Уроки ирокезского

Глава 57

Алексей Евграфович с волнением принял из рук Канцлера награду. Орден – который раньше ни одному химику получить не удалось, хотя в последние годы отечественная химическая наука и сделала весьма немало.

А тут… вообще-то профессор Фаворский даже не очень-то и понимал, почему именно он был удостоен этой награды. Да, пришлось поработать – но результатом-то стал обычный клей!

Все же не совсем обычный: клей, который намертво приклеивал к бумаге полиэтилентерефталат. И даже не совсем приклеивал, да и бумага была очень непростой – но все же…

– В знак признания огромных заслуг профессора Фаворского перед Российской наукой – говорил тем временем Канцлер – кроме безусловно заслуженного им Ордена профессору вручается новый паспорт гражданина России. И – уже в качестве пенсиона за первый год, положенного каждому кавалеру Ордена – сто рублей советскими деньгами. Новыми, изготовить которые без его самого активного участия не вышло бы.

Алексей Евграфович внутренне даже поморщился: не место и не время о вещах сугубо меркантильных говорить. Однако взяв из рук Канцлера пять небольших красных и две сиреневых бумажки, он буквально обомлел: над банкнотами (именно над ними) парили небольшие двуглавые орлы. Не поверив увиденному, профессор несколько суетливо достал из кармана очки, надел их – но орлы не пропали, более того – стало хорошо видно, что они и в самом деле висят над листами бумаги…

– Вы паспорт еще поглядите – с улыбкой произнес Канцлер.

Открыв новенький паспорт (с номером один, как с удовольствием заметил Алексей Евграфович), он понял почему его невеликое, в общем-то, изобретение было столь заметно оценено: фотография была закрыта большой, в половину страницы, пленкой – очевидно, из полиэтилентерефталата и выделанной – а над ней так же висел в воздухе орел, причем размера более изрядного. И тут уже без особых усилий можно было разглядеть, что орел сей не напечатан каким-то вычурным способом, дающим иллюзию "полета": его можно было разглядывать с разных сторон, как иную скульптуру…

– Благодаря открытиям профессора Фаворского Россия теперь может не опасаться, что враждебные элементы, пользуясь поддельными документами, смогут нанести вред Державе. И никто уже не сможет нанести и вред российской экономике, изготавливая фальшивые деньги…

Вслед на награждением Алексея Евграфовича Канцлер вручил всем прочим работникам его лаборатории новые, только что учрежденные ордена под названием "Знак почета". И каждый получил и новенький паспорт, и некоторую сумму (в пятьдесят рублей, ибо по статусу новый Орден стоял ниже), и профессор уже понимал, за что.

Одно осталось непонятным совершенно: как на пленке – точнее над нею – появляются эти орлы?

Зинаида Николаевна мне потом сказала, что она, услышав именно эту ремарку, даже расплакалась – настолько в ней сконцентрировалась глубинная суть и необходимость случившегося. Хотя казалось бы, чего уж тут концентрировать: Император просто констатировал, что под его мудрым руководством в России заложены основы социализма – и перечислил, какие именно. А затем, пояснив, что дальнейшее этого социализма развитие не может случиться в условиях самодержавия, отрекся от престола за себя и все семейство в пользу Республики. Дал сроку для разработки и принятия Конституции десять лет ("лучше сделать лучше, а не быстрее"), на переходный период "назначил канцлера ответственным за Державу"…

Но ведь Николаю на самом деле очень хотелось, чтобы народ его боготворил… или хотя бы "возлюбил". И после фразы "истинный социализм, где каждый получает исключительно по результатам труда своего" добавил:

– Да, именно так Россия станет страной, где каждый получит по делам своим. Я смог заложить основу, но чтобы двигаться дальше, вам нужен не пастырь, но вождь, не заботливый отец, но смелый командир.

Байра это пропустила… вероятно, сочла, что мне понравится. Не понравилось, но поздно после драки кулаками размахивать. Девочка-то… молодая и подающая надежды женщина-врач все же давно и совершенно точно знала, что "канцлер социализм строит"… но почему бы так просто и не назвать "государство социально-ориентированное"? Мужики-то конечно могут не понять, слово "ориентированный" им не знакомо. Но вот сообразить, что большая часть людей, в моих городках школу не закончивших и потому "социализм" считающий чем-то совершенно иным, она не смогла. Да, зря я марксизм в школах не преподавал… с комментариями, конечно.

