Вечный огонь

«Эхо на Полесье»

Утром 22 сентября 1942 года из ЦК КП(б)Б была получена радиограмма: «Василию Ивановичу Козлову прибыть в Москву для доклада о ходе борьбы в тылу немецко-фашистских оккупантов. Самолет посылаем сегодня ночью на ваш аэродром».　

Не успели члены обкома собраться, как налетела вражеская авиация и подвергла наш остров бомбежке.　

— Давайте-ка отойдем с «Доброго» в сторонку, — предложил Василий Иванович членам обкома. — Надо поговорить в более спокойной обстановке.　

Мы отошли с полкилометра, выбрали сухое возвышенное место и расположились на траве под березами. Козлов открыл заседание обкома и сказал:　

— Как долго я пробуду в Москве — неизвестно. Поэтому надо решить, кто в это время будет возглавлять областной комитет партии и партизанское соединение. — Он подумал немного и предложил: — Я думаю, что исполнение обязанностей первого секретаря обкома и командира партизанского соединения следует возложить на товарища Мачульского.　

Все согласились с этим предложением. Я поблагодарил товарищей за доверие.　

На заседании встал вопрос о том, чтобы разрешить вылететь в Москву Алексею Георгиевичу Бондарю и генералу Михаилу Петровичу Константинову. Алексей Георгиевич был ранен, не получал квалифицированной медицинской помощи, и раны у него гноились. Его необходимо было госпитализировать. А Михаил Петрович не раз высказывал желание продолжать борьбу с врагом на фронте, в рядах Красной Армии, считая, что там он принесет больше пользы общему делу. Члены обкома решили отправить в Москву вместе с Василием Ивановичем также Бондаря и Константинова.　

Были рассмотрены и другие организационные вопросы. Заместителем командира соединения по оперативной части был назначен Иван Михайлович Куликовский, заместителем по разведке и контрразведке — Роберт Борисович Берензон, начальником штаба соединения — Павел Михайлович Коновалов.　

— Центральный Комитет партии, — сказал В. И. Козлов, — будет интересоваться не только тем, что мы сделали, но и планами обкома и штаба соединения на будущее.　

— С кем в Москве придется беседовать, мы не знаем, — сказал я. — Но независимо от того, на каком уровне тебя будут принимать, ты должен сказать, что партизанское движение на территории Белоруссии настолько развилось и окрепло, что может проводить самые сложные боевые операции. Для этого нужно только усилить материальную помощь с Большой земли. Что касается наших конкретных планов на ближайшее будущее, то следовало бы вернуться к вопросу, который я предлагал обсудить еще весной. Речь идет о взрыве железнодорожного моста на реке Птичь. Если раньше кое-кто сомневался в успешном проведении этой операции, то сейчас положение совершенно иное: у нас есть все необходимое для ее осуществления — и силы, и средства.　

После обмена мнениями было решено: железнодорожный мост через реку Птичь на магистрали Брест — Калинковичи около станции Птичь длиною более 150 метров взорвать в канун праздника 25-й годовщины Великого Октября; операции дать кодовое название «Эхо на Полесье». Это будет нашим подарком Родине в честь годовщины Великого Октября и конкретной помощью войскам Красной Армии, которые в то время вели героические бои у стен Сталинграда.　

Мы обстоятельно говорили о том, что следовало бы отразить в отчете ЦК партии, определив наши крайние нужды.　

Незаметно прошел день. Вечером мы ушли на аэродром. Расставаться с боевыми товарищами было грустно. Неизвестно, доведется ли еще встретиться. Но вот прибыл самолет. Последние напутствия, последние рукопожатия» Самолет с ревом пронесся мимо нас и взмыл в ночную темень. Прощайте, друзья! Счастливого пути!　

Партизаны погасили сигнальные костры.　

Возвращаясь с аэродрома, я думал о том, что обком партии доверил мне ответственный участок. Он надеется, что наши удары по врагу не только не ослабнут, а будут день ото дня возрастать. Надо во что бы то ни стало оправдать это доверие.　

