Глава XIII

С каждым километром, что они проезжали, Цезарь мрачнел все сильнее и сильнее.

Проклятую трассу А1 снова перекрыли для ремонтных работ – и, если еще пару часов назад, когда они с первыми лучами солнца выехали из Милана, Виттория не имела ничего против того, чтобы провести за рулем ближайшие 7-8 часов, то сейчас атмосфера в машине буквально давила на мозги.

Дурацкий сериал, идущий фоном на планшете, совершенно не помогал отвлечься – и она с ужасом понимала, что еще несколько часов в таком режиме, и она будет согласна даже на поезд.

Терпение подошло к концу в районе Равенны – и вылилось в один-единственный вопрос:

- Гай, что случилось? На тебе лица нет.

Сонная, провинциальная дорога оправдывала свое географическое положение в том числе отсутствием траффика – и внимания к ней требовался минимум.

- Ничего, - отмахнулся Цезарь, даже не посмотрев на нее, - Воспоминания накатили.

- Ты уже бывал здесь? – приглушив планшет, спросила Виттория.

Цезарь хмыкнул:

- Бывал – это мягко сказано. Ты знала, что ваши дороги лежат поверх наших?

Разделение резануло по ушам. Выросшая в Риме, она привыкла идентифицировать себя как римлянку, но для того, настоящего, древнего римлянина граница между ними была настолько четкой, что он даже ни на секунду не запнулся и не задумался.

- Нет, - Виттория отрицательно помотала головой.

- Я даже не хочу знать, что у вас в школах с историей творится, - вроде бы шутка, но с ноткой едва уловимого разочарования.

- Ничего. Просто я закончила школу 15 лет назад и с тех пор занималась только физикой, - почему-то Виттория принялась оправдываться.

Цезарь недоверчиво хмыкнул, но все-таки продолжил:

- Прямо перед войной… Я возвращался в Равенну по этой же самой дороге. Не по такой же, по этой.

Внезапно, машина превратилась в минное поле. Яркий образ засиял в голове и никак не хотел уходить, сколько бы Виттория его не гнала.

- И… Все было так же?

За окнами проносились залитые солнцем поля. Очередная деревушка осталась позади, а через несколько километров они должны были подъехать к городу – и сложно было представить, что за все это время ничего не изменилось.

- Почти, - Цезарь грустно усмехнулся.

- Я думала, тогда везде были леса, - сказала Виттория первое, что пришло в голову, - Экоактивисты только об этом и орут. Как мы вырубили все, угробили планету. Как нам всем придется переселяться в колонии, если мы не одумаемся.

-Конечно нет, - в единственном живом глазу Цезаря плескалось лукавство, - Здесь же не заальпийские[1] галлы или германцы жи… - он осекся на половине слова и только после короткой паузы, закончил, - …ли.

Повисла тишина.

Простой и очевидный вопрос крутился на языке. Виттория никак не могла решиться его задать, но недосказанность давила на голову еще сильнее, чем мрачность.

- Гай… - опасливо начала она.

Цезарь оторвался от дороги и вопросительно посмотрел на нее. Слова на мгновение застряли в горле и, когда они все-таки прозвучали, появилось четкое ощущение, что она со всего размаху наступила на мину.

- Почему ты перешел Рубикон?

Он дал ответ не сразу.

- Это… Очень сложный вопрос. Если я скажу, что я просто хотел поговорить с Помпеем с глазу на глаз, ты ведь мне не поверишь?

Виттория прыснула.

- Начинать войну чтобы поговорить? Гай, я, конечно, максимально не в курсе, что у вас там происходило, но это звучит абсолютно нелогично.

Неожиданно, Цезарь рассмеялся.

- Согласен, если поставить вопрос так, звучит не очень. Проблема в том, что я не начинал никакой войны.

