Звезда на излом

2

Стража крепости во внешних коридорах смотрела… Странно и напряжённо. Среди наугрим, с которыми смешались недопущенные на пир их младшие спутники и слуги, стало раздаваться недовольное бормотание.

— Кано Макалаурэ, — один из тех самых стражей, смущенных и настороженных, обратился именно к нему, не дожидаясь Руссандола. — Старшина южных людей воду мутит. Он был недоволен, что их на пир не пригласили, выпил и пустился рассказывать, что кано Майтимо достойных союзников, вроде них, не уважает и опасается, и в себе ли он, если так поступает.

— Он самоубийца? — подумал Макалаурэ вслух. — Или выпил так много, что последний ум растерял?

— Пьет он умело, ум не особо притом теряет, — сказал стражник, помявшись.

— Ты с ним пил, значит.

— Да. В тот раз.

— И выболтал лишнего, — Макалаурэ вспомнил рассказ Среднего.

— Я готов принять наказание, кано Макалаурэ. Но если он думал, что страх меня заставит молчать, то ошибается.

— Он говорил ещё что-то?

— Он пришел от гномов, с которыми пил до того. Мог и им наговорить разного.

— Карнистир предупредил, что после приезда южан среди людей и гномов поползли слухи о болезни кано Майтимо. Твоя болтовня может очень дорого обойтись нам.

Мужчина понурил голову и отчётливо съежился внутри.

— Но ты пришел предупредить, и это было вовремя, — ободрил его Макалаурэ. — Много ли он говорил с людьми со вчерашнего?

— Он шатался по нижней крепости перед тем как погасили огни, но его быстро отослали во внешний гостевой дом, — припомнил страж.

— Интересно, с чего он так расхрабрился теперь. И чего так боишься ты?

— Голову мне кано Майтимо оторвёт, вот чего. Или выгонит в степь к гаурам вонючим.

— Ни то, ни другое, — отрезал Макалаурэ. — Я сам решу, как быть с тобой. Будь при мне, понадобится свидетель.

Наугрим гомонили все громче, наконец, Бреннин грубо угомонил их и повернулся к хозяину. Нет, к хозяевам: Руссандол вышел из пиршественного зала одним из последних.

— Никто не скажет, что Бреннин, сын Нэннина, обсуждает дела достойных хозяев за глаза, — чопорно начал гном, и Макалаурэ понял, что неприятности явились и сейчас вольготно устроятся у всех на виду. Вот и Морьо, идущий следом за Старшим, насторожился…

— Люди, гостящие в твоей крепости, утверждают, князь Маэдрос, что твое нездоровье вызвано не растущей силой Севера, а отказом от вашей Клятвы! Я не могу не спросить, как возможно такое, и почему эти люди смеют распускать языки?

— Болтунов сюда, немедленно! — Рявкнул Морьо ближайшим стражам до того, как ошеломленный Руссандол хотя бы рот открыл. — Кому-то языки надоели, я смотрю! Старшину южан приведите!

— Волк меня загрызи… — пробормотал Амбарусса. — Чего они добиваются?

— Опозорить нас перед наугрим? — нахмурился Амбарто. — В их глазах отказ от Клятвы отцу уронит нас ниже всех подвалов!

— Или рассорить нас с южанами вовсе, потому что болтуна я живым не отпущу! — Морьо стиснул кулаки. — Однако, как удачно, что убавился их отряд в дороге, оставшиеся драки не устроят…

— Это будет мое дело, — хрипло прервал его Руссандол.

«Дурость напоказ, — думал Макалаурэ, глядя, как толпятся гномы, не желая уходить из галереи, и как внизу за узкими окнами суетятся стражи-халадины во внутреннем дворе. — И это плохо. Морьо не атани, голову не пропьет никогда… Как бы мы ни поступили, с кем-то да рассоримся обязательно. Наверняка на то и расчёт».