За год работы в подпольном обкоме я прошел большую школу борьбы, приобрел опыт организаторской работы в массах в сложных условиях вражеской оккупации. Все это, разумеется, поможет мне выполнить обязанности первого секретаря обкома и командира соединения. Особенно ободряло то, что рядом, плечом к плечу, находились боевые товарищи, умудренные большим жизненным опытом, — члены обкома, командиры и комиссары отрядов, секретари подпольных райкомов партии и первичных партийных организаций, закаленные и мужественные партизаны. Почаще советоваться с ними, внимательно прислушиваться к их голосу — и дело пойдет наверняка.　

25 сентября 1942 года я вызвал к себе командиров подрывных групп из отряда Михайловского — Григория Токуева и Илью Герасименко, а также партизана-подрывника Василия Митрофановича Будовича, жителя поселка Млынок, расположенного неподалеку от железнодорожного моста. Дал задание Токуеву и Будовичу произвести тщательную разведку вражеского гарнизона станции Птичъ: установить его состав, вооружение, расположение огневых точек; до мелочей изучить правую сторону реки от поселка Млынок до моста, выяснить, как охраняется мост; точно определить огневые точки и наличие минных полей на подходах к нему.　

Группе Ильи Герасименко было приказано тщательно обследовать левый берег реки, найти брод для переправы партизан, разведать наиболее выгодный рубеж обороны, заняв который можно было бы задержать противника в случае, если он направит подкрепление из гарнизона Мышанка.　

Четверо суток разведчики провели в районе моста и блестяще справились с заданием. Собранные ими сведения укрепили нашу уверенность в том, что подрыв железнодорожного моста вполне осуществим. Я предложил своему заместителю Куликовскому, начальнику штаба Коновалову и инструктору подрывного дела Шимченку немедленно приступить к разработке плана операции, причем всю подготовительную работу вести в строжайшем секрете.　

1 октября состоялось совещание командиров и комиссаров отрядов, секретарей партийных и комсомольских комитетов. Выступавшие говорили, что партизаны должны равняться на мужественных защитников Сталинграда, что надо неустанно улучшать партийно-комсомольскую работу в отрядах и всей силой своего влияния увлекать людей на подвиги.

Диверсионно-подрывная работа на железнодорожных магистралях заметно активизировалась. Так, 7 октября группа партизан из отряда Болотникова (Глушко) во главе с Г. П. Быковским между станциями Старушки — Копцевичи подорвала воинский эшелон с войсками. Под откос свалились паровоз и двенадцать вагонов. На этом же участке сразу после того, как фашисты отремонтировали путь и восстановили движение, отделение Петра Андреевича Семенова из отряда Далидовича произвело крушение эшелона с живой силой и техникой противника. Операция была выполнена на редкость удачно — вышли из строя паровоз и вагоны. Несколько автомашин и десятки подвод двое суток вывозили раненых и убитых, извлекая их из-под обломков вагонов.　

17 октября отряды имени Гастелло, Глушко и Шваякова совершили совместный налет на железную дорогу между станциями Старушки — Копцевичи. Бойцы подорвали путь и обстреляли эшелон противника. Подрывники Николай Тарасов, Федор Чернобровкин, Виктор Трапезников 20 октября заминировали путь на перегоне Осиповичи — Татарка. В подорванном вражеском эшелоне было разбито двенадцать вагонов с боеприпасами и 3 платформы с техникой. 21 октября группа подрывников из отряда Далидовича во главе с командиром взвода Михаилом Лагуном спустила под откос железнодорожный состав с оружием и боеприпасами. Всего за период с 20 сентября по 1 ноября 1942 года партизанским соединением южных районов Минской и северных районов Полесской областей было спущено под откос 49 эшелонов противника.　

К концу первой декады октября план операции «Эхо на Полесье» был готов, и я доложил об этом ЦК КП(б)Б и ЦШПД. Попросил прислать необходимое количество взрывчатки, детонирующего и бикфордова шнура, капсюлей-детонаторов, винтовочных и автоматных патронов.　

