Уроки ирокезского

Глава 41

Александр Львович с любопытством оглядел комнату. Очень интересную: хотя на первый взгляд обстановка выглядела не просто бедно, а вызывающе примитивной, сама комната казалась гармоничной и… удобной в своем назначении. То есть о ее назначении Александр Львович мог пока лишь догадываться, но скорее всего он не ошибался. И не ошибался он, вероятно, и в том, где расположена эта комната… вот только он не имел ни малейшего понятия о том, как он сюда попал.

И вообще, последнее, что он с уверенностью помнил – это кафе в Лозанне, куда он зашел перекусить после очередной, причем весьма бурной, встречи с "коллегами". Он еще обратил внимание на двух весьма молодых дам – очевидно, провинциалок, которые все время хихикали, довольно громко обсуждая названия из винной карты. А следующим, причем не очень четким, воспоминанием был уже небольшой, но довольно приличный номер… в отеле? Вероятно, да: горничная, убирающая в комнате, осуждающе бурчала по поводу постояльцев, успевающих "так набраться уже с утра". Тогда Александр Львович решил притвориться спящим – но проснулся совсем уже в другой комнате. Где – под внимательным присмотром двух молодых людей в странных мундирах, привел себя в порядок и откуда затем прошествовал уже сюда. В комнату, где за каким-то простецким письменным столом сидел молодой человек и что-то писал.

А когда он оторвался от письма и поднял голову, гостю почти сразу стало очень страшно, хотя хозяин комнаты вовсе не походил на чудовище. Наоборот, с улыбкой на лице и явно получая удовольствие от ситуации, он спросил:

– Ну что, Израиль Лазаревич, допрыгались?

– Вы, вероятно, меня с кем-то спутали… – ответ прозвучал неуверенно и оттого, наверное, показался молодому человеку смешным. По крайней мере он рассмеялся уже в голос:

– Вас, господин Гельфанд, я ни с кем не путаю. То есть возможно я и мог бы ошибиться, но вот люди, которые вас ко мне пригласили – они не ошибаются никогда.

– Это называется пригласили? – Александр Львович так удивился, что слова эти у него совершенно автоматически.

– Если бы я попросил вас доставить, то вы сейчас лежали бы вон там на резиновом коврике…

– На резиновом?

– Да. Не люблю, знаете ли, пачкать пол экскрементами тех, кто их в себе сдержать не может. Я вас пригласил, и пригласил, чтобы сделать простое предложение. Причем думать вы можете сколько угодно, вас – после нашей беседы – доставят куда вы захотите. Обратно в Лозанну… или на вокзал, если вы пожелаете куда-то ехать самостоятельно.

– Обязательно уехать?

– Да, России вы больше не нужны. Совсем. У вас будет трое суток чтобы Россию покинуть, возможно навсегда.

– То есть возможно?

– Единственная альтернатива – я попрошу вас доставить. В противном случае вас пристрелят еще на границе… впрочем, это потом. Сначала я излагаю свое предложение: вы вообще забываете, что существует Россия… и Османская империя, кстати, тоже. Да, и в этом случае вы продолжите свою спокойную и размеренную жизнь.

– А при чем тут османы?

– Вам-то что за печаль? Допустим, у меня на османов другие планы…

– Другие, чем у…

– Вообще другие. Так понятнее?

– Ну… да, ладно, но как я могу забыть страну, в которой родился?

– Не моя забота как. Но если не забудете, то в следующий раз вы сюда приедете уже не ко мне. Знаете, у меня лучшая в мире медицина… но чтобы она оставалась и далее лучшей, врачам все время нужно придумывать новые методы лечения людей, новые лекарства. Они, конечно, все сначала проверяют на животных – на мышах там, кроликах – но наконец наступает время проверить все это на реальных пациентах, на людях. У меня есть один очень хороший врач, занимается способами приживления оторванных на войне или в аварии конечностей… испанец, знаете ли, учился он у иезуитов…

– Я уже забыл даже как называются эти страны.

– Какие?

– Какие?! А… Извините, не помню… о чем мы сейчас говорили?

