Война

Глава 44 Четвертая из Четвёрки

Я сидела на кресле с мягкой обивкой, в вертолёте Sikorsky военного образца, и ощущала изнуряющее чувство дежавю, хотя бы из-за боли, которая хотела затмить мой разум.

Я старалась не думать о Ревике — о том, где он, или похитили ли его уже.

Я вынуждена была верить, что этого не случилось.

Я должна была верить, что он по-прежнему на свободе и придёт за мной. Я должна была верить, что он найдёт меня, как нашёл тогда, когда Териан забрал меня из хижины в Гималаях.

Я должна была верить, что он придёт за нами обоими.

При этой мысли я неосознанно прикоснулась к своему животу. Когда я заметила этот жест, боль усилилась, и стало только хуже, когда я убрала руку.

В этот раз Териан не сидел напротив меня. И Тень тоже. На переднем сиденье не было усмехающейся Рейвен, которая задавала вопросы про мою интимную жизнь и смотрела на меня, как на животное с фермы. Я не была голой или даже крепко связанной. Я даже более-менее ясно мыслила, хоть моё зрение видящей и сделалось практически бесполезным, даже без массивного ошейника сдерживания видящих, который давил на шею.

Со своего места я вообще не могла видеть пилота.

Вместо этого напротив меня сидела моя лучшая подруга с дошкольного возраста.

В сравнении с тем, как она выглядела, когда мы в последний раз встречались лично, она ещё сильнее походила на прежнюю себя в Сан-Франциско — вот только я её не узнавала.

Её карие глаза наблюдали за мной. Полные, накрашенные красной помадой губы растягивались в улыбке.

Даже улыбка казалась чужой, до боли чужой на этом поразительно знакомом лице.

Кто-то избавился от шрама, который Териан вырезал на её лице. Кожа щеки и губ Касс теперь сделалась безупречной, нечеловечески совершенной под слоем идеально растушёванного макияжа с контурингом. Яркие цвета подчёркивали её глаза и губы — бледный и тёмный красный цвет, вторящий помаде и волосам. Легкие блёстки искрили на коже её плеч и рук.

Она выглядела сделанной из фарфора и расписанной умелыми мазками краски.

Она также выглядела ошеломительной красивой, пусть и в той манере, которую я не узнавала до конца.

Чёрные волосы Касс опускались длинным полотном на её спину, а также спереди на плечи. Контрастная кроваво-красная краска окрашивала нижнюю треть, переходя в её естественный полночно-чёрный цвет настолько плавно, что казалось, словно кровавое пламя лижет шёлковую похоронную завесу. Цвета были столь идеальными, а стрижка и укладка так искусно обрамляли её подбородок и лицо, что складывалось впечатление, будто она заплатила сотни долларов за услуги первоклассного салона красоты.

В дополнение к волосам и идеально накрашенному лицу она надела подходящие брюки из красной кожи и кремовую блузу с открытыми плечами. Оба предмета одежды выглядели дороже покраски её волос и дополнялись бриллиантовыми серьгами и чёрными сапогами на высоком каблуке, которые стоили, наверное, дороже, чем мы обе зарабатывали за год в той дерьмовой забегаловке на Гири-стрит.

Но мой взгляд то и дело возвращался к её глазам.

На поверхности это были всё те же светло-карие глаза, которые я помнила — почти кофейного цвета, блестящие той же внутренней пронзительностью и светом.

Но в глубине в них что-то изменилось.

Я ощущала разницу ещё до того, как увидела проблеск чего-то иного за её естественным кофейно-карим цветом глаз. Бледно-золотистое свечение — радужки Касс приближались к светло-зелёному свечению, как у Ревика всякий раз, когда его aleimi активировался страхом или возбуждением, злостью или намерением.

Полагаю, мои глаза делали то же самое, хотя моё свечение было ещё светлее, чем у Ревика.

Вне зависимости от разницы в оттенках и окраске, значение этого свечения не утаилось от меня.

Я всё поняла с самого первого мгновения, когда увидела это.

