Великий диктатор. Книга вторая

Глава 3

— Записал? — строгим голосом спросил я у Микки и, получив от него недовольный кивок, продолжил. — Герб Лифляндской губернии, описание: «В червлёном поле серебряный гриф с золотым мечом, на груди, под Императорской короной, червлёный вензель — ПВ ИВ (Пётр Второй, Император Всероссийский). Щит увенчан Императорской короной и окружён золотыми дубовыми листьями, соединёнными Андреевской лентой».

— Матти, подожди, у меня рука устала, — жалобно поведал мне кузен.

— С чего она у тебя устала? Ты вчера, весь вечер топорик в мишень кидал и ничего у тебя не уставало. Оно мне надо? За тебя информацию искать и работать у тебя репетитором? — раздраженно зашипел на него я. — Мог бы и отказаться от учёбы в лицее, сейчас бы с парнями в кююккя играл, а не писал доклад по космографии.

— Извини, я… я постараюсь не уставать. Ты только помедленней диктуй. Я просто не успеваю, — попытался укорить меня Микка и грустно вздохнул.

— Братец, я понимаю, что тебе тяжело. Но я тебе диктую с той же скоростью, что и наш учитель по космографии, господин Улофссон. Так что, приноравливайся или вылетишь из лицея и оставишь меня одного там.

— Хорошо. Я постараюсь писать быстрее, — угрюмо согласился мелкий и поёрзал на стуле.

— Что? Опять на свою поротую задницу будешь жаловаться? — ехидно подколол я кузена, но он упорно молчал, и я продолжил. — Новый подзаголовок — границы. И с красной строки, записывай описание: С севера — Эстляндская губерния, с востока — Чудское озеро и пролив, соединяющий его с Псковским, Псковская и Витебская губерния, с юга — Курляндская губерния, с запада — Рижский залив. Длина западной границы (морского берега) 280 вёрст. Пространство Лифляндской губернии 41325,4 квадратных вёрст.

Микка оказался единственным неудачником из класса, которому досталось задание подготовить доклад не на губернии княжества. У нас в классе девять учеников, а губерний в княжестве — восемь. Вот, ему, методом жребия и досталась Лифляндия. Он, конечно, расстроился, но я его быстро привел в чувство, объяснив, что ему вообще могла достаться какая-нибудь Елизаветпольская губерния на Кавказе.

Мне же досталась столичная, Нюландская губерния. Наверное, самый лёгкий вариант из всех. Уж чего-чего, а материалов на эту провинцию в лицейской библиотеке было предостаточно. А вот информацию для доклада мелкого, пришлось искать в городской библиотеке. Ну ничего, справился, нашёл. Теперь ещё этого охламона надо заставить всё записать, сначала на черновик, а затем перенести и на чистовик. А не хочется. У меня и своих дел полно, да и зуб я на него имею. Причём, реальный, который он мне выбил на свадьбе моей сестры. Вернее, не имею, а имел, так как и самого выбитого зуба я тоже лишился.

Эта мелочь пузатая умудрилась спереть со свадебного стола жбан с коскенкорвой. Хоть отец и выставил на столы нормальную водку производства Стокманнов, приглашенные на свадьбу селяне всё равно приносили свои напитки. Вот одну из таких посудин с самогоном мой кузен и спёр. И распил вместе с неустановленными личностями. А сколько там надо алкоголя десятилетней тушке?

И не придумал ничего лучше, как забраться на берёзу и горланить песни, из-за чего его быстро и обнаружили. За юным алкашом полез на дерево его отец и попытался, отцепив, спустить на землю. Но Микка вцепился в ствол, как в любимую подушку, и дяде Юнису пришлось приложить силу чтобы отодрать сына и скинуть вниз. Благо, лететь было невысоко, метра три всего — и на песочек, и на меня, стоящего на том песочке. Отскочить я не успел и получил по зубам локтем от прилетевшего мелкого.

В одно мгновение я обзавёлся разбитой губой и выбитым зубом. Хорошо, что ещё не проглотил его. Этот молочный моляр и так шатался уже вовсю и был готов выпасть в скором времени сам. Но тут приключился пьяный летающий Микка. А на следующее утро отсутствие у меня зуба заметил ещё один мой кузен, Раймо, сын дяди Тапио. И узнав, что я его не выкинул, выпросил себе.

— Мне твой зуб нужен для исполнения своего желания. Я попросил батю на моё десятилетие в январе подарить мелкашку, как у тебя.