С другой стороны подобное заявление среди нынешних "социалистов" внесет существенный разброд и шатания, а мне это на руку. Пока они еще сообразят, где их государство кинуло… а лишний спокойный год позволит сделать очень много. Причем именно год текущий: база заложена солидная и пора уже начинать пожинать… нет, не лавры еще, но хотя бы первые плоды. В любом смысле этого слова.

Николай был негодным правителем государства – но вот идиотом он точно не был. Так что сообразить, что больше ему в России самодержцем не бывать, он смог достаточно давно – ну а в разговорах со мной выяснил, когда же и формально перестанет быть царем. Выяснил – и смирился, увидев, что большая часть улучшений в жизни страны все же официальной пропагандой связывается именно с ним. То, что я делал это для "невозбуждения" власть имущих – его интересовало не очень, гораздо больше он заботился о том, чтобы "всяки бяки" Канцлер делал строго от своего имени… И да, родившийся уже в седьмом году его сын оказался гемофиликом, и даже года не прожил – так что к отречению император был морально готов.

Был он готов и "материально": краткий список того, чего в стране не хватает для даже не победы, а хотя бы не поражения в любой грядущей войне, ему подготовила специальная комиссия Госкомитета обороны, причем с глубоким обоснованием причин, по которым существующая государственная система недостающее обеспечить не сможет. Не знаю, понял ли он все приведенные доводы, но ему хватило и того, что эти доводы приняли военные – которые теперь управлялись с бюджетами, несколько превосходящими весь бюджет Державы семилетней давности.

А если учесть, что из восьмидесяти семи (уже) нынешних губерний только в трех губернаторами были не генералы… да что там губернии, больше восьмисот генералов командовали уездами, и у каждого была своя уездная милиция, так что армия волне могла теперь полностью определять "политику партии". Могла, но ей нравилась именно "моя" политика: им очень импонировали "неизвестно откуда" поступающие в местные бюджеты денежки.

Ну а в Госкомитете обороны генералы очень хорошо знали и откуда денежки поступают, и на что они, собственно, тратятся – так что, как я понимаю, постарались донести до Николая, что если "не послушаться канцлера", то и тратить будет нечего – и вовсе не потому, что "канцлер больше не даст"… Доносил, если я не путаю, Николай Иудович – а Николай Александрович Иванова, который был вообще-то рьяным монархистом и лично Николаю был более чем предан, уважал. Ну а так как указом царь по сути дела своим указом "разрешил поиграть в республику следующие десять лет" с целью посмотреть, что из этого получится – формально оставаясь при этом самодержцем, которому просто недосуг заниматься мелочевкой – то особо Николай и дергаться не стал. Ну а то, что он захотел "примазаться" и к "грядущему процветанию Державы" – у всех есть слабости. Даже, на первый взгляд, заскоки…

Года полтора назад Слава Петрашкевич в ходе какого-то разговора внезапно поинтересовался:

– Саша, я одного понять не могу: почему ты для каждого заводика желаешь построить отдельный городок? Не проще бы было заводы строить в уже существующих городах? Это и в деньгах получится дешевле, и не нужно будет изобретать сложнейшие схемы снабжения…

– Вот удивляюсь я, Слава, твоей бестолковости. Это же очевидно: ведь каждый из моих городков окружается забором, так?

– Тем более, столько металла уходит на какую-то ерунду!

– Ну металла, допустим, у нас теперь хватит. Но ты сам смотри: нефтяная промышленность у нас работает уже в разы лучше, чем до назначения меня канцлером.

– А при чем тут нефтяная промышленность? Я говорю о заводах и фабриках, которые делают всякое другое…

– Я же говорю: у тебя страдает логика, ты не замечаешь вещей совершенно очевидных. Нефти перерабатывается больше?

– Больше. И?

– Отходов нефтепереработки тоже больше?

