Варенька

XXIX

Пошла вторая неделя со дня ухода Вареньки из дому, а Савва Христофорович никак не мог простить себе своей оплошки. И угораздило ж его привести девчонку в тот самый момент, когда в доме собралось столько народу! А ведь знал, хорошо знал, что ее ищут, что в любой момент могут прийти, спросить, увидеть. Так нет, захотелось поразить воображение старухи, так сказать, раз и навсегда морально добить ее и к тому же приятно пощекотать собственное самолюбие, покрасоваться перед соседями. Глядите, мол, какой я удивительный. Все могу! Вы искали и не нашли. А я пошел и сразу привел. Эх, Савва, Савва, набить бы тебе морду за такое дешевое пижонство!..

Он беспощадно казнил себя, издевался, придумывал самые обидные и оскорбительные клички. Ему было стыдно от одного сознания, что какие-то девчата с ткацкой оказались сильнее и умнее его. Варвара, которую он человеком не считал, а в руках держал, казалось, крепче некуда, вдруг легко из них вывернулась и послушно отправилась следом за своими новыми подругами. По глубокому убеждению Саввы, только от этого можно было окончательно взбеситься!

Капитолина Николаевна вначале тоже попробовала дать себе волю. Обвиняя во всем случившемся своего неудачливого партнера, она в ярости лохматила свои волосы, размахивала кулаками и, заливаясь слезами, исступленно орала:

— Идиот! Не привел бы эту психичку, все сошло бы по-другому!..

Савва Христофорович сперва делал вид, будто не слушает ее, а затем слегка прищурился и сказал тихо, но жестко и с угрозой:

— Ходи, детка, стороной. Целее будешь.

Женщина осеклась на полуслове и умолкла. Она уже достаточно хорошо знала характер и повадки своего названного супруга и, не без основания, панически его боялась.

Савва Христофорович почти не выходил из дому. Курил одну папиросу за другой. Откусывая кусочки мундштука, мельчил их на острых клыках и со злостью выплевывал за окно. Сознание собственного бессилия еще больше разжигало в нем злость и неукротимое желание во что бы то ни стало не уступить, сделать по-своему.

Он отлично понимал, следовало предпринять что-то очень быстро, решительно и, главное, наверняка, иначе Варенька ускользнет навсегда, а вместе с нею и деньги, которые так аккуратно присылал ее весьма педантичный и щепетильный в алиментных расчетах папаша. Кроме того, не ясно было, как решится вопрос с квартирой. Ведь основной квартиросъемщицей до сих пор числилась Варенька. После ее ухода признает ли райкомхоз права Амелиной на комнату? Ведь Капитолина Николаевна и Савва Христофорович считались здесь всего лишь квартирантами. Словом, надо было действовать! Но как?

Изворотливый, по-своему изобретательный и цепкий ум Саввы не знал покоя ни днем ни ночью. Лихорадочно работая, перебирал десятки точнейших вариантов, которые можно было использовать для того, чтобы вернуть выскользнувшую из рук девушку. Хитрые, в меру коварные, предельно искусные, они страдали одним основным недостатком. Сама Варвара не хотела вернуться к тетке, которую имела все основания ненавидеть.

«Конечно, если собаку бить, и та сбежит», — досадливо рассуждал он.

И все же уступать не хотелось. К чувству уязвленного самолюбия все больше и больше примешивались денежные расчеты.

«Потерять вдруг такую сумму! Ее не сразу найдешь в чужих карманах… Ну а что делать? Девчонка не вещь, насильно не потащишь, власти вмешаются!» — понимая свою полную беспомощность, устало думал Савва.

Свет от рогастой люстры всегда раздражал его, а сегодня особенно. Придумают же такое уродство, будто специально для того, чтобы слепить людям глаза! Точно нельзя сделать светильники поглубже, чтобы из них не торчали раскаленные нити электрических ламп. Савва Христофорович опустил голову и вдруг весь где-то внутри себя напрягся.

«Власти! — Он почувствовал, что наконец напал на то, что так долго и тщетно искал. — А почему бы властям и не вмешаться в эту историю? Правда, тут шутки плохи. Но ведь все будет зависеть от того, под каким соусом подать дело и, главное, к кому обратиться за содействием!..»

Он раздавил на ладони недокуренную папиросу, швырнул ее мимо пепельницы на стол и решительно поднялся с дивана, на котором сидел. План созрел сразу и во всех деталях.

Капитолина Николаевна, готовясь ко сну, старательно натирала лицо жирным кремом. У глаз, на лбу множились и углублялись морщинки, неумолимые вестники быстро надвигающейся старости. Энергичным разглаживанием кожи женщине хотелось отдалить эту всем неприятную встречу. Неожиданное и резкое движение Саввы заставило ее насторожиться.

— Ты помнишь инспекторшу районо, которая приходила к нам? — спросил он, медленно приближаясь.

— Да, конечно, — нерешительно ответила она. — Мы иногда встречаемся, здороваемся.

— Завтра утром пойдешь к ней.

