Уроки ирокезского

Глава 38

Федька Тетёркин, ученик с инструментального производства Путиловского завода, сюда попал, можно сказать, случайно. То есть и на двор случайно, да и вообще на завод.

Отец Федьки был человеком, можно сказать, вполне зажиточным: лесником Новгородского лесничества. Но именно что "был": когда прежнего лесничего перевели в Валдай, отец очень некстати сломал ногу – и новый лесничий на участок взял лесника нового. Что было понятно: отец теперь даже ходил едва, по лесу скакать ему стало точно невмоготу – но кормиться стало семье сильно труднее. Отец, правда, как и встарь, делал ложки деревянные, которые на рынке хорошо продавались – и семье с голоду пропасть не грозило, но и прежний достаток закончился. А потому отправили родители Федьку в отцовой сестре, тетке Анне, что вышла замуж за мастера с Путиловского завода. А тот и пристроил племянника на завод учеником.

Конечно, платили мальчишке копейки, но выходило и их не все тратить: тетка жила в Волынкиной деревне, что на дороге их Петербурга к заводу, и Федька почти все свободное время трудился на огороде – так что прокорм выходил почти бесплатным и почти половину получки выходило родителям оставлять. Но это пока выходило отцу копейки отправлять, а вот выучится Федька, станет токарем – тогда уж заживем!

Но это – если уж очень сильно повезет. Перед Рождеством прошел слух, что казна у завода ничего более покупать не собирается и денег, чтобы рабочим платить, уж не будет. Правда Юрген – мастер инструментального цеха – сказал, что инструмент-то всяко много кому нужен будет и это производство не закроют – но немцу-то хорошо, его даже если и выгонят, то всяко оклад за полгода выплатят, по контракту. А вот русских рабочих…

В понедельник рабочим объявили, что канцлер все заказы с завода снял и теперь рабочих поувольняют, завтра скажут кого. То есть уже сказали: с вагонного производства, с паровозного. Опять же литейных цех вроде закрывать собирались и рельсопрокатный. Про инструментальный не говорили, но инструмент-то там для закрываемых цехов делали – так что Федька переживал сильно. И немцы, видя, что у русских рабочих дело всяко из рук валится, отпустили их на двор, где будут объявлять об увольнениях.

Вот ученик Тетеркин и оказался на дворе у вагонного цеха. Только с краю толпы, у самых ворот: во дворе-то мужики все здоровые, не приведи Господь затопчут. Пока что, правда, стояли спокойно: из правления еще никто не пришел, так что люди просто ждали. И – дождались.

Федька даже порадовался, что у самых ворот примостился. Потому как ворота эти открылись и на двор въехала машина о шести колесах, а за ней – два больших автобуса. Автобусы Федька уже видел, но издали, а машину, вроде на которой полицейские канцлеровские ездили, раньше видал только на картинке в газете. А теперь ее даже рукой пощупать можно!

Из машины вылезло полдюжины девиц в красных полушубках, про них Федька уже знал, что из военной полиции. Но всего шесть, точно значит не разгонять рабочих: их-то на дворе уже тысяч семь собралось. И затем из той же машины вылез молодой господин в пальто с воротником меховым, оглядел собравшихся – и зачем-то полез на верх этой машины. Из автобусов тоже народу повылазило немало, какие-то ящики достали и стали их веревками как-то связывать, а одна девица протянула господину в пальто железное яйцо на веревке.

Господин этот начал прямо в яйцо говорить, и так громко, что, поди, на всем дворе слышно было. Потом какая-то уж совсем мелкая девочка из военной полиции "уронила" мордой в снег здоровенного грузчика со столярного производства – его Федька и раньше знал: тот из Старой Руссы на ярмарки в Новгород завсегда приезжал, стенка на стенку драться. Но это тоже оказалось не интересно: господин это снова говорить стал, и тут-то Федька и сообразил, что господин этот не иначе как сам канцлер, а потом…

Спустя два часа Федька, вернувшись в цех, робко подошел к мастеру и спросил:

– Герр Юрген, а чтобы как вы работу делать, сколько учиться нужно?

