Варенька

XV

Окруженная заботой, Варенька быстро окрепла, посвежела, похорошела.

— Красавица дочка растет, — любуясь ею, восхищался отец и однажды добавил: — Вся в мать!

Сорвалось нечаянное слово.

Александр Константинович моментально понял, какую неосторожность он допустил. Вспыхнув весь, метнул взгляд в сторону, где у окна сидела за вышивкой жена. Она, видимо, это почувствовала и, нагнув голову ниже к пяльцам, отвернулась к свету. Варенька тоже глянула на нее, потом на отца и, неслышно ступая по ковру, направилась в соседнюю комнату, где что-то мастерили братья.

Чтобы как-то нарушить ставшее вдруг нестерпимым молчание, Александр Константинович шумно поднялся с дивана, на котором сидел. Подбоченясь, прошелся несколько раз по комнате, насвистывая бравурный марш, но это не ослабило напряженности. Тогда он заговорил о своем проекте постройки детского санатория на берегу Черного моря. В семье эта тема была излюбленной. Даже самый маленький, Вова, который только в этом году начал посещать школу, и тот проявлял к ней интерес. Правда, его занимали главным образом некоторые частности планируемого огромного сооружения: будет ли мраморная лестница спускаться до самого моря, не оборвется ли трос фуникулера.

Заречный говорил громко, убедительно, вдохновенно, но фразы будто падали в пустоту, не вызывая никаких отзвуков. Словно он один находился в комнате. Растерявшись под конец, Александр Константинович умолк и, немного помедлив, подошел к жене.

— Танюша, я не то хотел сказать.

Она не спеша подняла совершенно спокойное лицо. Голубые глаза смотрели немного удивленно.

— Ты о чем?

— Да вот я тут… ну, насчет Варенькиной матери…

Александр Константинович легко разгадал незамысловатое лукавство жены. Ей было обидно, но показать это она не хотела.

— А-а, — словно только теперь поняв, о чем шел разговор, сдержанно улыбнулась она и с жертвенной покорностью продолжала: — Ведь давно известно, первая любовь самая сильная, она никогда не забывается.

Так на нечаянно оброненное слово оскорбленная женщина ответила ударом. Ну, а затем все точно под горку покатилось, чем дальше, тем быстрее. События будто нанизывались одно на другое, готовя неотвратимую развязку.

Вечером в детской комнате за столом сидели Коля и Варенька. Несколько поодаль от них Вова усердно выписывал буквы.

— Ну как ты не поймешь? — обращаясь к брату, досадовала Варенька. — Ну, смотри, чтобы умножить на трехзначное число, нужно вначале умножить на единицы, потом на десятки, а потом на сотни. Ты так и делай.

— Как тут у вас, разбойники? — открыв дверь, спросил отец.

— Учимся, — старательно занимаясь своим делом, ответил Вова.

— А вы? — Отец подошел к старшим. — Двести четырнадцать на триста двадцать восемь, — заглянув в тетрадь, усмехнулся он. — Что, не получается?

Сын, закусив кончик карандаша, усиленно засопел. Полный, медлительный, очень покладистый мальчик не отличался большой сообразительностью. Учеба давалась ему с трудом. И хотя он старался подтянуться, дневник пестрел двойками.

— Ну-ну, дочка, учи его, дурака, — сказал отец и направился к двери.

Находясь в соседней комнате, Татьяна Дмитриевна услышала слова мужа. Чуть не заплакав от обиды, она схватила со стола чашку и быстро направилась в кухню.

Закрывая дверь в детскую, Александр Константинович успел заметить что-то неладное в поведении жены. На какое-то мгновение он, даже оторопев немного, задумался, но затем, решив, что это ему так показалось, спокойно последовал за ней.

Татьяна Дмитриевна стояла возле открытого холодильника и наливала молоко из кувшина в чашку.

— Присмотрел я сегодня в магазине велосипед Варюхе, — останавливаясь у кухонного стола, сообщил Александр Константинович.

— Конечно, теперь все для нее, — с подчеркнутой сдержанностью отозвалась жена.

Он развел руками.

— Ты что, Танюша?

