Война

Глава 37 Трансляция

Балидор стоял на дальнем краю комнаты с белыми стенами, и смотрел поверх голов и тел на монитор, который занимал всю стену их самого большого конференц-зала.

Пока Балидор находился там, не отрывая взгляда от трансляции, помещение продолжало заполняться видящими. Он осознал, что ощущает лёгкую благодарность за то, что Нензи к ним ещё не присоединился — хотя он знал, что его придётся привлечь к этому, и скоро.

Эта мысль лишь смутно отложилась где-то в уголке сознания Балидора.

Остальные 90 % его внимания оставались прикованными к костлявому лицу, которое занимало большую часть монитора. Узнаваемые черты стёрли всё остальное помещение. Балидор сосредоточился на нём всем своим существом, впитывая каждую деталь, затерявшись в глазах и свете другого, пытаясь ощутить за ними живое существо, хотя бы чтобы подтвердить, что этот образ реален.

Это был Менлим.

Урождённый в клане Пьюрстред. Опекун сироты, Нензи Алгатэ. Скандально известный создатель смертоносного Syrimne d’ Gaos. Прославившийся в мире видящих ещё до этого тем, что украл документы, описывающие утерянные военные искусства Адипана, и без разрешения преподавал их необученным видящим.

Кем бы ещё он ни был, Менлим почти вызвал Третье Смещение собственноручно, и на сотню с лишним лет раньше.

История гласила, что он умер более девяноста лет назад. Он совершил самоубийство в пещерах Повстанцев в Баварских горах, перед множеством свидетелей-видящих.

И, тем не менее, чем дольше Балидор смотрел и использовал свой свет, тем сильнее убеждался, что это действительно он. Даже после того шоу кривых зеркал в Аргентине, даже после всех тех игр, которые они вытерпели от рук Тени, он не мог спорить с тем, что знал его свет.

Это не проекция. Это Менлим из клана Пьюрстред, живой и во плоти.

Балидор готов был в этом поклясться.

В конечном счёте, Элли оказалась права. Она верила, что Менлим до сих пор жив; Балидор не раз ощущал это в её свете и разуме, ещё до того, как она вынесла это на обсуждение остальной группы. Она видела это, и она оказалась права.

Он постарался сосредоточиться на живой трансляции, отключиться от того, что говорили все вокруг него, что было непросто, поскольку они спорили, перекидываясь репликами через стол из полированного дерева — деревянный стол, который, должно быть, стоил состояние, учитывая цену древесины в эти дни. Глядя на монитор, пока видящие вокруг него реагировали и орали друг на друга, Балидор аккуратно давил на различные аспекты одних из самых плотных Барьерных щитов, с которыми он когда-либо сталкивался, пытаясь прощупать существ за ними.

Эти существа отталкивали его с такой же лёгкостью, будто он был пищащим москитом.

Балидор помнил Менлима со времён войны, хотя они встречались лишь раз.

Даже учитывая его фотографическую память видящего, та единственная встреча в Германии в 1917 году не была причиной, по которой он верил, что Менлим действительно стоит там, на ступенях здания Конгресса в Вашингтоне.

Нет, дело в другом — в чём-то, что Балидор ощущал через верхние слои своего света. Вопреки неуловимости этого чувства, он доверял этому импульсу, возможно, даже больше, чем доверял более конкретным aleimi-отголоскам или даже физическим органам чувств. Он знал, что подсказки этой интуиции нужно оценить, оспорить, исследовать, отследить, определить источник, проанализировать, подтвердить, заново подтвердить.

Но он уже в это верил.

То, как подобное возможно, по-прежнему от него ускользало. Балидор не знал, был ли Менлим на самом деле сарком, посредником или даже ожившим трупом, как одно из тел Фиграна. Он подозревал, что правда крылась в каком-то другом объяснении, которого они ещё не видели, но эту подсказку интуиции он тоже пока что никак не мог подтвердить.

Рядом с высоким видящим с лицом черепа стоял Фигран, в небрежной, но бдительной позе, сложив руки перед пошитым на заказ костюмом.

В физическом плане Фиграна практически невозможно было узнать.

Вместо худого, нервного, наполовину истощённого видящего, которого помнил Балидор, там стоял хорошо сложенный мужчина с выраженным подбородком; его можно было узнать только по глазам, форме губ и скул. На подбородке виднелась лёгкая тень полуденной щетины. Его рыжевато-каштановые волосы были убраны назад заколкой-зажимом, подчёркивая высокие скулы на квадратном лице. Его плечи сделались широкими и мускулистыми, грудь — накачанной, а талия стала толще, хотя всё равно оставалась узкой. Тёмно-синий костюм, который он надел с кроваво-красной рубашкой и галстуком, казался новым и дорогим.

