Звезда на излом

3

С утра после обхода палат он собирался найти Нэрвен. Вместо этого утро двенадцатого дня с падения Сириомбара началось с шума за стеной. К палатам целителей пришли аданы.

Элуред, едва умывшись, вышел к ним с тростью и нашел у крыльца небольшую толпу. Пришло много дравшихся за город, толпа белела свежими повязками. Пробежав взглядом по лицам, Элуред узнал беорингов и хадорингов из Кузнечного угла и понял, что без новоявленных родичей снова не обошлось.

Из толпы выступил старый мастер Фер, которого уважали в Кузнечном углу и нередко отправляли говорить от их имени.

— Княжич Элуред, семья Молот на обиду жалуется от твоего гостя Феанариона, и на то, что ты сестру их от людей прячешь! — заявил он. — Родичей к ней не пускаешь!

Мысленно пожелав семье Молот, чтобы им акулы откусили ползадницы каждому и дали другие поводы для беспокойства, Элуред сел на верхнюю ступеньку высокого крыльца, откуда его было неплохо видно.

— Нога болит ещё. Я посижу и по порядку на все отвечу…

Дверь снова скрипнула, и на крыльце палат возник неизбежный, как ненастье, Феанарион. Во всей семейной красе: точеное лицо мрачное, брови нахмурены, густо-рыжая грива заплетена в косу, будто в бой собрался. И неважно, что он опирается на плечо верного, что он босой, бледный до зелени и вообще еле ползает по стенке, а не ходит.

«Ну, куда ты лезешь опять, несвежий ты беспокойник?» — возмутился Элуред.

«Шумели».

«Это мое дело!»

«Посмотрим».

— Выкладывайте свою обиду, — велел юноша хмуро.

— Твой гость вчера старшего Молота с женой выгнал, а его оруженосец их силой с крыльца спустил! — начал старик.

— А за что выгнал, они сказали? — тут же спросил Элуред.

— Они сестру навещали, помочь ей хотели, пока она отдыхает после родов. Это другая обида, что ты их подпускать к ней не хочешь. А ещё говорят они, Гвирит рыдает и плачет беспрестанно уже дюжину дней, и неладно это. Не обижают ли ее там, в целительских палатах? — добавил старик осторожно.

— Так… — Элуред не выдержал, вскочил снова. — Я очень зол, и могу быть невежлив! Первое. Гвирит поручена моим заботам по слову ее мужа, моего брата! Второе. Гвирит оплакивает мужа! И не семье Молот ей указывать, сколько положено плакать. И вообще никому, даже эльфийскому королю! А мое дело — дать ей плакать от души, и не смейте говорить, что мой брат не заслужил ее любви и ее слез!

Он с трудом заставил себя разжать кулаки.

— И да, я приказал не пускать семью Молот в палаты целителей. Они нарушили мой запрет! Они думают, что проявляют доброту и заботу о сестре. Они ошибаются. И даже сейчас приходят поучать ее, указывать ей, как себя вести и как показывать чувства. Пугают ее, что если та не будет их слушать, то навредит детям! Я не собирался говорить о таком при всех, но семья Молот сама вынесла наши дела на собрание, это теперь их забота. Я при всех запрещаю братьям Молот входить в любое место, где Гвирит живет, и донимать ее поучениями! Сама Гвирит вольна с ними говорить, если захочет. А не захочет, век пусть их не видит. К Гвирит приставлена няня моей сестры, она навредить детям никак не может.

Собравшиеся загомонили, переглядываясь, а младший из братьев Молот, красный до корней волос, нырнул в толпу и поспешил прочь.

— Что ж, ясно, что это семейное дело, и обиды Гвирит здесь я не вижу, — рассудил старый мастер. Зыркнул на оставшегося Молота многообещающе. — Я бы зашёл сам ее навестить. А как дочерей Гвирит назвали, известно ли уже, княжич?

— Да, мастер Фер. Зовут их теперь Аннаэль и Аннаэр, Дар звёзд и Дар моря. Они родились прямо на корабле, когда ясной ночью подходили к Балару. Да, навести ее. И передай мастеру Антэ, детей поможет вырастить сама госпожа Нэрвен.

