Великий диктатор. Книга вторая

Глава 18

— Итак, господа, не будь новости Александра Михайловича настолько важны, я бы не вызвал вас сюда в воскресенье, — Николай II обвёл присутствующих уставшим взглядом и кивнул Безобразову. — Сейчас наш министр внутренних дел ознакомит вас с предложением, поступившим из Парижа, а затем мы с вами подумаем — нужно оно нам или нет.

— Позавчера я получил письмо от председателя совета министров третьей республики Мориса Рувье об ответе японской стороны на французскую мирную инициативу по урегулированию нашего с Японской империей конфликта.

— Инициатива было односторонней или мы тоже в ней поучаствовали? — спросил мрачный Витте у которого из-за срочного вызова в Царское Село сорвалось посещение Александринского театра с супругой.

— Нет, Сергей Юльевич. Мы об этом не знали. Даже и не думали, что французскому правительству, озабоченному марокканским обострением с Германской империей, есть какое-либо дело до нашей с Японией войны.

— Господа, давайте выслушаем Александра Михайловича, а уже потом будем делать выводы, — недовольным голосом произнёс император.

— Спасибо, ваше величество! — поблагодарил своего государя Безобразов. — Итак, Франция направила в Японию запрос об условиях возможного заключения мирного договора между нашими странами. В конце марта японский посланник Итиро Матоно передал ответ главы японского правительства князя Кимоти, заверенный в секретариате императора Мэйдзи. Японцы предлагают белый мир с разделом Кореи по границе сороковой параллели северной широты.

— В каком смысле, с разделом? Экономическим или территориальное подчинение? И на равный раздел это что-то не тянет, — возмутился военный министр Сахаров.

— Я думаю, что это граница задана вольно и за неё можно поторговаться. Японской империи нужна хоть какая-то добыча на фоне не вполне удачной войны, больших потерь и массовых беспорядков после целого ряда отставок и арестов, проведенных императором Мэйдзи. Я прав, Александр Михайлович?

Сергей Юльевич Витте, задав этот вопрос, в ожидании уставился на министра внутренних дел. Отношения двух высших чиновников империи не заладились очень давно. А начавшаяся война и события 9 января 1905 года ещё сильнее развили неприязнь Витте по отношению к Безобразову. Каким чудом последний смог усидеть в своём кресле после расстрела рабочей манифестации и начавшейся по всей стране смуте, премьер-министр так и не смог понять. Хотя лично подавал императору докладную записку о некомпетентности министра внутренних дел, ещё до кровавых событий в Петербурге. Видимо, у Александра Михайловича были или сильные покровители, или какое-то влияние на самого императора.

— Скорее всего вы правы, господин Витте, — согласился Безобразов. — Но тут возникает другой вопрос — а надо ли оно нам? Генерал Гриппенберг уверенно держит фронт. Первое и второе сражения при Ляояне он хоть и не выиграл, но и не проиграл. Войска удерживают позиции. Японские силы тают, а в отличие от наших резервов, их резервы менее обученные и подготовленные. Порт-Артур и Дальний держатся. Владивостокская эскадра проводит довольно успешные крейсерские рейды. На подходе вторая тихоокеанская эскадра. Фёдор Карлович, когда она должна прибыть?

— Всё зависит от скорости судов третьей эскадры. Объединение эскадр планируется где-то в начале мая, а выход к театру военных действий — ближе к середине мая, — бодро отчитался управляющий морским министерством генерал-адьютант Фёдор Карлович Авелан. — Но я бы, согласился на начало мирных переговоров. Этим можно потянуть время до прибытия судов второй эскадры. А если мы сходу откажемся, я боюсь, что японцы приложат максимум усилий для взятия Порт-Артура и уничтожения эскадры адмирала Старка. Тем более, что генералы Стессель и Смирнов отказываются вводить в бой седьмую Сибирскую стрелковую дивизию и тем самым помогать финским частям.

— Виктор Викторович, это правда? То, о чём говорит Фёдор Карлович? — поперхнувшись табачным дымом сипло спросил у военного министра царь.