Я только усмехнулся и отдал выбитый зуб. Было у пацанов в селе такое поверье, что чужие молочные зубы, если их носить на веревочке на шее, приносят удачу. Хочется ему использовать мой зуб в качестве волшебного артефакта, да на здоровье.

По его мнению зуб диктатора — это ого-го само по себе. И он обязательно должен ему помочь в этом деле. Но, для усиления эффекта, он обещал подержать мой зуб в святой воде, в ночь на полнолуние. Я же, отдав зуб и немного поразмышляв, даже испугался. Если ему подарят карабин, то меня, чего доброго, мои же пионеры растянут на святые мощи. Тьфу, тьфу, тьфу.

Но, потеряв зуб, я приобрел приличное количество наличных денег, которые планировал пустить на достройку двигателя и улучшение моего однозарядного пистолета. И всё благодаря нашей уловке с Пентти, с конвертом вместо денег при выкупе моей сестры Анью.

— Вот! В этом конверте всё, что я скопил за свою жизнь! — пафосно и очень громко произнес парень, когда подошел черед этой традиции. — Мне ничего не жалко для твоей сестры! Отдай мне её в жёны!

Я, получив в руки от моего будущего родственника пухлый конверт, заглянул в него и, пересчитав пальцами внутри резаную бумагу, сделал большие глаза для окружающих и сказал:

— Ого! Ты очень щедр! Сразу видно, что ты её очень любишь! Забирай, она твоя, — и освободил проход к удивленной и явно обидевшейся сестре.

Анью ожидала от меня пусть и недолгого, но веселого торга, как на прочих свадьбах, а её любимый братец сдался практически мгновенно за какой-то непонятный свёрток с деньгами.

В течение всей свадьбы меня пытали мать с отцом и прочие родственники: сколько денег было внутри. Но я отнекивался и говорил про «много», чем ещё больше подогревал интерес к выкупу. В итоге, по слухам, которые расползлись за столами, в конверте была целая тысяча, за меньше «наш Матти» так быстро и просто сестру не отдал бы.

Когда молодожёнов отправили на традиционное мытьё в сауну перед первой брачной ночью, дед Кауко уволок меня в мою комнату и высказал своё предположение насчёт содержимого выкупного конверта.

— У Пентти не было денег, и вы сговорились разыграть представление? Так, внучек?

Пришлось ему рассказать правду, всё равно таинство бракосочетания уже состоялось и никто не мог ничего повернуть вспять. Даже дед. Да и не будет он вредить любимой внучке.

— Хм. Аферисты! А ко мне подойти и рассказать нельзя было? Или ты думаешь, что я бы похерил свадьбу Аньи? — наехал на меня старик.

— Деда! Ты — помпо (дурень)? У тебя уже проблемы с памятью начались? Ты же в Таммерфорс ездил в это время! — раздражённо буркнул я, ощупывая языком прореху в зубах.

— Пффф, — выдохнул он и признался. — Точно! Запамятовал! Но это не значит, что можешь меня обзывать! И вообще, ты сам дурачок, мог бы и позже ко мне подойти. Я же уже три дня как вернулся.

— Ты вообще какой-то злой вернулся. Вот я и не рискнул к тебе обращаться.

— Ну. Ты прав. Я мог и дров наломать тогда. Ладно, что сделано, то сделано, давай-ка сюда свой конверт.

Я протянул ему требуемое, и он вытряхнул из него нарезанные мной прямоугольники бумаги в ящик стола, и достав из внутреннего кармана пачку купюр, принялся выбирать из них ассигнации в пятьдесят марок.

— Вот. Полторы тысячи, — обозначил он сумму и аккуратно сложил деньги в злополучный конверт. — Можешь теперь показывать остальным. Пусть завидуют.

— Угу, — я спрятал это вместилище денег в свой внутренний карман и отказался от сделанного дедом предложения. — Не буду я ничего показывать. Я покажу и расскажу про полторы тысячи, а Пентти, ляпнет про тысячу, и все будут нас самих считать мошенниками. — Выдал я ему своё видение ситуации и поморщился, разбитая губа саднила и начинала опухать.

— Хм, ну, как хочешь. Деньги, всё равно тебе останутся. Это тебе на год, на твои придумки, бумагу и прочее. Смотри у меня! Спрошу за каждый потраченный пенни! Понял?

В конце октября вернулись датчане и привезли с собой завербованных рабочих. К этому времени наши строители уже закончили возведения заводских строений и небольшого рабочего посёлка из десяти двухквартирных домиков. Эти домики так понравились инженерам, что они переехали из города и заселились в них.