…И это будет совсем не дело уважаемой и властной в своей семье бабки Антэ, закончил Элуред про себя. Увидел, что мастер Фер его отлично понял и ухмыльнулся.

— Но остаётся обида от твоего гостя и его оруженосца, — сказал старый мастер. — Мы не можем позволить эльфам, даже князьям, чинить обиду людям.

— Мой гость, — это звучало так странно про Феанариона, что слова казались ненастоящими, — не оскорблял семью Молот. Он просто велел им убираться. И они ушли.

— Они не ушли, — возразил мастер. — Оруженосец князя взял их за шиворот и вынес из палат.

«Вот как! Завидую…»

— Да, я это сделал. Князь мне именно это не приказывал, — Этьяро и не думал отсиживаться за спинами вождей. — Мой князь велел их выставить. Я выставил, как счёл нужным. Вынес. Потому что слов не понимали.

— Это всем нам оскорбление! — набыченно сказал старший брат Молот.

— За что ты велел их выставить, князь? — старый мастер не утерпел и обратился прямо к Амроду, благо вот он здесь, оскорбитель и смутьян.

Сердце Элуреда ёкнуло. Он в красках представил, что способен Феанарион сказать аданам и куда их послать за ответами, и как мало после этого его, младшего в семье, здесь будут уважать…

Все, что он мог сделать, это мысленно погрозить братцу по несчастью кулаком.

— За то, что шумели вечером в палатах целителей, — сказал Амрод с усмешкой, глядя сверху вниз. — Нарушили приказ Элуреда. Не желали уходить, когда их о том просила сестра. За то, что надоедливые болваны, можно и так сказать. Но уж никак не за то, что они аданы, а я нет.

Люди ухмылялись, переглядываясь. Элуред выдохнул.

— Мы знаем упрямство братьев Молот, — старый мастер нахмурился. — В том, что сказано, нет обиды никому, кроме самих мастеров Молот.

— Неправда!

Вот тут замерли все. Элуред захотел провалиться сквозь землю, не зная, как предотвратить беду.

— Ты меня во лжи обвинил, что ли? — Амрод даже не злился, Амрод попросту растерялся.

— Ты, князь, выгнал нас как щенят. Мы, люди, все для тебя болваны да щенята, — набыченно процедил кузнец. — А мы не шумели, мы с сестрой говорили…

— Во лжи. Меня. Парень, да ты совсем глуп, — Амрод покачал головой, усмехаясь, но щурился уже нехорошо.

Кузнец пьян или что, пытался понять Элуред. Гари надышался? И еще не прошло? Если Амрод его высмеет или снисходительно отнесётся — покажет, что люди ему и вправду щенята, наверняка так и есть ведь, а ещё — что его можно обвинить во лжи и ничего не будет. Ответит всерьез — и новая кровь ляжет между его семьёй и Феанариони, словно…

Словно что-то пытается ее пролить вновь. Именно сейчас, когда наследник Тингола говорит с одиноким Феанариони, как с другом!

Или это горе и усталость ему рисуют такие страхи?

— Я свидетельствую, что слова князя Амрода правдивы, я был у себя и слышал его. Не было в них обиды людям, — сказал Элуред медленно. — Обвинишь ли во лжи меня?

Ухватил Амрода за локоть. «Остынь. Подожди!.. Здесь неладно!»

Тот медлил, сдвигая брови. Сделал шаг вперёд, опираясь на столб крыльца.

— Я правду говорю! — Кузнец багровел, наливаясь дурной кровью и злобой.

Снова скрипнула дверь — кто-то ещё выскользнул на крыльцо, привлеченный голосами. Гвирит! Совсем маленькая, в серой накидке няни. Глаза сухие и красные. Ох, нет, только ее тут не хватало…

— Вчерашней пеленки тебе было мало, братец? — воскликнула она. — Решил выпить и добавки попросить? Как же вы, мастер Фер, не разглядели, что он пьян? А ещё собрание созвал… Опять спьяну решил, что его все обижают!

