Я останавливаю время

«Время, которое я остановил»

«Время, которое я остановил» или «Я останавливаю время» — последние варианты названия книги, которые Владислав Микоша нашел за неделю до своего ухода. «Но я останавливал время не потому, что оно было прекрасно», — грустно пошутил он, перефразируя «Фауста».

Да, он останавливал мгновения не для того, чтобы продлить их для себя, а для того, чтобы оставить их в памяти — нашей и тех, кто придет после нас. Хрупкая кинопленка оказалась надежным носителем остановленных мгновений, бесстрастным свидетелем запечатленного времени. Это было делом всей его жизни, которое он бесконечно любил. Им поистине владела страсть останавливать мгновения, и делал он это не только в своей непосредственной и главной профессии кинооператора. Он всю жизнь вел интереснейшие дневники, точные и образные записи которых становились журналистскими публикациями в «Правде», «Известиях», «Комсомолке», «Огоньке», «Вокруг света», где он долгие годы был не только спецкором, но и фотокорреспондентом. С «лейкой» он не расставался никогда — ни до войны, ни в войну, ни в многочисленных поездках по стране и миру.

Странички дневника становились публикациями (начиная с экспедиции по спасению челюскинцев), а затем и книгами, фотографии — открытками (выходили целые серии открыток по фотографиям Микоши), марками (первая серия советских цветных марок — «Всесоюзная сельскохозяйственная выставка в Москве», 1939–1940 годы, 16 марок за № 751–767 по каталогу почтовых марок СССР, за № 783–799 — по «Иверу»), выставками, кинокадры — хроникой и документальными фильмами. В цехе операторов-документалистов только трое — Роман Кармен, Марк Трояновский и Владислав Микоша — совмещали профессии кинооператора, фотокорреспондента и журналиста. Но ни у Кармена, ни у Трояновского не выходили серии открыток и серии марок, не было фотовыставок. Микоша старался использовать все возможности из своего умения останавливать мгновения. И делал он это с такой увлеченностью и такой завершенностью, что в редакциях не правили ни одного слова из его дневниковых записей, и тогда вдруг в суровой газете «Правда» появлялись огромные репортажи спецкора Владислава Микоши — такие, как, например, этот — в «Правде» от 7 апреля 1942 года.

«Ночь такая темная, какие бывают только на юге. Теплая, тихая. Все сковано тяжелым сном. Осажденный город спит настороженно, скрытый непроницаемым мраком. Даже море, всегда шумное, вдруг замерло. Полный штиль. Звезды, отраженные в нем, рассыпались неясными сочетаниями каких-то новых, незнакомых созвездий.

Враг, залегший в глубоких окопах, не спит, притаился, выжидает. Враг нервничает. Темные ночи на чужой земле обманчивы. Изредка, боясь нападения, он освещает переднюю линию фронта дрожащим светом ракет. Ночь от этого становится все темнее и непрогляднее.

Наступает туманный рассвет. К низкой аккомпанементной музыке орудий и минометов присоединяется более высокая мелодия пулеметов, автоматов и винтовок…»

Необычный для того времени стиль — да еще в «Правде», да еще с фронта! Но удивительно, центральные газеты (да и фронтовые) часто и охотно предоставляли свои страницы журналисту Микоше. Так он видел войну, и это ни на кого не похожее видение ценили и в редакциях газет, и в монтажных Центральной студии документальных фильмов. Все, о чем писал спецкор Микоша, оператор Микоша оставил в зримых образах, запечатленных на пленке, — образах документа и поэзии.

«Среди операторов-фронтовиков, — писал в августе 42-го в статье «Люди фронтовой кинохроники» Вен. Вишневский, — Микоша, без сомнения, лучший мастер живописного кадра… Во фронтовых съемках Микоша сохранил все свои прежние качества — лиризм и изысканность композиции кадра, но, вместе с тем, для них характерна суровая простота, какой требует новый материал…»

«Про военные съемки Микоши справедливо сказать, что они сразу и быт и поэзия… На пленке кинодокументов, снятых Микошей, всегда присутствует температура события», — писал один из режиссеров киноэпопеи «Великая Отечественная» Лев Данилов.

Лиризм и поэтичность работ кинооператора и журналиста Владислава Микоши удивительно сочетались с оптимизмом и мужеством капитана третьего ранга Владислава Микоши.