– Даница! Наш гость едет обратно! Вас до Лозанны проводить?

– До вокзала будет достаточно. Правда, боюсь, что у меня с собой не хватит на билеты…

– Даница! Проводи доктора Парвуса на вокзал. И по пути зайди в бухгалтерию: оформи ему командировку, пусть получит суточные и на проезд. По первому классу.

– Спасибо, господин… канцлер? Я не забуду вашу любезность.

– Не забудете что?

– Извините, господин… жаль, что нас не представили. А особенно жаль, что нам так и не довелось встретиться…

– Мне тоже. Доктор… один испанский доктор говорил, что оторванную руку он может приживить обратно с вероятностью почти в пятьдесят процентов. Любопытно было бы посмотреть – но не судьба. Скорее всего, и не увижу никогда такого чуда…

В Москве, в Зарядье стройка развернулась совсем нешуточная, и – поскольку мы временно именно в одном из новых домов и разместились – я это прочувствовал каждой клеточкой своего организма. И носовыми, и ушными, и всеми прочими: непрерывные караваны разных телег, движущихся к Зарядью и с нескольких железнодорожных станций, и из ближних (и дальних) деревень с утра насыщали окружающую действительность грохотом колес (и воплями возниц) куда как надоедливее пресловутых перфораторов… правда уже к обеду шум сильно стихал, и гасился он могучими ароматами навоза – в котором, собственно, колеса телег и начинали тихо чавкать. Что же касается поднимаемой пыли, то почему-то навоз поднятию пыли не препятствовал, но сам испускал какой-то желтоватый туман, так что уже часам к одиннадцати я чувствовал себя искупавшимся в дерьме. И не только я – так что Камиллу пришлось отправить обратно в Векшин (московские гостиницы меня и ее не удовлетворяли наличием мелкой кровососущей живности).

"Правительственный квартал" в Зарядье строил Федя Чернов, и строил быстро: по крайней мере "гостиница Канцелярии" (в стилобате которой кинотеатр и разместился) была не только полностью выстроена, но и целиком отделана. Но она была всего лишь пятиэтажной (а кинотеатр размещался, почитай, вообще в ее подвале), а другие домики я нарисовал гораздо более высокими. Так что Федя в основном занимался исследованиями на тему "сделать бетон более прочным", а все остальное пустил на самотек. То есть логистику стройматериалов пустил, и вышло грустно, грязно и вонюче, что осложняло жизнь очень многим людям.

Чтобы сделать полегче жизнь уже Феди Чернова, я постарался направить на стройку все доступные грузовики. Вот только доступных было маловато – и мне пришлось отдельно озаботиться этой проблемой. По счастью, как раз Чижевский, назначенный ректором строящегося в Осколе Института стали и сплавов, а пока подбирающий для него кадры в Москве, принес мне просьбу младшего брата (работающего в Брянском Арсенале) посодействовать (материально, конечно) улучшению жизни наемных рабочих заведения. Ну, брата этого я вызвал в Москву тоже – и через неделю он оправился обратно в Брянск строить сразу три автозавода. То есть не в самом Брянске, а в трех городках соседней – Черниговской – губернии, но все же рядом с Брянском. Потому что уже в Брянске для этих трех заводов Чижевский-младший приступил к строительству моторного завода. Ну а дочь наша направила туда же команду своих можайских стеклоделов ставить новый стеклозавод.

В тех краях я предполагал выпускать классические "буханки" (что само по себе было новым словом в автомобилестроении, ибо "буханка" становилась первым в мире автомобилем с несущим кузовом), а так же грузовичков на базе УАЗ-451. Грузовички, конечно, должны получиться все равно рамными, но тоже "новым словом": половину выпуска я планировал сделать седельными тягачами. Да, такой потянет хорошо если три тонны груза – но мне сойдет. Потому что грузов возить много, а арзамасский завод много машин всяко не сделает. Просто потому, что сколько их не делай – все мало будет. Но это все выстроится не скоро, а пока навалились новые проблемы. Впрочем, проблемы ожидаемые, хотя менее неприятными они от этого не стали.

