Он не поднял взгляд сразу же.
Это дало мне несколько секунд, чтобы осмотреть его, попытаться привыкнуть к его виду.
Это дало мне несколько секунд, чтобы вздрогнуть, поморщиться, подавить учащение дыхания, бешеное биение сердца под рёбрами.
Я сосредоточилась на деталях, на актуальном, на том, что находилось прямо передо мной.
Я знала, что для ощущения контроля — для удержания контроля, если возможно — требовались усилия. Во всяком случае, это требовало усилий по контролю моих реакций.
Я сразу же увидела, что его накачали наркотиками.
Я замечала отличия, даже если не принимать в расчёт эти его зловещие серебристые глаза, которые мне всегда сложно было прочесть. Конечно, я много раз видела его пьяным. Наверное, пьяным я его видела даже чаще, чем трезвым, если подсчитать процентное соотношение — но опять-таки, я никогда не видела его за работой, только когда он с неё возвращался.
Но эти воспоминания были немножко чересчур.
Они делали всё остальное более реальным, не менее.
Затерявшись в этом, как минимум на несколько секунд, я вспомнила другую жизнь, может, другую меня. Я не уверена, кем я была, пока жила в Запретном Городе, но я знала, что та версия меня приглушила эмоции до самого низкого уровня, по крайней мере, когда имелась возможность. Сказать, что я была несчастлива — это ничего не сказать. Сказать, что я была одинока — это тоже ничего не сказать.
Я была мертва внутри. Как ходячий мертвец, только становилась намного грустнее трупа всякий раз, когда я достаточно долго сидела на одном месте, чтобы эти чувства всплыли на поверхность.
Я просыпалась поутру, с нетерпением ожидая лишь одной вещи, одной-единственной вещи: уроков разведчиков. Это был единственный яркий момент моего дня, моей жизни там… по крайней мере, пока Дитрини не приложил все усилия, чтобы разрушить и это для меня.
Я так хотела верить, что разведка будет тем, что вытащит меня из этой дыры, если я просто буду достаточно терпеливой, буду достаточно усердно трудиться.
Дитрини сделал всё, что было в его силах, чтобы я знала — этого никогда не случится. Он сделал всё возможное, чтобы я знала — я не в безопасности, и что бы я ни делала, этого не будет достаточно. Он говорил мне, что всегда найдёт меня. Он говорил мне, что никогда меня не отпустит, что посвятит остаток своей жизни тому, чтобы я никогда не стала никем, кроме шлюхи — его шлюхи.
Через какое-то время я начала верить ему.
Я была настолько погребена в его мире, в его конструкции, в его извращённом сознании. Через некоторое время я могла видеть лишь это. Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Я подумывала попробовать передать сообщение Балидору через одного из моих платных клиентов. Я подумывала попытаться сбежать, попросить Сурли помочь мне с побегом. Чёрт, да я даже подумывала растравить Дитрини, чтобы он меня убил.
Думаю, я сделала бы всё, что угодно, лишь бы не жить жизнью, которую он для меня нарисовал.
Я вытеснила это воспоминание из моего света.
Глядя на него сейчас, мне было сложно помнить, что здесь он не сумеет меня прочесть. Сложно было помнить, что теперь ошейник на нём, не на мне.
Я постаралась протолкнуться сквозь свой страх и злость на себя за свой страх.
Это не особенно помогло.
Я вновь постаралась объективно оценить его текущее положение.
Он в проигрышном позиции, в ошейнике, связан видящими, которых он считал третьесортными, так что он наверняка взбешён — хотя я не могла чувствовать злость в его свете, пока что нет. Я знала, что даже если он зол, то у него это будет проявляться косвенно, как и все его эмоции. На что бы они его ни подсадили, это не делало его похожим на пьяного, но смягчало резкие грани в его свете так, как алкоголь никогда не делал. Я не горела желанием подходить очень близко, как физически, так и своим светом, но я скользнула по самым краям его aleimi.
Ничего. Ноль.
Я ожидала этого, но это опять-таки напомнило мне, с кем я имею дело.
Мне никогда не говорили точный ранг Дитрини, но я знала, что он высок. В Городе я часто думала, что иметь с ним дело — всё равно что иметь дело с Балидором, если бы он внезапно превратился в алкоголика-психопата.
Прикоснувшись к своей гарнитуре, я использовала связь и свой разум, чтобы послать сигнал Тензи.