Виттория так резко обернулась к нему, что чуть не утратила контроль над машиной:

- В смысле? Ты же перешел Рубикон, и…

Он резко развернулся и посмотрел на нее в упор:

- …война началась только когда Помпей забрал с собой своих новых дружков и уплыл в Грецию. До этого я просто пытался заставить его со мной поговорить.

Взгляд Виттории метался между ним и дорогой. По мере приближения к городу, машин вокруг становилось все больше и больше и полностью переключиться на разговор значило разбиться в лепешку.

Он воспринял ее молчание по-своему.

- Послушай, мне не нужно было от него ничего, о чем бы мы не договаривались заранее. Ничего сверх выполнения закона, который был принят с его полного согласия. Я вел с ним переговоры несколько месяцев. Один раз мы даже почти согласовали встречу. Но…

Не удержавшись, Виттория на короткое мгновение обернулась. Цезарь, не мигая, смотрел прямо на дорогу. Его ладони сжимались в кулаки, а по отсутствующему взгляду мертвого слепого временного протеза ничего нельзя было сказать.

- Но? – спросила она, наконец, возвращаясь к своим прямым обязанностям.

Вдалеке над полями и немногочисленными деревьями возвышалась постепенно приближающаяся развязка. Вылетное шоссе.

- Мы не успели, - голос Цезаря прозвучал как наждачка, - Помпей серьезно заболел. Несколько месяцев лежал, все гадали, выживет он или нет. Вот знаешь, я никогда не верил в богов, но даже я тогда молился всем вместе взятым, чтобы он выздоровел.

Разговор постепенно затягивал ее, несмотря на темный лес из пробела в знаниях, который его окружал, и теперь ей даже хотелось поддержать его хоть как-то.

Но она могла только задавать дурацкие вопросы.

- Почему?

- С ним я мог сесть за один стол, поговорить и, скорее всего, договориться. Но Катон и его клика – это совсем другое. Они не хотели со мной говорить даже в лучшие времена, а тогда… - Цезарь разочарованно помотал головой, - Если бы Помпей умер, кровь пролилась бы однозначно.

Внимание зацепилось за едва знакомое имя, и Виттория спросила:

- Катон? Я знаю только одного Катона, который “Карфаген должен быть разрушен”. Но это же, вроде бы, раньше было.

Цезарь сдавленно хохотнул.

- Правильно. Раньше. Катон, о котором я говорю - это его правнук. Не знаешь такого?

Не глядя на него, Виттория помотала головой.

- Ну, так ему и надо, - удовлетворенно отозвался Цезарь.

Сколько она ни ждала, продолжения мысли не следовало, и пришлось задать наводящий вопрос:

- Но ведь Помпей выжил. Почему тогда…

Короткое и шершавое:

- Я не знаю, - стало ей ответом, - Во всяком случае, не точно. Могу только предполагать.

- Валяй.

Какой-то придурок на красном спорткаре появился слева словно из ниоткуда, и, резко перестроившись, влетел в их ряд прямо перед ними. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Виттория со всей силы вдарила по тормозам и грязно выругалась.

- Эй-эй, - мгновенно оживился Цезарь, - Давай помедленнее. Мне надо записать.

Виттория прыснула и закусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Злость мгновенно испарилась.

- Так, а что там с Помпеем-то? – отсмеявшись, спросила она, - Заинтриговал.

Каким-то образом в его пересказе история перестала быть сухими скучными буквами, скрипящими на зубах, и превратилась во что-то живое, осязаемое – и интересное.

- Не знаю, говорю же, - Цезарь пожал плечами. Он больше не сверлил лобовое стекло невидящим взглядом. Наоборот, яркие и недавние, пусть и неприятные, воспоминания как будто вернули в него жизнь.

Придурок на спорткаре даже не мог подозревать, какое значение имел его опасный и идиотский маневр для атмосферы в отдельно взятой машине.