Тогда я едва открыла обшитую сталью дверь, которая вела на крышу Башни 1 в отеле. Я только-только вышла на крышу и подняла ладонь, чтобы прикрыть глаза и посмотреть на зловещие серо-чёрные облака, нависшие над городом. Даже тогда моё сознание оставалось разделённым, и больше половины сосредотачивалось на Ревике и Мэйгаре внизу, в камере допроса, на новой жизни, которую я носила в себе, на том факте, что я ничего не знала о беременности видящих и даже о том, сколько времени у меня есть до родов. Я составляла растущий список вопросов, которые хотела задать Ревику сразу же, как только останусь с ним наедине.

Хоть я знала о беременности меньше часа, я не сомневалась в том, что это правда. Это всё объясняло. Более того, это просто ощущалось истинным.

Я даже поняла, что знаю её.

Я знала, что это она.

Я знала, когда именно она была зачата. Мне вообще не приходилось задумываться над этим вопросом. Это произошло в день гибели Вэша, утром, когда мы проснулись от того долгого сна после ранения, которое Ревик получил, помогая мне ограбить банк в центре Манхэттена.

От этой мысли моё сердце сжималось даже тогда.

Одна жизнь обрывается, другая начинается.

Мой разум переполнился этими мыслями, осознанием её, осознанием присутствия, которое я, как оказалось, уже знала по шепоткам и тихим отголоскам. Я почти не видела небо над собой. Я едва осознавала, где нахожусь, и что Джон со мной.

Затем я увидела её: Касс.

Может, если бы я не затерялась так в свете собственной беременности, я бы уловила тревожные признаки в поведении Джона. Может, если бы при мысли о материнстве я не испытывала такой ужас — или такое невероятное счастье, или такое ошеломление — я бы пришла в себя до того, как стало кристально ясно, что что-то не так. Может, если бы я не думала, что это связано с Джоном, а не со мной, я была бы внимательнее, пока не стало слишком поздно.

А может, это всё лишь оправдание.

Может, мне никогда не приходило в голову ставить под вопрос поведение Джона, потому что я никогда бы не усомнилась в Джоне, или в чём-то, что он попросил меня сделать, каким бы странным это ни было. В его просьбе не было никакого смысла, особенно если оглядываться назад, но в то время я и бровью не повела.

Ну, то есть, конечно, это озадачило меня.

Мне приходило в голову, что это могло иметь отношение к вечеринке-сюрпризу для Ревика, а также к тем абсурдным вещам, которые я запланировала. Уводя меня от станции охраны, Джон сказал, что это касается Касс, так что я гадала — вдруг Джон что-то узнал, но не хотел сообщать остальным. Я гадала, не имело ли это отношения к его грядущему браку с Врегом.

Я никогда бы не подумала, что Джон допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое — и уж тем более, что он сам сделает нечто дурное.

Я беспокоилась, что что-то плохое случилось с кем-то другим.

Я беспокоилась, что они что-то от меня скрыли… опять… потому что это расстроило бы меня лично. Я беспокоилась, что мне вот-вот швырнут бомбу на колени. Я беспокоилась, что это имеет отношение к беременности. Я беспокоилась, что дело на самом деле в Касс, и они не говорили мне чего-то ужасного, что Тень сделал с моей лучшей подругой или с другим близким мне человеком. Я беспокоилась, что кто-то из членов моей семьи умер или пропал.

Мне бы в жизни не пришло в голову, что Джон отдаст меня нашему врагу. Потому что как бы я это ни отрицала, Касс теперь именно им и являлась.

Она стала врагом.

Она ждала меня.

Я вышла за край цементной стены, отгораживавшей обшитую металлом дверь, и увидела, что все они просто стоят там, на открытой части крыши, и ждут.

Касс стояла впереди, слегка расставив ноги и положив ладони на бёдра. Её чёрно-кровавые волосы драматично развевал ветер на фоне тёмно-серого неба. Помимо этого единственным ярким пятном оставались её брюки из красной кожи, поскольку стоявшие позади неё солдаты были одеты полностью в чёрное.

В то время там не было вертолёта.

На крыше царила полная тишина.