— Ты просил холодного молока, — она протянула ему чашку как бы давая этим понять, что не желает продолжать начатый разговор.

— Спасибо. Но, прости, я не понимаю тебя.

— Ах, вот уже как? — иронически усмехнулась она. — Ну, что делать, если я и мои сыновья идиоты.

— Таня, — подступил к ней муж, но она уклонилась от его рук.

— Бывало, мы понимали друг друга с полуслова, — сказала она с горечью и быстро ушла.

Александр Константинович посмотрел ей вслед, вздохнул и поставил чашку на стол. Молока уже не хотелось.

Два дня спустя Варенька подбежала на улице к отцу.

— Ты откуда? — удивился он.

— Из Дворца пионеров, — ответила она. — Мы там концерт готовим.

— А я и не знал, что ты артистка, — пошутил отец.

— Я буду читать стихотворение.

— Послушаем, — улыбнулся он и предложил: — Зайдем на минутку в управление, а потом вместе отправимся домой.

В высоком и длинном коридоре, освещенном электрическими лампочками под белыми матовыми абажурами, отец сказал, чтобы Варенька подождала его, а сам поднялся по лестнице на второй этаж.

Девочка уселась на скамью, но, заметив наискосок от себя полуоткрытую дверь, осторожно подошла к ней. В это время дверь распахнулась, и в коридор вышел худощавый мужчина с желтоватым болезненным лицом.

— По делу или баловаться пришла? — заметив Вареньку, с нарочитой строгостью спросил он.

— Я с папой, — застыдилась она.

— А как тебя зовут?

— Варенька Заречная.

— Ах, Александра Константиновича дочурка! — приветливо воскликнул он. — Так вот ты какая!

Варенька стыдливо опустила голову и, чтобы скрыть свое смущение, сказала:

— А я вас знаю.

— Ошибаешься, мы не встречались.

— Ну и что? — немного осмелев, улыбнулась она. — Вы Леонид Петрович Логовской, — и тут же пояснила: — У нас есть фотография, вы там с папой на чертеж смотрите.

— Верно, было такое дело.

Леонид Петрович знал, что у Заречного от первого брака имелась дочь, и никогда не сомневался, что отец, аккуратно посылающий деньги на содержание девочки, позаботился также и о ее благополучии, сделал все, чтобы она получила надлежащее воспитание. Увидев теперь Вареньку чисто вымытой, недурно одетой, он тепло подумал о своем друге.

— Папа мне говорил, вы вместе работаете, — сказала Варенька.

— С твоим отцом мы не один пуд соли съели, — пошутил Леонид Петрович.

— Ой, как много, — засмеялась она. — И пить вам не захотелось?

— Ну, это так говорится, когда хотят сказать, что знают друг друга давно и очень хорошо, — улыбнулся он и взял Вареньку за руку: — Пойдем, я покажу тебе нашу чертежную мастерскую.

Они вошли в большой светлый зал, в котором в два ряда выстроились специальные станки с чертежными машинами.

— Нравится?

— Очень.

— Здесь начинается рождение замечательных домов, которые строят советские люди, чтобы таким курносым девочкам, как ты, счастливо жилось на свете.

Эти слова Леонида Петровича Варенька хорошо запомнила и за ужином повторила их, даже сохранив несколько приподнятый тон, каким они были произнесены старым архитектором. Получилось это очень удачно, и отец довольно засмеялся.

— А сыновья даже и не знают, на какой улице управление помещается, — обиженно сказала Татьяна Дмитриевна и, встав из-за стола, вышла из комнаты.

Отец прижал к себе дочку и озабоченно вздохнул. Он полностью отдавал себе отчет, к чему все это клонилось.

А события развивались.

В пятый класс Варенька перешла с похвальным листом, а Коля, как назло, остался в третьем на второй год.

Огорченная мать отхлестала сына по щекам, чего раньше никогда себе не позволяла. Потом сама долго плакала, и Александру Константиновичу с трудом удалось ее успокоить.

Вареньку мама Таня поздравила только на второй день, причем торопливо и сдержанно:

— Молодец, Варя. Хвалю.

Но когда девочка тут же подошла, чтобы помочь ей после завтрака убрать со стола, она холодно отстранила ее:

— Не надо, я сама.

