Великий диктатор. Книга вторая

Глава 1

Когда раздался стук в дверь, Александр Бьярнов, сидя за приоконным столиком и попивая травяной настой, наблюдал с высоты третьего этажа за тем, как две баржи пытаются разминуться в узости «Нового канала». Получалось у них это плохо, экипаж и капитаны забористо матерились, веселя многочисленных зрителей.

— И кого там нелёгкая принесла? — пробормотал шестидесятичетырёхлетний старик и заорал: — Криста! Криста! Двери открой! — Но потом внезапно вспомнил, что рассчитал свою служанку неделю назад и, кряхтя, пошёл открывать двери сам.

— Я уж думал, что ты помер, дядька Александр, — проговорил его гость, когда Бьярнов всё-таки справился с засовом и открыл двери в подъезд. — Консьерж сказал, что ты дома, а ты не открываешь.

— Крис? Мальчик мой! Это ты? Но как? Откуда? Вы же в Норвегию перебрались! — удивился старик и с слезами на глазах обнял сына своего старинного и, увы, уже покойного друга. — Проходи в гостиную. Не разувайся, у меня не убрано. Извини, я не знал о твоём визите и не могу ничем угостить. В последнее время дела идут не очень хорошо. Так что не обижайся, просто посиди со мной, расскажи про себя, про Марианну и детей, — зачастил Бьярнов, боясь, что гость испугается нынешнего состояния этой, не так давно вполне себе уютной и ухоженной квартиры и уйдёт, оставив его одного.

— Когда я у тебя был последний раз, здесь было намного уютней, — пробормотал Кристоффер Бондер. — Что случилось? Тебя выгнали с оружейной фабрики? А где тётя Карен? — засыпал он старика вопросами в ответ.

Старик обвёл взглядом свою захламлённую квартиру, которую он приобрёл за отступные деньги от Оле Крага и Эрика Йоргенсена. Откуда ему было тогда знать, что винтовка, которую создали они втроём, станет настолько востребованной? И он согласился принять деньги за то, чтобы в патенте на винтовку «Gevær M/89» не значилось его имя.

Ещё раз он сглупил, когда не настоял на заключении договора между ним и, тогда ещё майором, Вильгельмом Мадсеном. Поверил герою последней войны на слово. А тот зарегистрировал свой пулемёт (maskingeværet) только на своё имя, полностью забыв про вклад старого оружейного мастера в создание этого оружия. Впрочем, уже генерал Мадсен, кинул не только его, но и их третьего напарника Йенса Скоубо. И только четвёртый напарник, Юлиус Расмуссен, успел запатентовать схему автоматики, что, впрочем, не помешало генералу Мадсену отсудить этот патент. И все утёрлись, и он, Александр Бьярнов, тоже утёрся. Ну, где им с генералом и королевским министром обороны тягаться?

Все эти проблемы он и вывалил на нежданного гостя. Сообщив также, что отправил свою супругу в Виборг к сестре, а сам собирается продавать квартиру, чтобы попытать счастья, вложившись в новый проект Йенса Скоубо по созданию крупнокалиберного пистолета с деревянной пулей.

— С деревянной пулей? — поразился его гость. — Не, дядька Александр, ты точно теряешь хватку. Не думаю, что этот проект принесёт вам деньги и славу. На, вот, взгляни на это, — и он протянул старому мастеру-оружейнику пистолет. — И скажи, что думаешь про него?

— Хм, интересная конструкция. Однозарядный, калибра 7,65. Это под какой же патрон? Ага, «Борхард», — определил сразу он, когда Кристоффер Бондер протянул ему пару патронов. — Ствол переделка. Обрезок из-под «Маузера». Ты где это чудо взял? Или сам решил в оружейники податься?

— Этот пистолет сделал один девятилетний мальчуган-финн.

— О как! Слушай! А его патентовали, ну, пистолет?