– Допустим…

– Среди отходов у нас получается очень много битумного лака, которым можно разве что заборы красить. А если заборов не будет, куда лак этот девать? Выкидывать? Жалко… А так мы строим все новые и новые заборы и теперь лак выкидывать не надо. Это же очевидно!

– Тьфу на тебя, я же серьезно спрашиваю.

– Маленький городок дешевле большого. Не потому что он меньше, а потому что ему требуется более дешевая инфраструктура. В городке на пять-семь тысяч человек на водопровод хватит медленного фильтра, под сточные воды – нескольких прудов-отстойников. К тому же городков таких получается много, а каждый из них является местом притяжения окрестного деревенского населения: крестьянскому сыну проще на фабрику за десять верст от родного села работать пойти или за сотню? Опять же школы-семилетки в таких городках удобнее размещать, там же и десятилетки – для того, чтобы готовить тех, кто высшим образованием овладеть задумал – в них окажутся более естественными, чем даже в крупных деревнях. Техникумы опять же… Городки эти потихоньку вырастут, но во-первых, именно что потихоньку и инфраструктуру можно будет не спеша развивать. А во-вторых, когда у нас городков таких тысячи уже, каждый отдельный городок сам по себе становится неинтересен никому, кроме окрестного населения. Да и ему большей частью на него пока начхать: как рынок он не годится, как ярмарка – тоже, ибо закрыт от посторонних. Угадай с трех раз: где лучше ставить производства, о которых иностранцам знать не обязательно?

Один из таких городков, с оригинальным названием Торфянка, располагался совсем рядом с Москвой, в верховьях Яузы – точнее, на берегу болота в Лосином острове, из которого Яуза и вытекала. То есть с другой стороны болота некий ручеек, официально тоже считающийся Яузой, в болото втекал, и теперь через болото даже была прокопана протока, изображающая собственно реку. И как раз на берегу этой протоки, у леса и стоял этот городок. В котором жили разнообразные горожане, никем особо не тревожимые. Во-первых, потому что никому эти дебри были неинтересны, а во-вторых, здесь изрядный кусок Лосиного острова был окружен дополнительным периметром. То есть столбами с колючей проволокой – чтобы окрестные мужики не повадились охотиться на поселенных здесь бобров.

Городок на болоте ничьего внимания ничем и не привлекал: там размещалась опытная испытательная станция по механизированной добыче торфа и лаборатория Сельхозакадемии как раз по разведению бобров. Причем если вторая как-то справлялась с задачами, то коллектив первой в основном занимался скорее добычей из болота различных утопших торфодобывающих машин – о чем в Горный департамент регулярно сообщал ее начальник барон Нольде…

Еще в одной из "прошлых жизней" я обратил внимание на этого молодого офицера, который – подав в отставку – за год доучился на инженера (все же в Николаевском училище знаний давали немало) и всерьез занялся разработкой всякого, годного для отражения нападений вероятного противника. В этой – барон, оглядевшись по сторонам в Векшине, дообразовывался уже "без отрыва от производства", благо там должность царского адъютанта свободного времени оставляла почти двадцать четыре часа в сутки.

Поначалу Николай Евгеньевич волонтерил на моторостроительном, а затем – когда я предложил ему самостоятельную работу – возглавил "торфяную станцию". Успешно возглавил, подчиненные ему испытатели смогли утопить в болоте плавающий шнековый трактор, который вроде по определению потонуть не мог. А первый сделанный нами вдвоем мотор – пульсирующий реактивный двигатель с тягой около ста килограмм – был им серьезно доработан и передан в опытное производство Тюратамского завода. Теперь же мы с ним доводили до рабочего состояния второй…

Конструкция мотора была довольно простой – ну, если особо не заморачиваться "мелкими деталями". Я – не заморачивался, и изготовленный по моему проекту двигатель проработал на стенде почти минуту. И при этом показал тягу почти в тонну! А стенд… стенд и новый построить несложно, а если постараться, то и старый, на мой взгляд, вполне можно было починить.

