Слава всем богам — где бы они, гады, не пропадали — руки вспомнили, что они там чертили на этих проклятых листочках этими проклятыми перьями.
Вот честно скажу — легче мечом махать!
Раз, два — и голову с плеч. А тут что-то щуриться, глаза ломать, закорючки вырисовывать… Жуть!
Эти писари — страшные люди, я вам скажу. Зад твёрже стали, а глаза натружены сильнее, чем рука кузнеца.
Ну, а мне удалось нанести на себя печать невидимости. Не с первого раза, если честно. Это оказалось куда сложнее, чем я думал.
В темноте, по отражению довольно плохенького зеркала, с замыленными от усталости глазами…
Хорошо хоть успел догадаться, что нужно чертить эту штуку зеркально. Иначе потратил бы кучу времени впустую. А ведь почти начал!
Ладно. Так или иначе, дело было сделано. Печать поставлена, осталось только закрепить её:
— «Невидимость» — Я прикоснулся к груди и влил побольше духовной энергии, чтобы хватило на всё тело.
Эффект от наложения печати на самого себя оказался довольно забавным. Магия печати связалась с магией Источника и стала ею подпитываться.
Однако открылся ещё один небольшой, но вполне ожидаемый нюанс…
Печать работала только на моё тело. Одежда осталась видимой.
— Голышом по трущобам, — вздохнул я, снимая рубаху. — А я знаю толк в развлечениях.
━─━────༺༻────━─━
Когда-то в детстве мне снились кошмары, в которых я голым оказывался на людях. Неприятные были ощущения, но вполне терпимые.
Годами позже мне и взаправду довелось сверкать задом перед честным людом. Правда, тогда я убегал от стражи одного престарелого герцога, заставшего меня в постели своей молоденькой жёнушки. Поэтому отсутствие одежды было наименьшей из проблем.
Старый жадный хрыч. Ни себе, как говорится, ни людям…
Но вот сегодня ощущения оказались довольно необычными. Ночная прохлада довольно приятно ласкала всё тело, ветер развевал волосы, дышалось хорошо, однако встречные прохожие всё же немного смущали.
И босиком по разбитым дорогам трущоб ходить было не очень удобно.
План мой был довольно прост по замыслу, но с исполнением могли быть трудности.
Просто вытащить недобандитов из лап Топора недостаточно. Он либо их отыщет снова, либо до меня докопается. А если докопается до меня, то и роду новые проблемы прилетят, чего никому не нужно.
Поэтому придётся этого Топора свергнуть. И желательно без моего прямого участия, чтобы не светиться.
Ну, а под шумок выведем всех невольников и, быть может, казну бандитскую приберём.
Елизаровым отдавать липовый долг, конечно, не хотелось бы, но лучше иметь золото, чем не иметь золота.
Итак, времени до рассвета оставалось не так уж много. Я быстро обошёл трущобы, слушая, о чём треплются местные жители, но полезными оказались только два сомнительных персонажа, хищно озирающиеся по сторонам из тёмного проулка.
— Что-то атаман долю начал урезать. Нехорошо это… — хриплым шепелявым голосом причитал тот что слева.
— Ага… грабишь, грабишь в поте лица. От заката до рассвета глаз не смыкаешь. Работаешь на благо… ну, ватаги, конечно. Не только ж себе, праль-на⁈ — высоко, натужно, будто был простужен, отвечал второй.
— Во-во! И я о том же!
— Ну так! А доходу всё меньше и меньше. И Стрекоза, курвин сын, стал карманы выворачивать.
— Так это его самого прижали, говорят! Будто бы Топор… Ну-ка! Тс-с-с-с! Слыхал?
Они прислушались, а мне пришлось замереть на одной ноге. Разбитая брусчатка посылалась под моей тяжестью и создала слишком много шума.
Невидимым я стал, но не бестелесным или невесомым.
— Показалось, наверное, — махнул грабитель слева. — Так о чём это я… А! Все же знали, что малясь недосдаём, верно ж? Жить-то на что-то надо!
— Верно! Так всегда было!
— Во-о-от! А теперь Топор жадничать стал. Приказал всё до последнего медяка трясти.
— Вот же ж!.. — Второй хотел выругаться, но оглянулся и решил, что не стоит.
— Так что теперь, братан, затягиваем пояса. Как Ясых и предупреждал.
Ясых? Что ещё за Ясых?
— Да тише ты! Вспомнил тоже… А это, с чего Топор так стал жестить-то? Кто-нить знает?
— Да пёс его, собаку, знает… — прохрипел первый. — Но нехорошо это. Люд и без того пугливый пошёл. Сторонится. Добычу всё тяжелее и тяжелее брать.