На меня был наведён ровный ряд винтовок. Примерно дюжина солдат, которую я окинула одним взглядом, была облачена в шлемы, органическую броню и анти-гравитационные ботинки, а вдобавок к армейским винтовкам носила ещё и оружие в кобурах. Винтовки были модели FN SCAR, органически усовершенствованные с прикреплёнными гранатомётами. Они были насыщенного, почти нереально чёрного цвета, по которому прокатывалась мерцающая металлически-зеленоватая рябь от живых частей машины.

Касс не шевелилась и ничего не говорила, пока я смотрела на всю эту картину. Её бледные ладони лежали на её бёдрах, и каким-то образом мой один беглый взгляд подметил маникюр на её ногтях, сделанный лаком такого же кроваво-красного цвета, что и на её волосах и брюках.

На ней одной не было брони. На накрашенных губах играла улыбка.

Мой разум так и не поспевал за реальностью. Во всяком случае, сознательные, руководящие его части.

Вместо этого включилась та другая часть меня. Часть Моста, как называл её Вэш. Я перешла в боевой режим ещё до того, как мой сознательный мозг успел воспринять выражение лица Касс. Свет хлынул из моего сердца и живота в структуры над моей головой, двигаясь вверх горячим гейзером, который ослепил меня, когда мои глаза полыхнули резким зелёным светом.

Мой телекинез заструился наружу.

Физически я не могла видеть.

Из-за беременности я не могла пользоваться и способностями видящей.

Я не могла ничего нацелить, и во время этой задержки в долю секунды я остро осознала присутствие Джона и самой Касс. Я не хотела по неосторожности убить кого-то из них. Даже тогда я не хотела наносить кому-то из них такой вред, от которого они могли не оправиться.

Возможно, это моё колебание также оказалось фатальным.

Я поколебалась, а затем выпустила этот горячий, похожий на электричество свет.

Вопреки моему сознательному колебанию, эта Мост-часть меня всё равно нацелилась на неё… а также в направлении строя солдат в чёрном, которые стояли позади неё.

Резкий порыв света вышел из меня…

Внутренним взглядом я следила за выходом этого света, увидела, как Касс потянулась к своему свету чем-то, похожим на щит. Я думала, она отразит удар, швырнёт обратно в меня, но вместо этого она как будто перенаправила посланный мной поток, отвела от себя и в небо.

Я постаралась рассмотреть что-то сквозь зелёное свечение в моих глазах, наблюдая, как рассеивается этот разряд.

Касс направилась ко мне небрежной походкой. Солдаты в чёрном последовали за ней, подстраиваясь под её темп и продолжая целиться в меня из винтовок. Попятившись, я попыталась обуздать свой aleimi, заставить все структуры снова работать примерно в одном направлении…

Затем по мне ударила боль. Сильная. Слишком сильная, чтобы с ней бороться.

Ощущалось это так, будто кто-то пырнул меня раскалённым железным прутом в спину, а может, пронзил каким-то наэлектризованным мечом. Всё было настолько плохо, что я не могла пошевелиться, лишь пыталась убраться, но и это мне не удавалось. Я просто стояла там и кричала, выгнув спину.

Затем разряд оборвался.

Я повалилась вперёд на колени, тяжело дыша и пытаясь хоть что-то увидеть. Я старалась собрать свой aleimi, использовать его, чтобы оттолкнуть их назад, но мужчина сзади, один из тех солдат, которых я не увидела на другой стороне крыши, снова ткнул меня чёрным оружием с длинной рукояткой.

Я закричала, застыв на месте, пока длился разряд.

Одновременно с этим мой разум кружил вокруг того факта, что я их не почувствовала, не увидела из-за беременной слепоты и того, что сделала Касс, чтобы скрыть их свет…

Когда перед глазами прояснилось, я подняла взгляд и увидела, что Касс нависает надо мной, улыбаясь.

Я даже тогда пыталась обуздать свой aleimi. Я уже знала, что проиграла. Меня окружили солдаты в чёрном. Винтовки, электрические пруты и гранатомёты были нацелены мне в лицо, но я не могла перестать сопротивляться. Какая-то часть меня вообще не могла логически помыслить об этом, и дело не только в панике или страхе. Это выходило за пределы всего.