Указ Николая от снятии госгарантий доходов был очень даже своевременным… в определенной степени. В очень определенной…

Заплатив полмиллиарда, я сумел уменьшить госдолг на двести миллионов. На два с половиной процента. Правда, Владимир Николаевич с Лионским кредитом очень качественно сработал, еще по мелочи Бах в Британии и Бельгии поскупал русских облигаций, так что пять процентов долгов удалось закрыть. Вывернувшись наизнанку и выплатив уже восемьсот миллионов закрыть пять процентов – так что дополнительная экономия почти ста двадцати миллионов по новому указу Николая была хоть и небольшой, но все же отдушиной в напряженном бюджете Державы.

Результат не заставил себя ждать, и результат получился в полном соответствии с предсказанием Славы: частные дороги полностью отменили все заказы на подвижной состав, рельсы… вообще на все. Точнее, в России все заказы были отменены: даже простой товарный вагон, и даже с учетом уже отмененных пошлин на их импорт, был минимум на двадцать процентов дешевле самого дешевого отечественного. А рельсы оказались вдвое дороже даже германских – тоже не самых дешевых в Европе, не говоря уже об американских. Вот только у зарубежных промышленников резкого роста заказов тоже не произошло, потому что все – то есть абсолютно все – отечественные железные дороги были глубоко убыточными.

Вообще-то в России железные дороги давно уже работали по принципу финансовой пирамиды: дивиденды держателям акций выплачивались с выручки от новых облигационных займов, которые, в свою очередь, брались для расширения этих самых дорог. Понятно, что постройка этих новых дорог обходилась в разы больше, чем где-либо еще в мире, причем этот принцип распространялся и на дороги казенные, причем как бы даже не в большей степени: на свежевыстроенной дороге Бологое-Полоцк сметная цена километра получилась в районе ста двадцати тысяч – и это на однопутной дороге…

И если считать "бумажную капитализацию" казенных дорог, то за полмиллиарда я "купил" дорог на три с четвертью миллиарда рублей. Если считать по тому, сколько бы я сам потратил при постройке этих дорог, то выходило в районе полутора миллиардов, ну чуть больше полутора. Но Николай, во время нашего разговора "о финансах" эту "покупку" с энтузиазмом поддержал, поскольку был в курсе, на чем казна несла самые большие расходы, ведь на них ежегодно уходило из казны больше четверти миллиарда, которые отныне предстоит тратить мне. Коковцев – он вообще разве что не плясать бросился от счастья, но, похоже, на этом список осчастливленных заканчивался. А вот список пострадавших…

Уже с начала декабря в стране начали гаситься домны и мартены, ведь в России почти половина всей выплавляемой стали (и процентов шестьдесят пять чугуна) шли на обслуживание старых и постройку новых железных дорог. Ну а я принципиально это добро для своей новой собственности не закупал: рельсы мне Истомин поставит или я сам в Хинганске наделаю, а все прочее – его тоже из-за кордона привозить вдвое дешевле. Если, конечно, не считать еще более дешевую продукцию заводов уже моих собственных – но ее-то пока маловато было.

А с конца декабря стали останавливаться и паровозные заводы, и вагоностроительные… правда, нашлись в России люди сообразительные. Правление акционерного общества Брянского рельсопрокатного, железоделательного, сталелитейного и механического заводов запросило личной встречи, на которой предложили выкупить акции общества по номиналу. Не все, а принадлежащие отечественным держателям, то есть примерно на девять миллионов из двенадцати. Оно и понятно: Азовско-Донской банк владел акциями примерно на пять миллионов, а Русско-Китайский – чуть меньше чем на четыре.

Ну, я же не зверь какой, снимать последние штаны с уважаемых акционеров – ведь заставлять уважаемых господ шастать по улицам с голым задом просто неприлично. Поэтому предложил им продать акции казне за половину номинала при условии, что Азовско-Донской банк вернет Госбанку ссуду, выданную в качестве гарантии по облигациям Брянских заводов. Почему-то Поляков – основной владелец банка – отказался от моего щедрого предложения… ну, сам виноват.