Стражи привели главу южан, а следом заявились помощники, и охрана его шумела за воротами. Надо сказать, держался тот спокойно. То ли нетруслив, то ли глуп в этом месте себя, но тогда бы он не добился успеха в деле...

Руссандол нетерпеливым жестом отодвинул Макалаурэ, который по привычке последних лет хотел повести разговор, и заговорил сам.

— Кхенди Упрямец, старшина купцов, — и сухой и холодный голос Старшего ничего хорошего купцу не сулил, — повтори мне в глаза то, о чем твои люди говорили с моими людьми и с наугрим в гостевом доме.

— Я всегда учил своих людей держать языки за зубами, — ответил купеческий старшина сдержанно.

— Этот человек признался мне, — вмешался Макалаурэ, — что твои люди выспрашивали его о делах замка, подпоив его, и разносили сплетни вчера и сегодня, рассчитывая на его молчание.

— Свидетель Ренно, — Руссандол покосился недовольно, но не прервал брата, — кто из людей Кхенди говорил с тобой в прошлый приезд или сейчас?

— Его здесь нет, — отозвался страж, оглядев охрану купца, — это был младший родич старшины и его друзья. При мне его называли просто Хени, либо Младший.

— Привести.

Чем злее Руссандол – тем короче он говорит.

…Сплетником стал почти мальчишка. Рост велик — ум короток, говорят люди про таких: рослый, не голодавший, не слишком умный, мнящий себя взрослым. Отличное орудие для других людей, как успел понять Макалаурэ. Причины того, почему люди порой так обходятся друг с другом, он все еще с трудом понимал, иногда просто принимал как есть. Лисы и волки едят мышей, болотные мары затягивают одиноких путников, а среди людей встречаются такие, кто мнит себя властителем чужих жизней, причем неважно, есть у него настоящая власть или нет, он может хотеть урвать хоть клок. Сейчас Макалаурэ всмотрелся в Хени и Кхенди вместе – и почувствовал протянутую через них чужую руку. Не тень Севера как таковую – тени чужой воли, неважно чьей, посланца темных или посредника. Увы, ощутить ее раньше он не мог – потому что не знал, куда смотреть.

Чужая рука привела их сюда, чтобы направить их языки ценой их голов. Кхенди это понимал и был спокоен. Хени – нет, и был испуган и зол.

«Майтимо. Они орудия раздора и ничего больше. Их смерть ничего не исправит. Нам подставляют их, чтобы мы пустили кровь лишний раз».

«Они настолько безмозглы?»

«Старшина – нет».

— Я услышал и увидел достаточно, — сказал Руссандол вслух. Люди вздрогнули, переглядываясь, ведь для них беседа братьев осталась неслышимой. – Спускайтесь во двор. Дайте им оружие.

…Когда во дворе Руссандол отдал меч Халлану и сбросил ему на руки кафтан, оставшись в подпоясанной алой рубашке, настала мертвая тишина.

— Мы должны вдвоем драться против безоружного, князь Маэдрос? – только и спросил старшина.

— Я не безоружен.

Впрочем, даже отстегни Старший железную руку, от этих двоих ему бы ничего не грозило.

Старшина был воином, хоть и вряд ли сражался в последние годы. Его младший родич знал, как держать меч, это придавало ему уверенности, но для эльдар выглядело даже не смешно, а печально. Хени и бросился первым, помогая себе грозным воплем. Его удары Руссандол без труда отводил наручем железной руки, который под рубашкой доходил до локтя.

Кхенди разумно использовал единственную возможность, что ему досталась – напал, когда родич хоть сколько отвлекал Феанариона. Ему даже хватило умения не попасть в Хени, когда противник увернулся. Потом Руссандол заклинил меч Хени в своей железной руке, вырвал оружие и швырнул сопляка во второго противника одной левой.

Когда они встали против него второй раз, левая рука Хени висела плетью, колени дрожали. Кхенди спокойствие не изменило…

«Он ждал этого, Майтимо. Ему приказали – и он просто пошел умирать».

