В тени славы предков

Глава тридцать вторая

Пришедшая весна смела снега с полей, обрызгала густой листвой деревья. Прозрачный воздух наполнился пряными запахами возродившейся жизни, радостным пением птиц. Свенельд, лёжа на постели, повернул бледное осунувшееся лицо к окошку. Выставленная оконница стояла рядом, прислонённая к стене горницы. Великий боярин умирал, ведая и ощущая на челе дыхание смерти. Он надеялся, что не узрит уже весны, ибо в такую радостную для всего живого пору уходить тяжело. Морана-смерть будто издевалась, давая боярину намучиться бессилием. Он умирал, оставленный всеми, даже князем своим, для которого, как ему казалось, отдал всю душу, стремясь сохранить величие государства, взращённого княгиней Ольгой. Челядь начала разбегаться, перестав чувствовать на своём загривке твёрдую руку боярина, но стали наезжать зятья, которых у Свенельда было много, и честь не позволяла им отвернуться от тестя. Челядь придержали посулами и угрозами. И то добро.

Он умирал, никого не виня, кроме себя. Он ошибся во всех сыновьях Святослава: в Ярополке не учёл, что его мягкость может не только он использовать, но и другие; Олега недооценил, чем повлёк смерть сына; к Владимиру и вовсе не присмотрелся. Из Олега, думавшего больше горячим сердцем, нежели чем умом, вышел бы второй Святослав, но достало бы талану достигнуть славы и подвигов отца? Может быть, Владимир был бы лучший из всех троих? И что тогда — перешагнуть через трупы двоих Святославовичей, чтобы посадить Владимира на русский стол? Думать об этом Свенельду уже недоставало сил.

Холоп растворил дверь без стука, без осторожности. «Осмелели!» — подумалось. Раньше глаза боялись поднять. Холоп сообщил о приезде князя Ярополка. Свенельд едва кивнул головой в ответ: понял, мол. Приезд князя не удивил боярина — в Ярополке гордость не затмевала честь, а на то, что князь так долго не показывался, Свенельд был не в обиде, виня во всём бояр, его заменивших, меряя их своей мерой. И вот он, князь, — в алом корзне, лёгкой суконной шапке. Не изменился совсем: в его годы молодость стойко не пускает к себе болезненную старость. Ярополк чуть наклонил голову, разлепил губы, обрамлённые светлыми усами с коротко стриженной бородой. Свенельд остановил его, подняв вверх широкую, некогда сильную, могущую ломать калёное железо ладонь:

— Не надо, княже. Не мучай себя пустыми уставными словами. Мне перед домовиной не нужно от тебя ни жалости, ни сожалений. Ведь не заново укорять меня смертью Олега ты пришёл, ибо в тебе достаточно мужества и чести, чтобы не унижать умирающего.

Ярополк шагнул ближе, чтобы услышать ослабевший хриплый голос боярина. Свенельд, спохватившись, указал глазами на перекидную скамью. Дождавшись, пока князь уселся, сняв шапку и расправив по скамье полы корзна, боярин продолжил:

— Считаю нужным совет тебе дать, княже: опасайся Володьки. Не зря он за море ушёл, никем не гонимый. Мириться поздно уже тебе с ним, осталось только одолеть, как Олега.

Лицо Ярополка скривилось, будто судорога прошла. Любое напоминание о войне с братом было ему неприятно.

— Я не буду драться с Владимиром. Да и не полезет он: сил у нас больше.

Свенельд смотрел уставшим взглядом на гордо вздёрнутый подбородок Ярополка. Не его был уже князь. Знал боярин, даже из хором не выходя, о Рогнеде, о том, что не выходит у князя с Малфридой, что её, как и Свенельда, бывшего сватом, в народе обвиняют в ворожбе, чтобы князя извести.

— Ступай, князь, говорить нам больше не о чем. Удачи тебе.

Ярополк тяжело поднялся, задержался в дверях, бросив последний взгляд на большое, беспомощно распластанное на постели тело. Коротко, но остро пронзило сожаление: со Свенельдом, уходившим последним из великих, уходила в прошлое целая героическая эпоха Святослава. Не было уже и Иоанна Цимисхия, и Ратши Волка, не было в живых молодого царя болгарского Бориса, вместе со Свенельдом сидевшего в осаждённом Преславе. Братья-комитопулы, поддерживавшие Святослава в войне с Византией, почти тоже все лежали в домовине: в бою с ромеями погибли Давид и Моисей; Аарона, противника войны с Византией, горячий младший брат Самуил обвинил в предательстве и убил. Далеко всё это было от Ярополка, для него было другое время, и другие люди окружали его. Князь, надев шапку, пригнувшись под притолокой, шагнул из дверного проёма на лестницу.

Весть о смерти Свенельда застала Ярополка на пути в Полоцк. Подписав обельные[173] грамоты для боярских холопов и передав их вестоноше, князь к вечеру уже перестал думать о покойном — радость предстоящей встречи с Рогнедой отметала прочие мысли.