Война

Глава 41 Пёс

Ревик хромал по изогнутому каменному туннелю, стискивая зубы от физической боли.

Его свет играл с ошейником, колдовал с ним, боролся.

Он резко вздрогнул, когда зашёл слишком далеко и спровоцировал удар током. Всё, что он мог делать — это ждать, пока разряд стихнет, и стискивать зубы, пока его голова раскалывалась от серии резких вспышек. Ещё до того, как боль полностью стихла, его свет уже снова принялся бороться с ошейником, пытаясь пробиться через него.

Цепь обвивала его шею, как ошейник-удавка.

Собачий ошейник.

Ещё одна цепь крепилась к органике для сдерживания видящих, которая обвивала его шею повыше.

Он по возможности постарался каталогизировать свои травмы.

Один глаз и щека опухли, мешая нормально видеть правому глазу. Он уже с трудом различал глубину. Они оставили несколько трещин на рёбрах. Эти травмы ему придётся оберегать, иначе он быстро выйдет из строя. На спине и боках имелись ожоги от электрического прута, который они использовали. Его член болел от того же самого, и его яйца тоже. Как и его грудь, и живот. Они вывихнули ему плечо. Это причиняло большую часть физической боли в данный момент. Колено тоже могло быть повреждено; он хромал серьёзнее, чем просто от ушибленных мышц.

Никаких проникающих ранений, насколько он мог сказать, так что это хорошие новости.

Может быть, есть незначительное внутреннее кровотечение от пинков по животу.

Он потерял несколько зубов.

Две пары наручников на его запястьях и руках означали, что он, наверное, ничего не мог поделать с плечом, пока они не остановятся. И с коленом, скорее всего, тоже.

Они накачали его наркотиками.

Ревик уже чувствовал, как наркотик влияет на его свет. Это делало его эмоциональным, но он знал — это побочный продукт того, что он хуже контролирует свой свет. Гораздо сильнее беспокоило то, что в наркотике содержался сильный мышечный релаксант, который мог несколько притуплять физическую боль, а также мог погубить его в драке.

Ревик не мог думать об Элли. В тот единственный раз, когда он попытался, тошнота разделения ожесточённо ударила по нему с такой силой, что он выблевал содержимое желудка на пол цементной трубы.

Наверху прогремел очередной взрыв.

Он инстинктивно пригнулся.

Вода, обломки, грязь и куски цемента повалились и посыпались с туннельных стен, и вокруг них, и над ними, где yisso-факелы тускло освещали их путь.

Ревик покосился на Джона, который ковылял рядом с ним.

Ореховые глаза Джона были широко раскрыты, он часто дышал. На одной щеке у него красовался синяк, но он не мешал его зрению. От наркотиков он тоже шаркал ногами, но не хромал. Оковы заставляли его неестественно горбиться, и он периодически вздрагивал — наверное, от ошейника сдерживания видящих, но в целом из них троих он находился в лучшей форме.

Ревик был не в состоянии наблюдать за большей частью драки Джона в той камере, учитывая его собственные проблемы, но он знал, что они загнали его в угол. Его шурин, скорее всего, вытерпел немало ударов по туловищу и по голове сбоку прежде, чем свалился с ног, но, похоже, они ничего не сломали. Наверное, потому что когда он упал, они не начали пинать и бить его, как это было с Ревиком.

С другой стороны, Джон, пожалуй, намного лучше Ревика умел просто лежать смирно, раз уж упал.

Ревик посмотрел мимо него на Мэйгара, который, наверное, находился где-то посередине между двумя крайностями — им самим и Джоном. У Мэйгара тоже появилось несколько новых синяков на лице и ожог на шее от того же электрического прута, который они использовали против Ревика.

Судя по чрезмерно напряжённому, бледному лицу, он испытывал больше боли, чем Джон.

Он также хромал, пусть и немножко.

Несмотря на металлические оковы, цепи и ошейники на шеях всех троих, к Мэйгару и Ревику приставили по два охранника, вооружённых оглушающими пистолетами, экстракторами и теми обжигающими прутами. Пятого охранника приставили к Джону, и он шагал посередине.

Но Ревик, должно быть, пялился слишком долго.

Охранник позади него выкрутил его вывихнутое плечо, отчего с губ Ревика сорвался хрип. Он постарался восстановить дыхание, хотя перед глазами всё померкло, и ему пришлось заскрежетать зубами, чтобы не заорать. Он пошатнулся и едва не упал на колени, когда тот же охранник толкнул его, побуждая шагать вперёд.

