Я скатилась по лестнице и выбежала на улицу. И чуть было не попала под колеса подъехавшего «уазика». Из него выскочили несколько милиционеров и скрылись в нашем подъезде. Я ничего не успела сообразить, как очутилась в чьих-то крепких объятиях.
— Папа! — воскликнула я, когда наконец увидела, кто передо мной.
— Слава богу, жива! — воскликнул он, еще раз прижал к себе и тоже исчез за дверью.
Спустя несколько минут к машине уже вели Несмазанную Телегу. Он бросил на меня злой взгляд и полез в «уазик».
— Спасибо, ребята! — крикнул папа вслед отъезжающей машине.
— Ждем на работу! — донеслось оттуда.
— Слава богу, обошлось, — сказал папа, когда мы остались одни. Я ничего не могла понять.
— Как же вы оказались вместе? — спросила я. — И вообще, почему ты тут? Ты же еще должен быть на Черном море!
— Очень просто. Я позвонил на работу своему начальнику, кстати сказать, родному дяде Боброва, что так, мол, и так, дела плохи, дочери грозит опасность, что я вылетаю, и надо меня встретить и…
— Подожди, папа, но откуда ты узнал, что дела плохи и что мне грозит опасность?
— Ах, да! — воскликнул папа и протянул мне телеграмму, которую извлек из кармана.
— «Ваша дочь в опасности. Вера». Вера? Какая Вера? — не сразу поняла я.
— Ну та, которая с мамой в филармонии работала, — сказал папа. — Ее еще все называли Бездарная, но Нахальная.
— Вот тебе и Нахальная! — проговорила я. Мне было стыдно, что я думала о ней плохо. — Подожди… В таком случае, откуда же ей стало известно? — спросила я папу.
— Пока не знаю. Но полагаю, день-два, и все выяснится. А пока суть да дело, пойдем-ка пить чай.