Юность моего друга

Глава тридцать третья

Никто в Тростном так хорошо не знал леса, как Николай Ефимович. Он знал, сколько на том или ином участке леса есть тетеревиных выводков и где эти выводки находятся рано утром, и где их надо искать в полдень.

Отец больше всего на свете любил стоять на тяге и охоту на тетеревов. И сегодня было видно, что он с особым удовольствием шел на охоту. За много лет первый раз он шел вместе со своими сыновьями и с Николаем Ефимовичем. Одно присутствие племянника уже делало охоту интересной.

Обычно Николай Ефимович ходил на охоту один, но на этот раз из уважения к отцу и Андрею он пошел вместе с ними. Степан стрелок был неважный, но за компанию тоже не прочь был пошататься по лесу. А Юрик целую неделю напоминал об обещании взять на охоту и, хотя ночью Андрей насилу его разбудил, сейчас он старался держаться бодро.

Вся компания вышла из дому до зари. Дорога к лесу шла через яровое поле. Проходя мимо уже местами пожелтевшего проса, отец немного поотстал от Николая Ефимовича и, тронув Андрея за плечо, сказал:

— Узнаешь? — Глаза отца засветились мягким добрым светом.

Андрей посмотрел туда, куда указывал отец, но ничего, кроме проса, не увидел.

— Чего узнаешь? — спросил он отца.

— Как чего? — удивился отец. — Это ведь наш загон. Смотри, какое на нем просо вымахало!

Просом было засеяно несколько гектаров подряд. Земля под просо разделывалась всюду одинаково, одним и тем же плугом, но, приглядевшись внимательно, можно было заметить, что на полосе земли, против которой остановился отец, просо было и гуще и выше.

— Да, тут наш загон был, — вспомнил Андрей.

Отец еще раз окинул взглядом весь загон и сказал, уже ни к кому не обращаясь:

— Земля, она труд не забывает…

Как только миновали Стырлушко, Николай Ефимович предложил всем рассыпаться и идти по направлению к Лесниковой избушке.

— Там, ярьпонимаете, на Соловьевом пчельнике встретимся.

В конце июля в лесу выпадает такая обильная роса, что достаточно побродить по лесу несколько минут, как вся одежда будет мокрая, хоть выжимай.

С непривычки Андрей поежился от холодной свежести росы. Но Пальма с Будилкой так закрутили хвостами, что все неудобства были немедленно забыты.

Юрик не отставал от Андрея ни на шаг. Он мужественно переносил и осыпающиеся за шею крупные капли росы и колючие сплетения ежевики, которые, как ножом, резали ноги. Андрей обещал ему дать выстрелить из ружья, ради этого он шел на все.

Долгое время собаки метались от одного охотника к другому, но, видимо, следов было очень много, и собаки никак в них не могли разобраться.

Но вот Пальма, слегка прижимаясь к земле, сделала несколько кругов прямо против Андрея и уверенно пошла к кусту… Тетерев с шумом поднялся раньше, чем Андрей ожидал этого. Андрей выстрелил, не успев как следует прицелиться, и тетерев исчез за деревьями.

Первый выстрел для охотника значит очень многое. Пальма обернулась, и в глазах ее Андрей увидел почти человеческий укор. Тут же она скрылась в кусты. Андрей открыл ружье заложить новый патрон, и в это самое время поднялся целый выводок молодых тетеревов и веером рассыпался над кустами. С обеих сторон от Андрея раздались выстрелы.

По молодым тетеревам Андрей даже не успел сделать выстрела.

— Есть один! — радостно кричал в стороне Степан.

Андрей поспешил выйти из высокого осинника. Юрик покорно шагал за ним. И хотя его глаза были опущены, Андрей чувствовал, что и Юрик недоволен им. Пройдя бесполезно еще несколько шагов, Андрей немного успокоился и решил подбодрить Юрика:

— Ничего, Юрик, охота только начинается. Подстрелим и мы.

— Конечно, подстрелим, — бодро заявил Юрик, — ты только спокойней стреляй. Папа всегда стреляет, когда уже тетерев отлетит далеко: тогда дробь больше захватывает и легче в него попасть.

В это время в той стороне, где был отец, снова взлетел тетерев. Отец сделал выстрел, другой… Было видно, что птица ранена, но все же продолжала лететь, и Андрей, хорошо прицелившись, сбил ее. Юрик, опережая Пальму, помчался в кусты и вернулся оттуда с добычей. И хотя Андрей понимал, что добыча эта была половинная, он все же обрадовался.

То и дело раздавались выстрелы отца, Степана и Николая Ефимовича.

Чтоб скорее напасть на выводок, Андрей заставил Юрика идти сбоку от себя. Вскоре из-под ног Юрика с шумом поднялся старый косач. Андрей выстрелил. Иссиня-черная, с красными бровями птица запрыгала по земле. Это была настоящая удача: осенью старый косач редко становится добычей охотника.