Однако меня все же не финансовые игрища волновали, ведь только в Петербурге без работы могли оказаться больше двухсот тысяч человек… В Бежице работало чуть больше семи тысяч человек, но с ними лично я ни малейших проблем не видел: неподалеку, в Карачеве, за осень был полностью укомплектован оборудованием новенький "станкостроительный" завод. Очень большой, и там почти всех рабочих из Бежицы можно трудоустроить. Правда завод на самом деле никаких станков не делал, а выстроен был для перевода станков американских на электрическую тягу – но если на складах в Монтевидео этих станков запасено на полтора миллиарда долларов… Собственно, на Карачевском заводе "всерьез" были выстроены только четыре цеха, на которых сами электромоторы делались и коробки смены передач. А прочие цеха были практически кое-как приспособленными землебитными сараями – но и в них работать вполне можно, за деньги работать. А в аналогичных трехэтажных домах, выстроенных по аналогии с моими самыми первыми домами для голодных детишек – и жить. С удобствами, кстати, каких в Бежицких домах у рабочих точно не было. Да и у тамошних инженеров – тоже…

Однако в таких, относительно небольших, городах и проблемы выходили небольшими, относительно легко решаемыми. А вот в Петербурге…

Четвертого января тысяча девятьсот пятого года руководство сообщило рабочим Путиловского, что канцлер "отверг их вполне разумные предложения" срочно заказать для казенных нужд паровозы, вагоны, рельсы, фигову тучу прочего всякого разного кой-чего, а потому большая часть рабочих будет немедленно уволена. И предложило с претензиями рабочим обращаться непосредственно к канцлеру…

Пятого с утра, в сопровождении шести девушек из "личной охраны" и двух автобусов с разнообразными "техническими специалистами" я приехал на завод. Народ – очевидно помня "мои" методы работы с забастовщиками, на улицы не попер и собрался на большом дворе возле механического цеха. Меня там, в общем-то, никто не ждал – ждали "оглашения списка счастливчиков". А, учитывая, что рабочие-иностранцы практически все имели контракты на несколько лет, осчастливиться предстояло большинству русских рабочих…

Пока "технические специалисты" разбирались со своей аппаратурой, я вылез из броневика и осмотрелся. Толпа тихо гудела, явной агрессии вроде бы не проявляя. Хотя в лицо-то меня ширнармассы и не знали, а так – мало ли что за барин какой приехал…

Ну и хорошо. Зима, легкий морозец, снежок… грязный. Броневик. Я не удержался, залез наверх. И подумал, что либо это сказки, либо старик Крупский был экстремалом: стоять-то на броневике в пальто еще можно, а вот толкать речуги – крайне неудобно и опасно. Но раз уж забрался…

Взяв в руки микрофон ("техники" уже закончили с аппаратурой), я обратился к рабочим. Меня, судя по всему, сначала приняли за очередного "агитатора": несмотря на довольно жесткую опеку, разные "социалисты" народ в столице мутили довольно часто и рабочие даже успели к ним слегка привыкнуть. То есть не бросались им сразу морды быть – поскольку результаты того, к чему эти агитаторы призывали, многие весной почувствовали на своей шкуре. Но и внимания особо не обращали: собака лает – ветер носит. Однако уже через несколько секунд гул толпы стих и рабочие стали прислушиваться. Просто потому, что произносимое мною мало смахивало на привычную "агитацию":

– Доброго всем утра, хотя причина, по которой все вы здесь собрались, особой радости и не доставляет. С другой стороны, собрались вы все тут из-за того, что большей частью вы неграмотные и газет не читали, да к тому же и работать толком не умеете…

Вот как раз после этих слов народ замолчал и стал подтягиваться поближе к броневику. Но все же держа дистанцию, ближе метров пятнадцати не подходя: пока город чистили от хулиганов и нищих, очень многие успели увидеть (а еще больше народу услышало), что "девичья полиция" сначала стреляет, а потом смотрит в кого – и что "пулеметы у них по дюжине человек одной пулей прошивают". Не пробивают, конечно – но результаты плотных очередей из десятка стволов, продемонстрированных при зачистке парочки "малин", породил весьма интересные легенды.

– … и из-за этого вы все и остаетесь без работы. Но я пришел не для того, чтобы ругать рукожопых дармоедов, а для того, чтобы рассказать почему вы вдруг попали в такую задницу и посоветовать, как из нее выбраться.