— Зачем? — удивилась Капитолина Николаевна.

— Пожалуешься, — подчеркнуто произнес он. Сделав затем небольшую, но многозначительную паузу, он скользнул снисходительным взглядом по ее недоумевающему лицу, которое ярко лоснилось от обилия втертого в него жирного крема, и, довольный произведенным эффектом, продолжил наставительно: — Племянница, мол, от рук отбилась. Ей среднюю школу кончать, как того Советская власть требует, а ее на фабрику сманили.

— Но ведь она сказала тебе, будет работать и учиться, — напомнила Капитолина Николаевна.

— Верно, сказала… для отвода глаз. Понятно? А в голове у нее, танцульки-гулянки, женихи-кавалеры.

— У Варьки женихи? — глаза Амелиной расширились от изумления.

— В голове! — Савва постучал пальцем по лбу.

— Ах, — Капитолина Николаевна опустила баночку с душистым кремом на стол и, собираясь с мыслями, часто заморгала глазами. Ей показалось, она поняла, что от нее требуется. — Ну, конечно, — не совсем уверенно начала она, — пусть девочка вначале закончит среднюю школу, а потом, если не захочет идти в институт, пусть поступает хоть на все ткацкие фабрики сразу:

Савва согласно кивнул головой и предупредил:

— Только нужно, чтобы инспекторша пошла не на фабрику, там партком, фабком, комсомолия, а в общежитие. И лучше вместе с нами, в выходной!..

Среди лета вдруг испортилась погода. С севера подул холодный ветер. Набежали серые тучи. Хлынули дожди.

В выходной день девушки не пошли на стадион, а остались дома. С утра мыли, чистили, стирали, сушили, гладили, а под вечер затосковали.

— В кино не хочется, в театре были — стоя у окна и рисуя пальцем узоры на запотевшем стекле, вздыхала Антонина. — Вот на такое время собрания назначали бы.

— И в объявлениях так бы и писали, — подхватила озорная Женя. — Собрание состоится в первый дождик. Здорово? А главное, с собрания никто бы не удирал. Хотел бы, но куда пойдешь, кругом мочит.

— А регламент для докладчика устанавливали бы по размеру облака, — вставила Соня. — Большая туча — длинный доклад, маленькая — короткая информация.

— Ну а в конце председатель объявлял бы, — Римма широким театральным жестом отложила в сторону книгу, которую читала, важно поднялась из-за стола и, сделав движение рукой, будто поправила на носу очки, продолжала приподнято: — Уважаемые товарищи! Благодарю вас за внимание. Дождик кончился, собрание закрывается.

Девушки развеселились.

— А ведь это стоящая мысль! — повесив платье в шкаф, воскликнула Маруся. — И, что важно, нам действительно есть о чем потолковать. Нина, звони Николаю, пусть пулей летит к нам.

— Мария, не добивай! — Женя молитвенно сложила ладони и грохнулась перед ней на колени. — С нас хватит одной плохой погоды.

— Женька, паршивая девчонка, ну когда ты станешь серьезной? — засмеялась Мария и шутя взлохматила рыжие волосы подруги. — Верно, девочки, поговорим.

— Что ж, если нужно, давай, — согласилась Клавдия. — А то ведь соберешь, когда распогодится.

— Эх, где наше не пропадало, — с напускным отчаянием махнула рукой Женя и поднялась с колен. — Ладно, открывай ассамблею!

Нина пошла в вахтерскую. Там на старой, захватанной руками деревянной тумбе стоял телефон, которым пользовались все, живущие в общежитии.

В ожидании скорого прихода гостя девушки еще раз оглядели свою комнату, поспешно убрали подальше от постороннего глаза часть своих туалетов.

— Ой, совсем забыла, — обратилась к Вареньке Римма. — Вчера днем я была в районо и видела там твою патронессу.

— Тетю Лину? — удивилась девочка. — Чего ей туда?

— Вот и я про то же. Не о тебе ли хлопочет?

— Обо мне? — Варенька грустно усмехнулась. — Нет, конечно… Она, наверное, меня уже и не вспоминает.

— Как знать, — с сомнением качнула головой Римма. — Твой уход — ее убыток.

— Нам-то что? — недовольно заметила Мария, которой не нравилось, когда кто-нибудь напоминал Вареньке о ее жизни у Амелиной. — За чужие потери, особенно такие, как у тети Лины, болеть не собираемся.

— Это, конечно, так, — согласилась Римма. — Но тетя Лина, наверное, думает иначе. Мне показалось, что она не из тех, кто безропотно смиряется с утратами. К тому же там еще и этот, как его… дядя Савва имеется. От таких, как он, в любое время подвоха жди.

— Не страшно, — обрывая разговор, усмехнулась Мария…

Николай примчался минут через пятнадцать, запыхавшийся, слегка продрогший на ветру, но веселый и довольный. Здороваясь, кивнул всем, бросил мокрый плащ на оказавшийся рядом с дверью стул и, сразу отыскав глазами Нину, устремился к ней.

