Величайший рыцарь

Глава 7

Вильгельм часто слышал про тушеное мясо, которое готовят на окраине, расположенной вдоль южного берега Темзы, но до этого дня никогда не заходил в печально известный район борделей, бань и харчевен. В том, что он вообще оказался здесь, был виноват Вигайн, приписанный к кухне Алиеноры для ведения учета продуктов. Вигайн заявил, что ни один человек не может считать себя достойно прожившим жизнь, если не попробовал гуся Эммы, запеченного с шалфеем и луком и подаваемого со сладкой пшеничной кашей на молоке. Конечно, именно описание еды заманило Вильгельма в Саутуорк, да еще желание хоть ненадолго сбежать от путаных дворцовых интриг и церемоний. Вильгельм был рабочей лошадью, но в этот вечер сбросил ярмо и стал молодым человеком двадцати трех лет, который решил отдохнуть и получить удовольствие в обществе друзей и родных. Компания состояла из Вигайна, Вальтера Мэна, одного из королевских секретарей, Болдвина де Бетюна, который, как и Вильгельм, был рыцарем при королевском доме, и братьев Вильгельма, Иоанна и Анселя.

Прежде всего Вильгельм поразился, узнав, что Эмма – это мужчина ростом больше двух ярдов и волосатый, как медведь. На шее у него висело огромное количество ярких стеклянных бус, ожерелий и жестяных безделушек, одна из которых представляла собой огромный фаллос с крыльями в состоянии эрекции. Вигайн рассмеялся, увидев выражение лица Вильгельма.

– Не беспокойся. Да, он предпочитает мужчин, но только когда они ему сами предложат.

– Это успокаивает, – язвительно заметил Иоанн Маршал. – Не думаю, что он получает много предложений.

– Вы удивитесь, – широко улыбнулся Вальтер Мэп, глядя на запачканные чернилами пальцы. Он постоянно вел записи о жизни при дворе и людях, занимавших важные посты, которые давали власть. – Я знаю по крайней мере одного барона, который приходит сюда не только за гусятиной и которого точно не интересуют девушки.

Пока он говорил, мужчины повернулись, чтобы взглянуть на двух девушек, выходивших из бани, расположенной за обеденным залом. Они несли кучи влажных полотенец и хихикали. У них раскраснелись лица, волосы выбились из-под платков, платья прилипали к телу. Прежде чем они закрыли дверь, до собравшихся отчетливо донесся голос мужчины, который шутил с еще одной служанкой, не видимой из зала. Из двери вырвался пар, пахнущий какими-то травами, и поплыл по залу.

– Ясно, почему ты считаешь жизнь в Хамстеде слишком степенной и уравновешенной и она теперь тебе не по вкусу, – пробормотал Иоанн, обращаясь к Вильгельму.

Вильгельм рассмеялся при виде сурового выражения лица брата.

– Вопреки тому, что ты думаешь, мы не ведем разгульную жизнь и не дебоширим, не правда ли, Болдвин?

Темные глаза де Бетюна заблестели.

– Пока нет, но я надеюсь, что нам повезет, и все изменится.

Они немного отодвинулись от стола, чтобы позволить Эмме поставить поднос на середину. Гусь был покрыт золотистой корочкой, и от него шел восхитительный аромат. Янтарные капельки скатывались по бокам и собирались на подносе. Божественный запах шалфея, лука и пшеничной каши поднимался вверх волнами. К гусю подавали еще кисловатый соус с изюмом, придававший сочному мясу особый вкус, и хороший белый хлеб, чтобы собирать им сок.

– Вы никогда не попробуете ничего более вкусного, даже завтра, – объявил Вигайн, ловко нарезая птицу. – Все кладовки у кухни до потока забили лебедями, павлинами и Бог знает чем еще. Если вам с Болдвином нужны перья для шляп, то я вам их раздобуду в любом количестве.

Он поддел кусочек грудки кончиком ножа и отправил мясо себе в рот. На лице у него появилось выражение истинного блаженства, и он застонал от удовольствия.

Иоанн склонился к Вильгельму и заметил полушутя:

– После завтрашнего дня тебя так раздует от гордости, что на голове не уместится никакая шляпа.