«Но я не чувствую запаха выпивки… Гвирит, ты лжешь здесь в открытую? Нет, не слышу лжи…»

Амрод коротко засмеялся.

— Я уже думал, твой родич на поединок напрашивается!

— Стойте! — велел Элуред. Ему было страшновато, но предчувствия не давали покоя. — Отведите его в караульную у ворот порта и вызовите туда лекаря! Мне не нравится его лицо. Он не просто пьян. Он или выпил что-то опасное, или болен!

Бледный мастер Фер жестами подозвал несколько человек, и они ухватили кузнеца за локти.

Несколько мгновений Элуред думал, что ошибся, что хватил через край — и тут старший Молот начал яростно рваться из рук подмастерьев, его глаза налились кровью, как у быка. Если бы не слова юноши — мог успеть броситься на кого угодно. Даже на Феанариона. Но теперь на него навалились все стоявшие рядом мужчины и женщины, не давая шевельнуться и от души охаживая по чему попало. Кто-то сдергивал с себя плетеные пояса, кто-то бежал от ближайшего колодца с ведром воды. Буяна скрутили, окатили водой, и он затих.

Осторожно приблизившись, Элуред склонился над ним и принюхался. Пивом не пахло, пахло травами. В том числе травами, отшибающими запах выпивки. Старший Молот выпил что-то на травах и ещё зажевал от запаха, может, даже по привычке. Тут нужен опытный травник.

— Отведите в караульную, заприте и охраняйте, лекаря я сейчас пришлю, — велел Элуред. — Он выпил не пиво, а нечто другое, и быть может, оно так странно повлияло.

— Если разберётесь, что он выпил и почему так вовремя, я не стану требовать… назову исчерпанным это недоразумение, — сказал Амрод с крыльца почти весело. — Не хочу огорчать гостеприимных хозяев и достойных мастеров.

После этого целый хор голосов заверил Феанариона, что уж они-то разберутся, пусть гость не беспокоится.

Собрание разошлось, Гвирит убежала, но идти к Нэрвен сразу после такого очень не хотелось.

— Ты соскучился по каше на воде? — спросил Элуред неловко.

— Уже, — усмехнулся Амрод. — Госпоже Маурвен больше нечем меня напугать. Нежиться в постели подолгу я не привык. И не держи меня за дурака, неспособного сдержать руку и язык.

Элуред потёр глаза.

— Я сам тебя не боюсь. А вот что ты можешь дел натворить в гневе, опасаюсь.

— И выставить тебя глупцом, приютившим безумца? Услышать такое обиднее, чем аданские глупости. Мы не одичали в лесах и думать не разучились, даже если нам непривычно разбирать дела аданов…

Амрод осекся.

— Мне непривычно, — повторил он глухо. Не успев подумать, Элуред протянул руку и сжал его плечо. Так, как привык делать, если брат грустил. Только это плечо было выше, чем надо…

Здесь, на виду, плакать нельзя, напомнил он себе.

И эхом осанвэ услышал, как Рыжий твердит себе то же самое. Развернувшись и едва не упав на ровном месте — Этьяро успел поддержать — Феанарион поспешно ушел в дом. А Элуред остался сидеть с мыслями, что готов был выступить против доверенных ему аданов за убийцу сородичей, так поступать нельзя, и сидел, пришибленный этим, пока не вспомнил, что травник ему все-таки нужен.

Он поймал пробегавшего мимо случайного помощника лекаря, велел найти травника и прислать к нему. После этого понял, что расторопный помощник нужен и ему самому, как можно скорее. Помощник. Слуга. Никогда не был нужен раньше. У брата последние несколько лет был оруженосец, а зачем слуга или оруженосец целителю? Теперь понадобился… Даже Амрод быстро поставил себе в помощь единственного верного, способного ходить, из двух десятков уцелевших.

А потом… Потом Элуред вместо Нэрвен отправился к Новэ Корабелу, грустно удивляясь, что не подумал об этом еще вчера вечером. Ему нужен был корабль с командой самых упрямых моряков, умеющих крепко молчать — и он такой корабль знал.