А вот вредно не слушать моих умных советов, для здоровья, оказывается, вредно: седьмого апреля произошло покушение на Великого Князя Сергея Александровича, категорически отказавшегося от предложенных телохранительниц. Зоя Дворникова, командир "группы прикрытия", оправдывалась:

– Ну не могли мы его закрыть, Александр Владимирыч, не могли! Он же, гадина такая, из толпы бомбу бросал, за людей, сволочь, спрятался!

– Зоя, я никого, кроме самого Сергея Александровича, в ошибках не виню. Вы вообще молодцы, что банду эту живьем взяли. Что господин Трепов по поводу допросов сказал?

– Мне вслух повторить? – мрачно поинтересовалась девушка.

– Своими словами, конечно.

– Если не считать того, за что он потом извинился, то ничего. Нет, он еще поблагодарил доктора Батенкова…

Валь и Штюрмер приехали в Москву уже восьмого, а девятого Виктор Вильгельмович пришел ко мне с "докладом о расследовании". Правда, он больше не докладывал, а спрашивал:

– Александр Владимирович, не знаю, знакомы ли вы с протоколом допроса бомбиста…

– Знаком. Но, думаю, пусть расследованием займется господин Штюрмер, и, надеюсь, он быстро найдет какие-то бытовые причины преступления. Ревность там, или месть за близких…

– Зачем?!

– А затем, что иначе нам придется посадить тысяч сто, ведь по закону теперь родственники террористов тоже на каторгу должны отправиться. А у Стишинского пока столько сажать некуда.

– Мы что же, должны будет сделать вид, что в России все хорошо?

– Виктор Вильгельмович, ваша служба тоже проведет это расследование, но спокойно, тихо, без малейшей огласки. И так же тихо, по одному, арестует все это бешеное кубло. Места им на Груманте и в Воркуте хватит, к тому же Николай Александрович, директор Горного департамента, хочет в Нерчинском округе свинца побольше подобывать, еще чего-то…

Вячеслав Константинович приехал еще через день – но он давно уже планировал перебраться в Москву, куда, собственно, и весь Комитет переезжал. И, понятно, тоже "захотел об этом поговорить":

– Да, Александр Владимирович, в чем-чем, а в этом вы были правы: с вами страшно интересно работать. Вот только жить с вами просто страшно…

– Боюсь, Вячеслав Константинович, что жить и без меня было бы страшновато. Зато со мною, когда мы точно знаем кто именно жизнь нашу портит, это можно будет исправить. Кстати, как там Петр Николаевич?

– Согласился. Сейчас в дела вникает, с полковником вашим… Линоровым. И просил у вас поинтересоваться, зачем вы его выбрали, а не Линорова на должность поставили? Полковник-то с делами уже знаком, и опыт есть…

– Встретимся – объясню ему – обрадовался я новости. – Но вам скажу: Евгений Алексеевич пока просто молод, связей не имеет. Ему просто будет сложнее народ на службу подбирать.

Петра Николаевича Дурново я предложил на должность начальника Службы вневедомственной охраны – задачи которой были существенно расширены по сравнению с "изначальным вариантом". Сначала думал назначить как раз Линорова, но, подумав, мнение изменил. Все же у Дурново опыта работы в МВД уже много, и он очень неплохо знаком с его сотрудниками. Вдобавок, в МВД у него был определенный авторитет, люди ему доверяли – так что подобрать командиров для тех же будущих "вохров" у Петра Николаевича лучше получится. И, главное, быстрее…

– Я еще вот что спросить хотел, уже из-за Сергея Александровича… – продолжил фон Плеве. – Сам видел, как вы барышень выдрессировали, так может подобную школу и в Комитете учредить? Тайную, и тихонько пару сотен таких умелых мальчиков в год для наших дел готовить. Если вы так тысячи детей выучили, то уж сотни сверху еще возможно? Вы учителей же дадите?