Солнце уже высушило не только росу, но и одежду, когда Андрей с Юриком очутились у болотца, подле Соловьева пчельника. На той стороне болотца охотники условились встретиться.

Подойдя тихо к болотцу, Андрей внимательно вгляделся в разводья в камышах и увидел плывущую с важно поднятой головой молодую лысуху.

Андрей знаками подозвал к себе Юрика, указал ему на лысуху и протянул ружье.

— Целься не спеша, — прошептал он.

От радости у Юрика так сильно забилось сердце, что он чуть не выронил ружье.

Пристроив стволы на сучок, Юрик начал целиться. Только он собрался выстрелить, как лысуха нырнула в воду.

Андрей сделал вид, что не наблюдал за братишкой, но когда тот повернулся к Андрею, на лице его дрожали две крупные слезы, в глазах было отчаяние, и Андрею стало жалко Юрика.

— Андрей, я ее потерял…

Андрей решил его успокоить.

— Лежи тихо. Она сейчас вынырнет.

Юрик снова прилип к ружью.

Лысуха действительно вынырнула и поплыла прямо на Юрика. Раздался выстрел. Дым от выстрела разостлался по воде. Андрей не видел, попал Юрик в лысуху или нет. Но Юрик, бросив ружье в кусты, поднимая ногами целые фонтаны воды, мчался туда, где была лысуха.

— Попал, попал, ох, и точно, прямо туда, куда целился! — кричал Юрик на весь лес.

Андрей взял ружье и вышел из засады. И тут он увидел отца. Отец давно наблюдал за ними, не выдавая себя. Сейчас он стоял с какой-то блаженной улыбкой.

— Неси сюда! — крикнул он Юрику.

И, выйдя на полянку, сел на огромный дубовый пень. За поясом у него было два тетерева и серебристый витютин.

Запыхавшись, прибежал Юрик и начал громко-громко рассказывать, как он прицелился, а она нырнула, как он думал, что уже не увидит ее, а она опять появилась над водой и поплыла прямо на него.

На шум пришел и Степан с чирком и тетеревом за поясом. Николай Ефимович, конечно, ушел бродить по лесу в одиночку. Степан с Андреем сели на траву против отца, а Юрик продолжал громко рассказывать о своей удаче.

Слушая Юрика, Степан вспомнил, что он тоже в этом болотце подстрелил первого селезня.

Радость Юрика, удачная охота невольно как-то увели братьев к воспоминаниям о детстве. Они вслух вспоминали про свою первую землянику, про барсучьи норы, про дупло с гнездом белки…

А отец сидел молча на пне и добрыми глазами улыбался. В жизни Андрей редко видел отца веселым.

Отцу было тринадцать лет, когда его отец, дед Андрея, умер. После его смерти сироту Петю Савельева отдали в чужие люди. Целых два года он нянчил детей хозяина, прежде чем хозяин допустил его до наковальни. Потом отец стал кузнецом и начал жить лучше. Но, живя на чужой стороне, он ни разу ни с кем из сверстников не поделился воспоминаниями о своем детстве: вокруг были чужие, занятые собой люди.

Сейчас, слушая восторженный разговор Андрея и Степана, глядя на радостные глаза Юрика, отец невольно вспомнил далекие годы своего детства, и ему тоже вдруг захотелось рассказать о нем своим детям. Воспоминания о детстве, если даже оно было и безрадостным, в памяти людей всегда остаются самыми солнечными воспоминаниями в жизни. И отцу вдруг захотелось заглянуть в этот прекрасный мир своего детства! Перед кем, как не перед своими детьми, можно раскрыть душу?..

Слушая сыновей, отец снял кепку, вытер кепкой лицо и каким-то робким голосом заговорил:

— А вы знаете, дети, что вот на этом самом пне, на котором я сижу, вот так же сидел мой папаша… Мне было тогда, как сейчас Юрику, девять лет. Я был такой же маленький, как Юрик…

Отец очень сильно волновался: он первый раз в жизни рассказывал о своем детстве.

— Папаша тогда подстрелил лису… — продолжал отец.

Слова отца о том, что и он был ребенком, поразили Андрея и Степана, и братья посмотрели на отца, как на чужого.

Андрею показалось, что отец рассказывает что-то недозволенное: Андрей привык видеть в отце хозяина жизни, мужчину. Ему как-то и в голову никогда не приходило, что и отец тоже был ребенком.

Отец заметил состояние Андрея и умолк. Он перевел взгляд на Степана: и в глазах Степана было скрытое смущение.

Отец не рассердился. Он сразу же взглянул в сторону, будто бы кого-то увидел, а обернувшись, продолжал слушать все еще неоконченный рассказ Юрика.

Через минуту серые добрые глаза отца по-прежнему ласкали мальчугана.

Посмотрев на умолкших старших сыновей, отец поднялся и тихо, без какой-либо обиды в голосе сказал:

— Пойдемте, дети, домой.