Звезда на излом

2

Даже эльдар не могут видеть там, где вовсе нет источников света. Ведя рукой вдоль стены, Макалаурэ спускался все ниже за звуком шагов своих верных, нащупывая ступени в темноте. Лестница изгибалась вправо, словно следуя стене невидимого колодца. Затем впереди появились оранжевые отсветы и движущиеся тени. Следуя за воинами, Макалаурэ спустился — и вышел в широкий зал, заполненный до краев его людьми и эльдар, стоящими плечом к плечу.

Очень не хватало сейчас кристальных ламп, но Феанариони их берегли и почти не брали больше в дорогу, а сколько оставалось у других нолдор — кто знает?

Здесь обошлись огарками двух свечей. Эльдар более чем хватило, да и люди не жаловались.

На удивление ещё не было душно. Зал уходил вверх, сужаясь, и по форме был подобен колоколу. Сверху, на высоте больше трёх ростов эльдар, его перекрывал настил из мощных бревен. Должно быть, лестницу построили отдельно и позже. Из зала уходило несколько узких вырубленных ходов в две стороны, оттуда тоже выглядывали беглецы. Над одним из ходов повесили светлую атласную ленту, нелепую в этой сырой темноте.

Он ещё осматривался, когда из того прохода раздались тихие шаги, блеснул свет, и среди чуть расступившихся воинов появились близнецы. Один из них нес совсем маленький кристальный светильник, размером с голубиное яйцо.

— Там у выхода ещё есть враги, — сказал второй мальчик очень серьезно. — Рингвэ передает тихо сидеть и ждать. Лучше здесь.

— Всем вместе в туннеле будет душно, — добавил первый. — И внизу очень сыро.

После пожара тут и без того стало зябко и сыро. Несостоявшаяся последняя драка бродила в крови Макалаурэ, словно хмель, стоять на месте было тяжело. Хотелось сражаться, а не прятаться, рубить врага, до конца, пока есть силы.

«Умолкни, — велел он себе. — Я не обязан уходить как Майтимо. И идти сразу вслед за ним».

У него верные и эти эльдар и люди. У него Амбарто, которого увезли на тех самых кораблях, вышедших из гавани, несмотря на прорыв ворот. Где-то вдали Амбарто ещё было отчаянно больно, и не от телесной раны, но он был жив, мысленное прикосновение к нему согревало — и бросить его одного невозможно. И остров Балар надолго останется крепостью, несмотря на тень, дотянувшуюся далёко на юг.

Если удастся покинуть город — пройти спешным ходом вдоль берега к Лесу-между-рек, скрыться в нем и охотничьими тропами нандор идти на север. Слишком очевидно, но выбора нет, со стариками, ранеными и детьми на руках.

Но если враги захотят обыскать город ради Камня…

Он мысленно выругался, вспомнив разом все слова, которыми с похмелья бросался Морьо. Он даже не знает, что случилось с Эльвинг! Старший бился с тем балрогом, быть может, ей удалось спастись и бежать на корабле? Так. К делу. Враги могут захотеть обыскать город, но пожар потухнет нескоро, разве что с севера принесет дожди. Без дождей пепелище будет пылать жаром и потом остывать несколько дней. По окрестностям могут бродить вражьи патрули, но других поселений возле Сириомбара нет, караулить оркам нечего. В худшем случае придётся провести здесь несколько дней, посылая разведчиков за водой к лесным родникам.

Неприятно. Тоскливо редкостно. Пережить можно.

Сверху дрогнуло, с бревен посыпались пыль и каменная крошка. Люди вздрогнули. Не дом Ольвен, соседний, решил Макалаурэ. Коснулся рукой и мыслью стены каменоломни.

Ее рубили не слишком весело, но умело и с азартом. Гондолиндрим и люди, привычные к жизни среди гор и к работе с камнем. Потом другие, немногие, принесли крепкие бревна и быстро, в темноте, перекрыли каменоломню, засыпали сверху обломками, радуясь, что делают город безопаснее.