Мысль о жизни внутри меня, о Ревике…

Я лихорадочно осмотрелась по сторонам в поисках помощи, но Джон исчез.

Я не могла дотянуться своим светом ни до кого. С тех пор, как я вышла на крышу, прошли считанные секунды, но меня уже лишили всякой иллюзии безопасности. Никто не додумается искать меня. Никто не будет знать, что что-то случилось.

В конце концов, в последний раз меня видели с Джоном.

В горле встал ком. Я вновь поискала его, но он исчез.

Джон ушёл.

Я ударила своим светом, и Касс заблокировала атаку, слегка охнув. Когда ко мне вернулось зрение, она вытирала кровь, хлынувшую из носа, и кривила губы.

К тому времени вертолёт уже садился. Шум бьющих лопастей заполнил мои уши. Мои волосы затрепало ветром, и я снова ударила телекинезом. И снова. И снова.

С каждым разом мои удары становились сильнее, чаще, может, из-за отчаяния…

Затем эта сокрушительная боль вернулась с такой силой, что я подумала, что это убьёт меня, а может, разорвёт пополам. В этот раз уже два солдата ударили меня по позвоночнику и по боку этими длинными чёрными палками.

Когда я перестала кричать, двое других солдат уже застёгивали оковы на моих запястьях и руках, а также ошейник на моей шее. Я могла лишь стоять на коленях, тяжело дыша, пока Касс наблюдала за их работой, слегка нахмурившись.

Я ударила по ней светом в последний раз прежде, чем они успели активировать ошейник…

И она пнула меня по лицу.

Физическое зрение вернулось ко мне, когда они рывком подняли меня на ноги.

Когда это произошло, я увидела, что мои телекинетические атаки не все были перенаправлены в небо. Разбитое стекло усеивало площадку под чёрным модифицированным вертолётом Sikorsky. Я видела трещину на его ветровом стекле, а пять из семи лампочек, освещавших крышу, разлетелись стеклянной пылью. Двое солдат лежали на спинах и не шевелились.

Ещё один упал на одно колено и кричал. Его винтовка переломилась пополам, а осколки вонзились в его грудь. Ещё один лежал на краю белого круга в центре вертолётной площадки, и его туловище горело, потому что винтовка взорвалась.

Подняв взгляд, я увидела, что Касс осматривает тот же урон, и на её губах вновь играла улыбка. Посмотрев на меня, она погрозила пальчиком и усмехнулась с издевательским неодобрением.

Один из солдат схватил меня сзади — скорее всего, чтобы активировать ошейник. Я вскинула голову назад, боднув его в лицо.

Я услышала, как он крякнул от боли, а потом отпустил меня.

Я едва это заметила.

Я продолжала сопротивляться, отпихивать их от ошейника на моей шее локтями, ногами и головой, дёргаясь и кидаясь из стороны в сторону, чтобы они не смогли запереть механизм.

Крича Ревику в Барьере, я делала всё возможное, чтобы пробиться через их щиты, пыталась обуздать свой свет настолько, чтобы опять атаковать их телекинезом. Из носа пошла кровь, когда я бросилась на их конструкцию. Боль полыхнула в моей голове, усиливаемая электрическими разрядами и интенсивностью моих попыток сосредоточиться.

Я почти не ощущала всё это.

Подтянув побольше света в структуры, которые я использовала для телекинеза, я снова и снова пыталась дотянуться до Ревика, дотянуться до Врега или Балидора. Я наполовину ослепла от света в моих глазах, но видела, как Касс забрала винтовку у одного из солдат, стоявших рядом с ней.

Я видела, как она упёрла винтовку в своё плечо; я видела, как она прицелилась в меня.

Касс была умна, ведь Касс всегда была умной. Она не прицелилась мне в голову или даже в сердце. Она не потрудилась выдвигать угрозы.

Она прицелилась точно в мой живот.

Моя голова без единой мысли прояснилась, как будто это вообще не подчинялось моему контролю.

Прояснилась так, как не прояснилась бы из-за чего-то другого.

— Мне все равно, если ребёнок умрёт, — сказала она. — Правда, всё равно, Элли.