Он выглядел так, будто его каким-то образом генетически реконструировали.

Несмотря на то, что янтарные глаза были знакомыми, там жило нечто чужеродное. Тот безумный свет, сиявший в их глубинах, исчез, но в то же время там жило так много тех деликатных нюансов Фиграна, которые Балидор помнил по их пленнику в отеле.

Там вновь жил некий элемент Териана.

Балидор не мог указать на точное различие, или даже с уверенностью сказать, что это означало (происходило это от повторного расщепления личности Териана или нет), но то мрачное ощущение дурного предчувствия лишь усиливалось по мере того, как он смотрел в эти желтоватые глаза.

Свет Фиграна окружал пожилого видящего, как будто защищая. Его лицо выражало бдительность, пока он сканировал лица толпы вокруг. Он выглядел как представитель дорогой личной охраны. Наблюдая своим светом, Балидор гадал, какая часть щитов вокруг Менлима происходила от Фиграна.

Последствия таких отношений тревожили Балидора ещё сильнее, чем та новость о Касс и Фигране, которую он услышал в Аргентине. Что-то в лице и энергии Фиграна вновь говорило о здравом рассудке, даже если это сопровождалось куда меньшей добротой и сердечностью в этих глубоких и умных глазах.

Боль ударила его в грудь, когда мысли вернулись к Касс.

Где она? Почему она не стоит с ними на этой сцене?

Вытолкнув мысль из головы, а также эмоции, которые хотели нахлынуть следом, он вновь сосредоточился на словах Менлима.

Эти слова как будто доносились из другой эры, пробуждая воспоминания, которые Балидор предпочёл бы оставить позади. Он узнавал отпечатки и даже некоторое содержание этих слов, хотя когда он впервые это услышал, их произносил Сайримн, в период самых худших боев Первой Мировой Войны.

— …Друзья мои, — звучание голоса Менлима было гладким, насыщенно бархатным.

Он положил белые, как будто костяные руки по обе стороны трибуны стального цвета. Его слова разносились эхом, умножаясь меж бетонных колонн на площади внизу.

— Мы достигли критического момента, — в его светлых глазах отражался круг прожекторов, освещавших приподнятую платформу. — Все мы знаем, что, скорее всего, мы видим конец нашего мира. Возможно, мы становимся свидетелями падения самой человеческой расы и цивилизации, которую она вырезала из земли и каменных пещер наших предков…

В бледно-золотистых глазах вспыхнула злость.

— До сих пор мы лишь сидели и смотрели. Мы наблюдали и ничего не делали, даже зная возможный (а то и точный) источник этого кошмара, — его голос зазвучал сильнее, твёрже. — Мы все знаем, что это не болезнь. Это оружие. Оружие, разработанное для уничтожения нашего вида вплоть до последнего его представителя. И оно добивается своей цели, мои братья и сестры. С каждым днём оно одерживает победу. С каждым часом. С каждой минутой.

Менлим сосредоточился на камере, и его землистая кожа слегка вспотела в жарком свете прожекторов.

Балидор впервые заметил кольцо репортёров от сетевых новостных каналов, которые его окружили.

Где, во имя богов, Касс? Почему Менлим не стал использовать её в этом?

Балидор предполагал, что Касс стояла бы подле него, окутанная его светом ещё сильнее, чем Фигран/Териан. Если это послание действительно адресовалось Мосту, как подозревал Балидор, почему Менлим не использовал своё самое эффективное оружие?

Менлим посмотрел на толпу позади облепивших его репортёров. Его черты исказились от вполне убедительного с виду горя, вопреки полыхавшей в его глазах злости. Эмоции ощущались почти настоящими, если не считать плотной стены вокруг aleimi этого существа и жёсткости света, который всё отражал и притягивал толпу как стальными кабелями.

Балидор тоже ощущал эту тягу.

Он узнавал её; он знал её мощь.

Эта сила напугала его, когда он впервые ощутил её в траншеях во время Первой Мировой Войны. Она пугала его и сейчас, хотя в данный момент он почувствовал её лишь краешком. Он помнил, как эта сила повлияла на его людей, путая их мысли, иногда даже заставляя их обратиться друг против друга.