- Но думаю, он просто… Не знаю даже как объяснить, - Цезарь закинул руку за голову и взлохматил немногочисленные волосы знакомым – слишком знакомым, болезненно знакомым, - движением, - Понимаешь, за него тогда все переживали, не только я. Носились с ним, писали каждый день. Неудивительно, что он решил, что все за него и что он с легкостью сможет надрать мне задницу.

- То есть он сорвал ваши переговоры? – быстрый недоверчивый взгляд улетел в сторону Цезаря, и все внимание снова вернулось к дороге.

- Вроде того. Он еще даже толком в себя прийти не успел, а уже забрал своих дружков, вызвал испанские легионы и отплыл в Грецию. Вот тогда… Выбора больше не осталось.

Тишина, нарушаемая только мерным урчанием двигателя, снова вошла в свои права. Вопросов одновременно и не осталось, и было настолько много, что сложно было выбрать один из них.

Поток машин постепенно становился все более и более плотным. Скорость приходилось сбрасывать все сильнее и сильнее – и в конце концов поток остановился полностью.

Пробка. На чертовом разъезде всегда была эта чертова пробка.

- Слушай, - Цезарь вынырнул из глубокого транса настолько неожиданно, что Виттория даже вздрогнула, - Может быть, заедем в Равенну?

- Почему бы и нет, - она пожала плечами и, немного сдав назад, выкрутила руль, перестраиваясь в другую полосу.

Небольшая остановка должна была пойти только на пользу – как ей казалось.

Но реальность быстро вернула ее с небес на землю.

Старый центр шумел как потревоженный улей. Опаздывающие на работу местные смешивались с проснувшимися пораньше туристами, создавая столпотворение, больше привычное для центра Рима, чем для сонного небольшого городка такого, как Равенна.

У них не было никакой цели. Они просто шли по родным узким мощеным улочками куда глаза глядят.

Пока мрачный и молчаливый Цезарь не встал на месте как вкопанный и не сказал:

- Здесь.

Виттория недоуменно оглянулась. Небольшая площадь перед палаццо эпохи Возрождения, на фоне которого фотографировалась кучка туристов, вряд ли тянула на это гордое звание.

- Что “здесь”? – она смерила его недоверчивым взглядом.

- Здесь я отдал приказ тринадцатому.

Один из пробегавших мимо парней в деловых костюмах оглянулся и удивленно уставился на него.

Началось. Маскировать латынь под южный диалект итальянского было очень легко в Германии, с трудом, но возможно, в Ломбардии – но с каждым километром на юг эта иллюзия испарялась, как дым на ветру.

Едва не вывернувший шею парень все-таки не остановился, а прошел мимо – и, только проводив его взглядом, Виттория спросила:

- Как ты понял?

- Сложно объяснить.

Они помолчали.

- Знаешь, Виттория, вокруг меня всегда было полно людей, которые спали и видели, как бы лишить меня всего, - неожиданно, сказал Цезарь, - Один раз у них это даже получилось.

Стоило ему открыть рот, люди вокруг тут же начинали оглядываться – и разумнее было бы не поддерживать этот странный момент откровенности, но любопытство было сильнее – и она не удержалась.

- Что случилось?

- Я возвращался из Испании, - ответил Цезарь, - Был там в должности пропретора, воевал. Тогда казалось, что серьезно, сейчас… - он неопределенно махнул рукой, - Не важно. Суть в том, что мне был положен триумф. Я приехал весной, но с его назначением протянули аж до лета, так и не утвердили – и я внезапно обнаружил, что меня поставили на растяжку. Или я остаюсь с войсками под Городом и упускаю возможность избраться консулом на следующий год, или слагаю полномочия, распускаю войска, но могу избираться. Беспроигрышная ситуация для них, и проигрышная, как ни крути, для меня.

- И что ты выбрал?

- Второе, - он усмехнулся, - Триумфа тогда можно было ждать годами. А… Знаешь ведь, как оно на выборах. Пока твое имя на слуху – ты можешь все. Как только о тебе забудут хоть ненадолго…

Виттория хохотнула и помотала головой:

- Вот уж точно, что-то никогда не меняется.