«Я не пробуду здесь долго, — сказала я ему. — Но шлите мне всё, что увидите. Всё, что, по вашему мнению, я упускаю, или что вы можете сообщить из предыдущих допросов».
«Хорошо, Высокочтимый Мост».
Я ощутила, что из света Тензи выплеснулся мощный импульс облегчения, но у меня не было времени анализировать это.
Дитрини меня заметил.
Ну, или хотя бы он заметил, что кто-то теперь делил с ним комнату.
Он поднял взгляд, на мгновение испытав трудности с тем, чтобы сфокусировать свои глаза цвета ртути.
Осознав, что это я стою перед ним, он разразился довольным смехом. Этот звук заставил меня вздрогнуть, совсем как в те недели, что я жила с ним в крепости Лао Ху. Один лишь триумф в его глазах вызвал прилив тошноты в моем нутре.
— Боги! D’lanlente a guete, — произнёс он на прекси с сильным акцентом. Его низкий голос оставался всё таким же хриплым, даже под наркотиками. — Боги! Снимай свою одежду, драгоценная. Боги, пожалуйста, пожалуйста, снимай всё…
Я поморщилась, сделав шаг назад и отведя взгляд.
— …Боги, Элисон! Драгоценная девочка… моя драгоценная девочка!
Уставившись на него, я почувствовала, как мой желудок пытается подобраться к горлу.
Всё во мне испытало такое отвращение, что несколько секунд я вообще не могла смотреть на него. Я подняла ладонь, словно пытаясь заслониться от него, а может, от искр чувств и реакций, исходивших из его света. Я гадала, чем, чёрт подери, я думала, приходя сюда. Какая бредовая часть меня решила, что я могла задать какой-то вопрос Дитрини и получить что-нибудь, хоть немного напоминающее прямой ответ?
Он никогда ничего мне не скажет. Только не добровольно.
— Gaos, девочка… иди сюда. Пожалуйста. Я дам тебе всё, что угодно, просто дай мне посмотреть на тебя. Дай мне вновь как следует посмотреть на мою собственность, пожалуйста…
В этот раз я взглянула на него, почти невольно.
Его штаны натянулись от эрекции, которую я отчётливо видела. Его глаза оставались прежними. Те суровые, ртутные радужки наполнились каким-то маниакальным светом, когда я встретилась с ним взглядом. Я помнила этот свет, именно это выражение — даже вопреки наркотикам, которые размывали и нарушали его сосредоточенность.
Глядя на него и наблюдая, как он смотрит на меня, я вновь ощутила тошноту и головокружение. Это чувство вызывалось теперь не только страхом или даже яростью. Я ненавидела, что один его вид заставлял меня вспоминать. Я ненавидела то, как видела себя в его глазах, как он заставлял меня воспринимать себя так же, как воспринимал меня он.
Пытаясь вытолкнуть этот образ из своего света, я взглянула в сторону окна.
Только тогда я заметила, что присутствие Тензи и Гаренда полностью окружает меня. При обычных условиях я бы посчитала это вторжением — как минимум чрезмерной опекой — но в данный момент, по правде говоря, я могла бы обнять их обоих.
«Ты в порядке, Высокочтимый Мост? — послал Тензи, и его мысли звучали обеспокоенно. — Ты хочешь, чтобы мы вошли туда и увели тебя?»
«Нет, — сделав вдох, я послала им обоим импульс благодарности. Мгновение спустя я вздрогнула, ощутив мощный завиток боли, который вышел из света Дитрини. Я не повернулась, чтобы посмотреть на него, и уставилась только на одностороннее окно. — Нет, всё хорошо, братья. Я не пробуду здесь долго».
«Ты уверена?» — послал Гаренд.
«Я уверена. Спасибо. Спасибо вам обоим. Все хорошо».
Я ощутила, как Гаренд признаёт мои слова, хоть и с неохотой.
«Записывайте всё, — послала я им. — Каждую секунду. Я хочу, чтобы другие посмотрели это после того, как я закончу. Особенно Ревик и Балидор».
Я подумала — а какого чёрта? Я всё равно ни за что не удержу этот визит в секрете.
Вознаграждением мне стали импульсы облегчения из светов Тензи и Гаренда. Думаю, я наконец-то убедила, что это не какая-то суицидальная миссия и не «иди ты нах*й, Ревик» из-за чего-то личного между нами.
Видящие и их проблемы с отношениями. Иисусе.