Вот как в своей книге «Севастопольский бронепоезд» вспоминает Микошу того времени бывший старшина группы пулеметчиков бронепоезда «Железняков» Н. А. Александров: «…Владислав Микоша — небольшого роста, с постоянной улыбкой на умном обаятельном лице — не раз появлялся еще в окопах Одессы, снимая на пленку героические действия морской пехоты… Потом он до последнего дня находился на Ишуньских позициях. Это его фильм «Героический Севастополь» смотрели железняковцы, восхищаясь мужеством не только морских пехотинцев, идущих в атаку, но и самого кинооператора, снимавшего в гуще боев…»

Об отчаянной смелости Микоши ходили легенды, отзвуки которых можно сегодня найти на страницах книг, написанных о тех днях участниками обороны. Вот фраза из книги фронтового фотокорреспондента Бориса Шейнина «В объективе — война»: «Еще в осажденной Одессе шла молва, что Владислав ничего не боится — храбрейший из храбрых…»

«Неутомимый, вездесущий, не знающий, что такое страх…» — пишет Георгий Гайдовский в книге «Страницы, опаленные войной».

Вспоминает о храбрости оператора и Любовь Руднева в книге «Память и надежда»: «Удалось отправить на Большую землю сумасшедше смелого, всегда снимавшего в гуще боев Владислава Микошу. После тяжелой контузии его отнесли на подводную лодку».

«Черноморцы», «Героический Севастополь», «Битва за Севастополь», «День войны», «Кавказ», «Освобождение Варшавы», «От Вислы до Одера», «В логове зверя», «Померания», «Данциг наш», «Кенигсберг», «Разгром Японии», «Парад Победы» — это только военные фильмы (не все!), в которые вошли кадры, снятые Владиславом Микошей. А еще киножурналы, а еще кинолетопись…

И хотя за те шестьдесят лет, которые Владислав Микоша держал в руках кинокамеру, четыре года войны — малая малость, но остались те годы самыми главными, а те съемки — самыми дорогими сердцу оператора. А было много важного и интересного и до, и после. До — строительство Магнитки и закладка «Шарикоподшипника», открытие ВСХВ и строительство Черноморского флота, спасение челюскинцев и проводы экспедиции на Северный полюс, перелеты Чкалова и Громова в Америку, визиты в Москву Бернарда Шоу, Ромена Ролана, Анри Барбюса… Всего не перечислишь, как невозможно перечислить и всего того, что было снято после войны — восстановление Варшавы и Днепрогэса, поход Народно-освободительной армии Китая, встречи Сталина с Мао Цзэдуном, Хрущева с Кеннеди, съемки Неру, Эйзенхауэра, Насера, Кастро, Тито, Гагарина, Бидструпа, Ван Клиберна, Нуриева, Улановой…

Сегодня можно только бесконечно изумляться, как в этой гуще событий, снимая «самое-самое», он смог на всю долгую жизнь остаться беспартийным, остаться самим собой, выжить. Мало того — стать четырежды лауреатом Государственных премии СССР, народным артистом, академиком и т. д. и т. п. «Хранил меня Господь» — один из вариантов названия этой книги. И вправду, наверное, хранил! И от этого ощущения «охраненности» — удивительное чувство самодостаточности, открытости людям и миру, непреходящее стремление учиться — всему, у всего и у всех.

Эта книга — четвертая (и не последняя!) книга Владислава Микоши. Из изданных, пожалуй, самая трепетная и откровенная, хотя не самая полная по насыщенности событиями его жизни. В нее он отбирал только то, что определяло и выстраивало его внутренний мир, его характер, его Путь, пытаясь проследить те таинственные связи между событиями, которые задолго до их свершения предопределяет судьба, или Провидение, или Господь Бог. Впрочем, многое из удивительного и таинственного в его жизни так и осталось за рамками книги. Как, например, то, что медаль «За победу над Японией» — практически за окончание Второй мировой — он получил первым. В его орденской книжке стоит номер медали: А № 000001.

И еще в книгу вошло все то, что вынималось цензурой из его предыдущих книг. Например, история разрушения храма Христа Спасителя, гибель Керченского десанта, съемка фильма об озере Рица по сценарию Сталина…

Книга заканчивается 1953 годом — годом смерти Сталина. Дальше — другой этап жизни. Другая книга.

Этот эпиграф к эпилогу книги сегодня мне хочется продолжить: и когда мы уходим, мы «незавершенны». Пока не завершено все то, что начато и не закончено, задумано и не осуществлено, не обрело самостоятельной жизни и судьбы: книги, выставки, альбомы, фильмы. А точнее — идеи, образы, звуки, настроения… Пока сама судьба, воплотившаяся в прожитой жизни, не обрела законченности и завершенности произведения искусства — Творения Господня, задуманного и выполненного с непостижимым мастерством.

Джемма Фирсова