- Именно, - кивнул Цезарь, - Мне нужна была эта должность. В моем роду лет триста никто не проходил cursus honorum до конца, и я просто не мог упустить этот шанс.

Его взгляд скользил куда-то поверх крыш, словно он разглядывал что-то, видимое только ему.

- Когда я должен был вернуться из Галлии, Катон хотел провернуть этот трюк еще раз, в идеале – выдернуть меня из провинции до того, как война будет полностью закончена. С последним у него ничего не вышло, а с первым… Я думал, что подстраховался со всех сторон. Соглашение с Помпеем, закон, который разрешал мне выставить свою кандидатуру на выборы заочно. Никак нельзя было бы подкопаться, если бы этот закон собирались исполнять.

Виттория нахмурилась. Обычно практически неощущаемая грань между ними сейчас встала в полный рост.

- Слушай, ну если на одной чаше весов война – а на другой выбор между триумфом и консульством, по-моему, выбор очевиден.

Цезарь помотал головой:

- Абсолютно нет. В этот раз все было по-другому, и я не мог просто так отказаться от триумфа. Это стало бы политическим самоубийством.

- Тогда можно было отказаться от консульства… - робко предположила Виттория, внимательно наблюдая за каждым его движением.

Этот взгляд в никуда начинал ее пугать непредсказуемостью своих последствий.

- И стать новым Тиберием Гракхом? – Цезарь хмыкнул, - Я не мог проиграть выборы, если бы на них пошел. Ни в тот год, ни в следующий. Меня не могли осудить ни за что, как бы Катону ни хотелось иного. Поэтому… Меня бы просто убили ровно в тот момент, когда я бы сложил полномочия и оказался без защиты армии. Очень быстро, одним днем.

- Но… Но это же преступление? – прозвучало как-то неуверенно.

Ответ буквально поставил точку на всех возможных обсуждениях:

- И что с того?

Стало как-то некомфортно – и Виттория тут же достала телефон, бессознательно пытаясь убежать от этого ощущения. Главный экран. Навигатор. Пробки.

И возможное спасение.

- Гай, смотри, пробка уже рассосалась, - с облегчением объявила она, - Можно ехать.

Еще каких-то пять часов за рулем – и за объездной магистралью наконец-то выросли очертания окраин Рима.

Маленький и непримечательный белый знак мелькнул через несколько километров широкой дороги, прорезавшей спальные кварталы насквозь. Сперва, Виттория по привычке не обратила на него никакого внимания, но прошло несколько секунд – и по спине побежали мурашки.

Годы шли, но некоторые вещи оставались неизменными – как нежелание, чтобы центр стоял в бесконечных многокилометровых пробках, так и желание набить городской бюджет штрафами с неосмотрительных туристов на арендованных машинах. Встретившись вместе, они породили этот маленький знак с тремя черными буквами.

ZTL. Зона ограниченного траффика.

Три буквы, которые Виттория давно привыкла игнорировать.

Три буквы, которые сейчас она игнорировать больше не могла.

Ударив по тормозам и выкрутив руль как можно сильнее вправо, она резко отправила машину в поворот, прочь от нежеланного, но неизбежного, столкновения с дорожной полицией. Другим водителям такой маневр не пришелся по душе, о чем они не преминули сообщить недовольными гудками клаксонов.

Опустив окно, она высунула в окно ладонь с отставленным средним пальцем и громко выругалась. Где-нибудь в Германии за такое на нее могли подать в суд за оскорбление, но здесь все было по-другому.

Все-таки за все те годы, что она работала в Мюнхене, она успела чертовски соскучиться по дому.

- Виттория, ты чего?! – от встряски Цезарь вернулся в реальность, - Ты нас убить хочешь?