Для последнего уточнения плана операции я с небольшой группой работников штаба выехал на рекогносцировку. Остановились в прибрежных кустах ивняка. В широкой пойме реки стояло несколько стогов сена. Вдали виднелись ажурные фермы железнодорожного моста. В восьмистах метрах от него, в поселке и на станции Птичь, располагался вражеский гарнизон, насчитывающий 750 гитлеровцев. Охрана моста — два взвода по 30 человек — занимала четыре хорошо оборудованных дзота с пулеметами; имелись противотанковые пушки. Поддерживалась связь не только с гарнизоном станции Птичь, но и с крупными гарнизонами, расположенными в Мышанке, Копаткевичах и Петрикове. Враг мог подбросить подкрепление также из Калинковичей и Копцевичей. Таким образом, против партизанских отрядов, занятых в операции по взрыву моста, противник мог немедленно бросить свыше пяти тысяч солдат и офицеров.　

— С такой силой нам не справиться, — говорили некоторые работники штаба, — можно оставить людей на поле боя и не выполнить задачи.　

Я твердо подчеркнул, что вопрос о проведении операции по взрыву железнодорожного моста давно решен и обсуждению не подлежит, и тут же дал указание начальнику штаба П. М. Коновалову срочно вызвать в штаб соединения командиров тех отрядов, которые по плану привлекались к операции. Вскоре они прибыли. Я сказал, что их отряды примут участие в операции по разгрому крупного и сильно укрепленного гарнизона противника; о времени и объекте нападения будет сообщено дополнительно. В. Шимченку, К. Пущину и А. Титову поручил скомплектовать группу подрывников, подготовить толовые заряды и отработать приемы минирования, которые понадобятся при действиях на мосту.　

Секретарь обкома Иосиф Александрович Бельский и секретарь ЦК ЛКСМБ Кирилл Трофимович Мазуров провели в отрядах политическую работу, рассказали бойцам о положении на фронтах и особенно о героической борьбе воинов Красной Армии под Сталинградом, сделав упор на необходимость более активных боевых действий партизан.　

30 октября мы получили от секретаря ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко радиограмму о том, что к нам вылетает самолет с необходимым грузом.　

Выехали на аэродром. Вскоре прибыл самолет. Партизаны быстро разгрузили его. Я глядел на ящики с боеприпасами и от души радовался.　

Приняв груз, мы к утру прибыли с ним в Двесницу — штаб соединения. Тут же мною было отдано распоряжение начальнику штаба: вызвать отряды, участвующие в операции, в пункты сосредоточения — деревни Комаровичи и Заполье. От подрывников Шимченка, Пущина и Титова потребовал подготовить пакеты взрывчатки в таком виде, в каком они должны быть уложены на мосту.　

2 ноября в 11 часов в деревне Комаровичи состоялось совещание командиров и комиссаров отрядов, на котором был доложен план захвата и взрыва моста. Отряды Макара Бумажкова и Дмитрия Гуляева должны были разрушить железнодорожное полотно и связь между станциями Муляровка и Коржовка (в тринадцати километрах западнее станции Птичь) и занять там оборону с тем, чтобы в случае отправки подкрепления из гарнизона Копцевичи навязать ему бой и задержать хотя бы часа на два. Группе партизан в количестве 250 человек из бригады Павловского поручалось разрушить железнодорожное полотно и связь в шести километрах восточнее моста, занять удобный рубеж для обороны и не допустить подкрепления из мышанского гарнизона. Отряд Патрина получил приказание перерезать возле деревни Ивашковичи дорогу Копаткевичи — Птичь и, если возникнет необходимость, смело вступить в бой с подразделениями противника, перебрасываемыми из Копаткевичей. На отряды Далидовича и Розова, в которых насчитывалось 350 человек, возлагалась наиболее трудная задача. Они должны были отрезать поселок и станцию Птичь от железнодорожного моста, взять вражеский гарнизон в клещи и ураганным огнем сковать его силы. Специальная группа в составе 300 партизан из отрядов Жигаря, Пакуша и Кравца должна была захватить мост, уничтожить его охрану и обеспечить безопасность для минирования моста. Выполнение задачи по минированию и взрыву моста возлагалось на группу подрывников из 45 человек, составленную в основном из минеров московского комсомольского отряда имени Гастелло и некоторых лучших специалистов этого дела из других отрядов. Отряд Столярова в количестве ста человек оставался в резерве. К шести часам утра каждый отряд должен быть готовым по условленному сигналу (две красные ракеты) приступить к выполнению боевой задачи.　

