И днем и ночью гудело, грохотало и звенело разноголосыми сигналами строительство. И тут, на берегах древнего Днепра, и в степи за десятки километров от будущей плотины поднимались высокие башни будущих домен, вырастали каркасы будущих заводов. Куда ни глянь, всюду вспыхивали молнии электросварок, кланялись железные ковши экскаваторов, взлетали высоко в небо стрелы башенных кранов.
Десятки, сотни, тысячи людей каждый день, широко раскрыв глаза, ходили по строительству. Одни не хотели бросать своих насиженных мест, переезжать всем селом подальше от днепровских берегов и приходили сюда затем, чтобы самим убедиться, действительно ли плотина поднимает воды Днепра на целых десять метров. Другие жили неподалеку отсюда и из любопытства шли посмотреть строительство, про которое так много говорят и пишут. Третьи приезжали из-под Москвы, из Сибири, чтобы потом дома рассказать землякам, куда идут деньги от займа.
И днем и ночью сотни, тысячи экскурсантов ходили по строительству, с восторгом разглядывая глубокий котлован будущих шлюзов, железобетонные сооружения плотины.
И только, может быть, один Андрей Савельев не восторгался тем, что творилось вокруг него. Полтора месяца тяжелой и грязной работы, к тому же, как показалось Андрею, работы, унизительной для него, имеющего специальность кузнеца, заставили его замкнуться. Поиски Лени Пархоменко ни к чему не привели. Строительство было разбросано на десять-двадцать километров, и всюду, куда ни придешь, гремели машины, сновало множество людей. Тут брата родного не найдешь, не только Леню Пархоменко.
На работе по-прежнему веселым оставался один только Грыць Крапива. Он не расставался со своей книжечкой «Что должен знать стрелочник». Придя на работу, он выбирал в котловане местечко поукромнее и садился за изучение немудреных обязанностей стрелочника. Время от времени он поднимал голову от книжки и с незлобивой улыбкой говорил Андрею:
— Брось, бидолага, ишачить, бильш карбованця все одно не заробишь.
Но к насмешкам Крапивы Андрей уже привык.
Работать плохо Андрей не умел — совесть не позволяла. Здесь, по мнению Андрея, рабочий день начинался в обед, а в полдень оканчивался. Здесь грешно было бы стоять сложа руки.
В свободное от работы время Андрей уходил на берег Днепра, подальше от строительства. Половодье было в самом разгаре. Желтоватые весенние воды, пенясь, неслись к Черному морю. Густые зеленые ивы, серебристые тополя, как любопытная, детвора, забрели по колено в воду и остановились словно в раздумье: идти ли дальше?
А солнце, веселое майское солнце, нехотя двигалось к горизонту. Белые большие чайки, сложив за спиной раскрытые крылья, с криком падали вниз, в воду. Юркие чирята, блестя на солнце крыльями, как стеклом, гонялись друг за другом.
Дойдя до берега, Андрей машинально опускался на траву. Мысли его невольно неслись в Тростное. Там сейчас самый разгар охоты. Ярьпонимаете теперь каждое утро носит черных с красными головами косачей, щеголевато раскрашенных селезней… Ночью у охотничьего костра, наверное, говорят и о нем, Андрее. Какое было бы сейчас счастье очутиться снова в Тростном.
Так он со своею грустью и думами о родном селе просиживал на берегу Днепра часто до первой звезды. Обычно с закатом солнца куда-то уходила и грусть. На строительстве люди мало знали друг друга, и, может быть, поэтому казалось, что жизнь вокруг здесь радостней и веселей, чем там, в далеком Тростном. Ложась спать в душном и пыльном бараке, Андрей думал уже о будущем, о том, что не сегодня-завтра он попадет на завод и начнет работать по специальности.
В конце мая он решил наведаться на биржу.
Его удивило полное безлюдье возле биржи. Большое помещение биржи тоже было пусто.
Волнуясь, Андрей постучал в окно начальника.
Демин был на своем месте. Андрея он узнал сразу:
— А, кузнец!.. Где пропадаешь?..
Выслушав Андрея, он сказал:
— Кузнецы пока не нужны, но ты брось все и приезжай сюда завтра. Я тебя работать слесарем устрою.
Не дав Андрею времени возразить, Демин продолжал:
— Напильник знаешь, зубило знаешь. У тебя дело пойдет. Не боги горшки обжигали.