— Так точно, ваше величество! — рявкнул, подскочив со своего места генерал Сахаров и бросил злобный взгляд на генерала Авелана. — Если ввести в бой седьмую дивизию, то, в случае прорыва обороны, у крепости не будет шансов на продолжение сопротивления. Сейчас генерал Стессель, заменивший раненого генерала Кондратенко, строит укрепления вокруг города на случай прорыва линии фронта.

— Виктор Викторович! Вы карту Квантунской области видели? Если японцы прорвут финскую оборону, которую те держат на восьмикилометровом перешейке, то их уже ничто не остановит! Там и так ситуация была критическая, и мне пришлось приказать адмиралу Старку выделить моряков с кораблей на помощь финской бригаде. А у вас двадцать тысяч солдат хернёй страдают в попытке создать оборону длиной в сорок километров! Простите, ваше величество, не сдержался, — повинился генерал-адьютант перед императором.

— Ничего, я вас полностью понимаю. — кивнул Николай II на эмоциональный спич управляющего морским министерством. — Виктор Викторович, давайте вы доложите мне подробно о ситуации в Квантунской области. Завтра. Нет, — царь полистал свой ежедневник и, чему-то кивнув, продолжил. — Послезавтра. После демонстрации новых аппаратов беспроводной связи в Манеже.

— Слушаюсь, ваше величество!

— Сергей Юльевич, а что по деньгам? Они у нас ещё есть на войну? — прикуривая очередную папиросу поинтересовался у главы своего правительства император.

— Всего потрачено один миллиард семьсот двадцать три миллиона золотых рублей на сегодняшний день. Примерно, один день войны съедает из нашего бюджета три с половиной миллиона рублей. А у нас все доходы за этот, 1905 год, запланированы на уровне двух миллиардов. Еще неизвестно во сколько нам обойдётся предстоящая морская война. А вдруг японцы утопят какой броненосец или несколько? А мы за некоторые из них ещё и не рассчитались до конца с иностранцами. Один только «Цесаревич» обошелся нам в одиннадцать миллионов рублей. Ну и если информация господина Авелана верна, то мы можем потерять первую эскадру, что сразу ставит под угрозу суда второй. Не дай Бог, если наши моряки проиграют, то японцы и слышать не захотят ни о каких переговорах на подобных условиях. К тому же, это может ещё сильнее дестабилизировать ситуацию с волнениями в стране. Так что, если вы, ваше величество, ждёте моего мнения по данному предложению японцев, я всеми руками только за прекращение этой войны. Тем более и земля из-за которой и началась эта война, — Витте кинул укоризненный взгляд на Безобразова, которого по праву считал одним из подстрекателей идущей войны. — Останется в наших руках. И даже больше, чем можно было предположить. Корея вообще не рассматривалась нами как цель в этой войне. Даже если мы согласимся на раздел по сороковой параллели, то нам достанутся горы, богатые лесом и железом.

— Спасибо, Сергей Юльевич, — поблагодарил Витте Николай II. — Я тоже, склоняюсь к скорейшему заключению мирного договора. Особенно в условиях сильнейшей смуты в нашем отечестве. Заключённый мир можно объявить победой, что благоприятно повлияет на настроение моих подданных.

Остальные присутствующие благоразумно промолчали. Если их монарх склоняется к заключению мира, то кто они такие, чтобы противиться его воле. Хотя, по глазам генералов Сахарова, Авелана и Редигера было видно, что они готовы продолжать войну до победного конца и закончить её в Токио.

— Я думаю, что вам, Сергей Юльевич, и вам, Александр Михайлович, нужно срочно выехать в Париж и приложить максимум усилий для скорейшего заключения перемирия, — обратился к премьер-министру и министру внутренних дел император.

Вышеназванные чиновники почти синхронно поднялись со своих мест и поклонились Николаю II.

— Мы приложим максимум усилий к заключению мира на самых выгодных для нашей отчизны, условиях, — торжественно и даже радостно пообещал императору Витте.

«Ну, не попали в театр, зато теперь съездим в Париж. Машеньке должно понравиться», — подумал Сергей Юльевич и улыбнулся.

— А вы, господа генералы, должны сделать всё возможное, чтобы до заключения перемирия на фронте и море не было никаких поражений, — дал недвусмысленное распоряжение Николай представителям армии и флота.