Будьте крепче, пропел он беззвучно этим бревнам и этим стенам, как пел прежде стенам Химринга. Берегите своих людей и своих эльдар. Удержите огонь. Скройте нас от злых глаз и ушей. От тех, кто жжет нас и убивает, кто придет бродить по пепелищу.

— Кано…

Макалаурэ очнулся и понял, что стоит, прижимаясь лбом к стене, уже довольно долго. Люди поглядывали с удивлением, а синдар прямо сверлили его настороженными и порой злыми взглядами — Феанарион вздумал говорить с их городом и камнем, это ли не наглость!

Да, мастером песен, меняющих мир, он не был. Но все же стены Химринга стоят до сих пор, и ещё долго будут стоять. Их не взяли силой и не взломали ворот. Остатки защитников ушли оттуда сами, чтобы не умереть с голоду в осаде.

Если он умрет, то хотя бы в бою, а не под землёй, бессильно задыхаясь под обломками дерева и камня!

Новая дрожь пробежала по стенам, но беспокоила его теперь меньше.

— Попытаемся отдохнуть, — сказал Макалаурэ, сбрасывая плащ. Кинул его под ноги и сел, прислонясь к стене. Места хватило едва-едва.

— Ждем, когда позовет Рингвэ. Готовьтесь ждать долго. Посчитайте, сколько у нас воды.

Фаньо протянул ему флягу с водой. Собственная фляга Макалаурэ осталась под ногами орков в самом начале Ивовой улицы.

Он сделал три медленных глотка, наслаждаясь и растягивая удовольствие. Вернул воду. Вокруг тихо переговаривались, кто-то усаживал стариков на камни. Места сесть хватило не всем, рядом негромко уславливались меняться для отдыха.

Люди погасили свечи, сберегая огонь и воздух. Остался лишь отсвет маленького камня в руках сына Эльвинг. Кто-то из рослых воинов гондолиндрим, пошептавшись, поднял мальчиков, усадив их на плечи, и слабый прохладный свет разбежался по рукотворной пещере.

Макалаурэ снял шлем, прикрыл глаза. Вдохнул сырой воздух, ловя его потоки в темноте. Да, воздухом тянет лишь из меченого прохода — сырым, но не затхлым. Других дуновений воздуха здесь нет.

Макалаурэ умел ждать. Но очень не любил.

*

В беспокойном сне его горели попеременно то Химринг, то Сириомбар. Как только он сосредотачивался на одних улицах и башнях, их сменяли другие. Нет, все же это были Гавани.

Он искал Младших среди огня и крови, но видел одних лишь убитых. Атани, синдар и гондолиндрим лежали здесь бок о бок в лужах крови, изрубленные прямыми длинными мечами, каких никогда не носили орки. Живых здесь не было. Он метался по раскаленным улицам, едва вспоминая дорогу к холму и деревянному дворцу правителей.

…Эарендиль пал в дверях этого дворца, ему разрубили голову и прибили к створке ворот ударом меча в грудь. Быстро и безжалостно.

Макалаурэ медленно, словно против воли, поднялся по ступеням в парадный зал. Итариллэ дочь Тургона лежала на этих ступенях с перерубленным горлом — единственный и смертельный удар искусного мастера сражения.

Мертвые Младшие упали ничком возле деревянных тронов, пронзенные множеством серых дориатских стрел.

Безоружный Майтимо, даже без доспеха и верхней одежды, в белой рубахе, держал на руках Эльвинг, из груди которой торчали три красноперые знакомые стрелы. Крови почти не было, лишь тонкая струйка выступила в уголке ее рта, да несколько пятен темнели на голубом платье. Черные косы Эльвинг мертвыми реками стекали вниз.

Коснувшись губами ее лба, Старший медленно опустил лёгкое тело на пол, выпрямился. Поднял Сильмариль левой рукой, испачканной в крови. Свет Камня наливался холодом. Рука страшно зашипела, потянуло горелым мясом, лицо Старшего исказилось от невероятной боли, но он упрямо не разжимал пальцы.

— Ты доволен?! — закричал отчаянно он, глядя вдаль. — Отец, ты этого хотел? Теперь ты доволен?!