За прошедшие два года Нольде придумал систему пневматического запуска двигателя, новый – простой в изготовлении и весьма надежный – редуктор. Вдобавок разработал довольно стройный математический аппарат расчета воздухозаборников изменяемого сечения и методику выбора наиболее эффективных турбин компрессора. Инженерами его команды были разработаны очень интересные топливные форсунки, позволяющие весьма точно и при этом плавно менять подачу топлива, центробежные топливные насосы и регуляторы теперь могли держать давление в магистрали и обороты турбины стабильным – и с чисто инженерно-конструкторской точки зрения мотор получился.

Да и с точки зрения производства – тоже. Рабочие были высочайшей квалификации, а бригадиром там стал Вася Никаноров, с радостью сбросивший обязанности "профсоюзного руководителя" и вернувшийся к работе руками. Половина команды у него была вообще еще с "модельного цеха", а в женской части коллектива трудились лучшие ученицы Оли Миро… Ивановой.

В общем, для того, чтобы мотор мог проработать больше пяти минут, осталось сделать совсем немного – причем точно знал что именно. И этим занялся по моей просьбе Андрей Новиков – но даже ему я не сказал, зачем он этим занимается…

Торфянка – кроме того, что была центром экспериментального двигателестроения – была еще и центром совсем другого проекта. Когда Владимир Петрович Урусов занялся "обеспечением жизнедеятельности правительственного квартала", я в эту "жизнедеятельность" включил один небольшой пункт: транспортную независимость. Расплывчатый такой пункт, но я ему все рассказал достаточно подробно, да и сам приложил свои… нет, не руки, все же мозги, и то в части "вспомнить ранее виденное". По моим "воспоминаниям" силами команды из двух десятков очень неплохих инженеров была спроектирована довольно простая и, как чуть позже выяснилось, хорошо уже известная машина: проходческий щит для копания туннелей метро. Вот только "моя" от "хорошо уже известных" все же слегка отличалась: в "известных" землю рабочие ручками ковыряли, этим самым щитом прикрываясь от обвалов. А у "моей" землю ковыряла здоровенная многоголовочная фреза – и поэтому ковырялась эта земля довольно быстро.

Дальше все было просто: в туннеле машина монтировала стенки из простых керамических тюбингов, толщиной всего сантиметров пять. Немного, но за щитом уже люди ручками, с помощью лебедок, домкратов и матюгов собирали уже несущую, силовую трубу из бетонных секций толщиной в четверть метра. Ну или просто отливали недостающие куски стены на месте – что происходило часто, так как при поворотах туннеля подходящих заготовок просто не находилось.

Щит полз в глубинах со скоростью больше километра в месяц – экспериментальный, четырехметровый – и за год он дополз от Торфянки как раз до подземелий Дома Правительства. А другой – копия "экспериментального" – чуть "отставая от лидера", потому что стартовал на полгода позднее – полз от Торфянки к тому месту, где в моей юности находился Монинский музей авиации…

Вообще-то маршрут немного странный, по прямой было бы сильно меньше копать – но грунт… Оказалось, что копать под болотом – сухо, поскольку снизу болота – толстый слой глины, а если напрямую копать, то по пути встречается пропитанный водой пласт песка, так что… как там в старой песне пелось про нормальных героев?

Я вообще-то имел в виду в Монино выстроить правительственный аэродром подальше от чужих глаз, но пока лично мне пока вполне хватало полосы, насыпанной на краю болота из вынутого из тоннеля грунта на Торфянке. Тем более, что моя "Пчелка" летала не часто, над Лосиным Островом было где взлететь или приземлиться незаметно – а изготовленный Ильей "подземный трамвай" проезжал весь туннель за пятнадцать минут.

Вот я туда и катался теперь каждый день – наступила, судя по всему, пора повторить эксперименты Новикова по отливке монокристаллических лопаток горячего контура турбинного мотора. А если добавить в сплав немного рения, и затем готовую лопатку покрыть в плазмотроне окисью циркония… ладно, для начала хотя бы научиться отливать лопатки из нихрома, и то было бы замечательно. В конце-то концов, пока всех и обычные бензиновые моторы вполне устраивают, это я так, на перспективу стараюсь.