Вместе с рабочими и их семьями датчане привезли мне оружейного мастера в учителя. Звали его Александр Бьярнов, и он оказался вполне толковым и знающим мастером, хорошо разбирающимся в современных стрелковых системах и даже приложившим руку к созданию некоторых из них. Селиться в городе он также отказался и, со своей супругой руовой Карен, занял одну из квартирок в рабочем посёлке. Из-за чего мне теперь приходилось два раза в неделю кататься с попутным дровяным обозом на завод, и уже там заниматься с мастером.

Вернее, на первых порах, мне пришлось учить датский язык, так как старик, кроме немецкого и датского, другими языками не владел. Благо, что шведский и датский почти родственные языки. Письменно это очень заметно, а вот в разговорной речи — довольно сложно. Вроде и похоже, но складывалось ощущение, что с тобой разговаривает швед, держащий горячую картошку во рту, из-за чего полностью смывался смысл произнесённого. Если мой шведский, старик вполне понимал, то его датский, я до поры до времени не понимал совершенно.

Хорошо, что его приняли мастером на завод, и под боком всегда были инженеры, знающие английский, которых можно было привлечь к более точному переводу. А переводы требовались постоянно — из-за того, что мой учитель загорелся идеей массового выпуска второй версии пистолета «Пионер».

Если первую версию я сделал на основе американского «Освободителя», то вторая версия была скопирована с самого простого пистолета моего мира — GB-22, созданного Марком Сербу под патрон 22-го калибра.

В моём времени парни из нашего клуба реставраторов просто распечатали такой на 3D-принтере. И чтобы не попасть под статью о незаконном изготовлении оружия, ствольный блок распечатывали с уменьшением диаметра на пятьдесят процентов. Получился прикольный сигнальный пистолет под капсюль-жевело.

Теперь же мне пришлось изрядно помучиться, создавая этот пистолет в железе. Так как я не имел доступа к оружейному железу, то при помощи литейщиков на заводе дяди Ларса Нюберга мне отлили чугунный прямоугольный параллелепипед, разместив внутри самый короткий обрезок от ствола маузеровской винтовки.

Всего в «Пионере-2», как я назвал этот пистолет, было восемь деталей, если не считать четырех винтов с гайками. И четыре детали из восьми выполняли, скорее, декоративную функцию, являясь боковыми накладками на затвор и рукоять. Про высокую точность и дальность стрельбы говорить, конечно, не приходилось, но при стрельбе до десяти метров разброс практически отсутствовал.

Когда я показал эту поделку своему оружейному учителю, то вначале был им не понят. Но после того как отстрелялся и, разобрав пистолет, объяснил что это и как работает, был сначала обнят и захвален, а затем и поруган, за не очень качественную обработку и подгонку материалов.

Вот этому, работе с металлами, я с мастером и занимался практически всю зиму. Ручная и механическая, слесарная и токарная обработки, литьё и пайка, и даже штамповка. Александр Бьярнов очень резво взялся за мое обучение, попутно наседая на деда Кауко с прожектами создания отдельного оружейного цеха и приобретения генеральной лицензии на патроны Бергманна.

— А почему именно патроны Бергманна? — заинтересовался я.

— Понимаешь, Матиас, многие сейчас считают, что за этими патронами нет будущего. У них гильза имеет конусообразную форму.

— Не понял. Бутылочная гильза — это, по сути, тоже вид конической гильзы.

— Вот! Молодец! Ты меня понимаешь. А Бергманн считает свои патроны уже устаревшими и сильно торговаться за генеральную лицензию не будет. Тем более, что всегда можно изменить настройки станка на вытяжку не конусообразных, а цилиндрических патронов. Да и сами патроны этих калибров, особо не используются.

— Почему?

— Под эти патроны заводом Теодора Бергмана было выпущено очень малое количество пистолетов. Пятимиллиметровый Бергманн номер один — всего около тысячи штук, а четвертой модели, под патрон 8×22, вообще всего около пятисот экземпляров. Так что надо брать лицензию пока это возможно.

На предложение написать письмо в Германскую империю Теодору Бергманну о приобретении лицензии на пяти- и восьмимиллиметровый патроны мой дед ещё согласился. Ведь лицензия — это не сама патронная линия. А на создание отдельного оружейного цеха у него просто не было денег. И всё из-за шведа Патрика Нордстрёма, который приехал вместе с датчанами попытать счастья и не прогадал.