— И вокруг всё дорожает… — грустно просвистел второй. — Недавно за брагу в полтора разов стали больше брать. Вот где настоящие грабители!
Затем он откашлялся, шмыгнул носом и облокотился на кривую стену дома.
— Точно, точно, — кивнул первый.
И они затихли, погрузившись в глубокие думы о несчастных разбойничьих жизнях.
Даже жалко не стало. Пусть страдают.
Я осторожно ступил на вторую ногу и обошёл их.
Думаю, по улицам больше ничего не сыщешь. Сведений уже предостаточно — понятно, где искать. Топор что-то мутит, собирает сливки, обдирает собственных людей. А значит либо задолжал кому, либо готовится вложиться в «верняк», либо свалить хочет.
Надо пробираться в бордель и разузнать, что там происходит.
И, кажется, я очень удачно зашёл.
Судя по всему, тут проходило закрытое мероприятие, и входы были закрыты для всех прочих посетителей. На моих глазах не пустили двух вполне себе приличных горожан в немного подпитом состоянии.
Они что-то грозились несвязной речью, но ушли, так ничего серьёзного и не предприняв.
Но шум, музыка, соответствующие подобному месту крики и задорные мужские рычания вперемешку с наигранными смешками женщин говорили, что там творится безобразное веселье.
И мне нужно туда как-то попасть…
Окинув взглядом здание, я заметил открытый балкон на втором этаже. Судя по теням, там сейчас особых движений не было, так что можно забраться внутрь через него.
Хорошо хоть Топор немного старался соответствовать окружающему архитектурному решению и не стал облагораживать фасад борделя. Так что я вполне неплохо забрался на балкон по трещинам, впадинам и сколам.
Подобные трюки никогда не любил, но приходилось иногда практиковать. Особенно когда мы пересекали Драконьи горы и лазали по скалам.
Собственно, после того перехода я и научился цепляться за малейший выступ, но каждый раз это отзывалось воспоминаниями о жутко холодных ночах, и кости начинало немного ломать.
А с новым телом такого эффекта не было… Интересно.
Осторожно отодвинув шторы, я заглянул внутрь.
И лучше бы я этого не делал.
Не, я слышал, что у куртизанок всякие услуги бывают. Но свернувшийся калачиком здоровенный пузан под бочком у полуголой пышной женщины, которая читала ему какую-то детскую сказку…
В общем, мужикам в этом мире иногда приходится слишком тяжело.
А этот лежал с довольно милой лыбой под пышными седыми усами и внимательно слушал, как ужасный демон Светозар разруш…
Погодите-ка!
В смысле — ужасный⁈
В смысле — демон⁈
Это что за сказки такие!
— И когда великие герои разоблачили ужасного узурпатора, под чьей личиной скрывался сам Повелитель демонов, тот разозлился и показал свою истинную форму. И бились они три дня и три ночи…
Я с раскрытым от глубочайшего возмущения ртом завис напротив кровати.
Они чему вообще детей учат такими сказками!
Демон, узурпатор, три дня и три ночи… Да я с Бергиром разделался в два счёта! Эти засранцы едва могли его у стен задержать, пока я… Ну, готовился к выходу, в общем.
Не, вы поглядите. Этот усач ещё и воевода, судя по отметкам на кафтане.
И плевать, откуда я знаю, что на таких кафтанах именно такие отметки носят нынешние воеводы. И гривна ещё серебряная лежала.
А, казалось бы, серьёзный человек…
Не, методы душевного излечения — это дело сугубо личное и попрекать я не смею. Но такую чушь слушать!
Пойду-ка я отсюда побыстрее, пока не выдал себя от злости.
Удалось тихо приоткрыть дверь и проскользнуть в узкую щель. Кажется, не заметили. Осторожно закрыв створку, я развернулся, чтобы пойти дальше. И снова замер с открытым ртом.
Потомки, вы что творите!
В большом зале, освещённом тусклым светом сотен свечей, творилась настоящая вакханалия.
Я такое только на фресках видел, серьёзно. И то случайно.
Похоже, тут веселились от души. У стен играли разодетые музыканты, по центру на выступающей платформе танцевали сразу несколько девушек в откровенных нарядах, а вокруг восседали дорогие гости, с которыми заигрывали по две, а то и по три женщины.
И по рожам, я бы сказал, они на бандитов не тянули. К тому же, у каждого стояло по одному вооружённому охраннику, явно не из ватаги.
Хм… Ну-ка, проверю кое-что.