Томас Эдвард Виккерс закончил читать отчёт Герберта Остина про машинку для снаряжения патронных лент и, отложив на край стола небольшую стопку листов, слегка неприязненно взглянул на сидящего напротив него инженера. Впрочем, в последнее время Виккерс смотрел с подобной неприязнью на всех, кто был его моложе хоть на десять лет или проявлял чрезмерную жизнерадостность.

Постоянные боли в спине и мигрени сделали его чересчур раздражительным и вспыльчивым. Он ездил на воды, проходил дорогостоящее лечение, но от новомодных лекарственных препаратов становилось только хуже. И он всерьёз задумался о передаче управления корпорации «Виккерс, сыновья и Максим» (Vickers, Sons Maxim Ltd) своему младшему брату Альберту.

— Я не совсем понял вас, Гербет. Почему мы не можем начать производство этой машинки самостоятельно? Вот у меня есть отчёт инженера Ватсона о том, что мы можем легко обойти финский патент слегка изменив конструкцию и вид изделия.

— Да, мистер Виккерс, мы можем обойти этот патент, но ценой снижения скорости заряжания и репутационных рисков. Кому нужно машинка для снаряжения ленты, которая снаряжает медленнее, чем это делает простой солдат в ручном режиме?

— Ну, это конечно аргумент. А что не так с репутацией? Или вы думаете у тех финнов найдутся какие-то высокопоставленные покровители?

— Именно так. И непросто высокопоставленные, а целый племянник нашей королевы Александры и родной кузен герцога Йорского Георга.

— Вы про русского императора? Эта не шутка? Он вступится за никому не известную компанию из дикой Финляндии?

— Ну, во-первых, это его Финляндия, а во-вторых, тот ребёнок, который и придумал эту замечательную машинку, по совместительству является сочинителем детских сказок, которые очень любит супруга русского царя и все его дочери.

— Хм. Так это правда, что этот аппарат придумал ребёнок?

— Да, — усмехнулся Герберт Остин. — И не только этот аппарат. А ещё скрепки, которыми вы и я пользуемся в великом множестве, чай в пакетиках, который мы завариваем в путешествиях, и даже новомодную игру «монополия», которую вы недавно подарили своим правнукам.

— О! Так он — гений? Сколько же ему лет? Может можно его пригласить в Англию на учёбу за счёт нашей компании?

— Насколько я знаю, ему двенадцать лет и его, и вправду, считают гением. Насчёт, пригласить, я не в курсе, об этом надо разговаривать с его родителями. Но, думаю, этот вопрос решаем, в отличие от копирования патронной машинки. Нам проще купить патент или заказать выпуск на месте, чтобы не тратиться на доставку в Россию.

— А зачем тратиться? Разве русские не будут сами выпускать этот аппарат? Ведь тот мальчишка — подданный царя Николая, и они вправе выпускать его изобретения на своих заводах.

— У финского княжества есть собственная валюта, экономика и довольно запутанные патентные отношения с остальной империей. Им проще заказать самим и постараться сбить цену. Мы можем им предложить выкупать их продукцию за выгодную нам и им цену. А реализацию возьмём на себя. Россия много не закажет, так что пусть они с ними напрямую работают. А вот Германия, Франция и остальная Европа может принести нам неплохой доход на перепродаже. Тем более, что у нас всё равно сейчас нет свободных мощностей для налаживания выпуска этого аппарата.

— Хм. Ну, хорошо. Тогда вам и карты в руки, Герберт. Отправляйтесь в Финляндию и проверните всё то, что вы только что мне описали. Очень надеюсь, что у вас всё получится. Ну, а по возвращению, мы с вами и поговорим о продлении вашего контракта с нашей корпорацией, который истекает в конце года. Пока что ваша деятельность приносит нам хорошую прибыль. Надеюсь, что и на этот раз вы меня не разочаруете.

10 января 1905 года, когда мы с Миккой по окончании рождественских вакаций вернулись в Улеаборг и приступили к занятиям в лицее, вся остальная империя только-только готовилась к празднованию Нового года. Естественно, что о расстреле рабочего шествия в Петербурге мы узнали из прессы спустя два дня после этого события, когда у нас уже было 22 января.

