахольной", но в Архангельском любой мужик спит на свежих простынях и при случае Пушкина процитирует…

– Вот я и говорю: барские привычки…

– Всего лишь гигиена и образование. Но это – опять лишь часть культуры, хотя Юсупова и думает иначе.

– А чего вам еще в культуре не хватает?

– Нам не хватает. Нам. И не хватает самой важной части. Все культуры нынешние, или даже прошлые – эллинская, например – это культуры классовые. Кстати и вы, рассуждая о "барских привычках", рассуждаете именно в терминах такой, классовой культуры. Нам же культура нужна… социалистическая. Такая, когда каждый человек – независимо от того, дворянин он, крестьянин или рабочий – понимал, причем именно понимал и принимал как единственно верный образ жизни социализм. Настоящий социализм, а не симукляр, выдуманный Энгельсом.

– Симукляр? Это что вы имеете в виду?

– Ну, обычно этим словом называют… философское понятие такое, отображение чего-то, в реальности не существующего. Подделка реальности, если хотите.

– Интересно, что же тогда есть социализм в вашем понимании?

Да, рассказывать, что же такое есть социализм Сталину – занятие не для слабых духом. Впрочем, еще не Сталину все же, а тридцатилетнему грузинскому парню Джугашвили, поэтому первый наш разговор на эту тему был не слишком долгим, зато – надеюсь – добавил нам обоим и взаимопонимания, и даже некоторого взаимоуважения.

– Но это всего лишь предварительное определение, о деталях нам, мне кажется, стоит поговорить чуть позже. А заодно я вас познакомлю еще с одним бывшим, надеюсь, большевиком – ему, мне кажется, тоже будет полезно в дискуссии поучаствовать.

– Позже – это когда?

– Когда? Чем раньше, тем лучше. Скажем, в понедельник на следующей неделе: раньше я просто не успею пригласить упомянутого товарища. А вы как раз успеете передать дела по Кутаисской губернии… у вас есть на примете человек, способный вас там заменить?

– Даже не знаю… у меня есть помощники, грамотные вполне, но они довольно молоды и опыта пока не набрались.

– Ладно, я найду кого-нибудь из грамотных генералов.

– Есть еще один… товарищ. Но он – член партии большевиков.

– Привозите его сюда, поговорим, посмотрим. В принципе, мне достаточно вашего поручительства, но… товарища… да, товарища нужно будет ознакомить с… со степенью ответственности за работу. Потому что времени у нас осталось лет пять максимум, так что ошибаться нам просто некогда. Берите "Хиус" и отправляйтесь сегодня же, через Баку. Встретимся в понедельник… и да, забирайте сразу и жену с ребенком. Хватит вам мелочевкой заниматься, пора начинать работать всерьез…

Ну да, пора начать работать, а то раньше ведь занимались фигней всякой. Заборы, вон, я везде строил… Впрочем, не совсем везде, и не совсем заборы. И даже не совсем я: Людвиг Бах слегка (примерно тридцатью миллионами марок, в полтора раза больше, чем профинансировало германское правительство) вложился в Германскую Восточную Африку, а точнее – в строящуюся там железную дорогу под названием Танганьикабан. Которая шла от Дарэссалама как раз к берегу озера с названием Танганьика. Ну то, что другой берег озера омывал уже земли Катанги – чисто случайное совпадение… зато дорогу – всю целиком – удалось выстроить меньше чем за три года.

"Баховские" тридцать миллионов полностью пошли на закупку почему-то уже русских шпал (хотя почему "почему-то", ведь бетонных шпал кроме меня никто пока не делал, а деревянные всякие термиты так и норовят сожрать, невзирая на креозот). А в довесок туда же пошли и совершенно русские дизельные локомотивы. Немного, всего-то шесть штук… зато с ними поезда из Дарэссалама в Кигому проходили за сутки. Это товарные, а "пассажирский экспресс" шел всего восемнадцать часов. Нужно отдать должное немцам: обычные поезда (с паровозами) "дизельным" не мешали, расписание движения всех эшелонов они составили великолепное и всегда его придерживались.