Ему ответило рычание. Огромный волк с глазами эрухини проник в зал через окно и двинулся к безоружному.

Макалаурэ проснулся, кажется, с невнятным криком. Ну, он надеялся, что с невнятным.

Да чтобы гауры сожрали Ирмовы подарочки!

Фаньо испуганно встряхнул его за плечо.

— Воды?

— Да.

Сделал один глоток, вернул флягу. Видение расплывалось, ужас терял остроту, но вряд ли такое легко забудется.

«Мы этого не сделали», — выдохнул он. — «Не сделали. Не сбылось».

— Долго ли я спал? — спросил он, пытаясь понять, к чему последнее видение, и почему его не покидает беспокойство.

— Довольно долго, кано. Пришел и ушел посланец от Рингвэ. Отряд орков ушел из рощи, но временами пробегают по одному и по двое. Нужно ещё ждать.

— У меня скверное предчувствие, — сказал Макалаурэ вслух.

К большому удивлению, ему откликнулись с той стороны, где стояли иатрим.

— У меня тоже, князь, — та самая лучница, прощавшаяся с городом, протолкалась вперёд. — Не знаю, что привиделось тебе, но наверху собирается дурное, словно туча нависает.

— Уходим все. — Приказал Макалаурэ. — Немедленно. Вставайте! Все в туннель, в том порядке, в каком оказались! Ведите стариков! Передайте Рингвэ, пусть открывает выход и рассылает разведчиков! Убивайте как можно тише.

Он нехотя вспомнил кровавый сон. Весь тот был сплетен из несбывшегося. Весь — кроме волка. А может и не стоит отправлять «Ирмовы подарочки» к гаурам? Больно редкий для Феанариони подарок вышел!

В туннель мог пройти один воин в доспехе или двое некрупных безоружных. Люди и эльдар торопились, но ни разу за все сражение время так не тянулось для Макалаурэ, как в эти мгновения. Оно утекало как вода из горсти, быстро и неумолимо.

Невольно он безмолвно торопил людей — быстрее, быстрее! А их словно бы не убывало, из боковых тоннелей выходили мужчины, оставившие в зале место для других…

Наконец-то.

Все же невидимая вода не успела утечь вся, и с ее последними каплями Макалаурэ скрылся в проходе сам, вместе с Фаньо и последними из верных. Ход сразу пошел вниз, то и дело встречались ступени, и на этом спуске, в движении, напряжение стало отпускать Феанариона.

Нарастала сырость. Идущие последними снова остались без света, но порой впереди мелькали бледные отсветы торопливо зажженной одинокой свечи. Проход был сработан очень просто и словно бы второпях, даже стены его выровнять как следует не потрудились. Лишь когда спустились совсем низко, появилась каменная облицовка на стенах. И то она не защитила их от обрастания склизью, подобной водорослям на камнях. Неприлично поспешная работа.

Они проходили теперь под рекой. Вода местами сочилась из стыков плит и тихо хлюпала под ногами, шаги множества ног сливались впереди в единый тихий шум, подобный шуму воды по камням. Здесь, под землей и водой, Макалаурэ к собственному удивлению перевел дух, напряжение совсем оставило его, сменившись привычной готовностью встретить неожиданности.

«Либо мы ушли на безопасное расстояние, Ирмо знает от чего».

Вот только именно ему идти оказалось весьма неудобно из-за высокого роста. Будучи едва ли не выше всех, он не мог выпрямиться, и вынужден был идти согнувшись, до боли в плечах и спине.

Начался подъем, постепенный, едва заметный. Вскоре Макалаурэ понял, что туннель тянется куда дальше, чем он решил, глядя с обрыва. Это радовало. Правда, что делали орки так далеко от города?

Движение впереди замедлилось, наконец, человек перед ним остановился. По цепочке прокатился тихий шум.

— Рингвэ передает тебе, князь, что сейчас путь будет свободен, — сказал человек, оборачиваясь. На мгновение Макалаурэ увидел очертания его носа и короткой бороды в отблеске свечи.

Ещё ожидание, ещё невыносимо долго брести, согнувшись, под каменным сырым сводом, готовясь к самому худшему — просто чтобы быть к нему готовым, если худшее придет.