В двенадцать часов 2 ноября отряды вышли из района сосредоточения. До железнодорожного моста через реку Птичь было 55 километров. Это расстояние требовалось преодолеть за 18 часов. Вроде не так много — 3 километра в час. Но, пройдя половину пути, мы убедились, что допустили серьезную ошибку. Пошел дождь, дорога раскисла, идти стало тяжело. Если бы мы к утру и сумели занять исходные позиции, все равно начинать бой было бы нельзя: измученные тяжелым переходом люди не смогли бы выполнить столь ответственную задачу.　

Что же делать? Подойти к Птичи и остановиться на отдых — значит, сорвать операцию, так как крупные партизанские силы от разведки не скроешь. Немецкое командование могло легко разгадать наш замысел и усилить не только охрану моста, но и гарнизон на станции Птичь. Я посоветовался с И. Бельским, К. Мазуровым и И. Куликовским. Как быть? Положение казалось безвыходным — двигаться дальше нельзя и отложить операцию тоже нельзя.　

После тщательного обсуждения было принято решение отклониться от намеченного маршрута — вплотную подойти к районному центру Копаткевичи и создать видимость, будто готовимся напасть на этот гарнизон. А потом, отдохнув, оставить небольшие группы партизан маячить в виду районного центра, главные же силы быстро перебросить в район станции Птичь и быть готовыми к выполнению операции в 6 часов утра 4 ноября 1942 года.　

Этим отвлекающим маневром мы ввели противника в заблуждение. Наши отряды подошли к Копаткевичам и расположились в деревнях на отдых. Движение партизан, естественно, сразу же было замечено противником.　

— Что вы делаете? — с возбуждением спросил Павловский, войдя в дом, где располагался штаб. — В Копаткевичах тревогу играют! Напрасно подошли так близко, под прямой удар противника отряды поставили…　

— Не горячись, — спокойно возразил я ему. — Пока гитлеровцы решат, что предпринять: то ли обороняться, то ли наступать, нас здесь уже не будет.　

Все получилось именно так, как мы и предполагали. Противник не сумел быстро сообразить, в чем дело, и дал нам возможность хорошо отдохнуть, привести себя в порядок и подготовиться к броску на Птичь. Оставив небольшие заслоны, мы отошли от Копаткевичей и около пяти часов утра 4 ноября вышли на исходные рубежи для выполнения операции «Эхо на Полесье».　

В пути, когда партизаны группы Павловского подошли к реке, оказалось, что разведчики не попали на обнаруженный ранее брод. В поисках брода можно потерять драгоценное время. Тогда Маханько — комиссар бригады Павловского — смело спустился к реке и вошел в ледяную воду, поднял над головой автомат и тихо сказал:　

— За мной, товарищи!　

Партизаны, не задумываясь, пошли за комиссаром. Холодная вода обжигала тело: на середине реки она доходила до груди. Некоторые партизаны, натыкаясь на камни и коряги, падали. Их тут же подхватывали товарищи и помогали встать на ноги. Мокрые, дрожащие от холода бойцы выбрались на левый берег и, прибавив шагу, двинулись к железной дороге.　

Я шел во главе штурмовой группы, которая двигалась по правому берегу реки к мосту. В этой группе находились секретарь ЦК ЛКСМБ К. Т. Мазуров и мой заместитель И. М. Куликовский. Отряды Далидовича и Розова устремились к поселку и станции Птичь. Секретарь обкома партии И. А. Бельский, работники штаба Михаил Голиков и Павел Жуковский пошли с отрядами Далидовича и Розова.　

На рассвете, обходя плесы, преодолев немалые трудности, мы подошли почти к самому мосту: до него оставалось всего лишь 70–80 метров. Было слышно, как гитлеровцы неторопливо прохаживаются по настилу, переговариваясь друг с другом. Это хорошо! Раз охрана ведет себя спокойно, значит, она ничего не подозревает о нападении.　