Я спустился на первый этаж и убедился в собственных догадках. Здесь развлекали свиту тех, что сверху.
Уровень мероприятия был немного пониже, но стены комнат едва не дрожали, а в общих местах попивали вино и отдыхали довольные клиенты. И одежда, разбросанная повсюду, намекала, что принадлежат они отнюдь не к простому сословию. Даже не купцы.
И картина начинала вырисовываться.
Я снова забрался наверх. Хотел миновать второй этаж и сразу забежать на огонёк к Топору, но вдруг услышал знакомое имя… ну, или кличу — пёс этих бандюганов разберёт.
— Ясых! — грубо позвал кого-то толстый лысоватый мужик в длинном балахоне. — А ну иди сюда!
Он говорил приглушённым шёпотом, чтобы не отвлекать гостей, но довольно грозно.
— Чего тебе, Стрекоза⁈ — гаркнул поджарый мужик, подойдя поближе.
Плечистый, в боевой кожаной куртке с нашитыми металлическими бляшками и с изогнутой саблей на поясе, вроде тех, что носил народ Кхазара.
— Пойдём внутрь. Разговор есть.
Пузан жестом указал на дверной проём, ведущий в небольшую комнату, и они зашли внутрь.
Я едва успел проскользнуть перед ними, чтобы послушать, о чём будет речь.
В тесном кабинете, обставленном шкафами с документами, в углу располагался стол, за который и сел, надо понимать, Стрекоза.
Тут было душновато, пахло воском и чернилами. А свет был такой тусклый, что у меня начало рябить в глазах от воспоминаний о работе над печатью.
Даже чуть подташнивало.
— Ты и твои парни не сдали добычу в общак, — ядовитым голосом прошипел Стрекоза.
— Мы всё сдали! — гулко возразил Ясых.
— Это вы по старым мерам сдали. А по новым — должок.
Тут Ясых наклонился над пузаном и громко ударил кулаком по столу. От удара несколько листов съехали со стопок, а свеча содрогнулась, отчего комната заиграла тенями.
— Вот и плати сам по новым мерам. Я своих парней обдирать не дам. Понял⁈
Стрекоза со лживой хитрой улыбкой пододвинул один из упавших листов, вздохнул, взял перо, макнул в чернильницу и сделал какую-то запись.
— Понял, понял, Ясых. Ты можешь идти.
— То-то и оно! — с чувством торжества выпрямился тот.
А затем ушёл, хлопнув дверью.
Я выскочить не успевал, так что пришлось остаться наедине со Стрекозой.
И наблюдать, как он, сбросив ядовитую ухмылку тут же, как закрылась дверь, достал ещё один лист и сделал там какую-то пометку.
— Ну, ничего, ничего, Ясых, — прошипел он себе под нос. — Посмотрим, как ты запоёшь в кандалах или со вспоротым брюхом.
Затем Стрекоза поднялся, свернул лист в трубочку, сунул его под балахон и вышел наружу. На это раз я успел, и вместе с ним последовал наверх, к Топору.
Атаман стариградских разбойников на этот раз лежал на роскошной тахте и отпивал из золотого бокала, бряцая по нему кольцами на каждом из пальцев.
Рядом лежала затихшая женщина с отрешённым взглядом. Она укуталась шёлковой накидкой, но старалась не двигаться, пока атаман набирался сил.
Стрекоза, раболепно семеня перед ним, с поклоном вошёл в помещение и заверещал:
— Господин, как вы и говорили. Ясых отказался платить по новому укладу. Только что с ним говорил.
Топор протяжно прорычал, словно недовольный зверь. Ногой отпихнул женщину, и та с явным облегчением убежала, забрав с собой накидку.
А Топор сел, уперевшись ладонями о колени, грозно глянул на своего холуя и взялся за топор, который был приставлен к тахте.
— Всё-таки не послушал, паскуда. Ну, что ж. Значит, в расход его…
Тут атаман прервался, глянув прямо на меня.
Я испугался, огляделся, но ничего не увидел. Неужто заметил как-то?
Но вдруг позади раздались грохот и пьяный смех:
— Ха-ха-ха! Топро…Торпр… Фу-у… Топор! Вот.
В помещение ввалился грозного вида мужик, одетый в одну только накидку из пурпурной ткани и сандалии.
Лицо у него было квадратное, мокрые от вина усы блестели, а грязная влажная борода заставляла терять всякий аппетит.
Шатаясь, он добрёл до тахты Топора и громко рухнул на неё, чем вызвал стон деревянной основы.
— Топор! Хорошо устроил. Угодил, угодил.
Он обхватил атамана за плечо, будто тот был его давним другом. Или, скорее, подчинённым.