Даже наполовину ослепнув от боли, он уловил посыл.

Они не хотели, чтобы эти трое общались меж собой, даже взглядами. Когда к Ревику вернулось зрение, он стал смотреть прямо перед собой.

Туннель задрожал от очередной взрывной волны, и стены осыпались ещё сильнее.

В этот раз Дитрини замедлил шаги, посмотрев вверх.

Вся группа притормозила вместе с ним, остановившись в неглубокой зловонной воде, собравшейся в нижней части трубы. Не считая Ревика, который всё ещё тяжело дышал от боли, никто не издал ни звука.

Серебристые глаза Дитрини отражали зеленоватый свет yisso-факелов, пока он прислушивался.

— Адипан, — пробормотал он. — Ну, привет тебе, старый друг.

Повернувшись, он взглянул на Ревика и улыбнулся поджатыми губами, а затем зашагал дальше, разбрызгивая воду своими тяжёлыми органическими ботинками с такой силой, что брызги разлетались сантиметров на тридцать.

— Он не в восторге, да? — размышлял Дитрини вслух, обращаясь к Ревику. — Твой Балидор? Не в восторге от невозможности найти тебя. Не в восторге от того, что камера твоего сына пустует. Не в восторге от того, что моя камера пустует. Как и камера Рейвен Элан. Не в восторге от того, что голова этого предателя Сурли отделена от его тела, а его останки кусками разбросаны по полу камеры…

От последней фразы Ревик невольно вздрогнул.

Вспомнив то немногое, что Элли говорила о Сурли, он ощутил тошноту и смутные угрызения совести.

— …Но больше всего твой Балидор не в восторге от того, что наш отец заполучил твою жену, — Дитрини улыбнулся, обернувшись через плечо. — Он ударил меня. Балидор. Он тебе рассказал? Он ударил меня за то, что я показал ему про нашу драгоценную девочку. Его Адипанские убеждения оказались задеты сильнее всего.

Дитрини заулыбался ещё шире, окинув Ревика повторным взглядом.

— …Конечно, он не признается самому себе в том, что на самом деле заставило его ударить меня. Это была чистая мужская ярость и ревность, брат. Он сам хотел сделать с ней такое. Конечно же, он этого хотел. Да какой мужчина не захотел бы?

Щёлкнув языком, Дитрини с отвращением хмыкнул, взмахом руки показав в темноту перед собой.

— Как и большинство трусов, он не осмелился, даже если ему от рождения дано право поступить так с женщиной, каков бы ни был её «ранг», — серебристые глаза посмотрели на Ревика. — Как и все коленопреклонённые, он распускает нюни, прячась за Кодексом, за священными текстами… за любым оправданием, за которым прячутся трусливые мужчины. Он ноет, когда другие делают то, на что он не осмеливается. Он ноет и надувается, втайне жалея, что сам не сделал этого первым, что он не присвоил её себе. Он называет это добродетелью.

Щёлкнув с ещё более явным отвращением, Дитрини покачал головой, и его взгляд сделался отрешённым.

Ревик ничего не отвечал.

И всё же, должно быть, что-то отразилось на его лице.

Бросив на него ещё один взгляд, Дитрини расплылся в улыбке, резко дёрнув за цепь, которую он прикрепил к собачьему ошейнику-удавке на шее Ревика.

Ревик едва не задохнулся, как и было задумано. Он также позволил дёрнуть его вперёд, не сопротивляясь. Несмотря ни на что, даже под наркотиками, та кристальная ясность не покидала его свет или его разум.

Если уж на то пошло, эта ясность сделалась ещё интенсивнее.

— Не беспокойся, брат Меч, — улыбнулся Дитрини. — В этот раз я решительно настроен дать тебе поиграть. Наш общий друг, Тень, тоже пообещал, что я смогу поиграть с тобой, когда ты почувствуешь себя хорошо… возможно, и с твоими прихвостнями тоже, — добавил он, взглянув на Джона и Мэйгара.

Задержавшись взглядом на Мэйгаре, он вновь посмотрел на Ревика.

— Ты же не обделишь собственного сына, брат? — спросил он. — Мне говорили, что он питает к нашей драгоценной девочке не менее сильные чувства, чем ты и я.

Это Ревик тоже проигнорировал.