— В Финляндии и в унии. А что? Только не говори мне, что хочешь уподобиться Мадсену и украсть идею у этого талантливого ребёнка! Думаешь, раз тебя кинули, то можно и других точно также?

— Эк ты меня, — крякнул старик и покраснел ушами. — Именно про это я и подумал. А выкупить патент этот, если?

— Ой, — тяжело вздохнул мужчина. — Старик, этот мальчишка фактически мой новый хозяин.

— Это как это? — удивился старый мастер. — Вы же в Норвегии жили.

— Жили, а затем компания, на которую мы работали решила переехать в Швецию. И продала часть цехов. В основном тех, в которых мы работали. А их выкупили финны и пригласили нас к себе. Мы съездили, посмотрели, и нам понравилось. Так что можешь поздравить меня. Я теперь директор патронного завода.

— Поздравляю. И как там? Медведей, ездящих на оленях, видел?

— Ха-ха-ха! Нет! Медведей не видел. А на оленей я и в Норвегии насмотрелся.

— А почему ребёнок владеет заводом? Или у них так принято?

— Ну, фактически всем заправляет его дед. Но цеха куплены на деньги этого мальчика. Он, довольно таки известный писатель-сказочник у себя в Финляндии и изобретатель к тому же.

— И что такого он изобрёл, что смог купить часть завода? Вот этот пистолетик? Ха! Да не смеши меня. Какой-нибудь дворянин с золотой ложкой во рту.

— Вон, у тебя на столе бумаги лежат, — указал старику гость на стол. — А скреплены они скрепкой, которую он изобрёл. И не из дворян они, а из крестьян. Как ты и как я.

— Так что насчёт пистолета? Можно с этими финскими крестьянами договориться насчёт, ну, я не знаю, совместного производства, например?

— Вот за этим, я к тебе и пришёл. Поехали со мной. Этому мальчишке нужен учитель-оружейник. И тогда, вы вдвоём, придумаете что-то такое, что заткнет за пояс этого нехорошего генерала Мадсена. Дядька Александр, я вижу, что ты сомневаешься. Но там тебе дадут оклад, жильё и твою любимую работу — делать оружие. Подумай! У тебя есть две недели до моего отплытия.

После устроенной мне мамой выволочки за неподобающие поведение при царе, мы ещё некоторое время посидели молча, глядя в окно вагона на проносящиеся деревья.

— Матти, — вдруг ожила матушка. — Извини меня, сынок! Я была всё же не права. Я сейчас посидела, подумала и поняла, что без твоих сказок и придумок сегодняшняя встреча с нашими монархами просто не состоялась бы. И ты был в своём праве, конечно. Но к взрослым всё равно надо относится более уважительно и не перебивать их. — Она пересела ко мне на полку, обняла меня и поцеловала в макушку. — Извини, — чуть слышно выдохнула она, перебирая мои волосы.

— Угум, — пробурчал я, млея под её ласковыми руками. — Ты ни в чём не виновата. Это я не сдержался. Это мне нужно просить прощения. Мам, а давай посмотрим что нам подарили царь с царицей.

— Ой! Точно! — моя шевелюра была моментально оставлена в покое, а на столике почти сам собой материализовался свёрток с подарками.

Под многочисленными слоями упаковочной бумаги обнаружились следующие предметы: две фотографии: император, императрица; изящное деревянное распятие; красивый большой головной платок с вышитыми изображениями Николая и Александры; и два конической формы стаканчика с вензелем императора и двуглавым орлом. Стаканы очень напоминали коронационные, только на этих отсутствовал год.

— О! Будет из чего чай пить, — обрадовался я, и тут же поймал от матери затрещину. — Ты чего? Что тебе опять не так? — обиделся я.

— Перкеле! Кто же из таких стаканов чай пьёт? Мы их поставим на полочку в гостиной, чтобы всё их видели и нам завидовали. А чай и из простой кружки попьёшь!