- Наоборот, - буднично отозвалась она, - Видишь вон тут знак сзади? Маленький такой, белый.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы найти искомое.

- Вижу.

- Видишь, что на нем написано?

- Виттория, ты издеваешься? – возмутился Цезарь, - Мне давно не двадцать, и я слепой на один глаз.

Стало как-то неловко, и она попыталась побыстрее загладить свою вину:

- Там написано “Зона ограниченного траффика”. Туда можно только с местной регистрацией.

- Но ты ведь говорила…

Виттория перебила его, не дослушав:

- Говорила. Я родилась здесь, но регистрация у меня последние пять лет Мюнхенская. Там без нее просто невозможно было жить, пришлось сделать.

Такой ответ его вполне удовлетворил.

Припарковав машину на перехватывающей парковке, Виттория быстрым шагом направилась к метро. Если какая камера и успела снять ее маленькое нарушение, им никогда было ее не найти, чтобы вручить штраф.

С жутким, отражающимся от стен туннеля грохотом, поезд отправился со станции, не дождавшись их на какие-то несколько секунд.

- Я смотрю, вы настолько обожаете эти поезда, что даже под землю их запихнули, - хмыкнул Цезарь.

Бесконечный калейдоскоп обычных наземных поездов все-таки пошел ему на пользу, и сейчас он хотя бы перестал зеленеть от одного их вида.

Людей на платформе было мало – и только это спасло их от нежелательного внимания.

На время. На очень короткое время.

Исполинское здание вокзала нависало над головой. Дурацкая бетонная коробка с редкими окнами, он выделялся из окружающего пейзажа, как зуб выделялся бы в носу – и каждый раз отправляясь с него куда-нибудь, Виттория думала, что его архитектору надо было бы оторвать руки и пришить их туда, откуда они у него на самом деле растут.

Сейчас, в первый раз за последние три дня, им нужно было не вовнутрь, а наружу.

- Отсюда пешком, - прокомментировала Виттория, - Так будет быстрее.

Сверливший невидящим взглядом руины стены справа от входа на вокзал Цезарь вздрогнул, приходя в себя.

- Куда мы дальше?

- К моему брату, - ответила Виттория, - Он живет в центре, возле Гетто.

- Хорошо, - сухо и односложно отозвался он.

Возвращение домой определенно не пошло ему на пользу.

В центре всегда было полным-полно туристов. Это не зависело от времени года. Не зависело от погоды за окном. Не зависело вообще ни от чего. Рим всегда притягивал к себе толпы любопытствующих путешественников – и они превращали жизни местных в кошмар.

Но даже для центра такая толпа была чем-то необычным.

Возле руин рядом с автобусной остановкой совсем недалеко от дома Джузеппе было не протолкнуться. Люди облепили парапеты, ограждающие ничуть не изменившуюся за эти годы зону раскопок. Бока муниципальных такси на стоянке белели в просветах между ними – и можно было с легкостью догадаться, что обо всем этом думают таксисты.

Внизу явно что-то происходило.

Усиленный динамиками голос пронесся над пустым пространством между плотно застроенными кварталами – и по спине побежали холодные мурашки.

Чертова ежегодная реконструкция.

С этой проклятой бесконечной дорогой Виттория потеряла счет времени – и забыла.

Сегодня было 15ое марта.

- Гай… - она обернулась.

Поздно. Зацепившись за знакомое, ничуть не изменившееся, словосочетание – “мартовские иды”, - он уже навострил уши.

- Гай, пойдем отсюда, - все-таки попробовала она.

Бесполезно.

Словно завороженный, он сорвался с места и быстрым шагом пошел на звук.

- Гай, стой! – Виттория бросилась за ним.

Бесполезно.

Ее крик только привлек внимание нескольких прохожих.

Цезарь скрылся за спинами толпы – и плотно набившиеся на небольшую пешеходную улицу люди возмущенно загудели.