Тензи послал мне приободряющий импульс. «Мы записываем, — подтвердил он. — И я прямо за дверью, Высокочтимый Мост, моя рука по-прежнему на кнопке газа. Гаренд в контрольной кабине готов активировать все протоколы безопасности, как я и сказал… и я только что узнал, что Анале скоро спустится, чтобы помочь нам. Ты в полной безопасности, сестра».
Ощутив, как то сдавленное ощущение в груди немного расслабилось, я кивнула в знак принятия его посыла.
Тензи нашёл правильное слово, которое мне надо было услышать: безопасность.
Я в безопасности. Мозгом я это понимала, но мне всё равно нужно было это услышать. Скорее всего, Тензи это знал: должно быть, он и Гаренд почувствовали хотя бы часть моих мыслей через Барьерную связь в гарнитуре и конструкцию, но я и тут не возражала.
«Отлично, — послала я, выдохнув. — Спасибо. Вам обоим».
Я опять ободряюще улыбнулась одностороннему окну.
Только ощутив, что Тензи слегка расслабился на своём посту у двери, я повернулась лицом к разведчику Лао Ху. Сделав это, я увидела, что Дитрини пялится на моё тело, изучая меня с головы до пят этими мёртвыми серебристыми глазами. Не успев заговорить, я ощутила, как ещё один резкий импульс боли вышел из его света.
Он поёрзал на сиденье, сильнее притягивая меня своим aleimi, вздрагивая от разряда ошейника и противясь ему.
— На тебе нет лифчика, — заметил он, слегка охнув от ошейника. — Это для меня, драгоценная? Gaos… я так сильно по тебе скучал.
Я скрестила руки на груди, уставившись на него.
Почему-то теперь я сделалась спокойной. Откровенно отстранённой.
И всё же я не собиралась садиться на стул напротив него или подходить ближе, чем я находилась сейчас. И мне было решительно похер, какой подтекст он в этом увидит.
— Я уйду отсюда через две секунды, — сказала я ему. Мой голос прозвучал ровно, незаинтересованно — как я себя и ощущала. — Мне нужно задать тебе вопрос. Если я не получу ничего, хоть отдалённо напоминающего ответ, я отсюда ухожу. Две секунды. Ты меня слышал?
— Ты пришла повидаться со мной, драгоценная девочка, — сказал он, тяжело дыша от ошейника. — Я поражён. Прошу, подойди ко мне поближе… пожалуйста… драгоценная девочка…
Я осознала, что вместо этого делаю шаг назад и крепче скрещиваю руки на груди.
Игнорируя его слова, я встретилась с ним взглядом.
— Вот мой вопрос, брат Лао Ху…
— Что угодно! Что угодно, моя драгоценная девочка… вообще всё, что угодно, — продолжая сопротивляться ошейнику, он откинулся на спинку стула, и я осознала, что он натягивал свои цепи с тех самых пор, как увидел меня стоящей у двери. Его взгляд пробежался по мне. — Но ты знаешь цену, любовь моя. Ты знаешь цену. Ты знаешь, как сильно я хочу, чтобы ты её заплатила…
Он склонил голову, показывая на свой пах, но не отрывая от меня взгляда.
Мои челюсти напряглись.
— Ты или кто-то другой из Лао Ху поместил что-то в мой свет? Во время одной из связующих сессий, может? В любое другое время? — я заскрежетала зубами от вспышки его света, стараясь игнорировать это. — Блоки? Какое-то средство отслеживания? Что угодно, что может по-прежнему препятствовать моему aleimi и вызывать проблемы с моим светом?
Его улыбка сделалась ещё шире, и из него вышел очередной импульс боли. Он снова смотрел на моё тело, вспоминая отдельные сцены так громко, что это явно было намеренным.
— Боги, я хочу тебя трахнуть… я так сильно хочу тебя трахнуть…
Я без раздумий развернулась и зашагала к двери.
— Подожди! — завопил он. — Подожди! Не уходи!
Я остановилась, легонько прикасаясь пальцами к L-образной ручке.
— Я же тебе сказала… две секунды. Я выразилась предельно ясно. Это время уже истекло.
Когда я обернулась через плечо, его глаза смотрели холоднее, словно пронизывали. Я видела, как он пытается думать вопреки наркотикам, решить, что сказать, чтобы я не ушла. То чувство, стискивающее моё горло, усилилось.
Я повернулась к двери и по-настоящему стиснула ручку, когда он заговорил.
— Какие именно… вещи… Высокочтимый Мост?
Я осталась стоять лицом к двери.
