В Тиссет я отправился один. Разумеется, с Мявкой. Анре аргументировал свое несогласие выделить мне спутников опасностью со стороны Ганворского герцога. Де Сэну он верил, но сам герцог клятву не давал и с этой стороны мог с легкостью потребовать возвращения под свой скипетр двух владений. Графство и баронство – шутка ли! – составляли где-то десять процентов Великого Герцогства Ганворского. Такой кусок на дороге не валялся и вряд ли герцог спокойно отпустит их.
Я согласился. Клария не завалившийся медяк, чтоб махнуть на нее рукой. На месте герцога я бы обязательно сделал попытку отбить город. На своем месте я бы остался в своих новых владениях, но Дэмент очень настоятельно рекомендовал утвердить за собой наследственные права королем. Иначе его величество может решить, что я не очень рвусь быть бароном и передаст владение одному из своих любимчиков.
Де Стоун, кстати, согласился со всеми рассуждениями шевалье и рекомендовал прислушаться к доводам Дэмента.
Звучало здраво и, заручившись обещанием шевалье и графа приглядывать за Кларией, я отправился в путь. Пешком предстояло идти не менее недели. Единорог домчал бы за два дня, но он подчинялся только хозяину, а чужака мог забить рогом и затоптать копытами.
Перед уходом я поинтересовался о словах де Сэна о Рыцаре Света.
– Красивая сказка, – буркнул де Стоун, – Солнцеликий иногда посылает своего представителя, чтобы уменьшить количество зла в мире. Он развивается в теле одного из разумных существ, обычно человека и когда достигает расцвета, в Кимане воцарится мир и благодать. Рыцарь обладает неограниченной маной и путешествует по миру со знаком волшебства…
Чем дольше он говорил, тем медленнее становилась его речь. И он завершил:
– А может и не сказка.
Я отмахнулся от него. Глупости. Мне лучше знать. Я на какую-то минимальную долю соединился с Солнцеликим и уловил его удивление своим существованием. Меня послал не он.
Сегодня предстояло пройти не менее тридцати даций и заночевать в придорожной гостинице, специально стоящей на этом месте для путешественников. Караваны проходили путь меньше, у них свой график. А для пеших при многодневном пути такое расстояние было достаточным.
Мявка сначала носилась по округе за бабочками и прочей живностью, но затем, притомившись, чинно пошла рядом. Кошечка моя все росла, но уже не верх, а по отдельным частям – стала более массивной холка, толще лапы. И голова стала больше, по крайней мере, у меня складывалось такое мнение. Сама Мявка на прямой вопрос о том, куда и как растем, уклончиво мяукнула и бросилась бороться, чтобы сменить тему.
Идти было не сложно. Широкий тракт, выложенный брусчаткой из местного твердого камня, позволял проглатывать дацию за дацией. Пообедали мы с Мявкой в придорожном трактире. Кошка по своей привычке сожрала больше, чем следовало, а я скромно обошелся фруктовым супом и ножкой местного аналога курицы. Мы немного отдохнули и пошли дальше, несмотря на красноречивые взгляды Мявки с просьбой добавить для передышки еще пару часиков.
К вечеру остановились в гостинице небольшого города. Там сначала свысока посмотрели на мой потрепанный мундир и небольшую сумку, но когда я назвался, да еще заказал роскошный номер из трех комнат, небрежно расплатившись монетой в пять серебряков, хотя красная цена ему пара серебряных момент за ночь, отношение изменилось портье низко поклонился и отправил мальчишку посыльного показать мне номер. Этот обошелся мне в пару медяков чаевых.
Оставалось поужинать, принять ванную и можно было идти спать. Мявка уже забыла обеденное переедание и хмуро посмотрела на предложенную порцию похлебки. Добившись моего внимания, она принялась лакать. С недавних пор Мявка принялась питаться за столом, требуя, чтобы ее миску ставили рядом с моей. Рост позволял и она, садясь по-турецки, располагалась за столом на том же уровне, как и я. Ела кошка аккуратно, понятно без ложки и вилки, а ртом, помогая себе лапами. Увидев, что меня не тошнит от ее способов питания, я пошел навстречу хвостатой задаваке. Серог куда противнее.