Впрочем, старался не только я. Заборостроители тоже не зря трудились, и столь нелюбимое Славой распределение производств дало свой первый заметный результат. Мне даже показалось, что Степан Андреевич Рейнсдорф год назад созрел для того, чтобы причинить мне некоторые физические страдания путем нанесения легких побоев тяжелым предметом по голове: ведь я у него увел сразу с полсотни столь тщательно собираемых им инженеров. Ну да, конструкторское бюро, им созданное, было в состоянии спроектировать практически любой бензиновый или дизельный мотор, и даже спроектировали немало – но мне-то десятки разных моторов были совсем не нужны. Мне были нужны не десятки, а сотни тысяч моторов, причем большей частью все же одинаковых, и поэтому почти три десятка новых городков – и, соответственно, новых заводов – занялись производством уже отработанных моделей.

Когда кто-то "ничего не понимающий в прогрессе" тупо заставляет делать моторы всего пяти типоразмеров… то есть если установлены пять "стандартных" диаметров цилиндров, то поршни для них могут делать пять узкоспециализированных заводов. Поршню-то все равно, сколько у мотора цилиндров, и даже практически безразлично, бензиновый это мотор или дизельный. Ну а если таких заводиков не пять, а восемь, и на каждом умеют делать минимум три разных поршня…

Теперь Рейнсдорф-младший меня поколотить не хотел. Потому что теперь его завод увеличил выпуск собственно моторов втрое. К тому же вместо небольших моторчиков к "Самураям" – переданных на шесть небольших сборочных заводов – он стал массово делать моторы для грузовиков и тракторов. И к тому же оказалось, что вчерашние мальчишки, окончившие не только школу, но и ПТУ, работу выполняют лучше, чем отечественные "кадровые рабочие". Ну, в среднем, Васю Никанорова в расчет не берем… а Степану Андреевичу пришлось довольно много "кадровых" заменить на выпускников своих же профтехучилищ, так как вместе с инженерами на новые заводы уходили и "старые" рабочие – чтобы создать "ядро рабочего коллектива".

Ну а как побочный эффект – именно старые рабочие резко заинтересовались повышением собственной квалификации, ведь обидно же, когда шестнадцатилетний мальчишка получает заметно больше "старого мастера"…

Недоволен был пока лишь Слава, так как кроме "лишних" транспортных издержек при такой организации производства и рабочих потребовалось вдвое больше, чем могло быть на "промышленных гигантах" – по крайней мере он так считал. И чтобы прекратить его постоянный зудеж на эту тему я высказался в том плане, что дополнительные рабочие набираются вовсе из крестьян так как задействуются они лишь на вспомогательных работах, а со временем и они чему-нибудь научатся. Нет, Слава со мной не согласился… но он занялся новыми подсчетами в рамках этой концепции и зудеть перестал.

Когда есть много моторов (и много заводов, конечно же), то оказывается, что сто тысяч "тяжелых" тракторов в год – уже не светлая мечта, а "начальный уровень механизации сельского хозяйства". Конечно, стендовая сборка машин не очень производительна по сравнению с конвейером, но даже самый маленький завод в Хинганске ежедневно выкатывал по двадцать-двадцать пять тракторов, а конвейеры – они появятся. Со временем – которого просто сейчас не хватает.

Слава все же уже поверил в некоторые преимущества "мини-городов". С моей точки зрения (с которой Слава в этой части согласился) первым таким преимуществом была простота энергоснабжения. То есть я не про электричество, оно везде в общем-то одинаковое. Но людям нужно еду готовить – а печки и даже дровяные плиты для таких занятий слишком… расточительны. Дрова или уголь мало что привезти надо, так еще и хранить где-то требуется. А если провести газ…

В Векшине и окрестностях с газом все стало хорошо. Скважину, обещанную мною жене, проковыряли, завод по очистке газа от серы выстроили. Ну а газ пустили по назначению. То есть большей частью он, конечно, пошел на электростанции, но ведь и в дома его тоже несложно провести. А если сварить баллоны высокого давления размером с цистерну железнодорожную и "изобрести" автомобили-газовозы, то и деревню можно газом обеспечить. Можно, но, как оказалось, не нужно.

