Юность моего друга

Глава двадцать четвертая

Как все-таки прекрасно устроена жизнь на земле!

Кажется, вчера лишь окраины города утопали в белом тумане цветущих вишен. Потом закружил голову пьянящий запах белых акаций, и до самого рассвета где-то в степи, далеко-далеко, переливались и манили к себе, словно костер в ночи, нежные и грустные широкие украинские песни.

Немного позже люди, как бы пресытившись цветением садов, ринулись в плавни, на песчаные острова реки, в прохладные воды Днепра.

А сейчас вот с довольными улыбками на лицах несут в корзинах золотые душистые дыни, полосатые, как матросские тельняшки, арбузы, раскрасневшиеся от жары помидоры…

Прекрасно устроена жизнь на земле!

Так прекрасно, что хочется подойти к совсем незнакомому человеку, остановить его и поделиться с ним своей радостью. Женщины, те непосредственней мужчин, женщины так и делают. Они под каким-нибудь безобидным предлогом (где вы покупали эти дыни?) останавливают друг друга и тут же говорят… Бог их знает, о чем они говорят целый час (не о дынях же!).

О, если бы Андрей сейчас был в Тростном, сколько бы часов подряд он говорил с первым встречным односельчанином!

Но тут знакомых, как назло, никого не видно. А радость выпирает из груди, как эти золотые дыни из корзины домохозяйки: чуть ступишь не так — и покатится золотая радость по зеленому скверу. Андрей садится на скамью против обелиска «Павшим борцам за свободу».

У подножия обелиска стелются живые цветы. Но Андрей сейчас замечает все машинально. Мысли его сосредоточены на самом себе.

Время от времени он окидывает взглядом сквер и уже в который раз произносит: «Я студент…», «Андрей Савельев — студент». — «Тот самый, что вчера был чернорабочим?» — «Тот самый!».

Андрей достает маленькую коричневую книжечку, на которой золотыми буквами написано: «Студенческий билет». Андрей раскрывает книжечку и долго вглядывается в свою фотографию. С фотографии на него смотрит молодое, глуповатое от счастья лицо с гладким, без единой морщинки лбом.

Андрей недоволен своим лбом так же, как в детстве был недоволен носом. Тогда ему казалось, что он будет курносым, над курносыми в селе смеялись. Андрей часто, тайком от взрослых, бился переносицей о край стола. Нос припухал, но самый кончик все так же задиристо смотрел вверх. Теперь Андрей незаметно для прохожих собирает пальцами кожу лба в складки. Но, ослабив пальцы, он убеждается, что лоб снова становится гладким, как мяч.

«У умного человека должны быть морщины на лбу», — думает он разочарованно.

Но вскоре слово «студент» вновь завладевает всем его существом. Снова высокие, торжественные мысли поднимают его к небу. Шутка сказать — студент! Раньше он это слово встречал только в книгах, но ведь в книгах шла речь не о простых людях, а о детях дворян или купцов. Раньше он думал, что студентами могут быть только какие-то особенные люди. А сейчас он, сын деревенского кузнеца, студент. Как жизнь повернулась!

Нечаянно взгляд его останавливается на обелиске. Он еще раз читает надпись:

«Павшим борцам за свободу».

Слова на обелиске заставляют Андрея внутренне подтянуться. Теперь он внимательно смотрит вокруг. На цветах очень много пыли. Надпись на обелиске сделана черной краской. «Не могли золотыми буквами написать», — возмущается Андрей. Ему становится неудобно и за пыль на цветах, и за черную краску, и за окурки, брошенные около обелиска. Ему стыдно и за то, что он первый раз сидит здесь и впервые думает о героях революции.

Вдруг кто-то кричит:

— Андрий! Андрий!

Андрей оборачивается и видит человека в новенькой форме железнодорожника. Приглядевшись, узнает Грыцька Крапиву.

— Чого це ты спиваешь, бидолага? — говорит Грыць, приподнимая фуражку с широким козырьком.

— Грыцько, ты уже стрелочник? — обрадованно говорит Андрей.

— Стрелочник? Ни! Тэпэрь я кондухтор!

Глядя друг на друга, они смеются.

— Нипочем бы тебя не узнал, — говорит Андрей.

— Мэнэ вже маты ридна не впизнае! — отвечает Грыць, смеясь, и в свою очередь спрашивает Андрея: — А ты хто, бидолага?

Андрей приосанивается:

— Я теперь студент.

— Цэ що, школяр чи що?

Андрей возмущен неграмотностью товарища.

— Это почти инженер! — говорит он, нарочно привирая.

— А яка зарплата? — спрашивает Грыцько.

Стипендия в техникуме на первом курсе сорок рублей, но Андрею неудобно произносить эту цифру, и он удваивает ее.

— Пока восемьдесят рублей, — говорит он.

— Що цэ за инжинэр!.. Я ось скоро буду ливизором. Двисти карбованцив, га! Я вже хату роблю. Кабанчика купив, приходь до мэнэ сало исты…

Благополучие Крапивы удивило Андрея, но зависти не вызвало. Теперь Андрей уже чувствовал, что не деньги делают человека счастливым.