Теперь меч Хени просто хрустнул в железной перчатке, а брошенный левой обломок меча вошел Кхенди в бок. Но тот все же выпрямился. Руку с мечом Руссандол ему сломал быстрее, чем тот ударил.

Отступив на шаг, Старший провел рукой по лбу, словно вытирая пот, хотя даже не взмок. А потом Макалаурэ вместе с ним на мгновение заглянул в глаза неудачливому купцу.

Как назвать спокойствие человека, покорно идущего на казнь и ведущего за собой других? Как назвать уверенность человека в своем униженном месте в этом мире, готовность отдать жизнь не за дело и не за выгоду – просто по слову сильного, без доверия, без мыслей, с уверенностью, что другого места в жизни ему все равно нет? В том спокойствии было много силы — но вывернутой против себя и целиком направленной на то, чтобы ее владелец был хорошим орудием.

Макалаурэ на мгновение показалось, что его сейчас стошнит.

И ведь оставь его в живых – не поймет ничего. Припишет это власти своего повелителя, кем бы тот ни был.

Руссандол сделал неловкое движение, словно хотел пнуть это ногой, но передумал.

— Мне не нужна смерть безвольной куклы, готовой подставить свои и чужие шеи по слову хозяина, — процедил он. — И перчатка с чужой руки, принявшая вид человека, тоже не нужна. Пусть приходит тот, кто вас отправил. С ним и разберемся. А лить напрасно кровь, даже ради Клятвы, я не хочу. – Он обернулся к замершим у стены людям Кхенди. — У вас одна свеча времени. Убирайтесь, или через свечу вас перебьют всех до одного, куклы говорящие. Ренно, проследи. Выстави или убей.

Поднялся Кхенди тоже сам. Младший родич корчился на песке у его ног. Глаза южанина сверкнули, и на мгновение Макалаурэ показалось, что это настоящая, живая злость, а не радость куклы, которую не сломали. Но промелькнуло слишком быстро, а всматриваться он не стал.

Руссандол перекинул кафтан через плечо и молча ушел к себе. Карнистир сплюнул в сторону и двинулся говорить с недоумевающими наугрим. Рыжие переглянулись хмуро, и стало ясно, что согласия сегодня не будет.

В башню эти трое поднялись вскоре следом за Макалаурэ.

Амбарто, заходя в Комнату Документов последним, хлопнул тяжёлой дверью так, что с потолка пыль полетела.

— Что произошло на этот раз? Тебя обуяло отвращение к крови? Настолько некстати? — процедил он.

— Не твоя забота.

— Нет, дорогой брат, теперь наша, — отрезал Амбарусса. Он встал у растопленного камина, скрестив руки. — Сколько ты ещё будешь прятать голову в песок? Сколько нам сидеть в дюжине дней пути от исполнения Клятвы?

— И ждать то ли объяснений, то ли погоды, то ли новых ответов вместо данных дюжину лет назад? Одного отказа тебе мало? — Вступил снова Амбарто.

— Одного отказа мне мало.

Ногой вытолкнув кресло ближе к камину, Морьо сел в него, вытянул ноги и отпил из прихваченной с собой бутыли гномьей отравы. Словно не среди разозленных братьев оказался.

— Ты трусишь, Старший, — медленно произнес Второй Рыжий, словно пробуя эти слова на вкус. — Я все эти годы думал, ты выжидаешь и пытаешься договориться. Но ты просто тянешь время!

Руссандол сел в кресло во главе стола, прямой, как копьё.

— Только посмей сказать, что тебе понравилось лить кровь сородичей, — бросил он, и близнецы дружно сжали кулаки.

— Нам не нравится быть не только убийцами, но и клятвопреступниками, братец, — заговорил Амбарусса медленно и зло. — И не нравится презирать себя все больше с каждым годом! Не только за промедления, но и за проклятый напрасный Дориат! За кровь, пролитую зря!!