Потомку что пока инженеры разрабатывали все эти газовозы, практичные колхозники "изобрели" навозные биореакторы. То есть когда-то я в "своих" деревнях рассказал, как можно добыть газ из г… навоза, ну а народу простота идеи понравилась. Тем более что в реактор можно кидать не только навоз, но и солому гнилую, камыш тот же, опилки и даже падаль всякую… насчет всякой я не очень уверен, но в третьем векшинском колхозе ребятишки пойманных сусликов и крыс с мышами именно в реактор и бросали. Говорили, газ лучше идет…

Городская помойка в наше суровое время – источник экологически чистого сырья для биореактора, так как ни пакетов полиэтиленовых, ни батареек – пока еще народ даже гвозди ржавые не выкидывал. А если учесть, что рядом с каждым городком размещалась свиноферма или, по крайней мере, птицеферма, то с сырьем для газа проблем не было. Была проблема с автоматикой управления реактором – но была, уже не стало. Придумать буферный баллон высокого давления – его уже придумали. А автоматический насос, по сигналу от манометра перекачивающего газ из реактора в этот баллон мог любой инженер. Мог – любой, а придумал все же Юра Луховицкий…

Пять стокубовых "навозных" реакторов с запасом обеспечивали кухонные нужны городка с населением в семь тысяч человек. Из которых человек десять как раз с газовым хозяйством и управлялись – но повышение качества жизни горожан того стоило. Тем более, что при постройке "традиционного" газового завода, работающего на угле, народу потребовалось бы не меньше, а стоил бы газ сильно дороже.

Мелочь… но Симеон Ванков, переехавший в Болгарию, именно такими газовыми реакторами заманивал крестьян в организуемые им сельские кооперативы. Которые поставляли продукты в возводимые им повсеместно магазины… Нет, он еще и трактора у меня таскал, за год больше пяти тысяч – причем ему требовались исключительно "калоризационные", поскольку болгарская деревня избытком солярки или керосина не страдала. Тракторов, конечно, мне и самому не хватало, но Симеон Николович новенькие и не требовал, ему вполне годились старые – которые я как раз заменял на своих МТС на дизельные. А Ванков организовал и пару "трактороремонтных заводов" – так что получалось "помощь братскому народу" оказывать без ущерба для себя. Эх, знать бы еще поточнее, чем эта помощь обернется…

А чем обернулась вся подготовительная работа дома – это было уже очень заметно. Особенно когда Слава, в очередной раз притащивший "корректировку плана", с усмешкой заметил:

– Да, канцлер, вот ты старался-старался, наизнанку выворачивался к голоду готовясь, а голода-то и нет.

– Ну и хорошо. Было бы хуже, если бы не старался, а голод был.

– Чего с такой мордой печальной говоришь это? Я же шучу! Я вот подсчитал: если бы ты не старался и всех на уши не ставил, то сейчас у нас в России было бы на пять миллионов лошадей меньше… и на пять миллионов человек – тоже.

– На пять миллионов?

– Ну да… три миллиона померли бы, а еще два – не приехали бы.

– Сколько приехало?!

– Волков, ты хоть иногда читаешь те бумажки, что с нас требуешь? Я же тебе еще весной писал: из Германии, Австрии, Франции и прочей Европы по найму на заводы приехало двести сорок тысяч человек. С семьями приехали, кстати, так что всего – миллион сто. В Европе-то с провиантом тоже неважно вышло. Сто сорок тысяч рабочих из Америки к нам перебралось… кстати, ты был прав насчет евреев.

– Каких евреев?

Вообще-то разговор по поводу выезда евреев за границу ("массового выезда") со Славой у нас поднимался неоднократно, уже лет пять как минимум раз в квартал председатель Госплана поднимал вой на тему "уезжают!" И возмущался тем, что мой обычный ответ был "ну и… черт с ними". Я уже несколько раз успел результат подобной эмиграции заметить успел: за океаном появлялись мощные "этнические банды", а те, кто работать умел и хотел, никуда не ехали. В этой жизни криминальный элемент несколько ускорил отбытие, раздосадованный тем, что полиция теперь с бандитами не церемонилась, а попавшие в руки правосудия живыми чаще всего таковыми быть быстро переставали. С выходом же указа о всеобщей воинской обязанности за кордон потек и "особо религиозный" народ. Ну а когда после отречения Императора я выпустил несколько указов, касающихся паспортного режима и валютных операций, евреи рванули за границу действительно массово.