Напор толпы на впередистоящих несколько ослаб, люди стали все же слушать, что я говорю, и я продолжил:

– Казна отменила все заказы заводу на паровозы, вагоны, рельсы… вообще на все, что вы делаете. И отменила по простой причине: поскольку хорошо вы работать не умеете, все, что вы делаете, получается слишком дорогим. Вот взять к примеру паровоз, ту же "овечку": путиловский паровоз завод хочет продавать за сорок восемь тысяч рублей. И какой идиот будет такой паровоз покупать, если тот же паровоз с Сормовского завода предлагается за сорок одну тысячу, а с Брянского завода – вообще по тридцать девять? На тех заводах паровоз делает меньше рабочих, и делают они его быстрее – потому что работать умеют. Нормальный вагон с Брянского завода идет по две с небольшим тысячи, а с Путиловского – просят уже почти три. Путиловский рельс идет по два рубля за пуд, а брянский – по полтора. С вашего завода все выходит слишком дорого, и выходит так потому что вы хорошо работать так и не научились!

– Это мы работать хорошо не умеем? – раздался возмущенный голос из толпы.

– Не умеете. Вы вообще ничего нормально делать не умеете. Работать не умеете, даже за свои права бороться – и то не умеете! Стоите тут как бараны и ждете, пока придет мясник и отведет вас на бойню…

– Это мы и драться не умеем?

Даница, стоящая сбоку от броневика, достала пистолеты, Лиза просто напряглась, а шестерка "официальных охранниц" положила руки на приклады автоматов. Даже если толпа на меня попрет, девочкам хватит времени, чтобы ее задержать… ну, хотя бы на те секунд пятнадцать, которые требуются для приведения пушек броневика в "рабочее положение". Но мне "кровавое месиво" устраивать не хотелось: рабочих в стране и так не хватает.

– Кто там драчун такой? Выйди, я посмотрю на тебя. Бить не буду, просто посмотрю…

Из толпы вышел гориллообразный мужик:

– Ну смотри, господин хороший, нам не жалко. И бить меня ты точно не будешь, меня еще никто побить не смог.

– А если кто сможет?

– Да я и не против буду, пусть кто попробует…

Я отодвинул микрофон подальше и прикрыл щели в его корпусе рукой:

– Аленушка! Сможешь мужичонку мордой в снег положить? Только не калечь его, а то придется его за мой счет лечить…

Алена Никитина – "третий раз" уже работающая у меня телохранителем – просто кинула сильного, но неповоротливого бойца мордой в снег и скрутила ему руку болевым приемом. Даже не кинула, он и сам упал. Девочке было уже семнадцать, но маленькая Алёнушка ростом и на четырнадцать с трудом тянула, а рядом с человеком-гориллой казалась и вовсе крошкой…

Ну я же с раннего детства знал карате, дзю-до и дзю-после, ушу и много других страшных слов – поэтому для тренировок в первой школе постарался найти и тренеров соответствующих. Пару китайцев удалось найти, несколько монголов – но именно девочек особенно тщательно тренировала пожилая кореянка, в детстве изучившая в Японии "великое женское искусство" под названием "таи сабаки". Это искусство не боя, а уверток и финтов всяких, позволяющее избегать ударов и захватов, ну а как врага скрутить – это "искусство" было позаимствовано у марсельской полиции, натренированной на портовые драки – и именно Алёна по этой части добилась самых заметных успехов, очень быстро и точно лупя противника в болевые точки. От таких ударов, наносимых кованым носком ботинка, человек не то что драться – дышать забывает, поэтому у кулачного бойца против нее шансов просто не было.

– Драться вы тоже не умеете, но я-то про иное говорил. Не умеете вы отстаивать свои права, но – поскольку работать вы тоже не умеете, вам и прав-то особо не положено. Вот когда работать толком научитесь…

– Ошибаешься, господин хороший, уж в работе-то путиловец любого за пояс заткнет!

– И вы сможете мне это показать? Давайте посмотрим: выбирайте лучшего токаря и пусть он против меня работу сделает, десять вагонных болтов. Он быстрее – закуплю у завода паровозы. Моя победа будет… я вам расскажу, что вам дальше делать.