По рассказам деда Кауко, Патрик Нордстрём восемь лет назад окончил в Стокгольме королевский технологический институт по специальности инженер-керамист. По какой-то причине, которую дед так и не смог из него вытрясти, Патрик уехал в Данию, где основал мастерскую в Ислеве под Копенгагеном. Местные мастера-керамисты не дали ему спокойно работать, и ему пришлось продать мастерскую. Как он прибился к нашим датчанам — это было тоже неизвестно. Но дед, как только услышал от него про метлахскую плитку и шликерное литье, сразу его уволок к нам на кирпичный завод, наобещав золотые горы. И, как я знал, уже вовсю строился керамический цех, куда и ушли последние деньги.

С появлением у меня учителя-оружейника я практически забросил создание двигателя. Уделяя для этого минимальное время. Хотя Мауно Уотила, командир Улеаборгских пионеров, всё так же подрабатывал у меня в мастерской, вытачивая и шлифуя различные детали. Я всё же надеялся, что даже продвигаясь такими неспешными темпами, мы испытаем двигатель в начале весны 1903 года. А пока что всё время съедала учеба в лицее, на заводе и перевод «Книги Джунглей» на русский язык.

Благо, у меня уже был опыт перевода на шведский и финский, и я смог закончить перевод за неделю до Рождества. И всё благодаря тому, что я даже и не думал переводить стихи и песни Киплинга из второй книги. Ограничился только одним стихом, вспомнив песню Газманова «Маугли».

— Господа! Поздравляю всех вас с наступающим Рождеством Христовым! Но, прежде чем нам уйти в праздничный отпуск, предлагаю окончательно разобраться с проектом электрификации железных дорог нашего столичного градоначальника Леопольда Мехелина. Прошу вас, Леопольд Генрихович, — и вице-председатель Финляндского сената Константин Линдер уступил трибуну одному из самых богатых и влиятельных людей княжества.

— Благодарю вас, Константин Карлович, — громко произнёс градоначальник Гельсингфорса и обратился к остальным сенаторам в зале заседаний. — Здравствуйте, господа. Присоединяюсь к поздравлениям нашего вице-председателя с наступающим праздником. Месяц назад моя канцелярия направила вам копии проекта, который я считаю жизненно важным для нашего княжества. Вы все в курсе, что у нас происходит промышленный спад, в основном в металлургии и в связанных с нею производствах. И всё это из-за тотальной нехватки угля. Мы с вами живём как на острове отрезанном от Империи и Швеции. Мост в Торнио через реку Торнеэльв, только находится в процессе проектирования, и пройдёт ещё лет десять, а то и двадцать пока его построят и железнодорожные пути свяжут нас с Швецией. А полноценного железнодорожного моста через Неву до сих пор нет. Наше княжество соединенно с остальной Империей только через трамвайные пути «Литейного моста». Инженерная железнодорожная комиссия Санкт-Петербурга разрешает провоз в пользу княжества Финляндского по «Литейному мосту», только восьми грузовых вагонов в сутки. Много ли товаров можно провезти подобным способом?

— Что-то я вас не очень понимаю, — вклинился в монолог Мехелина Вильгельм Теодор фон Кремер, губернатор Або-Бьернеборгской губернии. — В моей губернии проблем с углём нет.

— В вашей — да, — подтвердил его слова и Мехелин, — Но за пределами вашей губернии почти все паровозы работают на дровах, что снижает их потенциал в грузоперевозках и, тем самым, ведёт к удорожанию перевозимых товаров.

— Леопольд, дружище, ты чересчур нагнетаешь. Мы же живём на берегу моря, по которому всегда и всё можно доставить, — опять вмешался губернатор Або-Бьёрнеборгской губернии.

— Всё, да не всё и не всегда, Вилли, — в такой же панибратской манере ответил ему Мехелин. — Это у тебя есть флот ледокольных судов и поблизости незамерзающее море. А все остальные живут на побережье Финского и Ботнического заливов, которые рано замерзают и поздно вскрываются. Практически весь уголь завозимый в порты Або и Гельсингфорса идёт на нужды императорского флота. Увеличить поставки можно, но всё упирается в загруженность угольных портовых станций. Да и перегрузка товаров, следующих из Империи, с одного транспорта на другой, сильно увеличивает конечную цену. И опять-таки, все порты Финского залива — замерзающие. От Ревеля до Гельсингфорса всего восемьдесят вёрст через залив, но уголь, ввозимый этим маршрутом оказывается в два раза дороже угля, ввозимого из Англии.

— И как нам поможет ваше электричество? — проявил нетерпение Фредрик Бьернберг, губернатор Вазаской губернии.