Но в тех же США (да и в Германии с Францией) избытка рабочих мест не оказалось – то есть были они, но там нужно было именно работать, причем физически и тяжело за весьма умеренную плату. Так что множество бывших соотечественников нашли подработку, обучая местных рабочих русскому языку. Благодаря "просветительской" деятельности Бариссона спрос на услугу оказался весьма приличным – и вместо одного эмигранта в России появлялось минимум двое иммигрантов. Владеющих – ну хоть как-то – великим и могучим.

Кстати, указы были очень простыми. В первом говорилось, что с первого января двенадцатого года Россия вводит новые загранпаспорта – точнее, что старые с этой даты будут считаться недействительными для обратного въезда в страну. И – заодно – что обладатель такого старого паспорта, находящийся за границей, может в течение всего двенадцатого года получить в русском консульстве документ о возвращении в Россию (или же обратиться за таковым по почте). А не получивший (и не обратившийся) – если в стране его пребывания консульство все же имеется – лишается права стать гражданином России, а "старый" паспорт окончательно аннулируется. Именно гражданином – пока все жители страны числились в "подданных".

Второй указ был еще проще: с того же первого января двенадцатого года Россия перестает обменивать "царские" русские банкноты на золото или иностранную валюту – для иностранных держателей этих бумажек. А внутри России – уже перестала, одновременно с введением полной госмонополии на внешнюю торговлю. Вообще-то давно бы стоило ее ввести – монополию эту, но цари очень активно русское золото отправляли за границу в качестве залога по всяким займам – и пока все эти займы не были погашены, а золото не возвращено домой, резких движений делать не стоило. Уж больно последствия были предсказуемыми…

То есть с займами почти все давно уже было проделано, но вот отдельные граждане… Николай пять лет "раздумывал", пока не решил перевести свои вклады из-за границы обратно в Россию. И вот только отрекшись, решился – а это, как оказалось, почти пятьдесят тонн чистого золота. Всего же до одиннадцатого года было возвращено в Россию из частных вкладов золота на сто с лишним тонн. Это очень немало, так что я с удовольствием все это золото обменял владельцам на новенькие (и очень красивые) бумажки…

Новые деньги (в смысле банкноты), как и новый паспорт, были плодом высоких технологий. Братского китайского народа – ну и "отечественному производителю" пришлось от души потрудиться. Китайцы же – вероятно с целью повысить "продажную цену" – в обычный фонарик на динамке столько всякого запихать готовы! Например, две "лазерных указки", красную и зеленую…

Зеленый лазер, как оказалось, получился у них практически когерентный… правда, окончательно убедился я в этом лишь после того, как Ольга Александровна сумела сделать "нанотехнологичную" фотоэмульсию. Понять, зачем я такую попросил, она так и не смогла – но сделала, на что у нее ушло всего пять лет. И фоторезист на ее основе – тоже.

Когда просто знаешь слово "голография", уже есть шанс разобраться, как слово это превратить в дело. А если хотя бы в общих чертах понимаешь, что оно означает…

В общем, за первые два года у меня вышло сделать две "печатные" формы, с которых на тонкой ПЭТ-пленке получалось штамповать вполне различимые голограммы. А когда Фаворский придумал, как эту пленку намертво присобачивать к бумаге, форм у меня стало уже семь штук. С самой большой печаталась защитная пленка для фотографии в новом паспорте (и фальшивый паспорт теперь "революционеры" хрен получат!), а остальные пошли на банкноты. Правда на сторублевку пришлось все же "паспортного" орла ставить, однако перенести голограмму все равно (благодаря Фаворскому) не выйдет… но теперь "старые" деньги нужно было из оборота вывести. По возможности, без ущерба для "своих" – вот только дармоедов всяких я в "своих" не числил.