Она была готова к тому, что ее вторжение тоже не будет воспринято благодушно, но не была – к тому, что ее обложат матом на чистом немецком.

- И Вас туда же, - демонстративно отозвалась она, мгновенно переключившись на другой язык.

Явно не ожидавший такого подвоха, немец-турист стушевался.

Клочок темно-красной толстовки мелькнул впереди – и больше ничего не имело значения.

Растолкав всех, кто попался под руку, Виттория, под возмущенный гул, наконец-то прорвалась вперед, к парапету – и чуть было не запнулась о брошенную на землю сумку.

Их с Карстеном сумку.

Игнорируя всех возмущенных, Цезарь стоял в первом ряду и немигающим взглядом смотрел на актеров внизу. Их голоса, подхваченные совсем дерьмовой акустикой руин, смазывались настолько, что даже Виттории с трудом удавалось разобрать несколько слов то тут, то там.

За работу звуковикам смело можно было ставить одну звезду – но, может быть, именно в этом и скрывалось спасение.

- Гай, - шепотом сказала она, потянув Цезаря за рукав, - Пойдем отсюда. Тебе не надо это видеть.

Бесполезно. Он даже не обернулся.

- Гай, здесь все понимают, что и на каком языке я говорю. Мы спалимся, - в ход пошел последний аргумент.

Но и он натолкнулся на глухую стену.

Актер, изображавший самого Цезаря, - непривычно волосатый, в лавровом венке и багряно-красной тоге, - вышел немного вперед. В руках тех актеров, что остались позади мелькнули ножи.

И когда первый бутафорский нож коснулся бутафорского Цезаря – реальный Цезарь рухнул, как подкошенный.

Девушка, что стояла за ним, вскрикнула и отпрыгнула назад. Не встретив никакой преграды, он упал на брусчатку – и его тело прошибло судорогой, а лицо – исказилось болью.

На мгновение, растянувшееся до вечности, Виттория остолбенела.

Звуки доносились словно сквозь плотную пелену.

- Помогите! – закричал кто-то, - Помогите, тут мужчине плохо!

- Скорая! Позвоните в скорую! – раздалось сбоку на английском.

Голоса актеров оборвались на полуслове – и внизу началось какое-то неопределенное копошение.

- Да что там происходит? – крикнула какая-то женщина.

Оцепенение спало – и Виттория рухнула на колени рядом с Цезарем.

- Гай! Гай, не умирай! Черт тебя побери, не вздумай умирать! Что вы стоите?! Позовите врачей!

Голову заволакивал туман. Слезы катились по щекам.

Едва ее рука коснулась его плеча – его спина снова выгнулась от судороги.

Люди вокруг кричали в ужасе. Звали на помощь. Искали врачей и бригаду скорой помощи. Звуки снизу переместились вверх и вбок. Быстрые шаги многих ног, и возбужденные, полные непонимания разговоры на итальянском.

Где-то за рядами людей мелькнуло что-то сероватое, похожее на форму врачей скорой помощи.

Слишком поздно. Судороги прекратились – и Цезарь обмяк.

- Цезарь, да твою ж ты мать! – схватив его за грудки, в отчаянии вскричала она, - Ты же крепкий! Ты не можешь вот так…

Никакой реакции. Как будто она трясла куклу.

Или…

Нет, этого не могло было быть.

Оторвать взгляд от безжизненного лица человека, который еще утром рассказывал ей истории, которым перевалила вторая тысяча лет так, как будто они случились вчера, казалось, было невозможно.

Но когда совсем рядом раздалось испуганное бормотание, она мгновенно подняла глаза – и встретилась взглядом с испуганным молодым парнишкой. Поняв, что на него смотрят, тот замер и глупо моргнул.

Его пальцы сжимали застежку толстовки Цезаря, а за его спиной уже мелькали камеры телеоператоров, и несколько мужчин в костюмах. Какие-то мелкие чиновники, которых никто и никогда не знал в лицо.