Топор, оскалившись, махнул Стрекозе, чтобы тот убирался.
— Рад стараться, боярин. Всё понравилось?
— Да! Да… — громко вздохнул прохладного воздуха бородач. — Девки, вино, музыка. А танцы! Танцы! Э-эх-х… Молодец ты, Топор. Жаль только в такой дыре обитаешь. Подъехать противно. А что там за девка была на лестнице? Мягкая, упругая… Я б её!..
Атамана было не узнать. Грозный вид испарился, на лице появилась раболепная лыба. Даже взгляд переменился.
Да это не топор, а так — ржавая дубина.
— Об этом, Захар Кожедубыч, я и хотел поговорить… — начал было он.
Но боярин прервал:
— Потом поговорим, Топро… Троп… В общем, ты понял. Помню я твоё стремленье. Но не просто это, пойми. В дворяне записаться — это хоть и не боярином стать. Но тоже дело, прямо скажем, заковыристое.
Захар Кожедубыч схватил толстыми пальцами гроздь винограда и почти полностью сунул себе в здоровенную пасть, облившись соком.
— Тут указ князя нужен. А он не в духе сейчас. Ты дары-то собрал?
— Почти! — оживился Топор.
Видно, почуял намёк, что золото может значительно смягчить настроение князя.
Ох, уж этот князь. То Елизаровым липовые грамоты подписывает, то титулы раздаёт всяким сомнительным элементам.
Надо бы с ним как-нибудь повидаться.
— Почти — это как? — нахмурился боярин.
— Немного осталось. Через пару дней остаток получу — и сразу к тебе!
Ах, вот зачем он своих людей обдирает. И общак, видно, затребовал для этого. Чтобы, как говорится, в люди выбиться.
Сукин сын.
— Ну, вот когда соберёшь… Э-эх! — Захар Кожедубыч с кряхтением встал на ноги. — Тогда и поговорим. А пока пришли-ка ко мне какую-нибудь бабёнку… Этакую!
— Этакую?
— Этакую!
Топор сначала явно озадачился. Но затем на лице появилась противная ухмылка, от которой мне стало не по себе.
Чутьё прямо-таки кричало, что мысли в голове этого ублюдка заставят меня от ярости рвать и метать.
— Будет тебе «этакое», боярин, — кивнул Топор. — Спускайся к себе, скоро приведут нужную девку.
Бородач ушёл, еле попав в дверной проём. А Топор, немного выждав, позвал Стрекозу.
Тот шустро появился перед ним, и оба снова вернулись к прежним ролям.
— Слышал?
— Да, господин.
— Веди к нему Злату. Пусть отрабатывает.
Тут Стрекоза немного замялся.
— А как же срок…
— Что срок! — гаркнул ублюдок. — Проценты отработает. С неё не убудет!
Я уже хотел порвать ему глотку собственными руками. Ярость так сильно кипела внутри, что Источник терял равновесие.
Так, погоди, Светозар. Успокойся и вдохни.
Сейчас терять самообладание нельзя.
— И накажи ей! Если будет ерепениться, тех троих на дыбе прокачу.
— Как скажете, господин, — поклонился Стрекоза. — Ещё чего изволите?
— Чего ещё… — Топор взглянул на поднос с виноградом, поморщился и отодвинул в сторону. — Ах, да. Ясыха — в расход. Сначала это. Скажи Глыбе, пусть сделает. А потом девку веди.
— Хорошо, господин, — ещё раз поклонился Стрекоза и засеменил прочь.
Ублюдки!
Грёбаные проклятые курвины отродья!
Да я вас всех!…
Чёрт, хватит. Нужно собраться. И думать.
Нет. Нет времени думать. Нужно действовать!
Я пустился следом за Стрекозой. Тот, стоя возле своей двери, подозвал здоровенного громилу и прошептал ему указ Топора.
Громила нахмурился тупой рожей, но хмыкнул и кивнул. После чего развернулся и ушёл куда-то в коридоры, позвав с собой нескольких головорезов.
А Стрекоза, ухмыльнувшись ему вслед, направился к лестнице. По пути сально взглянул в сторону вакханалии и шагнул по ступенькам вниз.
Выродок пошёл за Златой.
Демоны вас всех побери!
Я замер на распутье. Ясых мне нужен живым, чтобы прикончить Топора и сбросить с себя внимание бандитов. Судя по всему, бунт может поднять только он, других смельчаков искать времени нет.
А Злату сейчас поведут на потеху тому грёбаному боярину, чтоб он провалился.
И как мне за всеми успеть⁈