Вой поднялся страшный – прежде всего среди отечественной интеллигенции, понятное дело. Ведь стало невозможно просто так взять и поехать в Париж или Ниццу с бумажником, набитым крупными (или хотя бы средними) купюрами. Да и довольно многочисленные представители "дворянской элиты", постоянно в этих Ниццах и Парижах проживающие, воспылали праведным гневом, так как мгновенно прекратилась финансовая подпитка из России их приятной и насыщенной культурной жизни. Но сколь-нибудь серьезного недовольства из-за рубежа пока не донеслось: с долгами-то Россия полностью рассчиталась, иностранный бизнес в России и так уже был почти полностью задавлен – но объемы внешней торговли в части закупок постоянно росли… и пока французы не успели подсчитать, сколько у них тратили "руссо туристо". А вот Коковцев был счастлив, поскольку "туристы" в карманах вывозили в год более трехсот миллионов золотых рубликов. То есть вывозили бумажки и в кошельках, но ему-то потом приходилось бумажки на золото менять…

Госмонополия внешней торговли больно ударила по целой куче разнообразных купцов и торговых компаний – почему-то размещавшихся главным образом за границей, но как раз от них особого визга не последовало. Потому что визжать, сидя в теплом уютном каземате, просто бесполезно, а после выхода их этого каземата (обусловленного переводом вырученных за экспортированный товар денег обратно в Россию) – тем более. Конечно, сажать "честных торговцев" – чистой воды волюнтаризм и тирания, но по подсчетам Коковцева благодаря этим частным внешним торговцам Россия теряла больше двухсот миллионов рублей ежегодно (а по подсчетам Славы – раза в два больше), так что включенные в "список номер два" потерпят.

Мне золото самому пригодится – вдруг чего-то важное закупать за границей нужно будет. Пока, правда, хватало доходов от явной и тайной торговли отечественными и не очень товарами, но ведь счастье-то может оказаться и не вечным! К тому же уже сейчас расходы вплотную приблизились к доходам… ну да, засуха, голод…

Странно: самыми "голодными" – наряду с Приуральем и Средним Поволжьем – стали Бессарабия и, к моему великому удивлению, Волынская губерния. Правда, волынцы и тут отличились: если в других местах голодали целыми селами, если не волостями, то на Волыни полсела могли быть вполне сытыми, а другие полсела просто умирали с голоду…

Не умерли в основном все же. Пузыревский – после небольшой "подсказки" с моей стороны – придумал план по переброске стока Ишима на юг. Не всего стока, Ишим – речка более чем бурная весной и в начале лета, так что "перебрасывать" было решено воду только в паводок… который два года назад чуть Петропавловск не смыл совсем. Правда и я смог "подсказать" Нестору Платоновичу идею лишь после того, как Иван Гаврилович Александров мне ее подсказал вместе с подробными по проекту расчетами: вероятно, водные ресурсы Сибири его всерьез заинтересовали. Так что дело было полезное, и все желающие не помереть с голода могли на еду легко заработать на стройке канала. Небольшого – километров сорок длиной всего. Но глубокого: на водоразделе нужно было копать на сорок метров в глубину. Ну и на полтораста в ширину – чтобы берега не обрушились. Выкопанную землю употребили на постройку плотины водохранилища на конце этого канала – ведь воду, набранную за пару месяцев половодья предполагалось все лето тратить.

Пузыревский – как раз закончивший постройку канала из Волги в Москву-реку – туда отправил всю освободившуюся технику. Которой он – постаравшись Московский канал этот выстроить за год (и выстроивший его меньше чем за полтора года) – набрал довольно много. Однако техника техникой, но копать на Ишимском канале было очень много чего, так что и лопаты там более чем полезными оказались. А к лопате же должен человек прилагаться, и с одной Волыни на стройку отправилось за семьдесят тысяч мужиков. А всего там работало чуть меньше двухсот тысяч человек, и народу все равно не хватало. Но больше там просто разместить было негде, и так балки-времянки чуть не со всей страны туда везли, да и ставили их там в два-три этажа.

Как сказал сам Нестор Платонович, такой стройки он еще не видел. Понятно – такой вообще никто не видел: чтобы только землю вывозить была проложена восьмипутная железная дорога. Узкоколейка, понятное дело, но картина все равно впечатляла. Я своими глазами видел, правда на фотографиях. Хотел вживую посмотреть, но – дела…

И дела вроде назревали серьезные, а я – впрочем, как и всегда – был еще не готов. Не успевал я все нужное в срок сделать. Тем не менее попробовать стоило…