По правде говоря, в данный момент он вообще не воспринимал Дитрини, разве что как препятствие. Он продолжал молчать, потому что логика подсказывала ему, что молчать будет правильнее.

— Думаю, тебе предстоит узнать, что я весьма умело обучаю женщин, Дигойз, — он улыбнулся ещё шире, и тот мёртвый взгляд неизменно сохранялся в его серебристых глазах. — … а также их мужей. Ты ещё не видел её полного подчинения, но мне не терпится обучить тебя. Возможно, ты сможешь унести это знание с собой, когда отправишься на поиски третьей жены? — наградив его притворно серьёзным взглядом, он добавил: — Боюсь, я не пожелаю отдавать тебе её во второй раз… как бы ты ни умолял, брат. А ты будешь умолять после того, как всё это закончится. Это я тебе обещаю, брат.

Ревик не ответил.

Одно преимущество его нынешнего состояния: в кои-то веки он едва замечал клаустрофобию. Каким-то образом эта кристально ясная сосредоточенность отгоняла боязнь — по крайней мере, достаточно хорошо, чтобы дать ему возможность думать.

Очередной низкий рокот сотряс стены и полы массивной цементной трубы, отчего посыпалось ещё больше пыли, а в воду, собравшуюся внизу трубы, повалились камешки.

Ревик едва обратил внимание. Он сканировал стены глазами.

Они находились глубоко под землёй — глубже, чем он забирался с Элли после того, как они ограбили тот банк. Здесь вода сильнее пахла сыростью, затхлостью. В туннеле было больше гнили. Тут воняло так, будто сюда просачивались речные воды. Воздух казался более плесневелым, застоявшимся, холодным.

Он отмечал каждую развилку в туннеле, каждый поворот, каждый наклон полов, сколько шагов они сделали с тех пор, как покинули подвал отеля, изменения температуры…

Цементные стены снова задрожали, вызвав новые трещины.

Эти взрывы не были попытками пробиться в туннель; Врег не стал бы рисковать и вызывать обвал, когда здесь Джон. Нет, они подверглись атаке. Там, наверху, они сражались. Должно быть, люди Тени находились между ними и нижними трубами канализации. Если Балидор и Врег пробиваются тяжёлой огневой мощью, должно быть, им противостоят внушительные силы.

Ревик рискнул взглянуть на Джона и увидел на его лице то же понимание.

Что бы они ни делали, рокот раздавался всё ближе и ближе. Последний прогремел как будто прямо над их головами.

Врег, наверное, отслеживал Джона.

Джон хрипло заговорил, заставив Ревика подпрыгнуть.

— Касс забрала её, — голос Джона переполнился болью. — Gaos. Я отвёл её к Касс…

Ревик резко повернулся. Его свет полыхнул так жарко, что ошейник заставил его заскрежетать зубами.

— Ты начинаешь вспоминать? Ты помнишь, что случилось?

— Да, — на глаза Джона навернулись слёзы, и он покачал головой. — Боги, Ревик. Касс, она…

— Это не твоя вина, — перебил Ревик.

В этот раз он даже говорил искренне.

— Что ещё ты помнишь? — спросил он.

Прежде чем Джон успел ответить, охранник ударил его по голове сзади. Охранник позади Ревика ударил его ещё сильнее, используя не только кулак, но и тыльную часть электрического прута. Ревик прикусил язык, когда в ухе расцвета боль, и ему вновь стало сложно видеть, пока боль не стихла.

И всё же слова Джона эхом отдавались в его сознании, пробивая покров логики, которым он окружил себя с тех пор, как оказался запертым в той камере. Одно дело — суметь догадаться, что случилось, опираясь на голые факты. Другое дело — получить этому подтверждение.

Касс похитила её.

Касс и Териан похитили его жену.

Его грудь пронзило резкой болью. Накатило столь мощное ощущение беспомощности, что на мгновение Ревику стало сложно его контролировать. Та логика, в которую он погрузился, попыталась восстановиться (возможно, чтобы защитить себя), но несколько долгих секунд он не мог удержаться за это чувство. Его разум метался туда-сюда между двумя крайностями: одна его часть кричала от такой боли, что он не мог думать, а другая его часть была столь холодна, что он вообще не мог ничего ощущать.

Постепенно все замерло неподвижно.

В те же несколько секунд эмоции отступили, оставив все остальное незамутнённым.