– Я думаю, что ты поможешь мне сдуться до нужного размера, – дружелюбно ответил Вильгельм. – Я прекрасно понимаю, насколько мне повезло.

– О-о, тебе всегда везло, даже когда ты был еще сопливым мальчишкой, – проворчал Иоанн. – Мы все думали, что никогда больше тебя не увидим, после того как тебя отдали в заложники королю Стефану. Гилберт и Вальтер дразнили меня, повторяя, что тебя повесили, и наш отец выпорол их.

– Я этого не знал…

Иоанн пожал плечами.

– Не было причин сообщать тебе. Я выплакал все глаза из-за тебя, Бог знает почему.

– Возможно, потому что ты не знал, каким удачливым я стану, – высказал предположение Вильгельм.

В ответ Иоанн только хмыкнул. Ему могло быть и смешно, но, вероятно, он все-таки испытывал более мрачные чувства.

Вильгельм с удовольствием ел сочного жареного гуся и размышлял о своей удаче. Он был в фаворе при дворе, а это всегда считалось мечом с обоюдоострым клинком. Сам двор представлял собой постоянное поле брани, на котором сражались умы. Неправильно произнесенное слово или неразумный союз мог уничтожить человека. С врагами никогда не встречались лицом к лицу, поскольку часто смертельный удар наносился в незащищенную спину.

Последние два года, которые Вильгельм состоял при королеве, он развивал дипломатическое мастерство, которому обучался под руководством Гийома де Танкарвиля. Вначале он являлся просто состоящим при доме рыцарем, который служит за пропитание, но даже и тогда его замечали, на него обращали внимание. Он слышал, как люди говорили, что он стал фаворитом благодаря своему лицу. Оно, по их мнению, «подходило». Но, даже если и так, он много работал, чтобы на самом деле подходить. Наградой ему стала смена места службы и дополнительная ответственность.

Завтра предстояла коронация принца Генриха и присвоение ему титула короля при жизни отца. Теперь будет два короля Генриха – «старый» тридцати семи лет и «молодой», которому в феврале исполнилось пятнадцать. Коронация наследника при жизни отца являлась традицией французской королевской семьи, но подобное никогда еще не делалось в Англии. Однако старший Генрих, получивший в детстве много шрамов в войнах за наследство, решил скопировать французский обычай, короновав старшего сына, и объявить его наследником Англии, Нормандии и Анжу. Ричарда в прошлом году сделали графом Пуату и помолвили с Элис Капет, сестрой Маргариты. Джеффри отдали Бретань. Таким образом, все дела с наследством решили.

Поскольку принцу Генриху предстояло стать королем и он быстро выходил из подросткового возраста, родители посчитали, что ему следует иметь свой двор. Вильгельм с Болдвином оказались среди других молодых рыцарей, выбранных для перехода на службу к нему. Вильгельм отвечал и за военную подготовку Генриха. Он в общем-то занимался этим на протяжении двух последних лет, но теперь получал официальную должность; таким образом, его положение при дворе становилось более высоким. Единственной мухой в масле был Адам Икебеф, соперник Вильгельма со времен жизни в доме Танкарвиля: его тоже приписали ко двору принца. Вильгельм мог бы жить очень счастливо, если бы не это.

Женщины вернулись с чистыми полотенцами. Перед тем, как войти в баню, одна из них через плечо бросила приглашающий взгляд на обедающих мужчин.

– Как вы считаете, они обслужат нас шестерых? – спросил Вигайн, потирая руки.

Вильгельм закатил глаза. Вигайн напоминал ему похотливого терьера, принадлежавшего королевской няньке Ходиерне. Вильгельм уже потерял счет попыткам этого животного пристроиться к его ноге.

– Я не люблю групповые удовольствия, если не считать турниров, – ответил он. – И я определенно не желаю смотреть, как вы получаете удовольствие.

– У них есть и отдельные комнаты, если захочешь.