Слопав порцию, Мявка грустно посмотрела в опустевшую миску. Скосила любопытный взгляд в мою. Там было еще больше половины и она возмущенно оскалила зубы. Наверняка решила, что я ее обманул и у меня было еды больше.
Пришлось попросить трактирного служку добавить еще, а после того, как кошка расправится с супом, положить ей в миску с десяток карасей, выращиваемых в местных прудах.
Только после этого Мявка перестала дуться, когтями разделывая и поедая рыбу и благожелательно мурлыкая.
Я, не торопясь, пил вишневый сок, знаменуя конец рабочего дня. Ноги ныли, хотя и не так сильно, как я ожидал. Мявка развалилась на стуле с видом застрелите меня, но не трогайте. Ничего кошечка, осталось подняться на третий этаж и растянуться на кровати. Их было две и если она захочет, может занимать в спальне соседскую. Хотя вряд ли. Она либо залезет в мою кровать, либо устроится на коврике на полу рядом.
Покой и умиротворение было прервано подбежавшим портье. Угодливая улыбка перекашивала его лицо и я все удивлялся, почему его не сносит в бок.
– Господин, я крайне извиняюсь, но не могли бы вы перейти в другой номер.
Я соизволил удивиться.
– К нам прибыл господин, который любит именно этот номер.
Так-то мне все равно, но народившееся дворянское самолюбие заставило поставить вопрос ребром:
– Вы хотите меня оскорбить, милейший?
Почему я должен уступать?
Портье съежился, побледнел и затряс головой. Дворяне лечили наглость очень просто – простонародье убивали, не сходя с места, дворян – на поединках.
Я вполне мог убить портье, если бы посчитал его поведение хамским. И максимум, во что бы обошлось убийство – штраф в пять серебряков. Оказывается, жизнь копейка не только на Руси.
– Дети у тебя есть?
– Четверо, – на портье было жаль смотреть.
– Если еще раз покажешься мне на глаза, они станут сиротами. Иди.
Портье испарился. Но мне не дали спокойно посидеть. Расфуфыренный по столичной моде белокурый птенчик лет двадцати нарисовался перед столом. Роскошная, украшенная перьями страуса (а может быть петуха – откуда я знаю?) шляпа, темно-зеленый с золотом костюм и высокие сапоги делали его никоим подобием рождественской елки. На фоне этого клинок на боку выглядел чужеродным элементом, в какой-то мере даже смешным.
– Сударь, – с ходу начал он пудрить мне мозги. – Настоящий дворянин всегда уступает…
Расфуфыренный вдруг замолчал. Я со скукой ждал продолжения.
– Я требую уступить мне номер! – вдруг выкрикнул он.
Несколько человек – свита то ли из дворян, то ли просто слуги – заволновались.
Белокурый щелкнул пальцами. Запахло озоном. Да ведь эта елка использовала магию! Причем, без всякого предупреждения и явно боевое заклятие. Запахло не только озоном, но и откровенной наглостью.
Хорошо, у меня появилась привычка держать на выходе порцию маны, образовавшийся щит поглотил заклятие.
Мявка рявкнула, протестуя. Нахал посмотрел на нее и обмер.
– Это кто? – пробормотал он. – Я думал вас двое людей… Извините, большой кот.
Кошку он перепутал с котом.
Мявка растянула морду в гримасе, которую можно было оценить и как приветствие, и как угрозу. Белокурый в восторге стукнул себя по колену:
– Почешите мне за ухом! Послушайте, продайте мне его. Я дам пять золотых.
– Да, Мявка, дешево же ты начала стоить, – сказал я, – стареешь, что ли?
Мявка огорченно вздохнула. Цена ей тоже не понравилась.