Ровно в 6.00 издалека, с западной стороны, донесся приглушенный расстоянием звук тяжелого взрыва. Почти в ту же минуту слева, за рекой, раздался второй взрыв — это начали действовать Бумажков и Маханько. Я немедленно выпустил две красные ракеты — условный сигнал к штурму моста и открытию ураганного огня по гарнизону Птичь. В тот же миг заработали пулеметы и автоматы. Их треск смешался с могучим «ура!». Вперед устремились штурмовые группы. За несколько минут охрана моста была уничтожена, и подрывники приступили к минированию.　

Гарнизон в поселке и на станции Птичь в первый момент был ошеломлен нашим нападением. Но гитлеровцы быстро пришли в себя и, разгадав наш замысел, открыли сильный минометный и артиллерийский огонь по мосту. Среди минеров-партизан появились раненые и убитые. Минутная заминка. В этот момент слышу голос Казимира Францевича:　

— Ребята! Еще пару минут, и все будет в порядке!　

Партизаны действовали самоотверженно, укладывая последние толовые заряды возле ферм и опор, точно придерживаясь схемы минирования. Даже раненые не прекращали работу. Наконец Шимченок крикнул:　

— Пакеты уложены! Шнур подведен! Все — с моста!　

Я подошел к Шимченку и Пущину. Только они вдвоем должны были остаться на мосту и поджечь шнур.　

— Братцы, еще раз проверьте, все ли в порядке. Ошибки не должно быть!　

— Все будет в порядке, не беспокойтесь, Роман Наумович! — сказал Пущин. — Если потребуется, сапогом капсюль разобьем, но взрыв будет!　

В воздух взлетели две белые ракеты — сигнал к общему отходу.　

Партизаны устремились к поселку Млынок — месту нашего сбора. Я отошел от моста метров сто пятьдесят и остановился, ожидая взрыва. Вдруг в предрассветном тумане показались два силуэта. Я сразу же их узнал — это бежали Володя и Казимир. «Сюда, сюда!» — крикнул я им. В этот момент воздух дрогнул от мощного взрыва. Ввысь взметнулся огромный столб яркого пламени. Мост рухнул. Над полями и лугами, лесами и болотами прокатилось громкое эхо. Я верил, что так именно и будет. Недаром мы назвали операцию «Эхо на Полесье». Слушайте, фашисты, его раскаты!　

Я смотрел на Шимченка и Пущина, усталых, взволнованных, и испытывал чувство необыкновенной гордости за своих товарищей. Они готовы были погибнуть, но завершить боевую операцию.　

Народные мстители собрались в поселке Млынок. Остановка была короткой, только для того, чтобы перевязать раненых, уложить на подводы убитых и удостовериться, все ли бойцы собрались, не остался ли кто на поле боя.　

До рассвета надо было пройти открытую местность и скрыться в лесу.　

Как только последние партизаны, охранявшие колонну сзади, вошли в лес, в воздухе появились фашистские самолеты. Они долго кружили, выискивая партизан, но ничего не обнаружили и улетели.　

В лесу, на развилке дорог, наша колонна встретилась с разведкой противника. Увидев большие силы партизан, гитлеровцы растерялись и пытались спастись бегством, но попали под наш дружный огонь. В итоге 27 солдат было убито, трое взято в плен. К вечеру мы прибыли в деревню Новоселки, где остановились на отдых до следующего дня.　

Утром 5 ноября партизаны построились на опушке леса в районе Новоселок. Я сообщил первые итоги операции. От имени обкома партии и штаба соединения объявил бойцам благодарность и поздравил их с наступающим праздником — 25-й годовщиной Великого Октября.　