Посмотрев на неё, я поверила ей. Уставившись на неё, всё ещё тяжело дыша, я стиснула зубы. Видимо, раз она вообще потрудилась угрожать мне, то существовал какой-то шанс, что я могла дотянуться до Ревика и поднять тревогу. Был какой-то шанс, что я могла это остановить.

— А почему ты решила, что мне не всё равно? — спросила я. — Мы можем сделать другого.

Касс фыркнула, но я видела, как в её глазах промелькнула настоящая злость.

Винтовка не дрогнула.

— Громкие слова, Эл. Хотя они могут оказаться правдивее, чем ты признаешься сама себе… или твоему мужу, — она усмехнулась. — Ты ж с самого начала никогда не хотела быть мамочкой. Ведь так, Эл? Разве не это ты всегда говорила, когда мы были детьми? — она подняла ствол винтовки, целясь мне в голову. — Так лучше? Или ты готова пожертвовать и своим драгоценным Syrimne d’Gaos? Почему-то я думаю, что его член для тебя более ценен, чем ребёнок. Хочешь поспорить?

В горле встал ком. Я посмотрела на неё, затем на солдат вокруг.

Я поняла. Она знала, что победила.

Она играла со мной. Она тут тратила время впустую, играя со мной просто потому, что она знала — у неё есть такая возможность. От этой мысли стало сложно дышать.

— А как же Ревик? — только и смогла сказать я.

— А что он, Элли? — спросила она, и в её голосе по-прежнему звучала та усмешка. — Ты намекаешь, что я влюблена в твоего парня? Всё ещё?

Но я едва её слышала.

Я только что увидела Джона. Всё моё тело застыло, когда я уставилась на него.

Он стоял возле обшитой металлом двери, которая вела в отель, его глаза тупо смотрели в нашу сторону. Судя по выражению его лица, он как будто лишь наполовину бодрствовал, как когда лежал на диване в своей квартире в Сан-Франциско, смотрел кунг-фу фильмы и ел попкорн из микроволновки вместе со мной в два часа ночи. Я не видела там тревоги или заботы… вообще никакого узнавания.

Он посмотрел на меня ещё несколько мгновений.

Затем отвернулся и пошёл обратно к обшитой металлом двери. Он схватился за ручку, пока я пыталась выдавить слова сквозь ком в горле. Я смотрела, как он скрывается за дверью, даже не обернувшись, просто бездумно спустившись по цементным ступеням.

Такое чувство, будто меня пнули в живот.

Я повернулась к Касс, осознавая, что по моему лицу катятся слёзы.

— Зачем, Касс? — спросила я. — Зачем ты это делаешь?

Её красные накрашенные губы изогнулись в улыбке, затем она покачала головой.

— Серьёзно? Ты задашь мне самый тупой, самый банальный вопрос из всех, что могла задать, Эл? — закатив глаза, она подняла винтовку дулом к небу и прислонила ствол к своему плечу. — Надо было похищать Ревика… позволить Дитрини забрать тебя, как он и хотел. У Ревика хоть нашлись бы хорошие оскорбления, — она улыбнулась, и её тон сделался задумчивым. — Я помню его по Кавказу. Ты не поверишь, какое дерьмо лилось из его рта, — она усмехнулась. — …Или входило в него.

Мои челюсти напряглись. Я перевела взгляд на солдат позади неё.

Головорезы «Чёрной Стрелы» снова взяли меня на мушку, как только Касс подняла свою винтовку.

— Ну же, Элли, — сказала Касс. — Я не хочу и дальше бить тебя этими прутами. Я понятия не имею, что это сделает с ребёнком, — продолжая улыбаться мне, она выставила одно бедро в сторону, приняв хорошо знакомую мне позу. Ветер на мгновение подхватил её волосы и отбросил за спину. Она показала на вертолёт. — Мы немножко прокатимся. Нам надо надеть на тебя ошейник. Ты можешь оставаться в сознании, но это необязательно.

Когда я внешне никак не отреагировала, в голосе Касс зазвучало явное нетерпение.

— Внизу у нас есть ещё люди, — поджав губы, она показала на меня одной рукой в манере видящих. — Ты правда думаешь, что я позволила бы тебе выйти сюда полностью дееспособной, если бы не имела возможности убить Ревика на нижних этажах?