— Ну и ладно. Не очень и хотелось, — проворчал я и, подумав, потребовал. — Тогда фотографии я себе заберу. Эса мне рамочки сделает, и я их в своей комнате повешу. И не спорь, мама. Ты же сама говорила, что эта поездка состоялась благодаря мне. И вообще, хватит меня бить! А то обижусь и сбегу как дед Кауко юнгой на какой-нибудь корабль.

— Ой! Сынок! Ну, извини! У меня это как-то само получилось, — мама неожиданно всхлипнула.

Пришлось теперь мне прижиматься к ней и успокаивать. Нервный выдался денёк, вот и спускает она теперь пар на мне. А я тоже молодец, нет чтобы стерпеть и смолчать, так сам же масла в огонь и подлил.

То ли дед Кауко малость был провидцем, то ли просто сглазил своим предположением, но когда наш поезд прибыл на вокзал Гельсингфорса, то майор Ааро Корханен попытался с нами распрощаться.

— Господин майор, и как нам теперь прикажете добираться до Каллио? Или вы не знаете что это за район? — наехала на жандарма маман непонятно зачем, ведь у вокзала постоянно тусовалось хоть несколько извозчиков. — Раз не вернули где взяли, то хоть доставьте нас к моей сестре.

Ааро Корханен помялся, но отдал какое-то распоряжение своим подчиненным. И уже через десять минут мы катили по ночному Гельсингфорсу на полицейской пролётке, которой управлял немолодой и молчаливый констебль. За год, с момента моего последнего приезда сюда, в городе явно прибавилось электрического освещения.

Да и летом я попал в столицу в первый раз. Интересно, сколько мы здесь пробудем? Мне бы очень хотелось посмотреть на мой остров и что там понастроил дед.

Полицейский высадил нас у дверей дома наших родственников и, буркнув что-то типа прощания, укатил. Тётя Хелена очень удивилась нашему приезду, а ещё больше удивилась, когда узнала откуда и от кого мы к ней приехали. Родственников интересовало всё в нашей встрече с монархами, но я, плотно перекусив, просто заснул за столом, и дядя Вэйкка отнёс меня в спальню кузена Томми, который сегодня не ночевал дома.

Разбудили меня очень рано. Как оказалось, мама ещё вчера забронировала по телефону купе в вагоне первого класса на утренний поезд. Ну, вот, а я так надеялся провести несколько дней в столице, но, видимо, не судьба.

Добирались мы до вокзала на трамвае. От городского арсенала, возле которого и находился домик родственников, до железнодорожного вокзала, раньше было недалеко и пешком. Но, теперь перекрыли часть улиц. И, как нас просветила тетя, после начала строительства нового вокзала, добираться лучше на трамвае или на извозчике. Рядом с их домом, соорудили новомодный трамвайный остановочный павильон, и маме загорелось на него посмотреть.

Как по мне, то ничего особенного: крытая деревянная остановка с газетным ларьком и даже без лавочек. Но вот прибывший на эту остановку трамвай меня очень сильно поразил и удивил. Когда он вывернул из-за угла, я не поверил своим глазам и даже потряс головой, и оглянулся, проверяя, не вернулся ли я в свой предыдущий мир.

— И когда они только успели? — пробормотал чуть слышно, наблюдая за подъезжающей копией «КТМ-5» из моего времени.

Внутри же трамвай мало походил на виденное раньше мной. Двухместные деревянные лавочки в два ряда и узкий проход между ними. Деревянные же поручни и обрешётка пола. Но стеклянные плафоны на потолке как бы намекали на электрическое освещение. Чудеса, да и только. Впрочем, новый вагон начал ходить совсем недавно, и почти все пассажиры только и делали, что обсуждали эту новинку.

В поезде маман оккупировала нижнюю полку и сразу заснула. Видимо, они с тетей Хелен болтали всю ночь, обсуждая нашу поездку. Мне же не оставалось ничего другого как залезть на верхнюю полку и, устроившись поудобней, заняться составлением плана проведения первой пионерской олимпиады.