— Кто оставил нас караулить ворота и выходы, а сам упустил беглецов и Сильмариль? — Амбарто уже цедил сквозь зубы.

— Я не дал вам пролить лишнюю кровь, глупцы! — отрезал Руссандол. — Вы и этим недовольны?

— Поблагодарим же тебя за бесполезную Вторую Резню, — Амбарусса подошёл медленно, словно крадучись, и опёрся о стол обеими руками. — За тех эльдар, кого мы напрасно убили у них, и напрасно потеряли у себя! Потому что добрый Старший оберегал двух опытных воинов, как юнцов, держал их отряд в стороне от схватки! Мы могли обыскать дворец быстрее всех!

Амбарто повторил жест близнеца, и теперь они нависли над Руссандолом вдвоем. Вздохнув, Макалаурэ встал рядом со Старшим, чтобы их уравновесить.

— Один такой безумец обыскал уже целый лес, — холодно бросил Руссандол. — Вы забыли, что я сказал, вернувшись? Во что превратился Турко, который так ратовал за исполнение Клятвы в прошлый раз? Забыли, что вело его на самом деле?

Амбарусса тряхнул головой, как злая лошадь.

— Рады, что ты сожалеешь о нем и о Курво, погибших впустую!

— Значит, — Руссандол тоже медленно поднялся, — всю эту дюжину лет вы ждали, когда я велю повторить Дориат? — Голос его стал глуше. — После того, что я вам рассказал о Турко?

— А ты так впечатлителен? — огрызнулся Амбарусса. — Да, Турко обезумел. Но его безумие не отменяет Клятвы! Ее ничего не отменяет! Она... Она тяжела, братец. Мы ждём и ждем, мир вокруг выцветает, как старая тряпка, ты сохнешь, как дерево в пустыне, Морьо скоро отравится вовсе, но дело не движется! Хочешь сделать Дориат напрасным? Оставить наше дело незавершенным? Уйти во тьму... Зря?

— Тебя тоска гнетет, подумать, как неудобно! Мы сделались орудием Моргота, и Турко чуть не обернулся драугом на глазах у всего Дориата, это тебя не гнетет, мальчишка!?

— В Сириомбаре скажут что угодно, лишь бы наше войско не пришло им под стены! — Под рукой Амбарто хрустнули рассыпанные писчие перья.

Позади Карнистир громко хмыкнул прямо в горлышко бутылки.

— Так, — понял Макалаурэ. — Ты до сих пор им не сказал. Напрасно. Очень.

— А ты молчи! — вспылил Амбарусса. — Смотреть тошно, примиритель!

— Им тошно смотреть! — рявкнул Руссандол на всю башню. — Тошно вас слышать, дубины лесные! Готовые морготовы болваны, и обтесывать не надо! — Звякнули кубки на столе от удара кулака. — Да, я тоже дубина, драуг меня сожри! Не дал вам окунуться в кровь по уши, а надо было! Чтобы блевали дальше, чем видели!

Макалаурэ был уже готов рвать на себе волосы.

— Дурень упертый! — припечатал он.

— Мы были готовы!! — закричали близнецы на два голоса.

— Мы рвались туда покончить с этим!

— Мы лучшие следопыты наших земель!

— А не мальчишки времен Затмения!

— И весь Долгий мир нас держал на задворках!!

— Теперь руки в крови у всех напрасно, а мы не сделали почти ничего!

— Но в крови испачкались, никто не будет считать, много или мало на нас двоих!

— Если ты сложил руки, мы-то не обязаны!

— И послушно смотреть, как Клятва тебя грызет, не должны! — Амбарто так взмахнул рукой, что кованый подсвечник со стола упорхнул прямо в камин. — Я уже видеть не могу, что ты с собой творишь! Я не каменный!

— Клятва!? — хрипло засмеялся Руссандол, сдергивая перчатку. — Вот она, наша Клятва!

Он почти ткнул им в лицо ладонью, Амбаруссар попятились.