Тут я рассмеялся уже в открытую:

– Вячеслав Константинович, признаюсь вам: таких, как Лена и Наташа, у меня во всем отряде охраны вряд ли пара дюжин найдется. А прочие… да, мундиры красивые носить умеют, и стрелять не хуже армейских офицеров могут. И всё, от них польза больше моральная: если рядом с кем-то девушка в красном или черном мундире ходит, то террорист просто испугается. Может быть испугается – но и это уже полезно. А профессионалов готовить – детей отбирать надо. У меня с сотни тысяч вот пара дюжин девушек и столько же юношей нашлось. Так что для ваших пары сотен нужно всю Россию школами застроить и в них уже талантливых отбирать.

– Обидно…

– Что – обидно?

– Что не получается. Всю Россию в школах разве внуки мои увидят…

– И вы увидите. Помните, что я говорил? У нас всего есть десять лет, и год уже, почитай, прошел.

– А много ли за год мы успели сделать?

– А что, не видно? Но пока то, что не видно – это хорошо. В середине мая соберемся отдельно, чтобы итоги года обсудить…

И обсуждать предстояло многое. Всего-то две недели как из Векшина "насовсем" уехал, и снова пришлось туда отправляться. Живьем, поскольку разговор предстоял "на высшем уровне". С царем. Который, кроме всего прочего, имел быть и Великим Князем Финляндским. А специфика Финляндии заключалась в том, что юридически ее главой являлся лично русский царь, но юрисдикция Российской Империи на нее как бы и не распространялась. Финны трактовали положение это просто: Финляндия – отдельная страна, у которой с соседом просто глава один и тот же. Но на соседа все равно плевать…

Однако разговор пошел не о Финляндии – сначала пошел:

– Добрый день, Николай Александрович, я приехал попросить вас срочно выпустить вот этот указ – я протянул Императору бумагу.

– А почему бы вам его не выпустить под своим именем – сварливо поинтересовался тот.

– А потому, что как раз этот указ должны издать лично вы. И даже не как глава России, а как глава рода Романовых. Я-то Великим князьям не указ вообще, и вот Сергей Александрович отказался принять от меня подготовленную охрану. Прошу обратить внимание: фон Плеве две охранницы спасли от смерти когда террорист уже бомбу начал бросать – потому что пять лет этому делу обучались. Причем с детства, когда обучение проще идет. Не откажись Сергей Александрович – и не случилось бы несчастья. Так что прошу вас приказать всем членам императорской семьи в вопросах безопасности, личной безопасности я имею в виду, беспрекословно выполнять распоряжения канцлера.

– Вас так волнует безопасность моей семьи?

– А вы всё считаете, что я вас сюда пригласил из каприза? Возможно вы и не поверите, но пока здесь для вас – единственное безопасное место. Даже через периметр чужие не пройдут без специальной подготовки, а в город и с подготовкой не войдут. Ну а где еще вы найдете в России место, куда не пройдут вражеские убийцы? Сергея Александровича, между прочим, в Кремле ранили. Так что, если вы хотите чтобы безопасность вашей семьи была хоть как-то обеспечена, указ этот необходим. Причем публиковать его я не собираюсь, доставят только лично каждому из тех, кого он касается.

– Ну хорошо, где подписать? На сегодня все?

– Да, пожалуй… Хотя… Откровенно говоря, я думал следующий вопрос отложить на лето, но время поджимает: расследование покушения показало, что враги Империи нашли-таки место для невозбранной подготовки к преступлениям. Бумаги-то мне быстро подготовят, но сначала все же давайте обсудим вот что. Финляндия слишком уж зарвалась, в Гельсингфорсе открыто съезды антироссийские устраивают, так что пора уже финнам объяснить, кто в доме хозяин. Для начала вам, как Великому князю Финляндскому, стоит, думаю, подписать с нынешним формальным руководителем уже России – то есть со мной – договор о передаче обратно в полное подчинение Империи Выборгской губернии. Воспитательный момент договора будет значителен: один император ее дал, имея в виду дружбу и уважение взаимное укрепить. А поскольку уважение практически потерялось а дружба и не возникла даже, то отданное другой император обратно забрал.

– Вам в Финляндии бунта захотелось?

