Заплетенная в косу челка упала ему на лоб…
О превратностях молодёжной моды
— Б-боже… — произнёс Профессор, пытаясь пошевелить связанными копытами. — Что случилось?
Очнулся-таки.
Вот не мог бы раньше, тогда, глядишь, и придумали бы чего. А теперь как? В машину их затащили, бросили в кузов, а сами, стало быть, в кабину набились. Машина по ощущениям мелкая совсем, то ли грузовичок-игрушка, то ли бусик. Главное, старая, дребезжащая, но на ходу. Завелась и поехали.
Куда?
Зачем?
Воняло бензином, маслом и тухлою водой. Машина тряслась и покачивалась, грохоча так, словно того и гляди развалится.
— Нас похитили? — Профессор приподнял голову, подслеповато сощурился. — Нас ведь похитили, верно?
— Верно.
— И для чего?
— Мыслю не для того, чтоб козью ферму развивать, — Филин поёрзал. Копыта перетянули пластиковыми стяжками, явно насмотревшись чего-то нехорошего.
Слыхал он, что в интернетах чего только не найдёшь. Вот и нашли. Краткое пособие по похищению козлов с использованием легкодоступных средств.
— Козью ферму… это вы в смысле… фу, какая гадость! — воскликнул Профессор весьма эмоционально. — Как вам подобное только в голову пришло⁈
— Ну… обычно. Вы козёл. Там козы. Чтоб козы доились, надо, чтоб они козлят давали, — пояснил Филин ход мысли, весьма очевидный для любого, кому случалось провести время в деревне. — А козлята, они из воздуха не берутся. Для их появления козу сводят с козлом.
— Это… это звучит ещё более мерзко! Как вы вообще допускаете подобную мысль…
— Обычно. Вы, уж извините, козёл. И я козёл. Причём, не знаю, как я, а вы — козёл видный. Сразу ясно, что призовой даже. Сугубо экстерьерно. А хорошего козла найти — это ещё постараться надо.
Вспомнилось, как бабке соседка приходила жаловаться, что надо бы своего купить, а то уж больно дорого вязки обходятся.
— Я не согласен! Я высокоинтеллектуальное существо! — блеяние Профессора было полно искреннего возмущения. — Я не собираюсь тратить лучшие годы своей жизни, покрывая каких-то… коз! Это извращение, в конце концов.
— А ты представь себя древним греком, — Филин хмыкнул и, увидев, как вытягивается морда товарища по несчастью, всё же смилостивился. — Но это вряд ли… в смысле, ферма нам не светит. Детишки снотворным пальнули. Связали вон. И потом, пока стояли и машину ждали, я послушал, чего говорят. Не про ферму точно.
— Сатанисты… — выдохнул Профессор, откидывая голову. А может, сама откинулась под тяжестью рогов. Главное, что бахнулись те громко. Но, кажется, детишки не услышали.
Да и в этой машине всё тряслось и гремело.
— Так-то я не уверен, чтоб вот полностью, но по ходу — да.
— Боже… боже мой… кошмар!
— Да успокойся.
— Успокоиться? Как мне успокоиться! Я доверился… кому… прекрасному юному существу. Я видел невинную прелесть там, где скрывалась бездна тьмы…
— Профессор, — Филин прервал вдохновляющий монолог. — Ты это… не кипишуй. Мы давно уже едем. А стало быть, того и гляди приедем. Решать надо.
— Что? Мы все умрем!
— Ну… так-то… ты ж вроде почти бессмертен!
— Возможно. Если просто жить. Меня, знаешь ли, до сих пор не пытались принести в жертву!
— Рассматривай это как новый опыт.
— Ты издеваешься… надо звать на помощь! Надо кричать!
— Не надо кричать, — рявкнул Филин, пока этот убогий не завопил во всю глотку. — Тебя только они услышат. А если услышат, снова вырубят и зарежут. Надо думать, как дальше… стяжки эти только в кино хороши. А так-то…
Он напрягся и пластиковая струна натянулась и, тоненько тренькнув, разлетелась.
— Мы ж козлы апокалипсиса, — произнёс Филин, как-то сразу и успокаиваясь. — У тебя магия тьмы. У меня — огненная. И думаете, не справимся с подростками?
— Д-да… как-то я… погодите… сейчас, — Профессор изогнулся и дыхнул. Из ноздрей его вырвалось облачко тьмы, которое въелось в пластик. — Вот так…
А говорят, пластик не разлагается.
Вон, прям на глазах в прах превратился.
— Эк ты… поднаторел.