Осязаемое приумножение мощи этой сети приводило Балидора в ужас, потому что он чувствовал, что какая-то его часть тоже может затеряться в этом — затеряться настолько, что он может никогда и не выбраться. Одна лишь неуловимость эмоций, которыми манипулировала сеть, заставляла его нервничать.

— …Какие бы причины этого ужаса ни назывались, разве кому-то из нас до сих пор есть до этого дело?

Толпа закричала «НЕТ!»

Даже некоторые репортёры это прокричали.

Менлим тоже повысил голос в ответ.

— Причины не имеют значения. Уже нет. Важно одно: Это. Должно. Прекратиться!

Раздалось ещё больше воплей, заглушив тех, кто стоял на вершине ступеней.

Балидор сканировал лица, по-прежнему отыскивая Касс, ища любой намёк на неё среди тел, которые прижимались к заграждениям вокруг подиума. Он её не видел.

Его разум скользнул вокруг самого Менлима, подбираясь поближе, но не позволяя этому металлическому свету притягивать его, не позволяя ему сбивать его с толка. Он хмуро покосился на Джорага и увидел в тёмно-синих глазах бывшего Повстанца такой же страх.

— Мы это всё записываем? — пробормотал Балидор, взглянув на остальных.

То тут, то там головы закивали в ответ.

Только тогда Балидор заметил молчание.

Все они теперь уставились на монитор, забыв про споры. Никто не отводил взгляда от экрана, когда Менлим продолжил говорить.

— Мост получит свою войну, — в светлых глазах Менлима мерцал жёсткий импульс металлического света. — Она хотела этого… или же так гласят священные тексты ледянокровок. Она хочет этой войны. Она хочет, чтобы мы восстали. Эволюционировали. Изменились. Она хочет, чтобы человеческая раса оказалась в западне.

Менлим выразительно помедлил, задерживаясь взглядом на лицах.

Серебристый свет над ним сделался ярче, опускаясь на толпу, как искрящаяся клетка, ещё плотнее опутывая их aleimi. По мере того, как он окружал людей, их глаза тоже начинали светиться серебристым светом.

Балидор тревожно наблюдал, как они дышали, словно один живой организм.

— Что ж, Высокочтимый Мост… — голос Менлима ожесточился. Его холодные глаза всматривались в камеру, в толпу за нею. — Нас загнали в угол. Подозреваю, что в таком состоянии мы понравимся тебе далеко не так сильно, как ты думаешь…

Ещё больше воплей раздалось из толпы зевак и репортёров. Теперь в этих криках звучала гордость, они превращались в злобный боевой клич, пока Менлим смотрел на них с подиума.

— Да! — его голос разнёсся над сборищем. — Легендарный Мост, Элисон Тейлор, и её банда трусов с промытыми мозгами получат свою войну… наконец-то. Она вынудила нас обороняться. И мы будем обороняться. Нравится вам это или нет, но мы все в этом погрязли. Она забрала всё, что у нас было… так что теперь нам нечего терять. Интересно, понимает ли этот Мост, что это значит на самом деле?

Толпа взорвалась воплями и криками согласия.

Менлим посмотрел по сторонам, дожидаясь, пока всё стихнет.

Его тон сделался милитаристским.

— …Когда наш президент теперь пал от этого проклятого вируса, — продолжил он. — У нас даже не осталось закона и порядка, чтобы обуздать наше требование правосудия. Мы сами по себе. Одинокие, но храбрые. Напуганные, но непоколебимые. Последние остатки свободного мира… последние остатки высшей расы! Мы отомстим за тех, кто пали! Мы переживём это!

Окружавшая его толпа разразилась новыми криками. Люди хлопали, улюлюкали, вскидывали кулаки в воздух, кричали, триумфально орали.

Джакс перевёл взгляд на Балидора.

— Это правда? Брукс мёртв?

Балидор покачал головой, но не в знак отрицания.

— Мы не смогли подтвердить или опровергнуть это утверждение. Мы пытаемся получить доступ к защищённому бункеру под Белым Домом, но конструкция сложна — её значительно усовершенствовали со времени Дигойзовской операции по извлечению несколько лет назад. Мы с трудом проникли даже тогда, когда начались разговоры о войне с Китаем. Теперь они укрепили её в нескольких участках, включая субподвалы, где расположен медицинский центр.

— Укрепили, — пробормотал Джакс, уставившись на настенный монитор.

— Мы вынуждены предполагать, что за этим стоит Тень, да.