*

— Ты же хочешь надеяться, — сказал Хальгаэр. — Зачем тебе мы? Чтобы потерять последнюю надежду? Это очень легко теперь.

— Чтобы знать, — отрезал Элуред.

— А если мы найдем не только ее? Впрочем, потребуешь выкинуть этих, со звездой, в море — выкинем.

— Если вы найдете не только ее — возвращайтесь за мной, — сказал Элуред. — Если вам что-то нужно…

— Мы это сделаем ради твоего брата. Он был бы рад.

Хальгаэр соскользнул с борта на палубу — тощий, жилистый, длиннорукий. Ведущий «Чайки» казался рядом с большинством сородичей некрасивым, зато глаза сверкали, как чистая вода в ясный день. Одно время и Элуред учился у него вместе с братом…

— Если там еще опасно — не приближайтесь. Не дайте понять, что вы ищете.

— Мы ищем выживших, это поймет и морской еж. Корабел ведь один раз отправлял разведчиков. Но город тогда еще тлел, а вокруг бродили темные. И мы вправду поищем выживших. И помни, что…

— Я никого не стану бросать в море, — повторил Элуред. — И что ж ты не пошел к Эрейниону за этим? Или к Корабелу?

— Эрейнион — нолдо, Новэ тоже не любит никого бросать в море, а ты… А ты сын Нимлот, твое слово мне весит больше. Только не надо повторять, что наши раздоры порадуют Темного. Я знаю. Но ты все равно помни. Я потерплю, если темный порадуется… раза два.

— Что ж ты не выбросил в море Рыжего, которого привез из Сириомбара? И других — сколько у тебя на борту оказалось расстрелянных перед воротами?

— Они не могли сопротивляться. Теперь — могут. Да и я не смотрел, кого везу, — развел руками Хальгаэр. — Корабль тогда заполнили весь.

— Ты тоже не любишь никого бросать в море, Хальгаэр. И не надо об этом больше. Я… буду очень ждать вестей. В любое время.

*

Эрейнион замер перед закрытой дверью в палату, бросил на Элуреда удивленный взгляд. Изнутри доносились негромкие, но душевные ругательства. Элуред развел руками. Всех предупредили. Что могло случиться за ночь? Точно не худшее, иначе никто бы не ругался… Молодой король без королевства, несомненно, подумал так же, а потому распахнул дверь и вошёл. Упала тишина.

Кара несносному беспокойнику оказалась очень своевременной и изощрённой.

Хмурый Амрод замер, ссутулившись на кровати. Выпрямиться он не мог, даже сидя — его рыжая грива была вплетена в сетку кровати по обеим сторонам и привязана к ее спинке многими десятками крошечных прядей! Тоже сонный Этьяро с трудом расплетал эту коварную ловушку, и не справился ещё и с четвертью работы. Остальные верные в палате выглядели едва очнувшимися, а кто-то и вовсе дремал. Возле кровати Амрода валялись стружки и щепки.

Вряд ли на всех навели сон, проще было добавить сонных трав к лечебным настоям.

Маурвен!

Элуред решил на будущее не пренебрегать так открыто требованиями старшины хитлумских лекарей. В этот раз ее отвлёк на себя Феанарион, повезло.

В остальном ничего не изменилось. За полотнищем, отгораживавшим неподвижного Маэдроса от прочих, виднелась тень: возле князя дежурили неотлучно. Даже если верный ночью заснул под действием зелья, сейчас он был на посту.

Эрейнион не выдержал и улыбнулся. Амрод сперва побледнел от злости, потом залился румянцем. Тряхнул головой, но веер прядей держал исключительно прочно.

Тогда Феанарион почти не глядя выхватил нож из ножен, привешенных к той же спинке кровати, и, шипя от досады, короткими взмахами стал обрезать пряди у самых узлов. Все быстрее и быстрее.

«Дай зажить своим несчастным ранам! Сумасброд!» — Не выдержал Элуред.

Амрод хмыкнул, не глядя на него, но движение замедлил. Обрезал последнюю прядь.

— Сожалею, что заставил моего короля ждать, — сказал он, поднялся и склонил голову так медленно, что неловко стало уже Эрейниону.