— Долгие годы смирения, постижения и экспериментов, — произнёс Профессор, выдыхая новое облачко. В смирение Филин не слишком поверил, а эксперименты… это да, он сам за сараем пытался огненные шарики создавать. Но пока получалось только пламя из ноздрей.
Тоже, если так-то, впечатлить должно.
А машина-то ход замедлила. И значит, если не приехали, то почти.
— Так, — Филин сориентировался. — Давай сделаем вид, что мы того… без признаков жизни.
— Зачем?
— Затем, что сейчас они будут настороже. А начнут свой ритуал готовить, то и отвлекутся. Тогда мы и свалим отсюда подальше. Ясно?
— Боже, боже мой… я не готов умирать! Я…
— Ясно⁈ — жестче переспросил Филин. Ох уж эта интеллигенция. Как девиц соблазнять в козлином обличье, так он может. А как чего другого, так уже нет.
— Ясно. Да. Вы правы, коллега. Определённо. Мне нужно успокоиться. Я… я сейчас займусь медитацией.
— На хрена?
— Чтобы достичь душевной нирваны.
И Профессор перевернулся на спину, вытянув задние ноги и сложив передние на груди. Огромные рога его упёрлись в днище, голова приподнялась, почти касаясь шеи. Да и сама по себе поза выглядела странной.
— Главное, дыхание… вдох и выдох… я спокоен, как огромная гора пред ликом вечности. Меня обдувают ветра…
Машина дёрнулась, сбивая Профессора с мыслей о горах, и остановилась. Филин моргнул и лёг на бок, прикрывая глаза, но лёг так, чтоб быстро вскочить, если обмануть не получится.
Ждать пришлось недолго. Дверь открылась.
— Во! Говорю ж, норм всё… — в кузов заглянули. — Лежат. Оба.
— Как-то они странно лежат, — этот голос был новым, незнакомым. И Филин замер. — Тот вообще дохлый…
Это про Профессора?
— Блин, засада, если окочурился…
— Да не должен вроде. Сейчас глянем… слушай, а у тебя зеркальце есть?
— Откуда?
— Светка!
— Чего?
— Зеркальце дай. У тебя есть, я точно знаю.
— А тебе на кой?
— Тут, похоже, козёл скопытился. Надо проверить.
— Как?
— Да я в кино видел, что если человеку к лицу зеркало поднести, то видно станет, дышит он или нет.
— Так это к человеку. А то козёл, — возразила девушка.
— И что? Всё одно видно станет, дышит или нет!
— Я не хочу, чтоб в моё зеркальце какой-то козёл дышал и вообще… да подвиньтесь вы… вон, смотрите, ухом шевелит. Значит, живой…
— А чего он лежит так?
— Слушай, ну лежится, значит. Вот ты тоже, когда дрыхнешь, небось, не думаешь, как оно со стороны, — резонно заявила девица. — А их рубануло…
На всякий случай и Филин ногой дёрнул, будто бы во сне.
— А чего не связали? — возмутился тот, новый. — Я ж говорил!
— Связывали!
— А где тогда…
— Вот! Свалились… — кто-то нагнулся, подбирая остатки стяжки. — Или порвались… не должны ж вроде.
Филин напрягся, готовый в любой момент вскочить и броситься прочь, рогами пробивая путь к спасению. Детей, конечно, жаль, глупые, но он не готов ради жалости с жизнью расстаться. И вообще, в таком возрасте один вовремя полученный поджопник зачастую информативней тысячи слов.
— Китайщина просто. Паль какая-то. Батя говорил, что если самые дешевые брать, то они сами собой рвутся, вообще без усилия. А тут вот… дёрнулся во сне и кабздец.
— Ну да…
— И чего дальше?
— Надо… надо их тащить на место. И там уже привязать… — заключил тот, кто определённо был здесь за главного. — Тогда, даже если очнутся, не сбегут.
Только бы Профессор не запаниковал. Кто-то подхватил Филина за ноги и дёрнул.
— Тяжеленный… Светка!
— Чего? Я, между прочим, ведьма! А не козлотаскательница…
— Ты пока и не ведьма, так что давай, помогай. Егорьев, ты тоже не стой столбом! Харэ уже чипсы драть… давай, присоединяйся, если хочешь, чтоб успели…
И Филина снова дёрнули.
Потом ещё раз.
Потом он болезненно бухнулся о землю, потому что придержать тушу не додумались.
— Ой, — пискнула девица, когда Филин, поняв, что дальнейшей транспортировки он может и не пережить, вскочил на ноги. — Козя… он проснулся! Зелушка, тут козлик проснулся… цыпа-цыпа… то есть козя-козя…
Сама она, коза малолетняя.