– Ну, если они захотят побунтовать, то все даже проще будет. Но – не захотят.

– И почему же?

– Вячеслав Константинович все же не зря был министром – статс-секретарем. Он реальную ситуацию хорошо знает, мы этот вопрос уже обсудили. К тому же – на всякий случай, конечно – он и возможными недовольствами уже озаботился, подготовил людей – двадцать тысяч человек военизированной полиции. Они при нужде за порядком проследят…

– А что дальше? Я спрашиваю только про Финляндию сейчас…

– Пока ничего, а годика через два, когда народ созреет, все губернии княжества в российскую юрисдикцию переведем. Вы переведете, по горячим просьбам народов, Финляндию населяющих.

– И вы знаете, как заставить их просить об этом?

– Зачем заставлять? Сами попросятся.

Николай помолчал, но довольно быстро сарказм, демонстрированный не только голосом, но и позой, и в выражении лица, развеялся.

– Давайте ваш договор. Я одного понять не могу: власть вы ведь фактически узурпировали и возвращать мне ее точно не собираетесь. Сами же сказали, что я буду последним Императором России… Может вам сразу потребовать от меня отречения?

– Во-первых, я уже объяснил, почему вам предназначено самой судьбой стать именно последним императором: не будет у вас здоровых наследников мужского пола, а братьев-дядей-племянников никто не потерпит. Но во-вторых, рано вам еще отрекаться. Вот лет через десять, когда народы России будут на вас молиться – тогда уже…

– Народы молиться будут? – в голосе Николая прозвучала грустная усмешка.

– Будут-будут. Я позабочусь…

Сменивший Вячеслава Константиновича на посту Министра-статс-секретаря по делам Великого княжества Финляндского Эдуард Андреевич Эрштрем примчался в Москву на следующий день после публикации Договора. Выслушав его возмущенную речь, я вежливо поинтересовался, считает ли он на самом деле что Император или я внезапно передумаем, и если нет, то зачем он вообще приехал. Ну а если да – то не стоит ли ему с врачами поговорить на предмет срочной необходимости поправки душевного здоровья. Ну а в крайнем случае – если он все понимает, но приехал исключительно "по долгу службы", то пусть сначала эту службу исполнит и в следующий раз приедет не один, а с "группой заинтересованных товарищей", состоящей из членов финского Сейма. Желательно – в полном составе.

Наверное, я слишком много и "слишком громко" думал о Финляндии, потому что – совершенно неожиданно для меня – даже Дарья вдруг поинтересовалась:

– Александр Владимирыч, ну что вы об этих чухонцах-то так беспокоитесь? Чай, не помрут они без вашего пригляда-то!

Ну, в общем-то да, не помрут. Однако – чтобы не помер кто-то еще, за отдельными гражданами на территории Герцогства просто необходимо приглядывать очень внимательно…

Дарья тоже в Москву переехала – ну кто же о девочках-то еще позаботится? Настя, Таня, Оля – девочки уже, конечно, большие, но все же еще не взрослые. Оля тоже с нами уехала: я объяснил Евдокии, что дочери ее учиться надо, в институте, и лучше всего в Москве – и там же к институту и готовиться. Потому что хотя в городке институты и имеются, но с профессорами конкретно у Козицына пока не очень. Да и наших маленьких обиходить Дарья все больше помогала, потому что Зоя в Москву не поехала: нашла все-таки нового мужа в Векшине. В этом плане город получился удачным – для одиноких дам: по каким-то таинственным причинам мужское население в городе превалировало. Тайна такая была, покрытая, естественно, мраком: в университетах да институтах избытка студенток не было, а выпускники чаще всего прямо с институтской скамьи в город попадали, в основном холостыми еще. Так что молодым женщинам здесь было легко обратить на себя внимание. Да и не очень молодым – тоже: Ольга Александровна, похоже, тоже скоро фамилию сменит…