Элуред нестерпимо захотел снова дёрнуть Амрода, чтобы дурака не валял, но сдержался. Это будет уже глупо. Это… не тот, кого он привык одергивать.

— Не нужно церемоний, — Эрейнион улыбнулся снова. — И сразу скажу, ты не первый, кто поплатился за пренебрежение требованиями Маурвен. Мне она пришила одежду к постели по всему краю, до самого горла. Я и шевельнуться не мог.

— Когда? — от удивления Амрод почти забыл о злости.

— Ещё в Хитлуме, когда я был совсем юным. Ты легко отделался, поверь. Резать штаны было бы куда грустнее.

Амрод переменился в лице, представив это. Он ещё злился, но уже не мог сдержать усмешку.

— Словом, мы упустили свой шанс заговорить как король и князь, и славно, — Эрейнион посмотрел на занавесь, погрустнел и сел на край кровати Амрода.

— Тогда спрашивай. Я все равно не знаю, с чего начинать, как князь или просто как Амрод, — Феанарион развел руками.

— Для начала я был бы рад услышать новости о Маэдросе. Хоть какие.

— Искусство Нэрвен исцеляет его тело, он жив, но сам видишь — он не возвращается, несмотря на все старания. Не могу ни в чем ее упрекнуть. Мы не оставляем его и ждём. Это все.

— Много слышал о том, что он сделал в Гаванях. Буду ждать известий. И я порадуюсь его возвращению.

— Если после его возвращения нас ждёт здесь королевский суд… — Амрод вскинул голову. — Я хочу знать.

— Никто из иатрим до сих пор не пришел, чтобы требовать от меня суда над вами, — сказал Эрейнион ровно. И посмотрел на Элуреда, о котором, казалось, забыли.

Юноша вздрогнул.

Посмотрел на него и Амрод — с усилием. Стоявший рядом Этьяро не столько побледнел, сколько посерел сквозь ожог. Но Элуред каменно молчал, и хмурый, замкнувшийся Амрод перевел взгляд на Эрейниона.

— Тогда, сын Финдекано, скажи Старшему сам, что ждёшь его.

Нэрвен возникла в дверях через несколько мгновений после этих слов. Посмотрела невесело. Кажется, она высказала уже давно все, что думает — но Эрейнион выслушал ее и сделал то, что считал нужным.

И теперь он, не оборачиваясь, подошёл к занавеси. Верный, сидевший у постели князя, встал и отступил, опираясь на грубую трость.

Элуред сделал тоже шаг вперёд — и остановился. Его разрывало даже не пополам. Он слишком хорошо чувствовал всех этих троих. Холодную тягостную тоску Нэрвен, сплетенную со старой и новой болью, а поверх всего — удивление и неверие. Грусть Эрейниона, тоже дважды терявшего все, для которого Дориат — далёкая невообразимая жуть, а страшный Феанарион все равно ещё добрый друг отца, которого он надеется увидеть. Боль Амрода, как щитом закрытую обычно злостью или весельем, и привычную, давнюю холодящую тяжесть на его душе…

Все же он подошёл ещё на несколько шагов. Впервые взглянул на лицо Старшего Феанариона. Как ни старалась Нэрвен — а Элуред и мысли не мог допустить, что она, взявшись за дело, не приложила всех усилий, как обещала — правый глаз спасти она не смогла, и самые страшные ожоги оставили глубокие шрамы на этом чеканном лице.

Элуред боялся его даже беспамятного.

— Князь Маэдрос. — Эрейнион прикоснулся к неподвижной левой руке на краю постели. Остальное он говорил не вслух. Элуред не мог слышать его по всем законам природы — но невольно видел вместо него просто мальчика, с восхищением глядящего на друга отца и героя. Только теперь друг отца был слишком далеко и не ответит… В этот раз не ответит.

Иногда Элуред думал, что ему из двоих братьев с наследием крови майя не повезло больше. Быть Элурином, драться, злиться, охотиться и любить Гвирит казалось намного проще, чем видеть и знать лишнее… Он отвернулся и почти выбежал из палаты, едва не задев Нэрвен.