Участников ожидалось немного. Два наших звена первого отряда — всего двадцать два человека, звено из Улеаборга — коих насчитывалось одиннадцать душ и трое столичных мальчишек, из которых пионером был только Олави Киннуен. В этом году Олави привез с собой за компанию своего друга Артура Усениуса, такого же курьера газеты «Финская правда», как и он сам, а также семилетнего Юхо Эркко, сына главы аграрной партии Ээро Эркко. Вместе с мелким Эркко мне передали письмо и от старшего, в котором тот сообщал, что намерен посетить наши олимпийские игры.

Мои племянники Андреас и Ларс Викстрёмы за год своей деятельности в Торнио смогли создать отряд всего из трёх человек — детей офицеров пограничной бригады. А самое главное было в том, что эти трое были русскими, и их никто не собирался отпускать из дому куда-то в дикие финские леса. Андреаса и Ларса тоже некому было привезти, поэтому второй отряд пролетал мимо участия в играх.

С Улеаборгскими пионерами всё тоже было как-то непонятно. К ним по весне прибился одиннадцатилетний Артур Бломберг, который учился в той же школе, что и приютские пионеры. И если за приютских отвечал мой родственник Ларс Нюберг, который мог организовать их отправку к нам, то Бломберг был простым городским мальчишкой, родители которого не одобряли его общения с приютскими.

Из спортивных мероприятий я запланировал: бег, прыжки в длину, подтягивание и отжимание, плавание — если позволит погода, и стрельбу из винтовки и пистолета.

Хоть я и привёз футбольные и волейбольные мячи из Стокгольма, но говорить о соревнованиях по футболу и волейболу, было пока рано. Мы с пацанами убили почти две недели чтобы создать более или менее подходящее поле для этой игры. Выбрали песчаный участок, избавили его от растительности и камней. Камни я объявил главным врагом на футбольном поле для наших босых ног. Поэтому мы и провозились так долго.

В княжестве было два футбольных клуба: столичного университета и университета в Або. Написал писал письма в оба с просьбой прислать правила игры и размеры и обустройство поля, так как сам нифига в футболе не шарил. Ну, в своё первое детство с пацанами во дворе и в школе играл, но размерами футбольного поля или ворот просто никогда не интересовался. Да и правила игр были почерпнуты из просмотров матчей по телевизору или на стадионах «Торпедо» и «Красный Котельщик» в моём родном Таганроге. Как разметить поле я худо-бедно представлял, но сделать это на песчаном грунте просто было невозможно. Огородили границы поля бечёвкой на колышках и сделали ворота по размерам присланным из университетов. Благо, старых сетей хватало и ворота получились как настоящие.

Присланные правила меня вообще поразили до глубины души. Они были разные. У каждой команды свои собственные. Нет, общие пункты в них тоже имелись, но хватало и различий. И как же эти команды соревнуются друг с другом и с командами из Петербурга?

Волейбол вообще никому не зашёл. Ну, оно и понятно, вес волейбольного мячика мало чем отличался от футбольного. Но зато всем понравилась игра в вышибалы. Здесь я правила знал лучше, так как большую часть уроков физкультуры в своём предыдущем мире мы играли именно в эту игру. Вот и вчера — мы поехали к царю, а пацаны пошли играть в вышибалы. И они все завидовали мне, а я завидовал им.

С призами на предстоящую олимпиаду я тоже уже определился. Кроме дополнительных нашивок с пятью олимпийскими кольцами и цифрой один, символизирующей что это именно первые игры, были и другие награды. Несколько губных гармоник, наборы крючков и поплавков, зубные щётки с зубным же порошком, кепи и полотенца нашей столичной фабрики. За первые места я хотел вручать складные ножи, но в Улеаборге они были слишком дорогими, и я обратился за помощью к деду, и опять чуть не огрёб на орехи.