– Десять золотых!
– Ага, и ваши харчи.
Белокурый не понял юмора и заявил:
– Кормить вас я не намерен.
Ильфа и Петрова на Кимане, похоже, никогда не было. Однако, хватит интермедий, пора начистить рыло грубияну.
Я откинулся на спинку стула и заявил:
– Сударь, ваша фамилия начинается с буквы твердый знак!
Белокурый замер. Я уже решил, что этот идиот проверяет свою фамилию, но оказалось, он пытается сдержать смех.
Мявка тоже фыркнула, вытащила последнюю рыбку и принялась, растягивая удовольствие, медленно жевать.
Белокурый мечтательно посмотрел на жующую кошку. У него нет денег на рыбу? Я продолжил:
– А еще вы наглец, хам и приставка к сидюшнику.
Белокурый оживился:
– Я готов к встрече с вами на шпагах в любое подходящее для вас время, – горделиво сказал он.
Запахло озоном. Во ведь сволочь, соглашается драться на шпагах, а наносит удар магией! Я переключился на магическое зрение. Лошадь Пржевальского! Надо мной висело заклятие, поддержанное большим объемом маны. Если бы она сколько-нибудь весила, меня бы раздавило. А самого птенчика прикрывал зеркальный щит – еще одно заклинание с не меньшим запасом маны.
Кто это? Я оценил объем выброшенной на ветер маны. Барон тут даже близко не встанет (я не в счет). Граф… многовато. Герцог? Эта смазливая мазня, пародия на человека, по виду весьма смахивающая на девку, один из крупнейших магов Майдора. Принесите мне белые тапочки, я буду хорониться.
Молодой нахал оценил мои размышления как робость и возымел наглость вырастить на лице гадливую улыбку. Надеюсь, тебя с ней и похоронят.
Белокурый попытался прощупать меня на магию. Канал маны, не особенно маскируясь, протянулся к моей голове и, конечно, ничего не нашел.
Я подождал, пока на его лице не появится снисходительно-гадкое выражение лица, привсталё вырастил на свой кулак магическую перчатку со специальными крючками и коротко, без размаха, ударил в наглую морду.
Птенчик такого продолжения не ожидал и отлетел на свою свиту вместе со стулом, захлестнув их длинными волосами.
Удар был хороший, от души. Я пробил магическую защиту, одновременно нейтрализовав заклятие над собой.
– Сударь, ваше поведение бесчестно! – стоявший рядом, но чуть позади немолодой седоватый человек, явный дворянин, положил руку на шпагу. Я повторил его жест.
Дворянин колебался и откровенно нервничал. Судя по всему, он не мог понять, как я пробил могучий магический щит и его беспокоил лежащий в обмороке белокурый.
Подбежал мальчишка – разносчик, принес ароматизированную воду, которой побрызгал на белокурого. Тот зашевелился и с трудом сел. Под левым глазом формировался хороший синяк. Я злорадно усмехнулся.
– Господа! – около нас вырисовался маг в парадной форме гильдии магов. – Я – королевский коронер города. Поединки разрешаются только в положенном месте и по решению судьи. Им здесь по совместительству являюсь я и потому, будьте добры, изложить причины конфликта.
С моей стороны рассказ был коротким:
– Меня попросили уступить гостиничный номер, я не соизволил. Тогда этот ублюдок подвесил надо мной заклятие. Решил убить.
Услышав про ублюдка, белокурый дворянчик откинул волосы и потребовал дуэли. Маг обратился к нему:
– Известно ли господину о запрете применения боевой магии в закрытых помещениях, наполненных людьми?
Белокурый, сидевший на полу со спесивым видом, вдруг скис. Маг безжалостно продолжил:
– Я буду вынужден сообщить в гильдию магов и королю.
На белокурого было больно смотреть. И большой, переливающийся разными оттенками фиолетового синяк под левым глазом, отнюдь не улучшал его внешнего вида.