Честно говоря, я ничем особым не рисковал: в механическом цехе вагонного производства станки стояли довольно новые, шнейдеровские. Очень дорогие (Шнейдер их просто никому другому и продать не мог из-за этого). С одной "приятной новинкой" – реверсивным ходом – который, насколько я знал, никто и никогда не применял. Документация-то к станку была на французском, и ее даже немецкие рабочие прочитать не могли. Да если бы и могли – везде (кроме России) болты-то делались на патентованных болторезных станках, так что даже во Франции реверсивный ход, специально для выделки болтов и задуманный, не применялся. И на Путиловском не применялся: тут болты точили только если привезенных из Германии не хватало…

А еще я просто знал, как сделать сразу пять обычных болтов не меняя и не переставляя прут заготовки: на этом станке задняя бабка легко передвигалась по станине. Вообще-то именно этот станок "в прошлой жизни" Чаев взял в качестве прототипа нашего уже массового токарного станка, и довольно долго убеждал меня, что его фрикционная передача лучше "моей" зубчатой. Не убедил, но на станке я уже поработать немного успел.

В принципе, я и так знал, что рабочий – он в массе своей неграмотен. Но даже представить себе не мог, насколько неграмотен. Да, выбранный из числа рабочих мастер работать умел. Точить первый болт он начал даже раньше меня – но я сразу поставил в суппорт четыре резца, накернил центр в длинном пруте заготовки, упер его в конус бабки – и за два прохода двумя резцами выточил заготовки всех десяти болтов: оказывается, вагонные – они всего-то два дюйма длиной. А затем по очереди, на прямой и обратной подаче прошелся черновой и чистовой плашками, поснимал фаски третьим резцом, готовый болт отделял четвертым – отрезным, и уложился меньше чем в десять минут на всё. Когда последний, десятый болт упал в поддон, заводской мастер приступил к нарезке резьбы на третьем болте: он их делал строго по одному и даже резьбу нарезал специально заточенным резцом…

Пока я "трудился", в цех успели перетащить и динамики с усилителем, а автобус с аппаратурой на крыше сюда еще раньше меня заехал. Так что я по лесенке забрался на ту же крышу и снова взялся за микрофон: обещал же "рассказать, что дальше делать". Но работяга, с которым я соревновался, с моей победой "не согласился" и, подойдя, прокричал снизу:

– А ты, барин, нечестно победил, у тебя-то ведь и инструмент особый припасен был…

– Залезай сюда, чтобы всем слышно было что ты говоришь. Вот, теперь просто повторяй что мне снизу кричал, да не кричи – и так все услышат…

Похоже, народу слова опытного рабочего легли на душу: как же, какой-то "барин" – и в работе обошел лучшего токаря завода, ну а если сделано это нечестно, то вроде и ущерба рабочим понтам нет. Ну что же…

– Ты сколько болтов сделал? Давай их все сюда. Вот тебе гайки, накручивай до упора на каждый болт…

Когда на станке просто нет автоматического хода и резьбу приходится резать "на глаз", многое зависит от опыта. Опыт все же у мужика был, но глаз оказался не совсем уж "алмазом": на одном болте гайка едва довинтилась до половины, а еще на два вообще "не пошла". То есть ключом их довернуть было бы и возможно, а вот руками – фигу. Ну кто бы сомневался… Затем он навинтил гайки на все десять моих болтов, и опять недовольно пробурчал:

– Дык у меня-то струмента специалошного не было…

– А у меня был. Потому что мастерство заключается не в том, чтобы негодным инструментов сделать плохо, а в том, чтобы без годного инструмента вообще не делать. Но для этого нужно знать, какой инструмент для какой работы нужен, а для этого учиться надо. Скажу просто: сейчас на казенных заводах огромная потребность в рабочих. Огромная, то есть прямо сегодня заводам требуется рабочих тысяч двести пятьдесят. Но нету столько, и полстолька нету. Поэтому при заводах всех нынче открыты десятки заводских училищ, где из неумех вроде вас на несколько месяцев делают рабочих уже умелых. Обучение – за счет казны, на три месяца предоставляется бесплатное жилье. Еще раз повторю: рабочих потребуется много, очень много. Ну а все остальное зависит только от вас самих. Так что совет я вам дам простой: получите сегодня-завтра расчет здесь – идите в государственную контору по найму, от вас ближайшая у Нарвских ворот. Работа, конечно, не в столице будет, но с переездом казна тоже поможет, и жилье будет приличное, и на хлеб заработаете. Если, повторю, работать научитесь. Подумайте над этим.