Оказавшись на поверхности, в прохладном вечернем сумраке, где все же не было врагов прямо сейчас, и с изрядным трудом разогнувшись, обычно сдержанный Макалаурэ шепотом пожелал, чтобы проклятых орков и волков за его ноющую спину сожрали поочередно болотные мары, драконы и морские твари Оссэ, желательно каждый раз живьём. Люди поблизости прислушались с уважением, гондолиндрим удивились, иатрим посмотрели, как на ту болотную мару. Вокруг шелестели молодые берёзки, густой подлесок пока скрывал беглецов от любых злых глаз. С моря набегали тяжёлые дождевые тучи, и это радовало.

— Кано! — мелькнуло бледное лицо, к нему торопился Рингвэ. — Надо уходить. Мы убили троих орков и сбросили в море. Вряд ли их хватятся сразу, но надо спешить.

— Пусть мужчины возьмут детей, — велел Макалаурэ. — Ты и твой отряд — замыкающие. Женщин и стариков в середину.

Здесь было ещё достаточно троп. Быстро пройти вдоль берега, где ливень смывает следы, а рощи прячут их от глаз, насколько хватит сил. Это было бы удачей, но хватит ли на то удачи самого Макалаурэ?

Не хватило.

Ливень набежал, освежая и взбадривая, и они скорым шагом прошли уже почти полторы лиги через такие же светлые прибрежные рощи, когда с севера из дождя вынырнули несколько огромных варгов. Молча разошлись в стороны, словно оценивая, хватит ли их сил задержать беглецов.

Без приказа доспешные воины вышли вперёд, закрывая собой остальных. Макалаурэ во главе колонны с нарочито громким лязгом вытащил меч.

Вожак, огромный и иссиня-черный, нагло подошёл к нему поближе. Чужую волю в нем Феанарион учуял, точно мерзкий запах. Варг открыл пасть, свесил язык — и прокашлял невнятно, пасть волков для речи годится плохо:

— Кха… Кха-мень.

Камень прилетел немедленно — юный темноволосый беоринг запустил в него камнем из пращи и рассек волчий лоб. Зверь только головой тряхнул.

— Кха-мень.

Макалаурэ шагнул к нему, чувствуя, как вспыхивают внутри угасшие было угли боевого бешенства, что охватило его в горящей Гавани. Но варг драки не искал, коротко кашлянул, будто засмеялся, отбежал на несколько шагов, маня за собой…

Рухнул с дориатской стрелой в глазу, не успев даже взвыть. Чужая воля исчезла — ее сосуд разбили. Прочие варги шарахнулись и исчезли в сторону сожженного города. Ещё двоих догнали стрелы, но не свалили.

Феанарион бросил взгляд на первого стрелка. Не Белег Куталион, увы, но тоже плечист, и с луком, который не всякий эльда натянет. Кажется, он видел его в Дориате, мельком. Из колчана у того торчали ещё три стрелы — своя и две орочьи.

Но тут сутулый хадоринг, старый и седой до выбеленности, шагнул к Макалаурэ, уверенно раздвигая воинов.

— Уводи воинов, князь Маглор, и уноси детей, — и надтреснутый голос его был таким, словно он уже решил за всех и даже за него, Феанариона. — Мы останемся. Задержим не вас, а их. Все равно не поспеем за тобой, да и срок наш на исходе. И благодарю тебя, что не пришлось заживо гореть. Защити детей и княжичей, Феанарион.

«А не лучше ли было сгореть, чем дождаться волчьей пасти?»

Они уверенно отступали от колонны беглецов — старики и старухи, хадоринги, беоринги, халадины, даже хромой старый вастак со знаками племени Бора на одежде. Их вышло десятка три. Хмурились, храбрились, проверяли ножи на поясах. Толстая, нестарая ещё женщина, всхлипнув и посмотрев на ребенка в руках гондолиндрим, тоже попятилась к ним.