— Мы полностью утратили свою связь с Белым Домом, — сказала Юми, говоря более прямо. Она оглянулась на остальных разведчиков, нахмурив лоб, от чего тату на её лице сморщилось. — Возможно, даже вероятно, что наши контакты внутри оказались скомпрометированы, и теперь они либо мертвы, либо завербованы, либо нейтрализованы. В результате мы утратили способность влиять на человеческое правительство в отношении Азии… или чего-либо вообще.

Её слова вызвали напряжённое молчание и несколько побледневших лиц.

Вновь раздался голос Менлима, заряженный и манящий тем серебристым светом.

— Едва ли неразумно просить, чтобы та, кто ответственна за эту… бойню… — выплюнул он, кривя губы. — … Ответила за её преступления против нас!

Согласное бормотание пронеслось по толпе. Злые выкрики раздавались на фоне. Балидор не разбирал точные слова, но не слишком и пытался. В данный момент детали уже не имели значения. Менлим загипнотизировал их страхом и металлическим светом.

Шулер выждал очередную грамотно выдержанную паузу. На его лице появилась праведная ярость, приумноженная серебристым светом. Он сердито ударил кулаком по трибуне.

— Я говорю, пусть она выступит и объяснится! — прокричал Менлим. — Я, например, хотел бы знать, почему она совершила эти ужасающие преступления против нас после всего того, что мы для них сделали! Если этот «Мост» хочет, чтобы мы воздержались и не стали стирать всю её расу с лица Земли, она должна выйти из укрытия! Она должна принять правосудие от тех, кого она приговорила!

Согласные вопли и крики раздавались со всех сторон, пока он обводил толпу взглядом.

— Если этот самопровозглашённый «Мост» и её армия террористов-видящих не сдадутся в руки правосудия, мы будем вынуждены действовать, чтобы защитить себя! Мы делаем это ПО САМОЙ ПОЛНОЙ МЕРЕ своих возможностей! — на его бледном лице появилось убийственное выражение. — Я говорю, если её братия не сдаст её, то они — соучастники убийств и хаоса, которые она принесла! Если её братия не сдаст её, они заслуживают умереть вместе с ней!

Триумфальные и мстительные крики доносились от толпы.

Эта толпа подходила всё ближе к нему по мере того, как продолжалась речь; теперь она уже окружила его плотным кольцом людей на ступенях здания Конгресса, заставляя репортёров толкаться и отстаивать свои места, чтобы удержаться поближе к трибунам. Сверкали вспышки записывающих устройств, пока они метались за охранниками, пытаясь запечатлеть его лицо с разных углов.

Наблюдая, как Менлим стоит там в дорогом костюме и ждёт, пока утихнет эмоциональная реакция, вызванная его словами, Балидор сглотнул, вновь ощущая какое-то нереальное дежавю.

В этот раз чувство происходило не только со времён Первой Мировой Войны.

Балидор вспомнил просмотренные им Барьерные записи со времён Первого Смещения, особенно записи с Кардеком, первым так называемым «Мостом».

Тогда Мост воспринимался как враг мира и расы.

Популярный лидер того времени, Халдрен, организовал публичную казнь Кардека после периода худшей разрухи Первого Смещения, и большинство последующих поколений соглашалось, что это было оправдано. Историки видящих считали Первое Смещение катастрофическим провалом из-за развращённого Моста, который жестоко обошёлся с миром. Вместо того чтобы повести свой народ к эволюции, он попросту истребил их.

Мост Кардек был причиной, по которой они решили защищать будущие инкарнации Моста с детства, чтобы избежать их вербовки тёмными силами в раннем возрасте. Кардека даже по сей день преимущественно винили в экстремальной жёсткости Первого Смещения, а также в том, что так много представителей Первой Расы оказалось уничтожено — так много от их цивилизации безвозвратно утеряно.

Эта мысль до сих пор вызывала у Балидора тошноту.

Это также заставляло его задаваться вопросом — что, если на протяжении всех этих лет данные записи не совсем точно интерпретировались.

Наблюдая, как толпа кричит и орёт вокруг подиума, на котором стоял Менлим, он ловил себя на мысли, что они, возможно, стоят на пороге ещё одного такого Смещения.

Его пугала не столько месть, сколько это желание спасителя, того единственного, кто выведет их из смерти и хаоса. Всякий раз, когда какая-либо раса активно почитала спасителей и демагогов, ситуация обычно принимала очень плохой поворот.

Балидор ощущал собственное бессилие остановить то, к чему всё это вело.