Вильгельм открыл рот, собираясь сказать, что предпочитает сам обо всем договариваться, а не полагаться на кого-то в таких делах, однако не успел, так как из бани вышел мужчина. Мокрые волосы были зачесаны назад и казались темно-каштановыми. Высохнув, они станут рыжими, как мех лисы. Заостренные черты лица покрывали веснушки. Держа руку у рукоятки меча, он быстро осмотрел сидевших в обеденном зале бледно-серыми глазами. Два оруженосца, которые тихо пили в углу, встали, чтобы присоединиться к нему.

– Это Ричард де Клер, – пробормотал Вальтер Мэп, почти не разжимая губ. Болдвин непонимающе посмотрел на него, и он добавил: – Лорд, хозяин Стригила. Он недавно вернулся из Саксонии, куда сопровождал принцессу Матильду для заключения брака. Сейчас он хочет получить разрешение короля, чтобы отправиться в Ирландию и сражаться за короля Дермота из Ленстера, – он склонился вперед и прошептал: – Ходят слухи, что король Дермот предложил ему в жены свою дочь, принцессу Аойфе.

– Если бы я хотел узнать свое будущее, я не стал бы обращаться к небесам, господин Мэп, я обратился бы к служащему при дворе секретарю, потому что эти типы, кажется, знают больше Бога, – сказал де Клер, склонившись над столом и произнося слова прямо в ухо Вальтеру. Он хлопнул его по плечу так, что секретарь одной щекой ударился о жирные гусиные кости. – У меня отличный слух, а у вас громкий шепот. – Он обвел взглядом сидевших за столом. – Секретари не нужны там, куда я отправляюсь. Все они сплетники и шпионы, но я действительно направляюсь ко двору короля Дермота на следующем корабле, отплывающем в Ирландию, и мне нужны хорошие рыцари. – Он посмотрел на мечи Вильгельма, Иоанна и Болдвина. – Я набираю союзников. Вдруг кто-то из вас захочет поехать? Не могу обещать богатства, но, вероятно, вы его получите.

– Это очень щедрое предложение с вашей стороны, господин, – ответил Вильгельм, утирая руки и губы салфеткой. – Если бы мы уже не служили королю Генриху и его сыновьям, мы бы с радостью на него откликнулись. – Он показал на стол. – Присоединитесь к нам?

Де Клер взглянул на Вальтера, у которого от жира блестела щека, и кисло улыбнулся.

– Спасибо, но я уже поел, – ответил он. – И я не уверен, что мое общество улучшит ваше пищеварение.

Он отсалютовал им и ушел вместе с оруженосцами. Какое-то время над столом чувствовался запах дорогого ароматического масла.

– Не думаю, что ты ему нравишься, господин Мэп, – усмехнулся Болдвин.

– А он королю Генриху не нравится, – ответил Мэп с чувством собственного достоинства. – Король будет рад избавиться от него, отправив в Ирландию и надеясь, что какой-нибудь ирландец с топором положит конец самонадеянности де Клера. Он драчун, скандалист, и от него всегда много неприятностей.

Вильгельм ничего не сказал. После короткого обмена фразами у него создалось впечатление, что де Клер – сильная личность. Этот человек прямо говорит то, что думает, не выносит дураков, не отличается терпением, может посмеяться над собой и над всем миром. За таким человеком можно пойти, только Вильгельм уже вступил на другой путь и поклялся в верности совсем другому молодому господину.

Пришел Эмма, чтобы убрать со стола остатки гуся и выслушать похвалы своим кулинарным способностям. В густой черной бороде появилась улыбка. Вигайн с Вальтером решили воспользоваться удовольствиями, предлагаемыми в соседней бане, а Вильгельм, его братья и Болдвин, заплатив за еду, вышли на улицу. Стоял теплый весенний вечер. Они отправились искать лодку, чтобы переправиться в благопристойную часть города.

Вильгельму с Болдвином надо было добраться в Белую башню[4].Там им предстоит приступить к своим обязанностям задолго до рассвета. Но вначале они проводили Иоанна и Анселя к дому рядом с Биллингзгейтом[5], где те разместились вместе с другими членами семьи Маршалов.

Их встретили с радостью. Сестры Вильгельма находились в возбужденном состоянии от пребывания в Лондоне. Они приехали на коронацию, да еще и их брата выбрали в рыцари принца Генриха! Они не видели Вильгельма больше двух лет и бросились к нему. Сибилла Маршал смеялась, призывая их к себе, словно двух еще не обученных щенков. Она сама светилась от гордости, нежно обняла Вильгельма, затем отступила назад, чтобы осмотреть его.