Но это – когда еще будет, а апрель уже много чем порадовал – я о промышленных достижениях. И не очень промышленных – тоже. Когда я "предложил" Зинаиде Николаевне Чеховский полиграфический комбинат, я почему-то забыл, что это только полиэтилен с капроном в девятнадцатом веке придумали, а город Чехов – еще нет, не говоря уже об этом комбинате. Вот сколько лет живу, можно сказать, в прошлом – но иногда память так и норовит подсунуть на язык что-то "не от мира сего". С другой стороны, это же память мне услужливо подсунула перед мысленным взором расписание электричек Курского вокзала и висевшую в вагоне этой электрички схему пригородной зоны. Сопоставление которых с нынешней картой подсказало, что невыстроенный город наверняка находится у современной станции Лопасня – как раз между Столбовой и – запомнившейся мне своим удивительным названием – станцией "Шарапова охота".

Правда, дальше стало хуже: я-то думал, что там писатель Чехов жил, или хотя бы в гости приезжал – а сейчас он как раз помер и в честь него можно будет назвать всё… Так нет, Антон Павлович разве что мимо проезжал – на поезде, конечно, когда у него слетела шляпа. Однако с другой стороны – все же помер, типографию в честь него назвать будет вполне прилично – а по типографии и городок будет потом назвать не стыдно. Ну а разобраться, где эту типографию взять, мне очень быстро и доступно помог Чёрт Бариссон. На прямой вопрос, у кого бы он посоветовал купить в Америке типографское оборудование для огромного комбината, он сначала спросил о предполагаемых объемах продукции, а затем ответил очень кратко:

– Не ваше это дело, просто скажите, куда машины отправлять!

Телефон через океан – удобная штука! Правда, потом я уже узнал, что кроме собственно типографии Борис Титыч отправил и оборудование завода по производству типографских машин, но… Ладно, тоже лишним не будет, тем более что Бариссон этот завод отправил сразу и со всем персоналом: набрал русскоязычных американцев.

Одной заботой меньше, но существенно меньше этих забот не стало. И не только у меня.

Федя Чернов очень плотно занялся исследованиями по повышению прочности бетона: почему-то он решил, что ее маловато будет для постройки "Дома правительства". То есть поначалу он так решил, но пока не получил точные расчеты от инженеров, успел добиться довольно интересных результатов своих исследований. Например, оказалось, что при добавлении в раствор кварцевой пыли бетон упрочняется процентов на двадцать (поскольку пористость его снижается сильно) и при этом цемента требуется даже меньше. То есть треть цемента можно заменять этой самой пылью, правда ее сначала намолоть нужно. Он-то одну шаровую мельницу на помол песка успел себе поставить и гордо мне результат продемонстрировал. Ладно, пусть "Дом правительства" будет попрочнее (там, по расчетам, запас прочности и так минимум пятикратный получался, пусть семикратный окажется), но вот кварцевая пыль мне кое-что напомнила – и я поставил Иоссе еще одну задачку. Ну да, финансирование Горного департамента опять увеличить пришлось, но ведь на дело!

Впрочем, денежки "на будущее" не только Иосса потреблял. Камилла – в очередной раз "вынужденно отлученная" от лабораторий, "усилием воли" и силами химиков из Московского университета решила проблему быстрого получения материи. Которая вовсе не то, что можно было бы подумать любому человеку из двадцать первого века, а всего лишь ткань из матёрки. Которая, в свою очередь – волокна конопли, которая не cannabis, а hemp, то есть конопля посевная, а не индийская. Ну а матёрка – это женские растения этой самой конопли, которые в отличие от мужских (именуемых посконью) дают в принципе очень нежные и мягкие волокна, так что материя – она куда как лучше даже льняных тканей.