Однако на пути встала Мария.

— Разве Нина не сказала? Мы все хотим видеть тебя.

— Делу время! — не упустила случая съязвить Женя.

— А я-то думал, — распевно протянул Николай и скорбно вздохнул, хотя глаза его сияли от радости. Он был счастлив уже от одного того, что находился совсем рядом с любимой девушкой, в одной с ней комнате, куда, кстати, пускали его не очень часто.

— Успеете еще, — потеплела Мария. — У вас все впереди. Дом-то почти готовенький стоит.

Варенька украдкой посмотрела на свою школьную подружку и стыдливо зарделась.

Она уже знала, с каким нетерпением Николай и Нина ждали окончания строительства нового дома.

Каждую субботу Николай приходил к открытым окнам общежития и негромким, с переливами, свистом вызывал Нину. Девушка ждала условленного сигнала и тотчас выходила.

Привычно взявшись за руки, они спешили на соседнюю улицу, где высилась громада вновь построенного дома, чтобы отметить, какие изменения произошли с ним за неделю. Обычно они сетовали на то, что окончательная отделка дома производилась не так быстро, как бы им хотелось.

Строители уже знали их и постоянно успокаивали:

— Идем с опережением графика на четыре недели. Дом сдадим досрочно. Задерживаться нам здесь нельзя, в другом месте ждут!

Николай даже наметил, какую квартиру будет просить.

— А я с тобой в любую пойду, — призналась девушка.

Она была волнующе трогательна в своей первой, чистой и нежной привязанности к другу.

Когда Римме в драмкружке предложили сыграть Джульетту, она охотно согласилась:

— С нашей Нинухи сделаю эту роль.

Так в одной бригаде появилось две Джульетты, одна — в жизни, другая — на сцене…

В ровных, взаимосогласных и заботливых отношениях Николая и Нины Варенька угадывала что-то для себя новое, еще не изведанное, одинаково пугающее и разжигающее острое девичье любопытство, в беспокойных сполохах которого она стыдилась признаться даже себе…

Мария придвинула стул Николаю.

— Садись. Потолковать надо.

Шаловливая Женя тут же вставила:

— Галина Ковальчук на пятки нам наступает.

Мария поняла намек. Ох уж эта сорока!..

Варенька примостилась рядом с Ниной и старалась не пропустить ни одного слова из того, что говорилось. Она успела уже многому научиться. Правда, пока еще под присмотром Марии, но уже работала на станках. Сейчас ее волновало то обстоятельство, что она еще не успела полностью овладеть мастерством своих подруг, а они уже вели разговор о достижении новых высот в работе.

— Ничего, догонишь, — шепотом успокаивала ее Нина. — Ты сноровиста. Да и к делу у тебя любовь.

— Это, наверное, от моих бабушек, — улыбнулась Варенька. — Они всегда гордились тем, что были ткачихами.

В общем-то спокойная и деловая беседа с помощником мастера неожиданно обострилась. Добродушный и покладистый Николай вдруг заупрямился:

— Станок на сто шестьдесят оборотов главного вала рассчитан, — возбужденно доказывал он. А мы в минуту двести сорок даем. Куда ж дальше?

— Значит, предел? — наступала Мария.

— Предел? — Николай страшно не любил этого слова. Ему всегда казалось, что за ним кончается все живое, красивое, радостное и начинается что-то мертвое и неподвижное. — Почему предел? — переспросил он с досадой и, достав из пачки папиросу, помял ее в пальцах, но не закурил. За дверь в момент выставят. — Я к тому, — размышлял он, — не легко придется.

— Не пугай красну девицу работой, — лукаво подмигнула Женя и выкрикнула: — Даешь двести шестьдесят!

Мария хотела остановить непоседливую подругу, но Антонина распахнула окно:

— Эй, граждане, благодарю за внимание, собрание закрывается. Дождь кончился!

К ней подскочила Женя:

— Сегодня я с тобой на танцы! — завертела ее по комнате, напевая: — Та-ра-та-та-та…

В комнате сразу стало шумно.

Никто не слышал короткого предупредительного стука в дверь, которая тут же приоткрылась.

Загодя обученная Саввой, в комнату стремительно ворвалась Капитолина Николаевна. Отстранив с дороги кружащуюся в танце пару, она бросилась к Вареньке, судорожно обняла ее и осыпала поцелуями.

— Деточка моя, миленькая моя, звездочка моя, радость моя!..

Оставаясь за порогом комнаты, будто опасаясь его переступить, инспектор районо недоуменно подняла плечи.

— Боже, что здесь происходит?

К ней быстро приблизился Савва Христофорович. Он сам не ожидал, что все так удачно получится.

— Обратите внимание, — припав к самому уху инспектора, горячо зашептал он. — В женском общежитии подвыпивший парень и, как видно, из тех! — Он многозначительно подмигнул глазом и даже причмокнул. — И, как изволите видеть, в этой буйной и непристойной компании несовершеннолетняя девочка. Школьница. Дитя!..