Надо сказать, что в княжестве реакция на произошедшее событие была весьма сдержанная. Только федерация профсоюзов Финляндии поддержала рабочих Санкт-Петербурга, начав вторую всефинскую забастовку. Правда, без политических требований, а только с экономическими. Единственное политическое требование было выдвинуто финским женским клубом и касалось оно прав женщин избираться в местные органы самоуправления.

А вот вся остальная Россия — полыхнула. Особо сильно это было заметно на окраинах империи. В Варшаве, Риге и Тифлисе дошло даже до строительства баррикад и перестрелок с полицией и войсками. Чему очень способствовали публикации в различных имперских газетах перепечаток из иностранной прессы о многотысячных жертвах январского расстрела.

Наши заводы участия в забастовке не приняли. Так как выдвинутые федерацией профсоюзов условия к работодателям уже и так были приняты у нас. Основные требования федерации были о введении почасовой оплаты и минимальной ставки в двадцать пенни в час, бесплатных обедов, и уменьшении количества и сумм штрафов.

Те мои первые подсчёты о семнадцати пенни в час для рабочих кирпичного завода, после длительного спора с моими дядями и моим отцом, дед Кауко скрепя сердце, округлил до двадцати пенни, чтобы примирить всех родственников. Правда, на большинстве наших предприятий плата в двадцать пенни в час была максимальным потолком. Но на патронном и оружейном некоторые станочники получали и больше.

Зато опубликованный в прессе февральский рескрипт Николая II «По подготовке закона о выборном представительном органе — законосовещательной Думы» вызвал в княжестве настоящую революционную волну. Состоялось несколько массовых и многотысячных шествий с требованием к финскому сенату о необходимости получения собственного внесословного парламента взамен устаревшего сословного сейма.

Меня все эти революционные события коснулись не особо. За исключением написания нескольких статей в нашу газету «Пионерская правда» с завуалированным призывом не лезть во взрослые политические игры и о правилах безопасного поведения в толпе. И надо сказать, что мои «десять правил безопасности» перепечатали сначала финские газеты, а затем и многие имперские.

У меня же в лицее вовсю началась подготовка к выпускным испытаниям. А руководство нашей корпорации готовилось принять участие во Всемирной выставке в Льеже. Дед меня всё-таки обманул, на участие в выставке деньги у него нашлись. Правда, финского павильона на этой выставке не будет, а будет русский, в котором и примет участие наша «Хухта групп», совместно с «Нокией» и «Стокман и К».

На выставку было решено везти кисти-валики, конструкторы, пистолеты, пулемёты с патронной машинкой и автомобиль со всеми моими мелкими улучшениями — зеркалами заднего вида, поплавковым карбюратором, веревочным стартером, автомобильными стеклами, механическим дворником, брызговиками и электросигналом, доведенным до ума Йоргеном Рассмусеном. В конце концов датчанин пришёл к выводу, что установленные на «Sisu» колёса вполне достойны эпатировать публику на выставке, и готовил к отправке в Бельгию сразу два автомобиля. Правда, мой четырёхтактный двигатель мы заменили на менее мощный двухтактный и двухцилиндровый. Четырехтактники очень быстро выходили из строя, и с этим надо было разбираться, а времени на это у меня не было.

А тут ещё припёрся представитель от Виккерс. Тот самый инженер, что представлял пулемёт на стрельбах в Петербурге, и который бегал с пулемётной лентой. И вместо того, чтобы заниматься переговорами о выпуске заряжательных машинок, проявил немалый интерес к нашему автомобильному заводику.

Сначала я очень удивился этому, но, покопавшись в своей памяти, смог понять, что Герберт Остин — это тот самый знаменитый «Остин-Путиловец», на одном из которых толкал в массы свою речь дедушка Ленин. И даже припомнил, что в Англии был когда-то такой автомобильный бренд как «Остин» (Austin). А раз такой бренд существовал, то рано или поздно этот мужчина займётся выпуском автомобилей. Так как все мои нововведения были уже запатентованы, то мы не боялись промышленного шпионажа со стороны любопытного англичанина.