Еще часть денег пошла на строительство специального причала в Кигоме и аналогичного в Дарэссаламе, так что перегрузка сорока контейнеров с судна (или обратно) на железнодорожные платформы (тоже "русские", специально для сорокафутовых контейнеров построенные) занимала около часа на озере и часа полтора в море. Понятно, что моих контейнеров, которые загружались на катангских рудниках или заводах, а разгружались уже в Керчи или Ростове. В основном в них везли черновую медь, оловянную руду или тоже руду, но совершенно медную – но для выплавки меди не предназначенную: столько малахита, сколько в Катанге добывалось за год, наверное на всем Урале за все время не добыли. Конечно, от уральского он отличался, как говорили наши умельцы, в худшую сторону – в плане красоты в худшую, но отделать малахитом станцию метро у Курского вокзала вышло только после получения камня из Африки. Вовремя я о красоте подумал и запретил африканский малахит тратить в плавильных печах…

Но, так как время нынче было суровое, следовало и об обороне подумать. В частности, о воздушной: аэропланы в Европе не строил только ленивый, поскольку все же некоторые технологии моторостроения туда просочились и какой-то итальянец начал довольно дешево торговать семидесятисильными "звездами", а трехцилиндровые моторы вообще по демпинговым ценам гнал… то есть их могли купить даже не самые богатые энтузиасты. Да что Европа – в Петербурге некий инженер Гаккель построил уже полностью отечественный аэроплан. Как-то уговорил Степана Рейнсдорфа, который ему сделал новый четырехцилиндровый мотор (предназначенный вообще-то для улучшенной версии "Самурая") с алюминиевым картером и повышенной компрессией. Мотор выдавал больше шестидесяти лошадок, так что аэроплан не уступал "лучшим образцам". Ну а публичная демонстрация "аппарата" вызвала наплыв желающих заняться "воздухоплаванием", в том числе и среди офицеров.

Забавно: читая списки "желающих", я нашел в них фамилии давно мне знакомых офицеров. Так что людей в "первый воздухоплавательный отряд" я набрал хорошо представляя, на что они способны. Набрал, перевел в "Красную армию", в звании повысил – в соответствии с новым положением. И, конечно, провел с ними предварительную беседу:

– Господа, все вы изъявили желание служить далее уже в войсках воздушных. Но мне было бы интересно узнать, а вы хоть примерно представляете, чем вам придется заниматься?

– Мне уже довелось служить в воздухоплавательном отделении, и должен сказать, что по моему мнению использование аэропланов взамен аэростатов позволит гораздо более успешно вести наблюдение за неприятелем – откликнулся капитан Ульянин.

– Неплохо, Сергей Алексеевич, но это лишь малая часть той работы, которую вам предстоит делать. Противник ведь тоже не преминет использовать столь удобное средство наблюдения, и вам нужно будет всячески препятствовать ему в этом.

– Мне кажется, что если аэроплан, например, аппарат инженера Гаккеля, снабдить более сильным мотором, то будет возможно поднимать в воздух и специального стрелка, чьей обязанностью станет порча вражеского аппарата…

– Нет, вам придется, пользуясь абсолютным преимуществом в скорости, маневренности и вооруженности вашей машины просто уничтожать врагов в воздухе. Безжалостно уничтожать, пулеметным или пушечным огнем.

– Вы думаете, что когда-то будет возможно устанавливать на аэропланы пушки? – с недоверием в голосе поинтересовался лейтенант Лунев.

– Без сомнения. Но кроме этого вам нужно будет с воздуха, будучи недосягаемыми для наземных частей, уничтожать вражескую пехоту, артиллерию, корабли… бомбить станции железнодорожные, заводы военные, уничтожать штабы. Что еще забыл? Взрывать мосты, уничтожать поезда… вообще любой транспорт. Да еще много чего, суть же будет заключаться в том, что вам придется фактически безнаказанно – по крайней мере на первых порах – уничтожать любые вражеские силы. Именно безнаказанно, и здесь я вижу возможные моральные проблемы, так как известная часть офицеров может счесть подобные способы ведения войн нечестными или даже недостойными. В оправдание я могу лишь сказать, что Россия никогда не будет сама войны развязывать, а исключительно обороняться.