Большая часть этих людей погибнет в течение нескольких месяцев. Теперь, благодаря Тени, ещё больше умрёт, окутавшись светом Дренгов. Они умрут, будучи переполненными ненавистью и ошибочно адресованным желанием мести. Они умрут в ужасе, без надежды или понимания. После смерти многие из них будут потеряны в Барьерных пространствах Дренгов — возможно, даже на много жизней, если верить пророчествам старых видящих и словам самого Вэша.

В любом случае, Менлиму удалось ударить по тем же нотам, что и когда-то Халдрену.

Его слова резонировали с теми же извращёнными, но в то же время причудливо архетипическими строками, вызывали ту же дрожь психоза в толпе, которая отчаянно хотела в это верить. Он взывал к их желанию спастись, к страху смерти, но в то же время к их злости, смятению, страху перемен, страху неизвестного, страху перед теми, кто на них не похож.

И, возможно, что главнее всего, он взывал к их потребности получить объяснение.

Он питал их почти отчаянное желание найти того, кого можно обвинить.

Именно это сделал Халдрен.

Чёрт, да Гитлер тоже сделал именно это.

Мысль о том, во что всё это могло вылиться, приводила Балидора в ужас.

Он думал о Мосте и о состоянии, которое становилось очевиднее с каждым днём, о котором Дигойз по-прежнему избегал разговоров, по причинам, которые Балидор понимал лишь отчасти. Другие аспекты ситуации в их группе тоже пришли ему в голову: желание Джона и Врега образовать связь; человеческие друзья Элли, которые только что прибыли из Сан-Франциско; та хакер-подросток Данте; сын Дигойза; беженцы люди и видящие, которые отчаянно нуждались в том, чтобы кто-то объяснил им, почему они здесь; вечеринка-сюрприз, которую Мост запланировала ко дню рождения Дигойза… и просто тот факт, что все они образовали семью здесь, в отеле, вопреки всему.

Балидор думал обо всём, через что они прошли за последний год, через что прошла Элли, чтобы спасти своего мужа, и что-то в нём опустилось настолько низко, что он увидел в этом почти угрозу и покачал головой, пытаясь встряхнуться.

Как только он сделал это, другие голоса вновь вошли в его сознание.

— Нам нужно ответить на это, — говорил Джораг. — Они практически пригрозили обрушить на Нью-Йорк ядерное оружие, если мы этого не сделаем.

— Или на Китай, — пробормотала Юми, скрестив на груди татуированные руки.

— Они не атакуют Нью-Йорк ядерным оружием, — твёрдо произнесла Чандрэ. — С чего бы им это делать? Нью-Йорк — один из их городов, разве нет? Зачем так утруждаться лишь для того, чтобы его разрушить? Они просто гремят мечами, пытаясь вызвать у нас реакцию. Нам нужно это проигнорировать.

— Мы не можем это игнорировать… — раздражённо начал Джораг.

— …Ты исходишь из предположения, что теперь Тень полностью заправляет Белым Домом… — начал Джакс.

— …А с чего нам предполагать иное? — спросила Анале, хмуро глядя на всех них.

— Я всё равно говорю, что нам надо дать ответ, — сказал Джораг, взглянув на Иллег, затем на Холо. — Мы не можем просто сидеть тут и позволять им свалить на нас вину за этот вирус. Миллионы наших братьев и сестёр живут в Китае. Мы не можем просто позволить им умереть. Мы не можем позволять им в отместку избивать видящих на улицах, думая, что это мы сотворили этот вирус для убийства наших кузенов!

Эмоции, слышавшиеся в его голосе, выдернули Балидора из состояния, в которое погрузился его разум.

Чандрэ посмотрела на Юми, затем на Балидора, и в её глазах стояло нескрываемое неверие.

— Мы не можем всерьёз верить, что он уничтожит всю Азию! — Чандрэ показала на монитор резким взмахом пальцев. — Каков возможный мотив? Если он хочет избавиться от Лао Ху, есть и более простые способы. И почему не завербовать как можно больше из их числа? Многие пошли бы в этот его крестовый поход. Зачем убивать детей?

Балидор перевёл взгляд обратно на монитор.

В этот самый момент Менлим разразился очередной сердитой вспышкой тирады.

— …Пусть она покажет своё лицо миру! Пусть она расскажет, что именно понадобится, чтобы завершить эту её войну! — он поднял свой дряхлый кулак. — Пусть она объяснит, почему она так хочет уничтожить человечество столь отвратительным, брутальным способом! Не давая нам возможности прибегнуть к разумному решению!

Менлим презрительно скривил губы.