Вскоре девочка попросила объяснить, как вышивается узор, который она нашла в журнале. Обычно Татьяна Дмитриевна охотно делилась своими знаниями. Но тут коротко оборвала:

— Не знаю, думай сама.

Давно они уже не сидели, склонив головы над вышивкой, рядом у окна. Александр Константинович постоянно старался вновь сблизить их, но его попытки были безуспешны, случалось даже, что они вызывали серьезную размолвку с женой.

— Что ж мне ее на руках носить прикажешь? — раздраженно отвечала она на осторожные замечания мужа. — Я уж не знаю, как мне с ней держаться. Раньше ты не делал мне подобных упреков, а теперь все не так.

— Ты напрасно злишься.

— А я не злюсь. Просто с некоторых пор у меня открылись глаза. Я ведь не маленькая, меня трудно обмануть.

— Но тебя никто не собирается обманывать.

— Верно. Однако это случается и помимо желания.

Татьяна Дмитриевна ревновала мужа к прошлому, в котором никто не властен что-то изменить.

Воспользовавшись необходимостью еще раз осмотреть место, где намечалось строительство детского санатория, Александр Константинович предложил поехать туда всей семьей.

Предложение его было охотно принято.

Братья немедленно и рьяно занялись удочками, куканами, сачками. Во дворе накопали червей для наживы и поместили их в железную банку из-под консервов. Споря, какую взять посуду под рыбу, дважды подрались, но помирились, вспомнив про самое большое в квартире эмалированное ведро.

Татьяна Дмитриевна и Варенька опять дружно хлопотали на кухне над ватрушками, кулебяками и пирогами. Ехали на один день, а готовились — будто на неделю.

— На свежем воздухе всегда аппетит усиливается, — объяснила Татьяна Дмитриевна и с напускным беспокойством добавляла: — А у нас трое мужчин!

Радуясь тому, что жена и дочка снова поладили, Александр Константинович для себя припас бутылочку красного вина, а «дамам и остальным мужчинам» — по бутылке лимонада.

День для поездки выдался чудесный.

В голубом, бездонно-прозрачном небе, только кое-где подернутом разорванной кисеей легких перистых облачков, окрашенных в едва уловимый розоватый цвет, раскинув крылья, скользила чайка. Просторно ей в небе. И она то стремительно неслась вперед, то плавно взмывала вверх, чтобы оттуда, высмотрев добычу, вдруг камнем упасть вниз.

Вдоль высокого обрыва, местами рассеченного распадками, широкой золотистой лентой тянулся песчаный берег. Знойное солнце щедро заливало его своими палящими лучами. С легким шумом плескались манящие прохладой небольшие волны. С берега море казалось выпуклым; чуть подернутое сизоватой дымкой, оно сливалось вдали с небом.

Быстро закончив свою работу, Александр Константинович присоединился к сыновьям, ловившим рыбу. Размахнувшись удилищем, он ловко закинул крючок далеко в море.

Татьяна Дмитриевна, накрыв голову мужниной рубахой, сидела на камне, удобно вытянув ноги, и читала книгу.

Варенька охраняла улов.

Александр Константинович одну за другой быстро поймал четыре рыбешки.

— Принимай в компанию, Варвара! — весело смеялся он. — Всем в одной ухе кипеть!

Пару ротастых бычков поймал Вова.

— Ой какие безобразные! — Девочка с состраданием глядела на судорожно трепетавших рыб, однако дотронуться до них руками опасалась.

Зато Вова храбро снял с крючков свою добычу и с напускной небрежностью швырнул в ведро, наполненное морской водой.

Вильнув хвостами, рыбешки опустились на эмалированное дно.

Как всегда, не везло Коле. Он дергал лесу в одну, в другую сторону, но она не поддавалась.

— Что у тебя? — спросил отец.

— Крючки зацепились, — недовольно ответил сын.

Прежде чем Александр Константинович успел что-то посоветовать, вскочила Варенька.

— Я сейчас.

Она быстро сбросила с себя сарафанчик и, схватившись за лесу, решительно кинулась в воду.

Вова с восхищением следил за легко плывущей сестрой.