– Вы уж извините, господин канцлер, но лично мне кажется, что в деле уничтожения противника, покусившегося на Россию, не может быть нечестных способов. Если на меня, моих близких нападет грабитель с ножом, а я буду держать в руках автомат, то сначала я грабителя застрелю и лишь потом буду думать, а не слишком ли много я потратил на него патронов – усмехнулся лейтенант Свешников. Самый первый пилот моего первого "По-2", тот самый, который лично "довел" машину до уровня неплохого истребителя-бомбардировщика и инициировал разработку первой "Пчелки"…

Ну что же, раз все согласны… Отряд в полном составе (и вместе с семьями) отправился на только что выстроенный полигон. Да, далековато – но там в радиусе километров сорока вообще никого нет! Летай – не хочу, никто слова не скажет. Причем главное – никто не скажет ни слова всяким заинтересованным иностранцам…

На вокзал я отряд этот лично проводил, и даже картинно помахал ручкой в хвост уходящему поезду. Не знаю, пустили ли офицеры "скупую мужскую слезу" по этому поводу, но вот "уронить челюсть на пол" им пришлось – сразу после того, как они оказались на полигоне. То есть не совсем сразу…

Отряд я встретил у второго ангара полигона. То есть когда автобус с офицерами подъехал, я был внутри ангара и с удовольствием через окошко в двери рассматривал их лица при виде стоящего перед ангаром "По-2" – на этот раз уже не прозрачного. А затем вышел:

– Ну что, господа офицеры, теперь вам предстоит жить и служить здесь, на полигоне Тюратам. Самолет, на котором вам предстоит пройти начальное обучение, вы уже, я вижу, осмотрели. А теперь пройдемте внутрь и посмотрим, на чем вам придется летать всерьез. Вот это – самолет… да, никаких аэропланов, это – самолет "Оса". Истребитель – предназначен для уничтожения аэропланов противника, полутораплан, мотор в четыреста пятьдесят лошадиных сил, максимальная скорость – четыреста километров в час. Вооружение – два пулемета, предусмотрен вариант с добавлением одной специальной авиационной пушки – но это будет чуть позже. А это – самолет "Шмель", то есть по латыни – бомбус бомбини. Бомбардировщик, предназначен для бросания бомб на наземные войска и на все прочее, что потребуется уничтожить. Два мотора по семьсот пятьдесят лошадиных сил, скорость… тоже около четырехсот километров. Может донести тысячу двести килограммов бомб, боевой радиус – пятьсот километров. Вооружение – четыре пулемета, две пушки. А это? Нет, это просто пассажирский самолет, я на нем сюда и прилетел. Но чтобы не затягивать ожидания, я сейчас вас на нем и прокачу, покажу, так сказать, землю с высоты птичьего полета…

– Извините. Александр Владимирович, но господ офицеров позвольте покатать мне – вмешалась Даница. – Пилотирую машину я всяко не хуже вас… ну почти как и вы. А вам вместо того, чтобы перед господами офицерами выделываться, лучше уж к конструкторам пойти, они вас с утра ждут…

Да, с женщинами лучше не спорить. Особенно с женами: именно Камилла настояла, чтобы в таких полетах меня всегда сопровождали Даница и доктор Батенков. Поэтому "в этой жизни" моя "тень" освоила управление самолетом гораздо раньше, да и мужа обучила. По мне так Николай Николаевич пилотировал машину лучше жены, по крайней мере – спокойнее, но он тоже предпочитал с супругой не конфликтовать по пустякам. Пусть девочка развлечется, а мы пока отдохнем: нам с Николаем Николаевичем еще обратно в Москву машину вести надо. Завтра утром состоится разговор с Джугашвили и Сергеевым, так что опаздывать нельзя. Да и с конструкторами действительно поговорить стоило…