— Совсем что ли придурок (ääliö)? Если из них кто зарежется потом? К нам побегут, ты же ножики дарил! А дядю Ларса тебе не жалко? Ежели кому из приютских нож достанется? Это же его приют, и он за тех детей отвечает! Это у тебя разрешение от генерал-губернатора есть на ношение пукко, а у них нет!

— А что мне дарить? — растерялся я.

— По-хорошему — ничего! Пустая трата денег! Но про деньги мы с тобой уже говорили и я тебе не буду запрещать их тратить по мелочам или на придумки твои. Но ножи дарить — не позволю! — и мне погрозили громадным кулаком. — Что ты уже успел купить на эти соревнования? — продолжил допрос дед.

— Гармоники и рыболовные наборы.

— Вот их и дари! Можешь взять несколько кепи в нашей мастерской, плюс, я тебе полотенец привезу, с надписью «Победителю»! Устроит?

— Да, деда, — пришлось мне грустно согласиться.

— Ты мне это прекращай! На деда обижаться! А то я быстро разгоню твою банду! Я же всё-таки пионервожатый ваш!

— Кто? — вытаращился я на деда Кауко. — Ты откуда это слово знаешь? — неужели этот старик тоже попаданец, мелькнула у меня мысль.

— Да я это слово узнал когда ещё твоего отца и в планах моих не было! Так в Америке называли человека, который водил колоны пионеров-переселенцев!

— Фух! — выдохнул я вслух, когда понял про каких пионервожатых он говорит. — А с чего это ты наш вожатый?

— А с того! Я зарегистрировал гимнастическое общество «Пионер» на своё имя. А то ты слишком заигрался в политику! И устав у них, и форма с песней! Так что я теперь главный пионер! Понял? Я твой диктатор! Ха-ха-ха! Ну и лицо у тебя, внучек! Не ожидал?

— Диктатор у нас по уставу один, — пробормотал я, понимая, что дед сделал правильно, прикрыл меня от возможных проблем, а я даже не подумал о подобном.

— Ну и ладно, будь диктатором. А я буду пионервожатым. И ты будешь мне подчинятся! И со мной советоваться, ежели чего крупного решишь затеять! Понял меня?

— Да, деда! Понял! Я могу идти?

— Стоять! Я тут подумал вот о чём. Один из складов на твоем острове в столице снимает Карл Фацер (Karl Fazer), производитель сладостей. И он предлагал платить часть аренды сладостями. Вот я и возьму за месяц. И отдам тебе на награды твоим оболтусам. Шоколадные плитки и карамель — это получше всяких острых железяк!

— Спасибо, — буркнул я, пытаясь вспомнить что-то связанное с этим Карлом Фацером.

Точно! Шоколадки в синей упаковке с надписью «Karl Fazer» в супермаркетах моего мира! Вот оно что! Раз у деда есть выход на производителя шоколада, то надо попробовать создать мороженное-эскимо.

И побежал за дедом, который успел уже уйти в прихожую:

— Деда! Подожди! Не уходи!

— Что ещё случилось? — дед прекратил натягивать сапог и с подозрением покосился на меня. — Только быстро! Мне на стройку надо!

— Я тут кое-что придумал, когда ты мне рассказал про шоколадки от Карла Фацера. Что будет, если шарик или брикет мороженного облить шоколадом?

— Ммм. Наверное будет очень вкусно. Перкеле! Вот же ты бесёнок! Мне даже самому уже захотелось попробовать подобное.

— Вот! А Карл Фацер делает шоколад, и с ним можно объединиться в производстве этого мороженного…

— Да не нужен нам этот Фацер! У него только небольшая мастерская и пара магазинов! Умеешь же ты все планы порушить! — внезапно обвинил меня дед. — Теперь надо ехать в Гельсингфорс к Стокманнам. Ведь это же надо патентовать! Я такого лакомства нигде ещё не видел! — и он в сердцах откинул от себя сапог, и приказал мне: — Чего уставился? Туфли мои тащи выходные!