Он направил часть своего разума и света в самые тихие глубины его aleimi, войдя в те же не-пространственные Барьерные структуры, которые он использовал для телекинеза. Он уже определил, что там ошейник не мог его почувствовать. Изначально Ревик отправился туда, чтобы попытаться найти Элли, но его встретила лишь тишина. Кто бы ни похитил её, они тоже надели на неё ошейник, и намного сильнее того, что нацепили на него.

И всё же иметь доступ к этим структурам — это уже что-то.

Ревик не мог пользоваться телекинезом, но эта часть его aleimi достаточно бодрствовала, чтобы можно было использовать её другими способами, в том числе и для многомерного выстраивания стратегии. Что ещё важнее, как только он получил сегмент своего света там, вверху, он мог думать, не будучи подслушанным обычными видящими, включая Дитрини. Часть своего разума он оставлял на нижних уровнях и позволял себе отдельные мысли, чтобы абсолютное молчание не вызвало у Дитрини подозрений.

Той верхней долей своего света Ревик пытался решить, будет ли лучше попытаться сбежать сейчас, или лучше позволить, чтобы Дитрини привёл его к Элли. Оба варианта чертовски рискованные. Но чем больше он рассматривал их, тем сильнее убеждался, что важнее освободиться немедленно.

Дитрини не станет рисковать и стрелять по нему.

Если он убьёт Ревика, он убьёт Элли.

Должно быть, ему приказали доставить Мэйгара и Джона тоже живыми. Таким образом, многое зависело от того, насколько важно было для Дитрини сохранить хорошие отношения с Тенью. Учитывая, что к этому времени Элли наверняка у Тени, Ревик считал, что ему это чертовски важно. Больше того, Ревик был мужчиной. Его неповиновение не спровоцирует Дитрини так, как спровоцировало бы неповиновение Элли, так что меньше вероятность того, что он утратит контроль и пристрелит Джона или Мэйгара, несмотря ни на что.

Скорее всего, в настоящий момент Дитрини уязвимее всего. Пять охранников. Он отрезан от его армейского подкрепления. Никакого особо мощного оружия.

Ревику нужно освободиться немедленно. Он должен найти для этого возможность сейчас.

Он не впускал в эту часть своего разума мысли о состоянии Элли, о том, как она должна быть напугана, будучи слепой, да ещё и пережив предательство собственного брата. Сохраняя эмоциональные реакции на нижних уровнях своего света, там, где их ощутит Дитрини, Ревик вместо этого думал в обход этих вещей и придерживался тех пространств, где он по-прежнему мог маневрировать.

Он оценил своё нынешнее положение.

Хоть ошейник, который сейчас был на нём надет, был самым обычным, Дитрини выставил все настройки на максимальном уровне. Ревик едва не вырубил сам себя в тот единственный раз, когда он по-настоящему протестировал лимиты. Это плохие новости. Он практически вообще не мог использовать свой свет, даже для обманных манёвров.

Хорошие новости — это то, что ошейники принадлежали Адипану.

Это означало, что хоть Дитрини и лично надел ошейник на его шею, он не мог активировать его дистанционно, используя, скажем, гарнитуру. Ревику приходилось самому провоцировать удары током — а значит, если он побежит, Дитрини не сможет вырубить его, не погнавшись за ним и не атаковав физически.

Внезапно вспомнив, что он имеет дело с другой половиной Четвёрки, Ревик попытался использовать верхние уровни своего света, чтобы дотянуться не до Элли, а до Фиграна.

Он уловил проблески, мимолётные впечатления, но ничего такого, за что он мог бы зацепиться дольше, чем на несколько секунд. Такое чувство, будто Фигран был сделан из дыма и воды, скользкий как лёд и переменчивый как воздух. Ревик осязал его, чувствовал его присутствие, даже мельком улавливал его мысли, но не мог подобраться достаточно близко, чтобы вытащить хоть какую-то информацию. Всё, что он получил — это числа, геометрические схемы, ряды за рядами строк, покрытые ярко освещёнными переплетениями, как узелки на нити.

Что-то в этих линиях казалось смутно знакомым, но как только Ревик подобрался ближе, они тоже исчезли, как облака, которые разогнал ветер.

«Время, — сказал ему его разум. — Это как-то связано со временем».

Решив, что эта информация в данный момент не принесёт пользы, Ревик сосредоточился на другом и попытался нащупать Касс с помощью этих верхних структур его aleimi.

Её он тоже не сумел ощутить, но различия были поразительными.