Даже больше, по рассказам деда Кауко, Остин сам предложил войти в пай, внеся скопленные деньги сразу после окончания своего контракта с Виккерсом в конце года. А сподвигла его на это предложение встреча с нашим управляющим кирпичным заводом Кевином Райтом.

— Берти! Берти! Это же ты, старина? — неожиданно накинулся мистер Райт на Остина, которого я привёз на мобиле с завода в нашу контору на встречу с господином Бергротом.

— Райт? — очень удивился Остин при виде кинувшегося к нему мужчины.

— Да, Берти, это я! Но ты-то какими судьбами здесь? Вы же в Австралию уехали? Или нет?

Как выяснилось, наш Кевин Райт и Герберт Остин были друзьями с самого детства, которое провели в небольшой деревушке Литл Миссенден графства Бакингемшир что на юго-востоке Англии. К восемнадцати годам Остин остался сиротой и уехал в Австралию вместе с семьёй своего родного дяди. А Кевин Райт закончил техническое училище в Эйлсбери и пошёл работать на свой первый кирпичный завод.

Всё это я узнал вечером того дня, когда произошла встреча двух друзей и я отвозил их на мобиле в наш Кирпичный посёлок. Благо, это была суббота, и у меня было свободное время.

Почти всё время у меня отнимали занятия в лицее и подготовка выпускного проекта. Наш классный наставник оказался большим затейником и задал каждому из учеников нашего класса индивидуальную тему доклада. И в этот раз я завидовал Микке, которому досталась тема «Влияние иностранных языков на финский язык». Мне же Конрад Фредрик Кивекас задал сугубо религиозную тему проекта — «распространение христианства среди балтийских народов».

Пришлось прибегать к помощи своего брата Ахти, который так и продолжал служить в секретариате Улеаборгского епископа. Хотя он всё же получил возможность вести службы в приходе посёлка Саарела, куда мотался каждое воскресенье на подаренном мной велосипеде. Брат помог мне оформить доступ к епископской библиотеке и даже самолично составил скелет доклада. Но материалы для него мне приходилось искать самому.

И даже несмотря на всю мою занятость в подготовке к выпуску, я всё также проходил обучение на оружейном заводе. В конце февраля 1905 года из военного министерства Российской империи пришёл заказ на двести пятьдесят зарядных машинок и сто сорок пулемётов Шмайссера, с пожеланием увеличить количество патронов в кассете.

— Это невозможно! Они, что, не понимают? Доннер-веттер! — возмущался и ругался Луис Шмайссер. — Как я им увеличу количество патронов? Максимум, тридцать патронов, да и то большой риск, что кассета будет прогибаться, и из-за этого пулемет начнёт клинить.

— Херра Шмайссер, можно использовать бункер под кассеты, — влез я с предложением, когда немец выдохся и замолчал. — Вот, смотрите, — и я протянул ему рисунок короба с кассетами, сделанного итальянцами в 1908 году моего времени.

— Хм, интересно. Надо пробовать. Все равно иного варианта нет, — вынес вердикт наш главный конструктор. — Матти, сбегай к прессовщикам и пригони сюда моего сына.

Завод работал непрерывно, выполняя заказ от компании Виккерс на производство тысячи заряжательных машинок. Производил финскую щётку, которая становилась всё более популярной. А также выпускал комплекты оружейных конструкторов, картечницу «Бьярнова» и новый семизарядный пистолет Шмайссера, который тот придумал и создал в железе буквально за месяц. Я глазам своим не поверил, когда увидел этот пистолет. Почти точная копия «Дрейзе» (Dreyse M1907), который Луис Шмайссер создал в моём мире, перейдя на завод «Рейнметалл». Был даже желобок вместо целика, как на пистолете из моего мира.

А так как специалистов не хватало, то Ханс Шмайссер становился то токарем, то слесарем или прессовщиком, в зависимости от того, где в данный момент не хватало рабочих. Несколько раз припахивали даже меня. А сейчас к выпуску ещё и пулемёт добавится. Придётся деду Кауко где-то искать рабочих и, наверное, вводить вторую смену, а летом закладывать новые цеха. А это дополнительные траты. Этак я опять пролечу с электростанцией.