— Ты лжёшь, — мои руки дрожали, но голос звучал твёрдо. — Ты его не убьёшь. Он спас тебе жизнь. Зачем тебе убивать Ревика?

Её улыбка сделалась ещё шире.

— Но ты не сомневаешься, что я убила бы тебя? Почему же, Высокочтимый Мост? Совесть заговорила?

Я просто уставилась на неё, будучи не в состоянии разделить те части её, которые казались такими знакомыми, и те, которые я вообще не знала. Женщина передо мной была совершенной незнакомкой, и всё же в ней было столько от знакомой мне Касс, что я заколебалась.

А может, я просто знала, что всё уже кончено.

Странно, но на ум мне пришли уроки самообороны, которые я брала в колледже. Преподавательница была весёлой, невероятно физически устрашающей шотландкой с несколькими поясами в боксе, ниндзюцу и чем-то там ещё.

В тот день она сказала то, что я запомнила на всю жизнь.

«У каждого хищника есть любимая территория для охоты, — суровым пальцем она обвела комнату в целом, а затем вновь принялась разминать ладони, перевязанные боксёрской лентой. — …И у каждого хищника есть любимая территория для кормёжки. Это редко (а то и никогда) бывает одним и тем же местом. И вы, дамочки, не должны допускать, чтобы хищник перетащил вас с территории для охоты на территорию для кормёжки. Как только это произошло, ваши шансы погибнуть увеличиваются в разы».

Уставившись на вертолёт позади Касс, я не сомневалась, что стоит мне сесть в эту штуку, как я пропала. Погибла. Или хуже того. Лицо Ревика промелькнуло в моём сознании, и я опять посмотрела на неё.

— Не делай этого с ним, — сказала я. — Касс… пожалуйста. Просто не надо.

Касс криво улыбнулась.

— Всегда немного мученица, когда дело касается брака. Иисусе, Эл. Это утомляет. Даже в твоём исполнении.

— Почему? — спросила я у неё, сглотнув. — Почему, Касс? Почему ты хочешь нам навредить? Почему ты хочешь навредить кому-то из нас?

Моя лучшая подруга, одна из немногих людей в мире, которым я когда-то абсолютно доверяла, за которую я бы с радостью умерла, которая годами защищала меня и заступалась за меня, которая вместе со мной прошла через смерть моего отца, которую я считала сестрой… расхохоталась.

В её смехе прозвучало столько ненависти, что я вздрогнула.

Я вновь попыталась дотянуться до Ревика через связь, которую мы делили, но в этот раз я ощутила абсолютную пустоту стены, которая отделяла нас. Я попыталась прокрасться через неё своим светом, как слепой на коленках, но ничего не могла почувствовать…

Касс снова подняла винтовку, прицелившись мне в голову.

Другой рукой она погрозила мне пальцем, и та лёгкая улыбка вернулась на её губы.

— Плохая девочка, — предостерегла она.

— Если я поеду с тобой, я труп.

Касс покачала головой.

— Нет. Не труп. Слово скаута.

Уставившись на неё, я ощутила волну столь сильной тошноты, что едва смогла удержаться на ногах. Я давилась словами, охваченная чувствами, когда осознала, что вновь вижу её, вспоминаю её в Сан-Франциско, когда мы были детьми, а также нашу последнюю встречу.

— Касс… боги. Пожалуйста, не отвози меня к Тени. Не делай этого со мной… с нами, — в горле встал ком, когда я услышала собственные слова, и их смысл внезапно показался окончательно и бесповоротно реальным. — Если тебе плевать на меня… не поступай так с Ревиком. Ты знаешь, что этот ублюдок сделал с ним, — я с трудом дышала и ничего не видела от слёз, катившихся по моему лицу. — Я люблю тебя, Касс. Ты — моя семья. Что бы я ни сделала тебе, по твоему мнению, пожалуйста, позволь мне это исправить. Не делай это вот так… пожалуйста. Не делай того, что заставит нас всех возненавидеть тебя. Не делай того, после чего мне и тебе не будет пути назад.