– Поскольку благородный господин только защищался, а вы соизволили нарушить порядок, я запрещаю вам вызывать его на дуэль в городе. Пусть это украшение, – он показал на синяк, – будет вам уроком.
Мявка, с интересом просмотрев весь спектакль, при этих словах мага рявкнула и ударила лапой по полу. Прозвучал высокий звук, словно кто-то негромко тронул гитарную струну.
Маг уважительно посмотрел на кошку, поклонился, прижав руку к сердцу. Объем магии удачи, использованный кошкой, впечатлил даже такого начинающего мага, как я, а уж профессионалам оставалось только радоваться, что они не связались в драку с ее хозяином. После закрепления Мявкой приговора судьи нарушить его мог только сумасшедший. Или самоубийца. Все понимали, что в случае поединка мне будет сильно везти, а белокурому – убийственно не везти.
Я не торопясь допил сок, издевательски – спокойно поклонился гоп-кампании во главе с белокурым, пронизывающих меня глазами, позвал кошку и отправился спать.
Мысль о возможной мести была последней перед тем, как я уснул.
Разбудила меня, разумеется, Мявка. Оголодав за ночь, она с нетерпением ждала моего пробуждения, а в целях "стимулирования" трогала меня лапой за плечо, дышала в лицо, в общем делала все, чтобы я проснулся, а она могла с радостным удивлением на морде встретить мое пробуждение. Я оставил ее с носом, повернувшись на другой бок.
Мявка не сдавалась, принявшись массировать мне спину лапами. Как говорится, мы не будем ждать милостей от природы…
Я сдался. Поскольку уже было светло, вставать все равно придется.
– Ты, наверное, родилась голодной, – недовольно сказал я, садясь на кровати.
Мявка мяукнула, была согласна на все, лишь бы я поднялся и накормил ее. Она принялась оживленно перебирать лапами, как породистый скакун, растянув морду в приветственном оскале. Утро пришло, значит, все хорошо, – предположил ее радостный вид.
Я же был не настолько оптимистичен. Впереди был полный заботами день, сопровождающийся постоянной ходьбой. Видит Солнцеликий, я никогда не был большим любителем пешего передвижения. По мне, лучше плохо ехать, чем весело идти.
Умылся, побрился, собрался и направился в гостиничную таверну. Подниматься обратно в номер уже не входило в мои намерения.
– Надеюсь, Мявка, ты ничего не забыла? – спросил я у кошки на всякий случай. Мявка подумала, видимо проверив в уме, не осталось ли чего в номере, и отрицательно мявкнула.
В таверне нас уже ждали. Белокурый красавец в окружении своей лизоблюдов уже поел и теперь они пили сок. Надеюсь, сок. Их рейтинг и так стремительно падал на моей бирже, а если они с раннего утра лакают вино, то максимум, куда они годились – работать погонщиками в купеческом обозе, чередуясь с арпанами.
Я плотно позавтракал, чтобы не испытывать чувство голода до обеда. Мявка, как вы понимаете, тоже клювом не щелкала, умяв миску похлебки и несколько рыб. На всякий случай я взял с собой пару рыбёшек, чтобы Мявка могла перехватить на бегу. А то у этой проглотины изредка появлялась привычка с голодухи покусывать меня за ноги.
Проигравшая накануне сторона сегодня решила взять реванш. Они откровенно ждали меня, а когда я двинулся к выходу, пристроились ко мне в кильватер.
Я замедлил движение. Их пятеро. Нас двое. Физически, конечно, Мявка не боец, но, по крайней мере, она усиливает магию. Устою ли я против пятерых? Не лучше ли остаться в городе хотя бы на несколько суток? Внимательно оглядел своих соперников. Белокурого хлыща без магии в расчет можно не брать. Один удар и он отправится в аут. Его дружки достойны такой же участи. Беспокоил меня товарищ постарше. Седой еще, к сожалению, был крепок и явно обладал опытом и умением держать удар, что делает из людей воинов. Нет, выйдем.