– Учитель молодого короля в воинских искусствах и его рыцарь, – гордо объявила она. – Ты далеко продвинулся за короткое время. Если бы только отец мог тебя видеть…

– То одновременно похвалил бы меня и вызвал на поединок, чтобы проверить мои способности, – весело ответил Вильгельм. – Мама, это Болдвин из Бетона, который будет вместе со мной служить в королевской страже.

Сибилла приветствовала его теплыми словами и настояла, чтобы оба молодых рыцаря выпили по кубку вина, перед тем как отправиться в Башню. Глаза и Болдвина и Вильгельма задержались на девушке, которая подавала вино. За два года, которые Вильгельм не видел Алаис, остатки детской мягкости ушли, скулы обрели четкие очертания. Она оценивающе осмотрела его и Болдвина ясными зеленовато-карими глазами, на пухлых губах появилась улыбка. Она была совершенно раскованна, и улыбка превращала ее из симпатичной в поразительно красивую женщину.

– Я рада снова увидеть тебя, – тепло сказала она Вильгельму.

– А я тебя, – он тоже улыбнулся ей. – Этот цвет тебе идет.

Он был мастером легких разговоров и лести, что очень помогало при дворе. Но сейчас ему не требовалось льстить. Мягкий, зеленый, как мох, цвет ее платья оттенял такие же огоньки у нее в глазах и контрастировал с ее светлой кожей.

Алаис покраснела и смущенно засмеялась. Иоанн откашлялся и гневно посмотрел на Вильгельма. На него так часто смотрели при дворе, в основном обеспокоенные отцы, братья или мужья, которым не нравилось, как он легко находил общий язык с женщинами. Их беспокойство забавляло Вильгельма, потому что не имело оснований. Он наслаждался обществом женщин, ему нравилось флиртовать с ними, но он не был браконьером, и имелось много законной дичи, среди которой он мог выбирать, если бы захотел. Гневный взгляд Иоанна определенно был не родительским и не братским, ревнивец встал перед Алаис, словно защищая ее. Каждая косточка его тела говорила: «Мое».

– У твоей матери очень симпатичная служанка, – задумчиво заметил Болдвин, когда они плыли с Вильгельмом вниз по реке к Башне, чтобы поспать, сколько успеют, до рассвета.

– Не строй планов, – предупредил Вильгельм.- Она не для того, чтобы просто поваляться в постели.

Болдвин улыбнулся.

Твой брат защищает ее, как собака мозговую косточку. Я видел его взгляд. Не думаю, что хочу с ним сражаться за нее.

– Если ты испортишь Алаис, тебе придется столкнуться не е моим братом, а с моей матерью, и ты умрешь.

Болдвин засмеялся, потом протрезвел.

– Так какое она занимает положение? Как я понял, твой брат не может на ней жениться, иначе у него от нее уже было бы шесть детей и следующий на подходе.

Вильгельм покачал головой и посмотрел на дубовую скамью между раздвинутых колен.

– Он наследник, а у Алаис нет ни приданого, ни семейных связей. Мужчина с его положением должен выбирать жену с поместьями и учитывать важность ее родственников.

– А я-то думал, глядя на твое рыцарское поведение с женщинами, что ты романтическая душа и веришь в браки по любви, -поддразнил его Болдвин.

Вильгельм скривил губы: шутка Болдвина была плоской.

– Любовь не принесет утешения пустому желудку, – ответил он. – Если я когда-нибудь женюсь, то буду надеяться, что полюблю жену, а не только ее земли; но. если я буду практичен, этого не случится. Рыцари, состоящие при доме, вроде нас, редко женятся и получают возможность где-то обосноваться, чтобы народить сыновей и дочерей.

– И это тебя беспокоит? – Болдвин с любопытством посмотрел на него: приятель нечасто позволял кому-то заглянуть под маску добродушного весельчака.

Вильгельм нахмурился.

– Пока нет, но может начать, когда я стану старше. А тебя это разве не волнует?