Как нынче было модно писать во всяких пьесах, народ безмолвствовал. Впрочем, может и на самом деле задумались. Чем-то мне эти озадаченные работяги напомнили мне Катеньку: дочка, как, впрочем, и все маленькие дети, тоже периодически высказывала определенные "требования", а на ответ "подумай, почему этого нельзя" ничтоже сумняшеся отвечала "думать трудно". Работягам тоже "думать трудно", но только они-то давно уже не дети. И думать им уже пора, так что слегка помочь им в этом деле было бы полезно и для них самих. Ну, чем смог – помог. А дальше пусть все же думают сами, а я закончил и даже спустился с крыши автобуса. Но, слезая с крыши автобуса, кое-что вспомнил и, снова взяв микрофон из рук техника, добавил:

– Только особо долго раздумывать не советую. Заказы закончились не у одного Путиловского: бельгийский паровоз такого же типа стоит уже двадцать семь тысяч, и бельгийские рабочие их уже для России делают. Как и вагоны по цене меньше тысячи… а американский рельс стоит шестьдесят две копейки. И еще: в казенных конторах тех, кто беспорядки устраивает, на работу принимать не станут. Вообще не станут, ни здесь, ни где-либо еще в Империи.

После этих слов работяги точно задумались. И, подозреваю, что многие уже сделали определенные выводы. По крайней мере "заводские" пролетарии должны были осознать, что где-то они пролетают – правда еще не совсем понятно как. "Фабричные" – довольно многим из них становится доступным "социальный лифт", но опять-таки не совсем понятно, каковы критерии в этот лифт вхождения. Но это потому, что я пока показал народу кнут. Причем – не только путиловцам: моя речь транслировалась через все громкоговорители, расставленные на трамвайных столбах по большей части города.

Но одним кнутом народ в "светлое будущее" не загнать, поэтому после того, как я закончил, эти же громкоговорители – переключенные с моей "мобильной" рации на телефонную линию – голосом Анны Петровны оповестил всех, кто от динамиков далеко отойти не успел:

– Указом Совета Министров вводится высший знак отличия за доблестный труд во имя России: Орден Трудового Красного Знамени. Описание знака Ордена будет дано завтра в газетах, награждаться им будут подданные России и иностранцы, своим трудом внесшие значительный вклад процветание Империи и ее поданных. Орденским знаком за номером один награждается директор Горного департамента господин Иосса Николай Александрович. Под руководством Николая Александровича и при его непосредственном участии за два месяца открыто крупное месторождение ценнейшего коксующегося угля, что позволит в разы увеличить производство чугуна и стали, а так же выработку электрической энергии. Так же орденами награждаются переехавшие в Россию из Америки начальник дистанции узкоколейной дороги Николай Николаевич Андреев и машинисты Сидор Васильевич Бессонов и Петр Петрович Харин, придумавшие способ перевозки по узкой колее на шестьсот километров угля с Воркуты по тысяче тонн ежесуточно, и инженер Никита Аверьянович Константинов, под чьим руководством менее чем за месяц были разработаны вагоны-думпкары для перевозки угля грузоподъемностью по двадцать тонн. Всего орденом награждены двадцать четыре человека, полный список награжденных так же будет опубликован в газетах…

Орден я сам нарисовал, по памяти. Конечно, вспомнить, как он выглядел "семьдесят лет назад-вперед", было очень непросто, поэтому я и не мучился особо. Сверху – знамя, вокруг – шестеренка, а в середине на щите… я помнил, что там было что-то "индустриальное", поэтому как раз середина у меня делалась для каждого награжденного отдельно: за "геологию" на щите помещалась условная шахта с терриконом, для металлургов – домна, для награждаемых "за энергетику" – гидроэлектростанция (причем именно Волховская – уж больно красивую станцию Графтио спроектировал), а "американским" машинистам я отдельно паровоз нарисовал. Понятно, что на всякий случай был нарисован и трактор, и корабль… За "искусство" награждать будут с кистью и палитрой на щите, литераторам приготовил щит с книжкой. Сложнее было с науками разными, и когда я мучительно (вслух, дома еще) размышлял, что поместить на щит для химиков, Камилла очень узнаваемо нарисовала дохлого таракана лапками кверху…

Ладно, в конце-то концов на Монетном Дворе есть свои художники, пусть они и думают. У меня своих забот хватает. Страну счастливой делать – это, безусловно, полезно. Но для этого нужно столько всякого разного! Ладно, про батарейки я все понял: Ольга Александровна очень популярно мне объяснила, что без кадмия она их делать не умеет, а кадмий добывается из цинковой руды. У немцев добывается, у французов всяких, у американцев – а в России нет, потому что цинк в России практически не добывается. Поэтому пока отечественный цинк массово не пойдет, пусть я радуюсь, что она мне батарейки для бритвы новые сделала. Я, собственно, и радуюсь, а вот что делать с массовыми радиоприемниками?