— Оно заменит уголь и дрова. Конечно, не сразу, а по мере электрификации княжества. У нас в избытке торфа для тепловых станций и рек для строительства гидростанций. Вы все видели наши достижения в электрификации Гельсингфорса. Электрические трамваи и электрические омнимбусы. Совсем скоро, мы запустим новый, длинный трамвай на пригородные маршруты, которые свяжут столицу с Вандо и Эсбо.

— Да я скоро разорюсь на вашем электричестве! — возмутился глава военного ведомства, барон Рамзай. — Почти каждый день приходится тратиться на новые лампочки. И ладно бы просто перегорали, так они ещё и взрываются, пугая женщин и детей. Хорошо ещё, что я не отказался от газового освещения. С ним всё намного проще. Подожди, Леопольд, дай мне договорить, — генерал бесцеремонно прервал начавшего что-то объяснять градоначальника. — Но, в целом, я за эту ваше «фикацию». Только с лампочками что-нибудь придумайте.

— Уже придумали, барон. Месяц назад Нокия выкупила лицензию у господина Лодыгина. Ну, вы должны помнить его вечные лампочки на выставке в Париже в 1900 году. Эти лампы могут работать до года без выхода из строя. Как только мы выпустим первую партию, я каждому сенатору отправлю по несколько таких штук, чтобы вы сами убедились в их надёжности. За электричеством будущее, господа. Мы с вами должны готовиться к этому будущему заранее. Электрический транспорт в городах снизит загрязнённость улиц, а электрическое освещение — повысит безопасность наших граждан…

— У меня складывается ощущение, что вы агитируете нас построить «Солнечный город» из сказок Хухты? — перебил Мехелина губернатор Санкт-Михельской губернии, генерал-майор Леннарт Мунк.

— О! Вы читали сказки нашего юного гения? — удивился столичный градоначальник.

— Ну, почти у всех нас есть внуки. А дети любят сказки, но не умеют их ещё читать. Вот мне и пришлось ознакомиться, невольно, — начал смущённо оправдываться генерал. — Кстати, Леопольд Генрихович, вы, как я знаю имеете контакты с этим юным писателем. Не могли бы вы попросить его написать продолжение о приключениях этих Мумми-троллей. А то мои внуки и внучки уже всю плешь мне проели с вопросами — а что было дальше? — И он похлопал по своей лысине, чем вызвал смешки в зале заседания.

— Хорошо, я попрошу Матти Хухту написать продолжение, — улыбаясь, согласился с губернатором Леопольд Мехелин. — Но давайте всё же вернёмся к теме электрификации княжества. И да, господа, должен признаться, что некоторая часть моих идей взята и из произведений нашего юного сказочника, но, в основном, я опирался на работу «Государство будущего» Карла Баллода. Естественно, предварительно выкинув всякие марксистские идеи из текста. Я прошу у сената не так много. Предоставить мне право на электрификацию основных железнодорожных направлений княжества и выделить миллион марок на организацию электротехнических мастерских и лаборатории, а также создать электротехнический факультет при нашем университете.

— Но у нас не так много специалистов-электротехников, — растерянно возразил ректор вышеназванного учебного заведения, профессор химии Эдвард Иммануил Хьельт. — Я, конечно не против развития подобного направления в нашем университете, но для этого надо дополнительное финансирование и преподавательский состав. Или вы уже кого-то подыскали на возможную должность декана?

— Да. Я получил предварительное согласие от профессора электротехники Михаила Шателена. И всё благодаря нашему министру-статс-секретарю Сергею Юльевичу Витте.

— Да-да, я помню профессора Шателена. Он возглавлял электротехническое жюри на Парижской выставке. Очень достойный кандидат. Если сенат проголосует за, то наше княжество получит высококлассного специалиста в области электричества. Леопольд Генрихович, считайте, что мой голос у вас в кармане, — поддержал Мехелина ректор столичного университета.

— А поставить нас в известность, что вы уже согласовали свой проект с Витте, вы не сочли нужным? — удивился Ялмар фон Бонсдорф, глава морского департамента княжества.

— Барон, вы, наверное, не очень внимательно читали предоставленный вам месяц назад проект господина Мехелина, — укорил его вице-председатель сената Константин Линдер. — В самом конце проекта есть и резолюция господина Витте, — и усмехнулся, когда присутствующие на заседании сенаторы активно зашелестели бумагами. — Так! Объявляю перерыв на полчаса для более детального ознакомления с проектом, после чего пройдёт голосование. И, господа сенаторы, не забудьте, что сегодня у нас запланирован торжественный вечер в «Шведском театре».