Когда я вновь смогла видеть, Касс выглядела лишь нетерпеливой.

Даже злость ушла, оставив пустоту, которая пугала меня ещё сильнее. Зеркальный взгляд её карих глаз говорил мне, что я не могла до неё достучаться.

Что ещё хуже, это заставило меня задаваться вопросом, а можно ли до неё вообще достучаться.

— Касс… — растерянно начала я.

— Полезай в вертолёт, о Святейшая из Святейших, — в её голосе, как и в её глазах, проступило раздражение. — Если тебе непременно надо изображать королеву драмы, мы можем делать это в пути. Но должна сказать, это далеко не так весело, как в тот момент, когда я подумала, что ты действительно можешь дать отпор.

Сверившись с очень дорогими с виду наручными часами, Касс махнула винтовкой на вертолёт с военной обшивкой.

— Серьёзно. Мне скучно. Пять секунд. Опусти голову, чтобы они могли активировать ошейник. Если не сделаешь этого, я брошу монетку, а ты можешь выбрать, орёл или решка — или я сначала пристрелю твоего драгоценного Меча… или я прямо здесь попрактикуюсь в проведении аборта на дому.

Примерно в это время в меня выстрелили дротиком.

К сожалению, я не Ревик.

Эта штука заставила меня рухнуть на одно колено примерно через десять секунд.

Должно быть, примерно в то же время наркотик повлиял на моё сознание. Когда Касс подошла ближе, я в панике отпрянула, уверенная, что она намеревается воплотить свою угрозу в жизнь и прямо тут вырезать то, что жило в моей утробе.

Но она лишь обошла меня по кругу и дёрнула мою голову вперёд за волосы. Я могла только стоять на коленях, хватая ртом воздух, а она щёлкнула переключателем на замке ошейника и активировала сканер сетчатки. Ошейник защёлкнулся, когда я ощутила вкус крови, все ещё тяжело дыша.

Я застонала, когда щупальца обвились вокруг моего позвоночника, вызывая тяжёлое облако вокруг моего света и головы, похожее на металлические кандалы. А я могла лишь стоять на коленях, хрипеть и искрить как перегоревший трансформатор.

Через несколько минут по её приказу ребята из Чёрной Стрелы пристегнули меня к сиденью вертолёта.

Они накачали меня другим наркотиком, как только я оказалась прикована к сиденью. В этот раз они использовали шприц, а не дротик.

К тому времени, когда препарат подействовал, я плакала, кричала, рвалась из цепей до такой степени, что мои запястья, лодыжки и шея заболели. При виде отвращения на лице Касс, когда я во второй раз заплакала и взмолилась, что-то во мне умерло — какой-то свет, который сиял в моём сердце.

Это беспокоило меня сильнее всего, что сделал со мной Дитрини, и тем более Териан. Это ранило сильнее всего того, что Ревик сделал со мной, будучи Сайримном, или даже в резервуаре.

Но я знала, что это лишь начало.

Я знала, что боль лишь ухудшится.

***

Касс помахала рукой перед моим лицом, возвращая мой разум к настоящему моменту.

Я осознала, что смотрю в окно вертолёта на проносящиеся мимо здания, воду и сушу, которые ни о чем мне не говорили.

— Вау, ты выглядишь обдолбанной, — заметила Касс. Когда я перевела взгляд, она скрестила руки, приподнимая ими свои груди. — Возможно, мне самой стоит попробовать эту дурь, — с улыбкой добавила она.

Я отвела взгляд от неё, снова посмотрев в окно.

Я тупо таращилась на горизонт города.

Мы уже перелетели через воду.

Вертолёт, вопреки его огромным размерам, покачивался и мотался на ветру. Дождь глухо стучал по стеклу, и я видела ладонь пилота, когда тот покрутил ручку управления, чтобы скорректировать курс с учётом ветра и направил вертолёт выше.

Я вновь посмотрела вниз, не глядя на него, не глядя на небо.

Как только мой взгляд сосредоточился на виде прямо под вертушкой, моё дыхание сделалось натянутым.