Филин затряс головой и огляделся.
— Хватай его! — приказал тощий прыщавый парень в чёрной хламиде. — Да за рога и хватай!
— Тебе надо, ты и хватай! — огрызнулся другой, который был пониже, в плечах пошире и не в хламиде, но в драных джинсах и некогда белых кроссовках. — Тоже мне, раскомандовался!
— Мальчики, — всхлипнула девица, прижимая ладони к груди. — Не ругайтесь, пожалуйста… козя хороший, хороший козя…
И протянула дрожащую руку.
Вот и что с ними, убогими, делать-то? Что-то подсказывало, что от этих горе-сатанистов и обычный козёл ушёл бы без особого труда. Филин позволил себя погладить.
Осмотрелся, отметив ещё одного участника — пухлого паренька в круглых очках и кислотно-зеленой майке с надписью «Самый любимый внук». В руках тот держал открытую пачку чипсов, которую и прижимал к груди.
Да уж…
— Профессор, — окрикнул Филин. — Выходи из нирваны. И в принципе тоже. Люди ждут.
Дети.
Подросшие. Бестолковые. И решившие связаться не с тем, с чем стоило бы связываться. И главное, где хоть один взрослый, который бы удержал?
— Видишь, не убегает, — с облегчением сказал тот, что в хламиде. — Он домашний же. Домашние козлы, они добрые…
— А мы их в жертву… — девушка шмыгнула носом и часто-часто заморгала.
— Свет, вот не начинай. Всё же уже обсудили, обговорили… и вообще…
— И где мы находимся? — поинтересовался Профессор, выглядывая из машины. — Какой унылый урбанистический пейзаж. Прямо-таки веет безысходностью… но позволено ли мне будет узнать, что вы задумали, коллега?
Профессор спрыгнул, но когда девица потянулась и к нему, гордо отстранился.
— Я не прощаю предательства! — заявил он, задрав рогатую голову.
— Вот! — хохотнул тот, который в драных джинсах. — Даже козёл понял, что всё зло — от баб!
— Сам ты…
— Думаю, что детишек надо проучить, — Филин позволил почесать себя за ухом. Приятно, однако. — Так, чтоб они эту дурь из голов выкинули и вообще за ум взялись.
— О, задача, несомненно, не из простых… — Профессор обвёл собравшихся превнимательным взглядом. — Кроме того остаётся опасность, что эти, как вы изволили выразиться, детишки причинят нам вред…
— Да они скорее себе причинят вред, — фыркнул Филин.
— Ну да… несомненно… мельчает молодёжь. И сатанисты пошли не те… вот помнится, во времена моей молодости демонопоклонники…
Копыта Профессора громко зацокали по асфальту.
— Куда! — встрепенулся тот, что в балахоне и попытался ухватить Профессора за рога. — Нам в другую сторону надо… туда вон!
И указал.
— А это? Недоразумение. Испанский стыд! Прямо даже как-то перед демонами неудобно… вот явятся, а тут этакое… но да, соглашусь… надо учить и вразумлять! Учить…
Профессор, похоже, окончательно успокоился и, развернувшись туда, куда указывали, гордо зашагал в нужном направлении. И Филин за ним.
— … мой немалый педагогический опыт…
— Знаешь, Зеля, он ведь тебя понял, — произнёс тот, который в майке с надписью. И, покраснев, добавил. — Мне так кажется…
— Азазеллум!
— Пофигу… толстый прав. Какие-то это неправильные козлы… — парень в драных джинсах скрестил руки на груди.
— Да какая разница! — рявкнул тот, что в балахоне. — Времени уже нет. Полдень почти. А нам ещё свечи расставить надо. Заклятье прочесть! Выучили⁈
— Ну… я… пыталась, — девица покраснела. — Там оно путано получается и не очень понятно.
— Я вообще не разобрался в этой хрени!
— А мне мама не разрешила ночью сидеть. Сказала, что спать надо и вообще режим… там ещё почерк такой, мелкий. А у меня зрение плохое. И нельзя глаза слепить.
Филин закатил глаза.
Перед демонами и вправду становилось слегка неудобно.
— А я вот о чём и говорю! Совершеннейшая безалаберность, вопиющий инфантилизм и неготовность…
Голос Профессора доносился откуда-то из глубин серого строения, которое выглядело заброшенным. И Филин, подавив вздох, поспешил следом.
— Да не психуй ты, Азазеллум. Сейчас скоренько отрепетируем… чего там учить-то? На крайняк по бумажке почитаем…