— Брассом кроет, — видимо подражая кому-то, авторитетно заявил он.

Отплыв недалеко, Варенька нырнула, спустя немного времени снова появилась на поверхности воды и, отдуваясь, крикнула:

— Коля, тащи!

— Эх ты, — начал было Вова трунить над братом, но отец прикрикнул на него и тревожно покосился в сторону жены.

Ее уже не было на камне. Опустив голову, она медленно удалялась.

Хорошо начавшаяся прогулка была непоправимо испорчена.

Поздно вечером в спальне, мягко освещенной ночником под голубым абажуром, между супругами произошло, ставшее наконец неизбежным, объяснение.

Татьяна Дмитриевна, запахнув халат, сидела на краю кровати, привалившись плечом к ее спинке. Александр Константинович курил у открытого окна.

— Я понимаю, — нарушая затянувшееся молчание, заговорила жена, — девочка ни в чем не виновата. Но я не могу к ней привыкнуть, хотя, как ты знаешь, я старалась это сделать. Она для меня больше, чем чужая.

— Она моя дочь, — напомнил он.

— В этом-то и горе! — вырвалось у нее.

— Но она неплохая девочка.

— А я ее не хаю, — ответила она и вдруг иронически добавила: — Наши сыновья, конечно, хуже.

— Для меня они все одинаковы.

— Я это вижу, — ревниво вспыхнула жена. — А для меня нет. Слышишь? Нет! Нет!

Она едва сдержала себя, чтобы не разрыдаться.

Рассердившись, Заречный повернулся, чтобы сказать что-то очень резкое, но вовремя спохватился.

— Когда она приехала, — заговорил он тихо, — на нее было страшно смотреть. Теперь девочку не узнать.

— Но почему я должна ее воспитывать? — упрямилась Татьяна Дмитриевна. — У нее жива мать.

Мать!.. О ней до сих пор не говорили, хотя все время помнили. Она будто незримо присутствовала при размолвке супругов, не давая им примириться.

Заречный подошел к жене и обнял ее за плечи.

— Танюша, ты ведь добрая, да и ребята привыкли к ней.

— Не уговаривай, Александр. Я наперед знаю все то, что ты сейчас скажешь, но я не могу, — заплакала она.

По всему было видно, что она действительно не в состоянии перебороть то чувство, которое ее терзало..

Она сама отлично понимала, что случилось самое страшное в ее положении. Она ревновала своего мужа к его первой жене, и поводом к этому послужила Варенька. Порой ей казалось, что он ласков с дочкой только потому, что она похожа на свою мать. Те же волосы, глаза, губы, нос… Татьяна Дмитриевна в первые недели знакомства с Заречным мельком видела у него фотографию, на которой он был снят с женой и дочкой, и еще тогда подумала: «Какая красивая женщина!»

«Что, если он в душе раскаивается в том, что разошелся с ней? — мучилась теперь она. — Конечно, он не скажет. Но что у него на сердце?» — И, уже вкладывая иной смысл в слова, она сквозь слезы продолжала твердить:

— Я не могу! Я не могу!

После этого вечера супруги несколько дней не разговаривали. Александр Константинович крепился и упорствовал. Всегда энергичный и рассудительный, он не находил нужного решения. Ему казалось: без жертв не обойтись, причем представлялся только один возможный выход — Варенька должна уехать! И, чтобы в дом вернулся покой, Заречный уступил.

Разговор с дочкой состоялся в тот самый день, когда она принесла домой грамоту, которой ее наградили за успешное выступление в летнем концерте детской художественной самодеятельности.

Александр Константинович начал беседу осторожно, исподволь, но, как только дошел до главного, Варенька сразу категорически заявила:

— Я никуда не поеду. Мне здесь хорошо. Я не хочу обратно к тете Лине.

— Ты можешь поехать к маме, — продолжал отец.

— И к маме не хочу.

— Но это нехорошо, она может обидеться.

— И пусть. Я не поеду к ней. Я не поеду, — зарыдала девочка.

Но ехать все же пришлось.

Спустя неделю Александр Константинович нашел знакомого, который направлялся в командировку в тот город, где жила Екатерина Ивановна, и попросил его присмотреть в дороге за Варенькой.