В моей груди и горле поднялась тошнота, которая лишь ухудшалась по мере того, как я пыталась дышать. Я хотела отвернуться, оторвать взгляд от пейзажа, развернувшегося за водой, но не могла. Я не могла думать, не могла сдержать хриплых вздохов. Я не могла отвернуться. Часть моей реакции могла быть вызвана наркотиками, но если честно, в своём сознании я могла видеть лишь Ревика.

Не будь я заперта, я могла бы рвануться в открытую дверь, с цепями, ошейником и всем остальным. Я всё равно боролась с оковами, даже зная, что это тщетно. Даже зная, что я ни на что не способна, я не могла сдержаться.

Захныкав почти невольно, я стала стараться ещё сильнее, пытаясь высвободиться.

Гигантская стена воды шла к окраинам города со стороны Атлантики. Она уже миновала мост.

Я наблюдала, как она приближается к Статуе Свободы и Губернаторскому острову, и она выглядела выше самой бронзовой Леди Свободы. Сдерживающие поля, обрамлявшие землю по обе стороны, начали замыкать и отказывать, поскольку волны, должно быть, накатывали огромные, но они просто выглядели маленькими, разбиваясь о них и перелетая через искрящие стены.

Что касается самого Манхэттена, вода отступала от берегов пугающими темпами, уровень опускался так низко, что я видела рыбу, трепыхавшуюся на месте прежних рек, затонувшие лодки и корабли, которые теперь оказались на суше. А те судна, что были привязаны, натянули верёвки и цепи, поскольку отлив пытался утащить их в море. Некоторые цепи и верёвки лопались, и лодки уплывали. Некоторые корабли сели на илистое дно Нью-Йоркской гавани или свешивались с пирсов.

Я наблюдала, как эта стена воды направляется прямиком к Манхэттену, и знала, что Ревик находился в подвале. Знала, что совершенно ничего не смогу поделать.

Издав вскрик, я посмотрела на Касс, всё ещё пытаясь высвободиться, пока охранники Чёрной Стрелы настороженно наблюдали за мной. Касс лишь улыбнулась, прислонившись к мягкому сиденью, и прищуренным взглядом смотрела на тот же вид.

— Круто, — сказала она. — Совсем как в кино. Верно, Элли?

Я могла лишь смотреть на неё, будучи не в состоянии говорить, не в состоянии думать в те несколько секунд перед тем, как мой взгляд вернулся к окну.

Как только это произошло, я не могла оторвать глаз от горы воды, направлявшейся к нижнему Манхэттену. Я никогда в жизни ничего такого не видела — а может, даже в фильмах. Это обладало своеобразной грацией, пусть даже из-за одной лишь неудержимости. Волна шла к нижним берегам Манхэттена, не замедляясь и вообще не меняя траектории.

А направлялась она прямиком туда, где находились практически все мои близкие люди в мире.

Я по-прежнему наблюдала за этим, когда Касс усмехнулась, хмыкнув и поудобнее устроившись на сиденье напротив меня.

— Здесь скоро всё станет намного скучнее, Эл, — сказала она.

Когда я перевела взгляд, все ещё пребывая в смятении и испытывая тошноту, она снова усмехнулась, с радостной улыбкой заметив моё выражение лица.

— Лучше тебе привыкнуть к этому, Элли-птичка, — сказала она, похлопав меня по колену ладонью. — Мы же Апокалипсис, верно? Разве ты ещё не изучила священные тексты? Спустя всё это время? — она фыркнула, глядя на накатывающую волну и скрестив руки. — Пришло время тебе и твоему муженьку отойти в сторону и дать дорогу кому-нибудь другому. Этому твоему хренову «мягкому пути» пришёл конец, сестрёнка.

Я могла только таращиться на неё, будучи не в состоянии придумать ответ.

И всё же от моего внимания не ускользнуло, что она наслаждается этим.

Она хотела, чтобы дерьмо попало на вентилятор.

Она хотела, чтобы мир развалился на куски. Она хотела землетрясений, цунами, ураганов, ядерных бомб. Для нее это все восхитительно.

При этой мысли тошнота в моём нутре усилилась.

Мой взгляд вернулся к окну в тот самый момент, когда волна плавно вздыбилась над Манхэттеном.

А я могла лишь смотреть.