Идей была куча – после того, как я объявил конкурс на способ запитывания приемников в деревнях, идеи эти посыпались как из рога изобилия. По-моему, даже какая-то девочка-первоклассница прислала "свой проект" (скорее, все же, ее отца или старшего брата-инженера), с динамкой, вращаемой приводом от игрушки-"Дюймовочки". Зубчатая рейка на пружинке, маховичок… это был проект самой маленькой и дешевенькой системы электропитания, жалко что она даже лампочку от карманного фонарика толком не запитает. Самый дорогой проект предусматривал параллельное обеспечение электричеством вообще всей деревни на базе двадцатикиловаттного турбогенератора – осталось только турбину разработать и в производство запустить. Ну и генератор тоже… Впрочем, были и вполне достойные проекты, главным образом на основе мини-ГЭС, но речки-то есть далеко не везде. Так что оставался лишь "старый добрый дизель"…

Вот дизелем я как раз и занялся. Самым простым – одноцилиндровым, я уже такой делал, для минитрактора, хотя и "в прошлой жизни". Конечно, пришлось привлечь для изготовления прототипа Олю Миронову, зато прототип получилось изготовить меньше чем за месяц. Ну и муженек этой уникальной работницы токарного искусства потрудился на славу, изготавливая крошечный генератор на пять пар полюсов – зато агрегат мощностью в два киловатта вышел на загляденье! Компактный, легкий (Васька тут руки и голову приложила, делая алюминиевый радиатор), надежный: мотор крутился на шестистах оборотах, втрое меньше бывшего "тракторного", и на него можно было смело давать гарантию лет на пять непрерывной работы…

Вот только один генератор, выпускаемый раз в три недели, никому нужен не был. Очень недешевенький он получился: ручная работа, практически шестнадцатый век… ну, девятнадцатый, индустриальным двадцатым тут и не пахло. Африканыч по поводу агрегата высказался прямо:

– Саш, я тут прикинул: чтобы сам генератор делать за приемлемую цену, нужно минимум с полсотни станков специальных заказывать. У Евгения Ивановича, конечно – иностранцы нужных не делают, я уже посмотрел. То есть пневмомолоты для штамповки и вырубки можно и Арнстовские, но оснастку всяко свою придется… тебе сколько нужно?

– Станков?

– Нет, генераторов этих.

– Тысяч шестьдесят, в год конечно.

– Жалко, я думал еще один цех просто поставить, но на десять тысяч. А так завод придется новый строить. Опять же моторы эти – для них тоже завод будет нужен.

– Давай так договоримся: я завод выстрою, будет он и моторы, и генераторы делать. В… в Урюпинской выстрою, станица большая, пусть будет теперь городом Урюпинском. А ты у себя на заводе срочно учи рабочих, посмотри, кого можно будет туда отправить главным инженером. С Олей поговори: там же не только генераторы, но и моторы… может двух главных инженеров готовить?

– Саш, я тебе инженера отдам, а ты директора ищи, пусть моторами директор занимается. Рабочих… вообще-то выпуск в училище у меня в мае, но если поспешить, то, пожалуй, в конце марта я тебе сотню человек выдам. И старых пару десятков отдам, на время, конечно, чтобы работу наладить, только больше не проси – самому не хватает.