Вот только чтобы из матёрки это волокно получить, стебли конопли вымачивают в проточной речной воде целых три года! Впрочем, из поскони – столько же: пока костра разложится под воздействием каких-то грибков или микробов, пока вода ее вымоет – годы пролетают. А если взять эту самую костру и положить ее под зоркий глаз химика, то окажется, что вся эта костра – ни что иное, как смесь каких-то полисахаров и лигнина. Которые очень даже известно как разлагать, растворять и удалять, причем волокна лубяные при этом не повреждая. За неделю вместо трех лет, а если учесть что волокна с гектара конопля дает хоть и вдвое-втрое меньше, чем хлопок, но растет она где угодно…

Причем Камилла занялась материей исключительно из "шкурного интереса": оказывается, у Вовки пеленки были из нее сделаны и они оказались очень хорошими – но запас "по наследству" ушел к кому-то из знакомых, а новые купить почему-то не вышло. Жена выяснила почему – "сезон", оказывается, еще не наступил, вот и придумала метод "ускорения наступления" этого самого сезона. Да, мы как-то уже привыкли жить по принципу "если тебе нужно что-то хорошее, сделай это сам". Автомобиль, трактор, трамвай, пеленки… город… страну.

И мне осталось лишь порадоваться, что Камилла научилась, наконец, передавать воплощение этих дел другим людям: новенький "Завод конопляного волокна" строиться-то начал аж в Чердыни, где население поколениями эту коноплю выращивало. Урожаи там правда были невысокие – все же северная часть Пермской губернии, зато качество материи оттуда было высочайшим. А порадовавшись, попытался внести в пелёнкостроение и я свою мелкую долю: наслушавшись жалоб жены на низкие урожаи в Чердыни, вдруг вспомнил очень странную (и потому осевшую в памяти) фишку: если до цветения конопляные поля "удобрять" карбидом кальция, то и волокна в матёрке становится на треть больше, и урожай чуть не вдвое вырастает. Конечно, при озвучивании "лайфхака" Камилле назвать меня "дебилом" помешала лишь природная вежливость… но сотню тонн карбида она все же в Чердынь послала.

А меня послал Генрих Осипович. После нашего разговора с Императором Николай все же решил заняться делом. Самым благородным: раздачей "пряников" заслуженным товарищам. И первым под раздачу попал как раз инженер Графтио: все же за год он выстроил и запустил "самую мощную в Европе" электростанцию. Я ему за это орден "Трудового Красного Знамени" вручил, так что с орденами самодержец опоздал. Но своеобразного чувства юмора не потерял, и Генрих Осипович получил титул барона. Очень смешно, да… просто Николай попросил меня вручить Графтио грамоту о присвоении титула, а с ней прислал еще одну, которую вручить предстояло после запуска первого агрегата уже на Нижней Свирской ГЭС. Гидростроитель наш первую станцию на Свири собрался пустить уже осенью – и вот репортеры изойдут на мыло, пытаясь передать в газеты новость об "очередной великом достижении графа Графтио"!

По мне – так заслужил, но уж не зазнался ли? Когда я попросил – всего лишь очень вежливо попросил – быстренько спроектировать еще три-четыре станции, Генрих Осипович меня послал в известном каждому соотечественнику направлении. И добро бы один послал! Африканыч, к нему примкнувший, не поленился в Москву приехать, чтобы не по телефону, а в лицо высказать то, что он подумал:

– Саш, вот смотрю я на тебя и думаю: на вид совершенно нормальный человек, умный даже, арифметику наверное в школе учил. За год железных дорог вон сколько проложил, заводов очень нужных понастроил. Урожаи, говорят, у тебя тоже в колхозах отменные… Так почему же, когда ты мне задания выдумываешь, у тебя голова отключается? Или головы у тебя только на дороги и новые заводы хватает, а про те, что уже работают, мозгов думать не остается? Я могу выстроить в год шесть больших генераторов для гидравлических станций. Шесть! К следующей весне я закончу делать четыре для Волхова и восемь для Свири, как ты и просил. Если очень рабочие постараются, они сделают еще один, ну два… А ты просишь еще сразу пятнадцать штук!

– Заметь, прошу, а не требую. Но прошу очень настойчиво…

– А если я на просьбу не отзовусь, то поеду рубать уголек куда-нибудь на Сахалин?

– Я же тебе уже говорил: Оля попросит – и подальше сошлю. Она, кстати, как?

– Как и Камилла… зачем тебе еще пятнадцать генераторов?