— Видимо, она чувствует себя вправе обрушить этот ужас на мир, — он поднял кулак выше, и вместе с тем повысил голос. — Видимо, это кажется ей оправданным… смерти невинных и целых семей по всему миру, миллионы и миллионы наших людей, истекающих кровью и гниющих так быстро, что выжившие не успевают их хоронить!

Из толпы доносились рыдания, переполненное шоком горе, которое Балидор тоже узнавал.

Голос Менлима сочился ненавистью, и вновь начали раздаваться злые вопли.

— …Может, мы сделали ей нечто ужасное? Нечто, что оправдывает смерти миллиардов наших людей? Если так, то почему она сама нас не обвинит? По какой ещё причине этот Мост чувствует себя вправе стереть целую цивилизацию?

— Дело в Элли, — пробормотал Холо, стоявший возле Балидора. — Не в том, чтобы просто свалить вину на кого-то другого. Дело в Элли.

Балидор взглянул на него. Он даже не заметил, что тот стоит рядом. Но подумав над его словами, он согласился с ним.

— Да, — только и сказал он.

В голосе Менлима зазвучало нескрываемое презрение.

— …Или она просто воплощает какую-то фантазию? Веру в устаревшую мифологию, которая говорит ей, что её предназначение — убить нас? Если всё действительно обстоит так, то я, например, тоже хотел бы услышать это от неё!

Вопли согласия взорвали толпу, в том числе и среди тех, кто держал камеры и микрофоны. Менлим повернулся лицом к ближайшим камерам, и на мгновение экран заполнило более крупное изображение. Его бледно-жёлтые глаза сверкнули в искусственном освещении.

— Я призываю эту «Мост» ответить за её преступления! — прокричал Менлим. — Если ей не хватает смелости посмотреть в лицо лидерам нашего мира, может, ей хватит храбрости встретиться лицом к лицу с теми, кто знал её в её ранние годы…?

Он показал вверх, на голографическое изображение, которое появилось над его головой.

У Балидора на мгновение перехватило дыхание, когда он узнал улыбающиеся глаза и губы Касс. Шрам исчез. Её лицо выглядело безупречным, ошеломительно красивым.

— …Кассандра Джайнкул, — произнёс Менлим. — Она — подруга детства Элисон. Она великодушно согласилась выступить представителем, несмотря на то, что это представляет огромную опасность для неё самой!

Балидор увидел, как нахмурился Врег, а затем взглянул на него своими тёмными глазами. На протяжении всей трансляции он оставался нетипично тихим, но теперь заговорил, по-прежнему глядя на Балидора.

— Где Мост? — спросил Врег. — Разве Джон не пошёл за ней вниз? Это же было больше двадцати минут назад?

Балидор нахмурился, окинув взглядом комнату.

Врег прав; Джон, Ревик и Элли так и не поднялись наверх. Балидор уже собирался ответить, но тут вновь раздался голос Менлима, привлёкший его внимание обратно к монитору.

— Как и для всех вас, мне важнее всего семья, — голос Менлима сделался резонирующим, глубоким, и его глаза полыхали. — В конечном счёте, превыше всего стоит семья. Мы должны защитить тех, кто принадлежит нам. Тех, кто придаёт смысл нашим жизням, любовь нашим сердцам, цель нашей работе, само дыхание нашим лёгким. Тем, кто помогает нам в самые тёмные времена, кто выводит нас обратно к свету…

Балидор нахмурился.

Что-то в этих словах странно ударило по нему сильнее всего остального.

Он взглянул обратно на Врега. Поколебавшись всего долю секунды, он послал сигнал Элли. Когда та не ответила, он попытал успеха с её мужем.

Дигойз ему тоже не ответил.

За последние несколько недель эти двое уже не в первый раз выпадали из жизни. По правде говоря, в последнее время они чаще бывали недосягаемыми, чем доступными для связи, и в большинстве случаев Балидор с радостью оставлял их в покое, учитывая те проблески, которые он от них улавливал. И всё же почему-то сейчас их молчание вызывало в его свете вибрации, которые ему совсем не нравились.

Он не хотел тревожить Врега, но…

— Слишком поздно, бл*дь, Адипан, — пробормотал Врег, мрачно покосившись на него.

Балидор нахмурился.

Во второй раз окинув комнату взглядом, он вынужден был признать, что бывший Повстанец прав.

Несмотря на их странное поведение в последнее время, и не взирая на то, чем они могли заниматься прямо сейчас, в данный момент Элли и Ревику совсем не стоит пропадать.