— Я прикасался к Сильмарилю в Сириомбаре, и Камень обжёг мне руку хуже каленой болванки! Он обжёг мне руку, как Морготу!!

Его голос взвился так, что задребезжали ставни. Пальцы даже в свете камина блестели плохо зажившим ожогом. Близнецы шарахнулись, Амбарусса налетел на кресло Карнистира и едва не упал в огонь.

— Наша Клятва сделала из нас орудие Моргота! Из детей самого Феанаро! Три года ожог не зарастал вовсе, пока я не решил, что не подниму больше оружия на своих даже ради Камня! Я радовался, что на вас мало крови, но две драуговых сволочи... заявили, что мало погубили эльдар ради драуговой... трижды проклятой Клятвы!..

Рука Руссандола рванула шнуровку ворота, пальцы скользнули по горлу.

— Да я вас, мальчишек, лучше сам пришибу, чем увижу... как превратитесь... в драугов следом за Турко!.. — прохрипел он. Судорожно вдохнул.

— Нельо? — прошептал потрясенный Амбарто.

Хватая воздух, Руссандол оседал в кресло. Новый его вдох был хриплым, долгим и тяжёлым, словно ему сдавило горло или лёгкие.

— Что вы ещё скрыли?! — закричал Амбарто отчаянно. — О чем ты ещё молчал, Кано, чтоб тебя волки драли, пока Старший год за годом умирает?!

— Он не умирает, — отрезал Макалаурэ, привычно подхватывая Старшего и помогая перебраться на мягкую лежанку. — Держись, я договорю.

С трудом втянув воздух, Руссандол кивнул и прилег. Нашарил под лежанкой склянку ароматического масла, поднес к лицу. Теперь он будет бороться за каждый вдох мгновение за мгновением, а длиться это может и четверть свечи, и половину...

Амбарто подошёл, опустился рядом на пол, положив руку на плечо Старшему. Как в лагере на Митрим когда-то. Амбарусса сверлил взглядом обоих старших.

— Морьо, и ты знал? Что он с собой творит?

Хмыкнув, тот отхлебнул из бутылки снова. Там плескалось уже меньше половины.

— Что ещё?! Ну? — взвился Второй Рыжий.

Макалаурэ выпрямился, не отпуская руку Старшего.

— Никто не пойдет на Сириомбар, — сказал он негромко. — А начнёте готовить своих к нападению — я прикажу разоружить вас силой. К счастью, — усмешка вышла горькой, — вашими отрядами город не взять. Говорят, аданы особо глупых детей порют прутьями...

Амбарусса застыл столбом, не в силах поверить ушам. В тишине очередной хриплый вдох Руссандола звучал особенно жутко.

— Что я слышу? — выговорил Второй Рыжий с трудом. — Ты настолько трусишь, что готов... Бросить во тьму и позор нас всех? Чтобы кровь на наших руках стала... бессмысленна?

— Она уже бессмысленна, — сказал Макалаурэ тяжело. — Сильмариль отверг наши руки. Не после Альквалондэ, так после Дориата. Попробуй, скажи Майтимо, что не веришь в это.

— Я спрашиваю, — сквозь зубы повторил Амбарусса, сжимая кулаки. — Ты готов отречься от Клятвы и отправить нас всех с позором во тьму?

— Нам в любом случае дорога во тьму, глупец! Нарушим мы ее или нет! — От голоса Макалаурэ задрожали ставни. — Вот только нарушить ее и перестать быть морготовым мечом станет меньшим злом!

Грохнув о стену, пустая бутыль из-под гномьего подарка разлетелась вдребезги. Над креслом, шатаясь, воздвигся Карнистир, щурясь пьяно и недобро.

— В одном мальчишки правы, — пробормотал он слегка невнятно. — Вы двое решили герои... чески сдохнуть, борясь с Клятвой и Морготом разом. Скверная идея.

— А вот с этим, — раздался неожиданно спокойный голос Амбарто, — я не соглашусь никогда.