Болдвин покачал головой:

– Мы в жизни берем то, что нам дают. Даже без земель ничто не мешает мужчине завести любовницу… Или жену. Если поступит хорошее предложение.

– Ну, тогда мне, как и брату, надо ждать хорошего предложения, – с улыбкой сказал Вильгельм. – А пока я не встретил женщины, которая так привлекла бы меня, чтобы провести с ней больше, чем одну ночь… Ну, может, за исключением королевы, – добавил он, посмеиваясь над собой. – И очень маловероятно, что из этого что-нибудь выйдет.

– Однако можно помечтать, – заметил Болдвин.

Мечтать лучше всего. Из-за мечтаний не может начаться неприятностей, и стоят они дешево.

– В самом деле, – рассмеялся Болдвин. – Интересно, как там Вигайн с Вальтером наслаждаются баней?

Огромный зал Вестминстера был до предела заполнен знатью, празднующей коронацию наследника престола. Теперь два короля Генриха с одинаковыми коронами на головах сидели друг рядом с другом на возвышении под знаменем с изображением оскалившихся леопардов – красного и золотистого. У королевы Алиеноры, жены одного и матери второго, тоже красовалась на голове корона. Все были в блестящих шелковых одеждах, сияющих драгоценными камнями и золотыми нитями. Вильгельм подумал, что это похоже на отражение слепящих лучей закатного солнца от поверхности реки или на падающие золотые монеты.

Он тоже участвовал в церемонии и был одет в прекрасные одежды – красную полотняную рубашку и куртку из голубого шелка. Поскольку он охранял молодого короля, то имел при себе меч. Ножны прикрепили к церемониальному поясу из рельефной позолоченной кожи. Обычно он носил совсем другой пояс, уже потрескавшийся в нескольких местах и отполированный от постоянного ношения. Сейчас тот пояс лежал среди других его вещей, ожидая окончания официальных праздников.

Хотя Вильгельм находился на службе, ему все-таки удалось попробовать многие блюда, приготовленные для пира в честь коронации. Он решил, что лебедя перехвалили, приготовление павлина не улучшило его, но пирожки с курицей и вафли с миндалем получились восхитительные, как и жареные свиные ножки с медом.

К нему присоединился молодой священник плотного телосложения. У него была аккуратно подстриженная каштановая челка, а серые, как река, глаза светились от удовольствия.

– Коронация прошла хорошо, не правда ли? – спросил он с довольным и гордым видом.

Вильгельм повернулся к младшему брату. Генрих принял монашеский постриг и теперь делал карьеру в церкви, на службе у Роджера де Понта Левека, архиепископа Йоркского.

– Действительно, хорошо, – ответил Вильгельм. – Каждый сыграл свою роль.

– Архиепископ был великолепен, – воинственным голосом заявил Генрих.

Младший брат сложил руки на груди и стоял, широко расставив ноги, словно собирался отразить удар. Этой позой он очень напоминал их покойного дядю Патрика.

– Да, был, – согласился Вильгельм.

Даже если бы он думал по-другому, то все равно повел бы себя дипломатично ради брата. Архиепископ Йоркский проводил коронацию, потому что Томас Беккет из Кентербери в настоящее время находился в ссылке при французском дворе после ссоры с королем Генрихом по нескольким вопросам, касающимся церкви и государства. Большинство баронов считали, что в ссоре виноват Беккет, его упрямство и стремление перечить воле Генриха по каждому вопросу. Высшие церковнослужители разошлись во мнении насчет того, кого винить, Генриха или Беккета, но все сожалели, что Беккет, который был учителем принца, не короновал своего ученика. Роджер из Йорка занял пустующее место Беккета, но такой выбор не мог не вызвать недовольство, особенно среди представителей Кентербери. Слышали, как некоторые из них заявляли, что это была «не настоящая» коронация.

Вильгельм мало интересовался этими спорами, потому что они практически не влияли на его жизнь. У принца Генриха теперь были другие учителя, а занятия с Беккетом он закончил до поступления Вильгельма на службу к Алиеноре.

– Ты слышал, как ворчали французы? – спросил брат.