Соперники поняли мой взгляд по-своему.
– Малыш, ты никак уже намочил штаны? – издевательски спросил меня белокурый. – К сожалению, нам запрещено бить тебя в городе, но как только мы его покинем, ты пожалеешь, что появился на это свете.
Я улыбнулся как можно приветливее:
– Сударь, вам так идет синяк под левым глазом, что я готов поставить вам под правый. Для симметрии. А по поводу моего бренного тела. У вас есть только один воин, – я слегка склонился в сторону более пожилого, – Вы же без магии четыре сорванца, которых я выпорю, если вы осмелитесь подступить ко мне.
Белокурый заскрипел зубами. Его лицо перекосила такая гневная гримаса, что я немного пересмотрел оценку его боеспособности. Пожалуй, в гневе он может понаделывать глупостей. Еще по своим попадет.
Я дал общий издевательский поклон и отправился в дорогу. Мявка, не понимающая пользы от человеческой болтовни, уже вышла и нетерпеливо била хвостом по земле. Выспавшись и наевшись, она была наполнена энергией, как новехонький аккумулятор, и жаждала отправиться в путешествие.
Я этого энтузиазма не разделял, но другого выхода, кроме возможности мерять ногами землю, не видел. И мы вышли за крепостные ворота по дороге в Тиссет. Банда белокурого отстала.
Населения поначалу было достаточно много. Крестьяне везли в город продовольствие, вездесущие купцы, сбившись в караваны, шли в оба направления – в столицу и из столицы. А еще по дороге брели жрецы, маги, воины и просто подозрительные личности, при виде которых хотелось пощупать свой кошелек на предмет сохранности. В общем сетовать на одиночество не приходилось.
Но к обеду народ рассосался и я уже не мог пожаловаться на невозможность уединиться. А после обеда в попавшейся на глаза таверне мы пошли с Мявкой одни. Я побился сам с собой на пари в три медяка, что вскоре попаду в засаду. Мне еще хватило времени, чтобы запоздало подумать о дешевизне оцененной мной собственной шкуры (три медяка за дворянина, это все равно, что джип за тысячу рублей), как дорогу преградила знакомая кампания во главе с белокурым.
Место здесь было удобное – на протяжении целой дации к дороге подходил густой смешанный хвойно-лиственный лес. Хоть батальон спрячь. А уж пять подленьких душонок приютить было парой пустяков.
– Барон, – мило улыбнулся белокурый щенок, – мы вас сразу убивать не будем, в начале побьем за милую душу, чтобы руки в следующий раз не распускал и синяки честным людям не ставил. Жаль, конечно, что дважды убить не получиться, хотя за загубленные честные души вас стоило сжечь на медленном огне несколько раз.
Я оглянулся. Кроме нас, больше никого не было.
– Сударь, – притворно изумился я. – Право я не знаю о каких честных людях вы упоминаете, ведь кроме нас никого нет!
О каких загубленных душах он говорит? Быстро же бегают известия о разбитых ганворцах!
Белокурый нахмурился:
– Ладно, хватит размазывать тесто на противне.
Он выхватил шпагу. Сюрпризы на каждом шагу! А сорванец-то держит шпагу как опытный бретер. Не перестарался ли я в поисках неприятностей на свое мягкое место?
Я выхватил шпагу и опасно ткнул на заходившего справа щеголя. И одновременно бросил порцию маны на запущенное в меня заклятие. Запахло озоном. Белокурый, выпустивший заклятие, не ожидал, что я так легко перехвачу его. Эта была та роковая ошибка, которая печально сказывается на продолжительности жизни и неблагоприятно влияет на статистику.
Белокурый опасно приблизился ко мне, совершенно не прикрытый, чем я немедленно воспользовался, сбив его с ног.