- Я проходил курсы первой помощи… - пискнул парнишка, напоминая о себе, - У вас есть что-нибудь, что можно подложить ему под ноги?

Виттория кивнула и оглянулась в поисках потерянной где-то под ногами людей сумки.

Сзади раздался возглас:

- Ой…

И сумка была мгновенно позабыта. Виттория резко обернулась.

Сердце пропустило несколько ударов. Пока она не смотрела, парнишка успел расстегнуть толстовку Цезаря.

Посередине надетой под нее футболки красовалось алое пятно свежей крови.

Толпа за спиной парнишки покачнулась – и на этот раз выплюнула четверых актеров в тогах. Трое из них сжимали в руках бутафорские ножи, а четвертый целую маленькую вечность назад изображал человека, на которого совсем не был похож.

- Это вы… - неожиданно даже для самой себя прошипела Виттория, - Уроды! Это все вы!

Такой реакции актеры явно не ожидали.

- Что “мы”? – первым сориентировался псевдо-Цезарь.

- Вы его убили, уроды! – слезы снова брызнули из глаз, вместе с тем, как ком боли и ярости поднялся откуда-то из груди, - Они, - выразительный взгляд уперся в бутафорские ножи, - Не смогли, а вы… Вы…

Камеры журналистов были совсем близко. Сигналы с них в этот самый момент наверняка смотрели как минимум несколько десятков миллионов человек – и каждое мгновение эта цифра должна была увеличиваться.

Но Виттории было на это абсолютно наплевать.

Слезы подступили к горлу – но замерли, так и не пролившись.

- Боже… - на выдохе протянул один из актеров.

- Что это с ним… - раздалось откуда-то сбоку.

Пытаясь понять, откуда взялось кровавое пятно, самозванный парнишка-спасатель задрал футболку Цезаря. Многочисленные камеры захватили каждый кадр в самом лучшем качестве, которое только существовало в мире.

И любое притворство, если для него еще оставалось место, в момент перестало иметь смысл.

Над площадью повисла звенящая, ошеломленная тишина, а Виттория, неожиданно для себя, криво усмехнулась:

- Что уставились? Шрамов от ножевых никогда не видели? Ну да, на сцене оно почище выглядит, конечно.

Все уже все равно было кончено – и можно было себя не сдерживать.

- Подожди… - охнул псевдо-Цезарь, - Мне показалось, или ты хочешь сказать, что…

- Децим… Какая же ты гнида… - знакомый голос прозвучал шершаво, как наждачка.

Голос, который Виттория уже потеряла всякую надежду когда-либо услышать снова.

Все произошло быстрее, чем она успела понять, что что-то вообще происходит. Совсем рядом мелькнуло что-то красное, раздался звук удара. Один из актеров вскрикнул и сложился пополам, выронив подобие ножа.

Толпа расступилась, и…

- Гай, стой! Это не то, что ты… - закричала Виттория.

Но опоздала.

Кулак врезался в лицо псевдо-Цезаря - и настоящий Цезарь тут же обмяк, заваливаясь обратно на холодную брусчатку.

Его растерянный, затуманенный взгляд скользил по лицам людей вокруг, пока не остановился на лице Виттории.

- Виттория… - тихий голос едва было слышно, - То есть… Это было не…

- Гай, все нормально, - Виттория присела рядом с ним и обняла, - Все в порядке.

Звуки быстрых шагов сзади остановились. Крики и возгласы – фоновый шум, не более, - с легкостью отсекались сознанием.

До тех пор, пока кто-то не крикнул, уверенным низким голосом:

- Пропустите!

Не-такая-уж-и-скорая помощь по своей старой доброй традиции никуда не торопилась – и опоздала везде, где только могла опоздать.

Как будто когда-то было иначе.

[1] Transalpini, обычно передается с латыни как трансальпийские, но тут персонаж говорит на латыни. Поэтому – буквальный перевод.

Загрузка...