Вильгельм кивнул:

– Они ожидали, что принцессу Маргариту коронуют вместе с принцем, этого не произошло, и теперь они обязательно будут злиться.

Вильгельм нахмурился, вспоминая замешательство и смущение Маргариты, когда ее оставили в Нормандии. Подарки – золотой браслет и новое платье – ее не утешили, поскольку такие вещи девочку не интересовали. Вильгельму было ее жаль.

– Я слышал, что ее коронуют позднее, – заявил брат.- Похоже, король думает, что Беккет не сможет устоять и воспользуется возможностью совершить обряд, и таким образом его можно будет сделать послушным.

– Я тоже это слышал, – нейтральным тоном ответил Вильгельм.

Король хотел отбросить доводы Беккета, как ненужный хлам. У Вильгельма сложилось впечатление, что навозная яма короля Генриха уже переполнена, а осторожному человеку следует смотреть, куда ставить ногу, и знать, когда нужно прыгать.

– Йорк провел первую церемонию. Это всегда будет иметь значение, независимо от того, что сделают Беккет и Кентербери.

Вильгельм согласился и посмотрел на возвышение. Король Генрих взял кувшин и салфетку у проходившего слуги. Лицо у него светилось от гордости, а на губах играла улыбка, когда он наполнял кубок только что коронованного наследника.

– Велик и священен тот день, когда коронуют короля! – объявил он громким голосом, чтобы все слышали. – Я хочу, чтобы все собравшиеся здесь запомнили этот счастливый для дома Анжуйского и для моего сына день!

После его слов раздались одобрительные возгласы собравшихся. У Вильгельма с братом не было кубков, поэтому они подняли в воздух руки, кричали и салютовали. Генрих повернулся к наследнику и продолжал говорить громким голосом, чтобы другие его тоже слышали и оценили шутку.

– Лишь немногие из вас когда-либо видели, чтобы один король прислуживал другому, но теперь вы становитесь свидетелями этого.

За столами должным образом засмеялись. Принц Генрих был грациозным, как молодой олень. Он встал в ответ на слова отца и поднял свой кубок. Корона сияла у него на лбу. На широком золотом ободе были выгравированы королевские лилии, украшенные сапфирами, рубинами и жемчугом.

– Это на самом деле так, – подтвердил он слова отца, поклонился и широко улыбнулся. – Но нет ничего необычного в том, что сын графа прислуживает сыну короля.

Подобный ответ мог бы оказаться забавным в личных покоях, но в большом зале вызвал другую реакцию: все разом затаили дыхание.

Доброжелательность и радость исчезли с лица отца, и оно стало медленно наливаться краской. Это всегда являлось признаком неизбежного взрыва ярости, но сейчас он сдержался и сохранил улыбку. Правда, она скорее напоминала оскал, чем искреннее выражение удовольствия.

– Умно, – сказал он и погрозил пальцем. – Очень умно, мальчик. Теперь все, что тебе требуется, – это мудрость в дополнение к уму, – он сделал ударение на слове «мальчик». Голос, которым произносились фразы, немного напоминал рычание.

Вильгельм тихо выдохнул воздух сквозь зубы, думая, что молодому Генриху повезло, раз отец не выплеснул содержимое кубка ему в лицо.

– Боже, – тихо пробормотал он, стоя рядом с братом. – Если бы мы сказали что-то подобное нашему отцу, он бы выпорол нас так, что кости выступили бы на заднице.

– Да, и ни один из нас не стал бы проявлять к нему такого неуважения, – заявил Генрих Маршал и посмотрел на Вильгельма. – Ты уверен, что тебе стоит оставаться у него на службе?

Вильгельм вздохнул.

– Моя служба подобна сегодняшней коронации, брат, – сказал он. – Нам от нее никуда не деться, независимо от того, будет от нее польза или вред.

Он неосознанно расправил плечи, словно собираясь встретиться с врагом в битве. Глупое и грубое замечание принца уже слетело с возвышения и отправилось в самые дальние концы зала со скоростью буйнорастущего вьющегося растения. Об этом свидетельствовал натянутый смех и разговоры шепотом. Где-то, как знал Вильгельм, Вальтер Мэп делал пометки, описывая происходящее для потомков. И пусть Бог поможет всем.