– Мне больше нужно, но эти пятнадцать исключительно важны для политики. Ну и для добычи электричества тоже, конечно. Тебе чего не хватает для выполнения такого заказа? Металл есть?

– Есть. И инженеры – тоже есть, а вот рабочих, сам знаешь, нет. И места для выделки машин нет.

– Понятно. В июне выпуск в училищах Векшина и первого городка, набери ребят сколько нужно. Там больше десяти тысяч выпускается, тебе хватит только лучших выбрать. Еще… знаешь, я бы отдельно фиников набирать начал…

– Кого? Каких фиников?

– Финнов, они народ в общем грамотный. А жизнь у них… как и везде в деревнях, так что молодых сотню-другую ты бы взял на обучение – много они, конечно, не наработают, но всяко помощь в таскании тяжелого металла, а у нас будет народ, кто потом на электростанциях работать сможет. Деньги на это я выделю… что еще? Ах да, цеха тебе новые нужны. Значит так… Я попрошу Федю Чернова тебе помочь, но требования к цехам ты сам подготовь. Исходя из того, что через пару лет в этих новых цехах будешь делать генераторы мегаватт на семьдесят-девяносто.

– На сколько?!

– Это пока, а лет через пять… нет, лет через десять в серию пойдут генераторы по сто двадцать мегаватт, а там, глядишь, и до двухсотпятидесятимегаваттных дойдем. Но, сам понимаешь, для них мы новые цеха выстроим. А сейчас вот так. И… как ты смотришь на то, чтобы постройку генераторов для угольных станций потихоньку на новый завод переводить?

– На какой такой завод? – с подозрением в голосе поинтересовался Африканыч.

– На который ты построишь для этого. Ты-то сейчас любой генератор построишь, я и не сомневаюсь, но опять же и места нет, и рабочих дергать приходится.

– И где строить предлагаешь? У тебя, я знаю, идефикс заводы ставить в каких-нибудь заштатных городишках, что и на карте не найти…

– Ну раз тебе заштатный городок по нраву, предлагаю… Котельнич предлагаю.

– Это где еще?

– Не доплывая до Вятки. Там хорошо, дорога железная уже есть, депо паровозное строится…

– Издеваешься?

– Нил, нам нужен еще один завод, как минимум еще один. Не сию секунду, но ты уже не справляешься, а дальше только хуже будет. Так что пока ищи людей, кто начнет дома для рабочих строить, водопровод, канализацию, сам знаешь – а осенью ты подготовь требования к проекту нового завода. За зиму проект составят, ты уточнишь что потребуется – и вперед. Не спеша, но без перерывов.

– Понятно… Симбирский завод увеличивать уже не нужно?

– Как это не нужно? Я от пятнадцати новых генераторов не отказывался! А заодно и институт там построй, проектный, чтобы любые генераторы побыстрее придумывать. Ты у меня все равно самым главным по генераторам останешься, так что без института будет просто несолидно.

– Тьфу на тебя! Ладно, уговорил – попробую сделать. Но не обещаю, учти!

– А ты и не обещай, ты сделай. Оле привет передавай, скажи – пусть пироги печет, я к вам в гости в первых числах июня нагряну. Нет, просто в гости, к тебе и Оле…

Да уж, сколько сил и нервов приходится тратить на постройку электростанций на Вуоксе! А строить их надо – да и не только их…

Но в конце апреля случилась еще одна немного нервная работенка. Валь раскопал кое-что по поводу покушения на Сергея Александровича, и я попросил пригласить ко мне одного человека – не непосредственного виновника, но пособника, хотя и косвенного, этого и нескольких других (по счастью не состоявшихся) убийств. Батенков все же и на самом деле врачом был более чем неплохим, но – в отличие от Ястребцева – отличал пациентов от подследственных. Поэтому приехавший в Москву – нечувственно для себя благодаря странной смеси опиатов и скополамина – доктор Парвус смог проникнуться достижениями российской медицины и согласился с моими доводами о том, что иногда контрреволюция выгоднее революции. Как в России, так и у османов. Турция-то, доведись ей возникнуть, может и аннулировать концессии по добыче хромовой руды…