Урюпинск – точнее, пока еще станицу Урюпинскую – я выбрал в качестве места нового строительства неспроста. Станица-то на Хопре стоит, и довольно недалеко от Машкиного "плавучего металлургического завода". Где буквально на месте копают руду… а руда та – кременистый железняк. То есть ржавчина с кварцем. В принципе, можно такую и сразу в печку кидать, но если сначала кварц отделить, то получается все гораздо экономичнее – и металлурги, дочерью нашей привлеченные, эту проблему решили. Поставили обогатительный комплекс, который в качестве "отхода" выдавал кучу мелкого кварцевого песка. А рядом домна выдавала еще и кучу шлака – известкового большей частью, который после помола превращался в плохонький, но цемент. И "бережливая" Машка наладила выпуск из песка и этого хренового цемента строительных блоков. Фундамент из которых вряд ли строить можно – блоки на фабрике делались пустотелые, облегченные, да и цемент был слабоват – но для строительства деревенских домов такие очень хорошо шли. Да и стены цехов из них тоже получатся, причем очень дешевые стены. И дома для рабочих сильно дешевле выйдут – в смысле стены этих домов. А вот все остальное – но все остальное всяко в любом месте придется с нуля поднимать.

Однако завод построить – не проблема, а теперь и рабочих для него найти проблема не очень большая. А вот из чего делать те же моторы? Я уже не говорю о корпусах генераторов – "модельный" был сделан в силуминовом корпусе. Мотор я тоже имел в виду делать алюминиевый, чтобы не перегревался, а всего на один агрегат алюминия требовалось с полсотни килограмм. Всего за год – три тысячи тонн, по мне, так это немного… десять процентов мирового производства. А купить удалось пока что около тысячи тонн, и больше никто уже не продаст – им самим нужно.

Понятно, что нужно алюминий самим добывать, вон Волховскую ГЭС Графтио выстроит, и тут же добывать по пять тонн в час. Только нужно ЛЭП протянуть от станции до строящегося алюминиевого завода, и для этого нужно много проводов, алюминиевых – и как тут быть? В особенности, если учитывать, что основа современной индустрии пока уголь, не нефть – и чтобы этот уголь добывать в приличных объемах, нужны отбойные молотки – на которые пока весь алюминий и тратился… Наверное, я бы долго еще думал, как выскочить из заколдованного круга, но помогла Камилла. Понятно, что она алюминий схимичить не могла, но рассказать все Мышке смогла без проблем. Та наябедничала мужу…

– Александр Владимирович, ты все время хочешь сделать чтобы было идеально, а идеально не получится – сообщил удивленному мне Юра Луховицкий. На "ты" он перешел без особых проблем, а вот называть меня по имени так и не научился, и к этому я давно уже привык. Но Юра, конструктор-перфекционист мне говорит, что не нужно добиваться совершенства – это было ну о-очень странно.

– И какие будут предложения? – сварливым голосом поинтересовался я у него.

– Я тут посчитал уже… Поскольку мотор будет работать все время на низких оборотах, то и чугунный цилиндр даже летом особо перегреваться не будет. Картер – ему все равно, его можно хоть деревянный делать, он не греется. То есть деревянный, конечно, нельзя…

– Да я понял.

– Ну а если делать цилиндр и головку из чугуна, причем можно даже из обычного белого чугуна – прочности хватит с большим запасом – то вполне хватит на таких оборотах и радиатора не медного или алюминиевого, а стального. Лучше, конечно, из нержавеющей стали делать, но и ее немного понадобится: если использовать водомасляный теплообменник, то хватит вполне одного радиатора весом, по моим прикидкам, чуть больше пяти килограмм.

– Юра, ты гений! Остался, правда, один вопрос: как варить нержавейку?

– Не нужно варить, нужно паять. Медным припоем, но его на радиатор уйдет не больше фунта… даже меньше четверти фунта, я думаю. И Нилу Африкановичу нужно сказать, пусть генератор перепроектирует, стальной корпус и дешевле выйдет, и делать его проще получится…

– Стальное литье – проще?

– Не нужно литье, можно штамповкой обойтись. Да, размером он, конечно, больше будет, но это же не внутрь автомобиля пихать?

Ну, собственно, да, габариты значения не имеют. А цена – имеет, и если генератор получится весом не в семьдесят килограмм, а в полтораста, то его же все равно никто никуда таскать не будет. Правда мотор, конечно, придется заново перепроектировать, да и завод для его производства – тоже. Но это все вполне выполнимо, и в одном Юра совершенно прав: нужно делать так, как можно сделать сейчас, а не так, как можно будет сделать лет через десять. Потом переделаю – если понадобится, а пока…

Пока впереди было первое "лето новых возможностей". И нужно было возможности эти не упустить.