— Вопрос был задан ясно, Дитрини. Отвечай на него.
Очередной завиток боли выплеснулся из его света.
— Ты имеешь в виду те разы, когда моя команда разведчиков по очереди пыталась проникнуть в твой свет? Такие… вещи… Высокочтимый Мост?
Боль ударила в мою грудь, и внезапно мне стало сложно видеть что-либо.
Спустя несколько секунд, показавшихся очень долгими, я осознала, что мои глаза светятся. Я крепче сжала дверную ручку, а Дитрини издал раскатистый смешок. Не думаю, что я пыталась открыть, но дверь всё равно отворилась с другой стороны.
Там стоял Тензи, бледный как мел, с пистолетом в руке.
— …Ты имеешь в виду ночь, когда я пригласил твой класс с уроков разведки на ужин? — крикнул Дитрини, и из его света выплеснулся очередной жёсткий завиток боли. — Ты же помнишь, не так ли, любовь моя? Я также пригласил их отцов. И моих охранников, тех двух версианцев. Думаю, для твоих юных друзей это было очень познавательно. Разве не так, драгоценная…?
К тому времени мне уже приходилось прикладывать усилия, чтобы сдерживать свой свет.
Почти не видя Тензи, я прошла мимо него.
Я остановилась лишь раз, перед тем, как Тензи закрыл дверь. Я посмотрела обратно на Дитрини, наблюдая, как он триумфально улыбается мне, а его лицо озаряется тем самодовольным, знающим выражением. На долю секунды все те образы, которые я на некоторое время сумела уничтожить в своём разуме и свете, резко нахлынули обратно. Волна тошноты в моём нутре превратилась в холодную боль.
Я помнила, как фантазировала об его убийстве, часами воображала детали, гадала, будет ли это стоить всех последствий. Я думала об этом практически каждую секунду того времени, что он оставлял меня без ошейника. Временами я думала, что оно того стоит, даже если они сделают меня вечной рабой Лао Ху. Даже если они будут избивать меня неделями… месяцами.
Должно быть, Вой Пай услышала некоторые из этих мыслей.
Она не угрожала мне. Она угрожала Джону. Она угрожала моей тёте Кэрол, моему дяде Джеймсу, моим кузинам и кузенам. Она угрожала Анжелине, Фрэнки, моему любимому профессору из колледжа искусств. Она угрожала Касс. Она угрожала Балидору.
В конечном счёте, я не могла рисковать.
Я пыталась твердить себе, что это не имело значения, что будут и другие Дитрини, что если я смогу пережить это, то верну себе свою жизнь — что Вой Пай не будет удерживать меня вечно. Я говорила себе, что это не может длиться вечно.
Я говорила себе, что колесо никогда не перестанет вращаться, и в итоге я буду свободна.
Я знала, что некоторые из этих мыслей — это механизмы психологической адаптации, которые я получила от Ревика; так он справлялся с заточением у его дяди. Я знала, что некоторые из них отнюдь не были здравыми.
Однако теперь, глядя на Дитрини, я ощущала, как мой разум вновь возвращается в то состояние.
Не дав себе по-настоящему задуматься над этим, я выхватила пистолет из руки Тензи.
Повернувшись, я прицелилась в грудь видящего Лао Ху, не успев осознать, что я намереваюсь сделать. Боль, выплеснувшаяся от видящего, заставила меня снять пистолет с предохранителя и до ломоты стиснуть зубы.
— Это тебя заводит? — мой голос дрожал от ярости. — Перспектива твоей неминуемой смерти тебя заводит? Серьёзно?
В его глазах стояло ещё больше боли, когда он посмотрел на меня.
— Приятно знать, что тебе по-прежнему не всё равно, драгоценная.
— Ты поместил что-то в мой свет, Дитрини? — спросила я, продолжая стискивать зубы. — Что ты можешь выиграть, не говоря мне сейчас? Просто скажи мне. Скажи мне бл*дскую правду… хоть раз… и может, ты доживёшь до завтрашнего дня.
— Если я скажу тебе всё сейчас, что заставит тебя навестить меня ещё раз, моя дорогая?
Я подняла пистолет выше, целясь ему в лицо. Мои челюсти сжались так крепко, что это причиняло боль.
— А что помешает мне просто разнести тебе башку, если ты ничего не скажешь? Почему ты думаешь, что меня хоть капельку волнует перспектива твоей смерти?