В отличие от аморфности Фиграна и молчания Элли, с Касс он наткнулся на настоящий барьер, да настолько плотный, что для его разума он показался физически осязаемым. Стена кипящего серебристого света сформировалась перед его глазами, зеркально отражая его собственный световой силуэт. Вопреки всем его годам, проведённым с Дренгами, он никогда не ощущал ничего подобного; это не особо походило на конструкцию, она скорее была заточена внутри шара из органического металла, горячего от высокого напряжения — что-то вроде Барьерной версии ОБЭ-поля.

Что-то подсказывало ему, что не стоит пытаться прикоснуться к этому шару.

Посмотрев на это ещё несколько секунд, Ревик отключился, нахмурившись.

Он подумал о своих двоих спутниках.

Джон пребывал в шоке. Он был умелым бойцом, но он всё ещё учился подключать своё зрение видящего к боевым техникам. У него не будет шансов против этих разведчиков, и тут неважно, кто их обучал — Тень или Лао Ху.

Ревик заметил, что в камере Мэйгар дрался хорошо.

Он был зелёным. Он нуждался в подобающей тренировке, но от природы был бойцом — гибким, проворным, держался вопреки боли и неравным шансам, имел хорошие инстинкты. Если он получит несколько лет нормальной тренировки, то через какое-то время станет бойцом намного выше среднего, но в данный момент он тоже не сумеет противостоять этим видящим.

В камере Мэйгара они значительно уступали по численности.

Больше половины охранников, которые изначально пришли туда, чтобы усмирить Ревика, Джона и Мэйгара, отделились от них ещё до входа в канализационные туннели (предположительно, чтобы присоединиться к своим товарищам, пытающимся пробиться на верхние этажи отеля). В той изначальной схватке Ревику пришлось драться с семерыми; Джон и Мэйгар сражались с тремя и четырьмя соответственно.

Как только их пересилили, Дитрини устроил шоу из надевания на всех троих ошейников и цепей, начиная с Ревика.

Сам Ревик ощущал в этом действе ритуальную остервенелость. До такой степени, что он даже задался вопросом, не возник ли у Дитрини стояк, пока он проделывал всё это.

Этот придурок из Лао Ху определённо был садистом — и в сексе, и вообще.

Но в отличие от Элли, Ревик уже играл в такие игры ранее — и с садистами, которые были гораздо умнее и извращённее этого гнилого куска ridvak падали.

Он позволил этой мысли резонировать на нижних уровнях его света, не сумев удержаться от подколки, и Дитрини усмехнулся, удостоив его ещё одного взгляда через плечо.

Не успел он отвернуться, как охранник позади Ревика пихнул его в больное плечо, заставив резко втянуть воздух, затем стиснуть зубы, но все же прибавить шагу. Рядом с ним охранники Джона и Мэйгара тоже подтолкнули их, быстрее погнав всех троих по цементному туннелю, игнорируя их спотыкания и шлёпанье ног в темноте.

Ревик покосился на Джона прямо перед тем, как очередной взрыв сотряс стены — этот прозвучал намного ближе. На мгновение утратив равновесие, Ревик удержался на ногах и взглянул на Дитрини, когда тот прикоснулся к клавише на гарнитуре.

— Да, — Дитрини говорил на современном прекси, но в его словах по-прежнему оставался акцент от более древнего произношения. — Они пробиваются, о мой Грозный Друг.

Ревик и Джон переглянулись.

Касс. Он говорил с Касс.

Дитрини помедлил, явно выслушивая свою собеседницу.

— Да, — ответил он, когда пауза закончилась. — …Быстрее, чем по твоей оценке. Мои люди говорят мне, что они будут вынуждены отступить, и настоящий прорыв в данный момент невозможен. Трусливое отродье уже полностью обрушило свою конструкцию, так что мы утратили возможность наблюдать за отелем.

Он опять помедлил, слушая.

— Да. Старуха, они так думают, — он улыбнулся чему-то, что ему сказали. — Нет. Нет, я не думаю, что такое возможно, моя прекрасная сестра. Мне говорят, что они даже не могут определить её местоположение. Она закрыта собственными щитами, каких мои люди никогда прежде не видели…

Он умолк, когда собеседница заговорила.

— Как бы там ни было, — сказал Дитрини, повернув ладонь в сторону. — Это невозможно сделать сейчас. Нам нужно беспокоиться о временных ограничениях. Мне говорят, что стена под угрозой.