Взрывом моста на реке Птичь была выведена из строя на 18 суток железная дорога, питавшая юго-западную группировку гитлеровской армии. При этом было убито большое количество оккупантов. Наши потери: 7 убитых (среди них комиссар отряда Алексей Тарасов, партизаны Федор Говоровский, Павел Ющенко) и 13 раненых. Если учесть, что до взрыва моста магистраль ежедневно пропускала по 25–30 эшелонов с живой силой, техникой и боеприпасами противника, то за 18 суток враг не смог отправить фронту 450–540 эшелонов. Это была существенная помощь войскам Красной Армии, когда они перемалывали фашистские полчища на подступах к Волге. Позднее мы с радостью узнали от железнодорожника А. Шкаля о том, что в результате взрыва моста была сорвана и отправка тысячи советских юношей и девушек на каторжные работы в Германию, намечавшаяся на 4 ноября.　

Успех операции «Эхо на Полесье» окрылил партизан. Как только гитлеровцы наладили движение по железной дороге, мы начали готовить операцию по подрыву моста на реке Бобрик между станциями Копцевичи — Муляровка. Этот мост, хотя и меньше птичского, также имел важное значение. Если его подорвать, то движение по дороге прекратится минимум на неделю.　

Нам было известно, что ближайший от моста гарнизон расположен в десяти километрах, на станции Копцевичи. Там размещались батальон 101-го словацкого полка, рота мадьяр, около сотни немецких жандармов, полиция и некоторые другие мелкие подразделения. Для охраны моста назначался караул из 36 человек. Имелось четыре дзота с пулеметами. В километре от реки, на разъезде, находилась группа противника численностью до взвода. Все эти данные раздобыли разведчики из отряда Глушко, которые облазили всю местность, прилегающую к мосту. Командир отряда Иосиф Никифорович Глушко обстоятельно, со знанием дела доложил разведданные штабу соединения. После этого мы разработали план операции. Взрыв моста намечалось произвести в ночь с 8 на 9 декабря 1942 года. Поздно вечером 8 декабря мы выехали из деревни Бобрик. Как было ранее договорено, в два часа ночи в сопровождении связного Кирилла Шамрило к нам приехал начальник штаба 101-го словацкого полка Ян Налепка. Встреча состоялась в лесу между деревнями Оголичи и Сотничи, в трех километрах от бобрикского железнодорожного моста, В ту ночь я немало переволновался. Шел сильный мокрый снег. «Приедут ли в такую погоду офицеры 101-го полка?» — не давала покоя мысль. Изредка посматривал на своих товарищей — Бельского, Мазурова, Куликовского, Жигаря, Глушко, Пущина, Шимченка. Они чаще обычного поглядывали на часы — тоже, разумеется, волновались. Но вот ровно в два часа ночи прибыл Налепка с нашим связным и одним из своих офицеров. Мы тепло поздоровались.　

— Кажется, не опоздали, — улыбнулся он.　

— Нет. Прибыли вовремя, — подтвердил Иосиф Александрович Бельский.

После короткой беседы я сказал словацким командирам, что через 30 минут мы приступим к взрыву моста через реку Бобрик, и спросил их:　

— Чем вы можете нам помочь?　

— Я очень сожалею, что о вашей операции узнал только сейчас, — ответил Ян. — Можно было бы на сегодняшнюю ночь назначить на охрану моста словаков, в которых я уверен. Тогда вы смогли бы подойти к нему без единого выстрела. Но сейчас мост охраняют не известные мне солдаты, и сменить их я не могу.　

— Нам нужны гарантии, что, когда мы начнем операцию, словаки не будут брошены против нас, — сказал я.　

— Хорошо, — согласился Ян. — Я приму все зависящие от меня меры. Прошу только отложить начало операции на два часа. За это время я должен вернуться в гарнизон, чтобы не вызвать своим отсутствием подозрения у немцев. Обещаю, что после объявления тревоги в гарнизоне вы не увидите моих подчиненных на поле боя.　