А за ними мрачно отходили раненые. Люди, шатаясь и отталкивая протянутые руки. И двое эльдар, изрубленных и обожженных. Нет, уже трое. Синко, белый как сириомбарская новая стена и наскоро перевязанный в подземелье, посмотрел на атани, улыбнулся криво, шагнул за ними, опираясь на меч в ножнах.

Почти все, кто не выдержал бы долгого бега или скорого хода день и ночь.

Старый хадоринг смотрел спокойно и прямо — и кровь бросилась Макалаурэ в лицо, а в груди глухо стукнуло о ребра и сжалось.

— Никогда мне ещё не приходилось оставлять беспомощных на съедение волкам, — сказал он хрипло.

— Не совсем беспомощных, князь… — начал выбеленный, погладив нож на поясе.

— Я не стану начинать сейчас! — выкрикнул Феанарион яростно.

Не в городе. Не в огне. Не при виде волков. Не на смерть верных даже. А при виде этих чужих старых аданов, которые ему никто, и которые приготовились умереть, чтобы не задержать их — здоровых и быстрых.

Боль вспыхнула и снова превратилась в ярость, накрывшую его волной, уносящую разом и осторожность, и расчёт.

В прошлый раз было то же. И получилось.

— Вернитесь в отряд! — голос Макалаурэ набирал силу и зазвенел как два удара гонга. — Пусть в дороге выживут не все, но волкам я не оставлю ни одного!

Рингвэ и Фаньо переглянулись, догадываясь.

Старики медлили, и воины вернулись к ним сами, окружив их. Макалаурэ видел надежду на их лицах. И лицах эльдар тоже…

Вскинув лицо навстречу дождю, Макалаурэ низко запел, обходя свой сгрудившийся отряд выживших. Охватывая их шагами, отмеряя слова и такты самой простой и ритмичной из песен.

Просто идите за мной, говорил он им всем.

Земля сама подтолкнет вас вперёд — идите за мной.

Вода смоет усталость и боль — идите за мной.

Трава укроет наши следы — идите за мной.

Ветер вдохнет новые силы — идите за мной.

Не думайте о дальнем пути — идите за мной.

Так говорил он каждому из них и всем сразу, замыкая круг.

Потом сделал шаг вперёд во главе своих — и на плечи упала тяжесть, словно он тащил их всех за собой, и более всех тащил стариков атани и их годы, тянущие к земле. Такого не было, когда он отыскал братьев и запел им среди Битвы Слез. Ничего подобного не было. Стиснув зубы, Макалаурэ шагнул ещё раз, едва удержав песню. И ещё. Тяжесть сдвинулась, медленно набирая ход, как тяжело гружёный корабль.

Ливень, набегающий с моря, хлынул еще сильнее.

Он повернул немного севернее, уходя от береговой линии, где их будут искать точно. Он звал за собой, и все, даже самые старые атани, шли за ним быстрее и быстрее, не отставая и не сбиваясь с шага. Дикие поля и небольшие рощи вдоль ручьев и озёр плыли им навстречу, и отряд шел плавно, как корабль, рассекая высокие травы ранней осени. И смыкались эти травы за ними без следа, словно вода за кораблем.

Макалаурэ пел, дождь сбегал по его волосам, обращая их в отливающий алым черный плащ. Рядом шли двое рослых гондолиндрим с юными полуэльфами на плечах.

Не нужны были здесь ни красота песни, ни точные слова. Только безостановочный ритм шагов — и его голос. И ярость, бьющаяся внутри, льющаяся из его горла. Как в тот раз, когда они рубились день и ночь, пробиваясь сквозь Бессчетные Слезы и свое поражение.

Кто-то начал отбивать этот ритм по щиту, другие подхватили.

Спустились сумерки, настала ночь. Потом их встретил рассвет. Макалаурэ звал и пел, они шли за ним на восток. И весь следующий долгий день. И ещё одну ночь.

Голос пропал, когда просветлел третий день, а зеленая стена Таур-им-Дуинат уже виделась впереди. Просто новый вдох вдруг сорвался, Макалаурэ захлебнулся кашлем, и поток его силы прервался и рассеялся, а усталость обрушилась, словно лавина.

Не только на него, но ведомым было легче.