Дитрини взглянул на Ревика, улыбаясь поджатыми губами, и Ревику показалось, что эта улыбка скрывала злость. Ему явно не нравилось выслушивать приказы от Касс.

Неудивительно, учитывая его проблемы с женщинами-видящими.

Отвернувшись, Дитрини сделал лёгкий витиеватый взмах пальцами.

— Да, я тебя слышу. Но твои расчёты, похоже, неверны, Грозная. Наши друзья весьма мотивированы… предположительно потому, что они слишком рано узнали, что ты скрылась с нашей драгоценной девочкой. Вероятно, потому что использовать её человеческого брата было неуклюжим ходом.

Ревик опять переглянулся с нахмурившимся Джоном.

— Да, — слова Дитрини звучали терпеливо, сочились снисхождением. — Да. Я понимаю. И всё равно, при всём уважении, я предлагаю немного изменить стратегию, друг мой. Иначе ни один из нас не получит желаемое из данной ситуации.

В этот самый момент над их головами прозвучал очередной грохот, оказавшийся таким громким, что Ревик и Джон резко посмотрели наверх. В этот раз земля под их ногами сильно задрожала, вынудив Ревика изменить позу просто для того, чтобы удержаться на ногах. И все же ему пришлось грузно привалиться к удерживающему его охраннику.

Сам охранник упёрся ладонью в стену туннеля, чтобы удержать равновесие.

Ревик чувствовал, как его сердце бешено заколотилось от близости удара и его силы. Он уставился на стены туннеля, потолок, пол.

Что-то не так.

Этот последний толчок не звучал и не ощущался как взрыв.

Он взглянул на Джона, затем на Мэйгара.

Их лица побледнели (наверное, как и его собственное), но Ревик больше ничего не мог прочесть на них. Ощущая стихающую дрожь цилиндрической канализационной трубы, он посмотрел на Дитрини и с удивлением увидел на лице старшего разведчика такое же настороженное выражение.

Земля под ними снова задрожала, но уже сильнее.

— Бл*дь, — ореховые глаза Джона, по-прежнему подёрнутые дымкой шока, раскрылись ещё шире, когда рокот и дрожь начали стихать. — Это не бомба, бл*дь. Это не бомба…

— Заткнись, червяк! — рявкнул охранник позади него, вдарив ему по голове. — Молчи!

— Я жил в Сан-Франциско! Говорю вам, это не endruk et dugra бомба!

Охранник снова ударил его, только ещё сильнее.

Ревик взглянул на Мэйгара, который побледнел ещё сильнее, затем обратно на Джона, который хватал ртом воздух, пытаясь оправиться от удара. У Ревика определённо сложилось впечатление, что Мэйгар тоже понял.

Как и Дитрини, который тоже уставился на Джона.

Пол под ними вновь затрясся, как будто поднимаясь, опускаясь и двигаясь из стороны в сторону одновременно. Ревик повалился на охранника, державшего его оковы, потому что не сумел удержать свой вес без помощи рук или ладоней. Охранник выругался, налетев на стену и удержав их обоих руками.

Дрожь не прекращалась, на мгновение усилившись, и только потом начала стихать.

Не успели толчки полностью прекратиться, как всё началось снова. Ощущалось и звучало всё так, будто два здания бились друг о друга, или как будто гигантская рука трясла туннель вместе с ними внутри.

Дитрини повысил голос, буквально крича.

— Возможно, мы стали свидетелями деяния Единственного Истинного Бога, брат! — сказал он, широко улыбаясь. — Как думаешь, кому оказывают поддержку твои боги, Прославленный Меч? Твоим людям или моим? Или они тоже следуют за Драконом?

Ревик не ответил.

Он не видел в этих глазах цвета ртути ничего, с чем мог бы ощутить родство или как-то связаться, как видящий с видящим. Эти глаза принадлежали животному — или, возможно, ridvak, если верить в мифы о Барьерных червях, которые якобы высасывали души, превращая видящих и людей в марионеток из aleimi-полей над Землёй. Сказания гласили, что травмированный видящий мог отречься от своей жизни, передать свободу воли этому ridvak, чтобы жить ради них — или через них.

А ещё, согласно мифу, такая жизнь приводила к славе и богатству, но в то же время к потере души.

В любом случае, Балидор прав. Этот парень — полноценный психопат.