Оценив мои глаза более настороженно, Дитрини взглянул на Тензи, затем на меня. Кажется, увидев что-то на лицах одного из нас или обоих, он склонил голову набок, улыбаясь.
— Я ничего не помещал в твой свет, драгоценная. Ничего, кроме меня. И света всех моих друзей… и гончих псов Города… и моих почётных гостей…
Отбросив в сторону образы, которые он швырнул в мой свет, я закусила губу, пока не ощутила вкус крови.
— Ничего такого, что блокировало бы мой свет? Ничего, что помешало бы мне увидеть Тень?
— С чего бы я захотел мешать тебе увидеться с моим господином, драгоценная? — его серебристые глаза сделались хищными, волчьими. — С чего бы мне это делать? Он больше всего на свете хочет, чтобы ты увидела его… как и я. Он хочет видеться с тобой вечно, драгоценная. Как и королева. Красная королева…
Боль ударила меня в грудь, от чего моё лицо на мгновение исказилось.
Касс. Он имел в виду Касс.
Боль разделения вышла из его света облаком. Его тон сделался натужным.
— Gaos. Ты любишь её, не так ли? Красную королеву? Я ревную, драгоценная… так ревную. Мне так больно видеть всю эту любовь, знать, что я не увижу ваше воссоединение, — когда я встретилась с ним взглядом, его улыбка сделалась холодной. — А это воссоединение грядёт, драгоценная. Оно наступит быстрее, чем ты думаешь.
И вновь я ощутила, как вокруг него затрепетала боль разделения, жаркое желание.
В некотором роде это всё упрощало.
Проще бороться с его больными фантазиями обо мне, нежели представлять этого психопата возле Касс — представлять, как Тень отдаёт её ему, как Вой Пай отдала меня.
Когда мой разум прояснился, я ощутила кое-что ещё — нечто более деликатное, что я не могла сразу определить. Я не хотела подбираться ближе, чтобы детально оценить его свет, так что мне оставалось надеяться, что Гаренд и Тензи это засекут или хотя бы запишут, чтобы Балидор сумел изучить это позже. Зная Дитрини, этот намёк на секрет был всего лишь предлогом, способом подманить меня поближе к его свету. Я знала, что он больше всего хочет, чтобы я попыталась прочесть его, соединиться с ним в любой манере, чтобы он потом смог дёргать за эту связь.
В Городе он всё время вёл такие извращённые игры.
Подумав об этом, я ещё сильнее стиснула зубы.
Несколько долгих секунд я просто стояла там, целясь в него из пистолета.
Зная, что мне стоит нажать на курок. Также зная, что никто меня не остановит. Нет смысла оставлять его в живых. Вообще никакого.
Сделав ещё один вдох, я опустила пистолет, ощущая, как всё моё тело дрожит, а зубы ноют от стискивания челюстей. Мне надо хотя бы поговорить с Балидором, убедиться, что нам от него уже не будет никакого прока. Я не могла просто устранить актив, не проконсультировавшись с остальными.
Но я знала, что это дерьмовое оправдание. Оказывается, я не могу просто хладнокровно снести кому-то башку — даже Дитрини.
Когда пистолет опустился, видящий из Лао Ху расхохотался, и его серебристые глаза сверкнули.
— Я тоже тебя люблю, драгоценная. Я люблю тебя… так сильно. Ты понятия не имеешь, насколько я твёрд от понимания, как близко ты к этому подошла. Я видел это в твоих глазах, драгоценная. Я видел этот огонь. Я знаю, ты этого хотела. Ты хотела этого так сильно, так же сильно, как и я, моя драгоценная девочка…
Поморщившись, я протянула пистолет обратно Тензи.
Сделав это, я впервые заметила, что Анале стояла возле меня. Она обеими руками стискивала пистолет. Когда я посмотрела ей в глаза, она подняла оружие и выразительно прицелилась в голову разведчика Лао Ху. Её губы поджались в тонкую линию.
— Ты бы хотела, чтобы это сделала я, Высокочтимый Мост? — её глаза светились холодом, как лёд, несмотря на прозвучавшее в её словах мягкое почтение. — Мне доставило бы невыразимое удовольствие услужить тебе в этом, О Святейшая. Даже честь, особенно если ты позволишь мне сделать это от твоего имени. Я бы ценила этот дар много лет.
Мне пришлось подумать над её словами ещё несколько секунд.
Затем я качнула головой, отказываясь снова смотреть на видящего из Лао Ху.
— Просто выведите меня отсюда, — сказала я им. — Сейчас же, пожалуйста.