В тени славы предков

Глава пятая

Свенельд затягивал сбор ратей, как только мог, что, естественно, злило воеводу Волка. Уже пришёл с дружиной древлянский князь Олег Святославович, воинственным норовом в отца и чернявым обликом в мать, Предславу. Не умеющий сидеть в ожидании, выезжал на ловы[38] на несколько дней с Ратшей Волком и его сыном Ивором Волчьим Хвостом, всё более с ними сближаясь. Приглашал и брата, вихрем влетая в княжеский терем, будоража степенное спокойствие челяди:

— Ярополк, хватит сидеть, будто купец в лабазе! На охоте развейся. Не поедешь? Ты просто Ратшиных хортов[39] не видел, такие и тура загнать могут.

Также уносился, во дворе птицей влетая в седло, на ходу бросив какую-нибудь охальную шутку проходящей жёнке.

На одной из ночёвок, когда по-походному жарили на костре мясо убитой косули, Волк серьёзно сказал Олегу:

— Не соберёт Свенельд рать.

Древлянский князь не сразу уразумел сказанное — ещё не остыли на губах шутки, которыми перебрасывались они с Волчьим Хвостом, вспоминая сегодняшнюю охоту. Постепенно серьёзнея ликом, ответил:

— Дружина не поймёт. Бабка наша Ольга до чего против рати всегда была, а древлян моих (уже считал своими — правил ведь там) побила и пожгла. Земля не даст без мести обойтись.

— Купцы против размирья[40] с печенегами, — возразил Ратша, — а это нынче сила.

— Мы соберём с тобой тогда!

— Ярополк не даст, — помотал головой воевода. — Будешь с братом ссориться? А одному тебе не справиться со степняками.

— Я поговорю с ним, — пообещал Олег, пожалуй, впервые почувствовав, что княжеская власть — это не только рати, дани, пиры да ловитвы, но и хитрая тайная игра, в которой нельзя быть пешкой.

После приезда Олег тянул с разговором, понимая, что по-братски поговорить не получится — будет молвь жёсткая, и он не должен будет уступить Ярополку, более искушённому в словесном убеждении. Эти несколько дней всё и решили. От печенежского князя Кури прибыли послы с подарками и просьбой о мире. Послы кланялись, словами своего князя просили прощения, обещая держать мир между степняками и Русью нерушимо. На пиру, устроенном в их честь, спели хвалебную песнь храброму князю Святославу. Ни князя Олега, ни воеводу Волка на пир не позвали.

У Олега с воеводой и его сыном была своя братчина в тесной повалуше в тереме Ратши на Подоле (Волк перебрался сюда из Вышгорода ещё зимой). Князь был угрюм, сидел, молча обхватив двумя руками серебряный достакан[41] с бурым болгарским вином. Волк за дни, прошедшие с поминок по Святославу, многое передумал и крепко разуверился в Ярополке, которого, впрочем, не считал продолжением своего героического отца, и ещё сильнее стал ненавидеть Свенельда, с которым всегда был в ссоре. Чувствуя, что против брата Олега не настроить, он говорил про Мстислава Свенельда и весь их род, что всегда был «поперёк» Святослава.

— Кабы Свенельд битву под Аркадиополем не проиграл да кабы послал в Белобережье дружину, твой отец был бы жив и ромеи у нас в данниках бы ходили. Даже на печенегов Мстиша мелок оказался. О животах своих Свенельды токмо и мыслят, заветы древние порушив.

Вино всё больше оседало в голове, медленно наливая Олега глухой ненавистью к Свенельдам. Отказ от мести за отца, всё больше разрастающаяся пропасть с братом — во всём виноват проклятый род Свенельдов.

— Тебе больше в Киеве тоже нечего делать, Ратша, — поднял мутноватые глаза на воеводу Олег. — Предлагаю тебе с дружиной и домом твоим переехать ко мне в деревскую землю и служить мне так, как служил моему отцу, князю Святославу.

Волк довольно улыбнулся про себя: сам просить не хотел, чтобы не давать лишний повод поиздеваться над собой Мстиславу — бежит, мол, потому что проиграл.

— Это честь для меня, княже, спасибо.

— Что, так просто уйдём, всё бросив? — спросил Волчий Хвост отца.

— А что нас здесь держит? Раньше службой жили, а сейчас с пары весей кормимся Ярополковой милостью? Спасибо! — Волк поклонился, не вставая из-за стола, воображаемому князю.

Справляясь с охватившим его хмельным гневом, чтобы не уронить чести перед хозяевами, Олег молвил:

— Ты будешь моим набольшим воеводой, в этом я клянусь тебе стрелами Перуна, как клянусь в том, что изведу Свенельдов, если они будут мешать моей дружбе с братом Ярополком!

Нехороший холодок пробежал по Ратшиному хребту от понимания того, чему он вольно или невольно стал виновником. Прошли времена, когда днепровские русы мыслили ратиться с хазарами и Византией, а сейчас грозят извести себя междоусобными бранями. Раньше Волк посмеивался над стариками, что любили говорить о мелком времени и измельчавших людях, сейчас он сам начинал в это верить.