Взгляд серебристых глаз сместился, обратившись к туннелю в том направлении, откуда они пришли, затем метнувшись вперёд, туда, куда они направлялись. Похоже, он просчитывал расстояния, пытаясь что-то решить. Чем дольше Ревик наблюдал за его лицом, тем увереннее ловил себя на мысли, что разведчику не нравились результаты его подсчётов.

Конечно, для него, Джона и Мэйгара это могло оказаться хорошими новостями.

Повернувшись, Дитрини наградил его открыто хмурым взглядом.

Его серебристые радужки светились в зеленоватых, мерцающих отсветах yisso-факелов. После очередной паузы он нажал кнопку, чтобы открыть линию трансмиттера в ухе. В этот раз он не утруждался приветствием.

— Вы это почувствовали? — сказал он тому, кто ответил на другом конце.

В этот раз он говорил по-английски, с акцентом.

Ревик буквально слышал, как в ответ ему стремительно что-то тараторят.

— Как, чёрт подери, это могло случиться? — рявкнул Дитрини, перебивая. — Мы же должны иметь подкрепление, na? Где, бл*дь, военные вертолёты? Где, gaos d’jurekil’a, команды СКАРБ? Вы должны знать, что мы отрезаны. Если этот сегмент затопит…

Кто бы ни находился на другом конце линии, он по-прежнему говорил быстро. Достаточно быстро, чтобы Дитрини умолк.

После очередной паузы он громко выругался на китайском.

— Какие другие выходы вы предусмотрели? — начал он, но остановился, когда его перебили. — Это неприемлемо, бл*дь! Адипан наступает нам на пятки! Я же сказал, мы…

И снова собеседник на другом конце линии перебил его.

— Что ж, мы не можем вернуться, — рявкнул Дитрини после очередной паузы. — Избавься от них! Или найди способ развернуть их, пока…

Другой его перебил. Дитрини нахмурился, слушая.

Ревику пришлось прикладывать усилия, чтобы не дать себе просканировать разведчика Лао Ху.

СКАРБ и человеческие власти обратились против команды Дитрини? Возможно ли, что Ревика, Мэйгара и Джона могут спасти агенты Мирового Суда, благодаря связям Балидора и Врега, а также новой подружке Чан из Вашингтона?

От Ревика не укрылась ирония ситуации: исторически так сложилось, что СКАРБ работал на Галейта и Шулеров. Так было на протяжении десятилетий, практически с даты основания бюро.

И все же это подарило ему первый проблеск надежды.

Когда он взглянул на Джона, другой мужчина одними губами произнёс слово.

«Потоп?»

Увидев, что взгляд Дитрини метнулся к ним обоим, Ревик отвернулся.

Его разум не переставал обдумывать варианты. В этот раз он держал свои мысли в нижней части своего света, где Дитрини мог их услышать.

Несколько вооружённых отрядов. Землетрясения. Наводнения. Возможно, на город обрушилось цунами — или вот-вот обрушится. Это объясняло, почему Дитрини запаниковал, если они уловили нечто подобное со спутника или по одному из правительственных каналов.

Неужели Дитрини позволит им всем умереть, включая себя самого, но не рискнёт проиграть Балидору и Адипану? Неужели идея проигрыша была ему столь отвратительна, что он лишится своего единственного шанса с Элли?

Дитрини повернулся, уставившись на него этими серебряными глазами.

После паузы он насупился.

— А ты считаешь себя таким умным, бл*дь, щенок?

Ревик не ответил и не отвёл взгляда.

В конечном счёте, Дитрини сам отвернулся. Игнорируя Ревика, Мэйгара и Джона, он заговорил со своими охранниками на незнакомом Ревику языке — наверное, нечто специфическое для Лао Ху. Судя по напряжению на лицах охранников, они тоже понимали, каковы их шансы.

Отступив в верхние структуры своего света, Ревик постарался подумать. Он совершенно не желал знать, что может сделать Дитрини, если его припереть к стенке. Но Ревику начинало казаться, что он ошибался; Дитрини может его убить, если ему будет грозить поимка. Возможно, он знал, что Балидор скорее пустит пулю ему в башку, но не станет надевать на его шею очередной ошейник.

Возможно, он знал, что Ревик поступит так же.

Он взглянул на Джона, и его шурин снова произнёс губами то слово.

«Потоп?»

В ответ Ревик нахмурился.

Затем, вздохнув, он едва заметно кивнул.

Он не нуждался в своём зрении видящего, чтобы подтвердить, что Джон его понял.