Налепка уехал в Копцевичи. Наши отряды начали выдвижение на исходные позиции. Ровно через два часа, как и было договорено с Налепкой, партизаны приступили к осуществлению намеченной операции. Отряд Далидовича оседлал железную дорогу около деревни Оголицкая Рудня, разрушил полотно, линию связи и расположился в засаде. Вторая группа этого отряда устроила засаду на дороге Оголичи — Петриков. Отряд Глушко атаковал железнодорожный разъезд, что западнее моста, и уничтожил фашистскую охрану. Группа партизан во главе с командиром отряда Жигарем разрушила железную дорогу в направлении станции Птичь и в двух километрах от моста заняла оборону. Отряд имени Гастелло и часть партизан из отряда Бумажкова по сигналу устремились на штурм моста, уничтожили охрану и захватили его. В наших руках оказалось 13 пленных гитлеровцев.　

Подрывники во главе с работником штаба Владимиром Шимченком и командиром отряда Казимиром Пущиным быстро установили крупные толовые заряды. Через несколько минут мост взлетел на воздух. Эта операция была проведена успешно, противник был застигнут врасплох и по существу не смог оказать сопротивления. В бою погиб один партизан.　

Отряды начали организованный отход. Хорошо возвращаться домой с победой! По-моему, нет у человека более приятного чувства, чем чувство исполненного долга перед Родиной. Это и радость, и гордость, и сознание правоты нашего общего дела, и уверенность в своих силах. Ты устал, хочется отдохнуть, но пошли тебя сейчас на более трудное и опасное задание — и ты с готовностью ответишь: «Есть!» Такое чувство испытывал я, когда ехал из Бобрика. Хотелось петь, и я тихо насвистывал любимую мелодию: «Дан приказ: ему на запад…»　

Вдруг ко мне подбежала группа партизан и остановила лошадь.　

— Товарищ командир! — наперебой говорили они. — К нам пришел дед Талаш!..　

— Где он?　

— Там… Боковой дозор встретил…　

Мы остановились, ожидая прославленного партизана гражданской войны.　

Перед нами предстал низенький, крепкий старичок с живыми, умными глазами и седой бородкой-клинышком. Василий Исакович Талаш был в поношенной шубе, в валенках и старой шапке-ушанке.

— Здорово! Ты, что ли. будешь командиром? — спросил он, протягивая мне сильную, мозолистую руку.　

— Я, Василий Исакович. Садись в возок. Какими судьбами?　

— Судьба у нас одна: бить надо фашистскую погань, чтобы не смердела на нашей земле, — говорил Талаш, поудобнее устраиваясь в возке. — Занедужил было, да вот, как видишь, поправился. Силенка еще есть. Дома сидеть негоже, к вам и подался…　

Деду Талашу было уже около ста лет. Он прошел много десятков километров по лесам и болотам, по глубоким сугробам, пока добрался до нас. Нельзя было не позавидовать его силе и выдержке!　

Мы догнали первую партизанскую колонну.　

— Хлопцы! — крикнул я. — Вы деда Талаша знаете?　

— А как же? Знаем!　

— У Якуба Коласа читали!　

— Слышали, как он в гражданскую прикурить пилсудчикам давал!..　

— Так вот, поглядите: дед Талаш перед вами!　

— Ура! — закричали партизаны. К Талашу потянулись руки. По колоннам понеслось: «Дед Талаш с нами!» Люди горячо приветствовали Василия Исаковича. Он расчувствовался и прослезился.　

— Спасибо, родные! — говорил Талаш, кивая головой партизанам. — Вижу, не посрамили вы честь батьков и дедов своих!　

Василий Исакович стал жить у меня.　

— Для боя, пожалуй, староват. Глаза сдавать начали, слезятся, — сказал он мне. — Но посоветовать тебе, Романушка, смогу. Я вражеские повадки хорошо знаю…　

Дед Талаш помогал нам своими советами, основанными на мудром житейском опыте.　

Движение на железной дороге снова замерло. Противнику понадобилось семь дней для восстановления переправы через реку Бобрик. Это нас радовало. Значение взрывов на Птичи и Бобрике состояло не только в том, что железная дорога дважды надолго выходила из строя и тем самым был нанесен огромный ущерб фашистам. Эти мощные взрывы имели и другое не менее важное значение. Люди гордились тем, что партизанское движение настолько окрепло, что ему стали под силу крупные и сложные операции.　

«Эхо на Полесье» позвало многих жителей в ряды партизан.