К моему удивлению, белокурый, упав, успел прикрыться шпагой и мой удар, который теоретически должен быть смертельным, встретился с клинком моего оппонента. Но это дало форы только в несколько секунд. Я ехидно улыбнулся и надавил на клинок. Лицо белокурого напряглось, но моя шпага продолжала путешествия к его сердцу. Следовало поторопиться, пока компаньоны не подошли на помощь.
– Стойте! – воскликнул седой. – Не убивайте его! Он перестанет вас преследовать.
– Совершенно верно, – согласился я, – надеюсь, зомби здесь поднимают не часто.
– Я дам вам тысячу золотых, мы поклянемся, что не будем вредить вам. Барон, вам простят все прегрешения, клянусь честью дворянина.
Деньги меня не интересовали, грехов за собой никаких я не знал и потому острие шпаги готовилось войти в тело белокурого, несмотря на все его усилия отбиться. Паренек оказался не из слабых. Царствие ему небесное.
– Две тысячи золотых! – продолжал торговаться старший, – он единственный ребенок в семье.
Клинок пронзил одежду. Сейчас он умрет и вместе с ним исчезнут все оскорбления.
– Разве вы не видите, это наследная принцесса Майдорского королевского дома! – в отчаяние крикнул седой.
Я остановился. Это не стареющий воин, а какой-то искуситель. Честно слово!
Пришлось вынуть клинок.
– Чем вы докажете?
– Барон, вы знаете принцессу! Вы с ней встречались неоднократно!
До меня стало доходить, как до жирафа на седьмой день.
– Простите, а вы за кого меня принимаете?
– Вы барон Кларии, убийца и подлец! – выкрикнула принцесса.
– Ваше высочество! – вскричал старший, – не смейте говорить!
Я холодно посмотрел на принцессу.
– Ваше высочество, если вы хотите, чтобы с вами говорили, как с женщиной и принцессой, то и ведите себя соответственно. Иначе вы получите очередной синяк, или, наконец, клинок в сердце.
– Но вы…, - ее лицо покраснело от негодования.
– А я не тот, за кого вы меня принимаете. Прежний барон Кларии Домун Ла Карус был мною убит. И я, на правах победителя, еду испросить короля милости быть посвященным в бароны Кларии.
– Мяу! – радостно объявила Мявка, словно это была ее заслуга.
– Так вы докажите свою принадлежность к королевскому дому Майдора, – напомнил я.
– Ваше высочество! – требовательно произнес старший.
Бледный… бледная? Короче перед этой сволочью возник знак королевского рода Майдора. Я его не раз видел в Тиссете. Действительно из королевской семьи.
– Наследная принцесса Элоиза, – представилась мне белокурое чудище.
– Детство какое-то, – мне оставалось покачать головой, и обратился к седому: – Я еще понимаю этих юнцов, ветер в заднице, но вы-то, кажется, поучены жизнью. Что за маскарад, не достойный дворян.
Старший махнул рукой:
– Вы еще не знаете характера принцессы.
– Надеюсь, что не узнаю.
Я вложил шпагу в ножны.
– Вы будете брать выкуп? – напомнил о своем обещании старший.
Я махнул рукой:
– Мне главное быть от вас подальше. Желаю вам не встречаться со мной. Предпочту разговаривать с вашим отцом.
– А клятву?
Мне осталось сделать лицо надменным:
– Я и без нее разделаюсь с вами при необходимости.
– Если вы дворянин, то вы должны помочь своей принцессе, – выговорила мне белокурая.
– Если вы являетесь принцессой, вы должны находиться в королевском дворце в великолепном платье и в драгоценностях, снисходительно принимая комплименты, а не искать ссоры в придорожной гостинице.
Принцесса надулась. К ней спешно подошел парнишка, явный маг и начал творить волшбу. Я на всякий случай насторожился. Но на принцессу было направлено лечащее заклинание.
Кажется, все. Надеюсь, у этих придурков хватит ума не преследовать меня? Предупреждающе посмотрел на всех, взглядом говоря о своем гневе. Все, господа, ешьте зеленый укроп – естественное лекарство от повышенного артериального давления.