Звезда на излом

Часть 7. Под северным ветром.

Дверь была добротной, из тяжелых дубовых досок, еще с Амон Эреб привезенная. А лестница — узкой и изогнутой. Поэтому, когда Макалаурэ все же втащил внутрь Фаньо, захлопнул дверь, заложил ее засовом и подпер сундуком, они получили свою последнюю передышку.

Майтимо помочь не мог. Лестница-то изгибается с расчетом на праворуких, и он не то, чтобы беспомощен, но почти бесполезен, годен разве на то, чтоб наглухо перекрыть ее щитом. Так он щит и заклинил там, на середине. Еще давно, под утро.

Брали башню долго. Пытались и уронить, но хрен вам всем, сказал тогда Райаринкэ, скалясь остатками зубов, такой толщины стены моей работы запросто не уронишь. Правда, ударами орочьего огня выбили главную дверь, но тоже далеко не сразу…

Если смотреть отсюда, из верхних окон, то ясно, почему подкрепление с юга не спасло. Прийти-то оно пришло, но до стен Лесной крепости его не пропустили. По гатям и замороженным болотам пришло слишком много боевого орочьего мяса, им завалили окрестности, и южный отряд на соединение через это мясо не пробился. Ровно как до того взяли крепость, выбив ворота и задавив защитников числом.

Телами орков вместе с телами защитников лестницу загромождали уже не раз и не два. В одном из завалов строитель башни и остался, в своей волчьей шубе. Потом эти завалы каждый раз расчищали с той стороны, медленно, но упорно.

Очень холодно было здесь, наверху. Мальчишки сперва кутались по очереди в меховую полость. Один стреляет из окна, другой греется. Свои стрелы давно кончились, но в окно залетали орочьи, и когда их набиралось несколько штук целых, кто-то из двоих снова брался за лук. Сейчас стрелял только Элронд, потому что Элрос уже словил такую стрелу в плечо, и теперь просто так сидел.

— Яд, — сказал Макалаурэ, вытащив из Фаньо обломок стрелы. — Давно?

— Давно, — шепнул тот, откидываясь на пол. — Неважно...

Дыр в одежде оруженосца было мало не с десяток, и умирал он вовсе не от яда. Дыр в самих братьях почти не делали, и вот это был признак особо скверный. Живыми хотели брать.

За дверью повозились, примериваясь. Просунулось в щель лезвие, пошаталось в ней, исчезло. Затем в доски ударил топор, но слабовато. Размахнуться в верхней части лестницы, на площадке шириной в одну ступеньку, было трудно.

Меч Макалаурэ мелькнул и погрузился в щель, снаружи заорали.

— Вы просили о помощи? — сухо спросил Майтимо.

— Просили. Звали… Не знаю.

Элронд был еще бледнее брата, хоть и не ранен. Покачав головой, он добавил:

— Как в туман кричать, когда крик глохнет. Даже эха нет…

…За окном внизу был прилив. Море покрыло Башенный холм и окрестности, живое, орущее, дышащее море из орков, волков, людей и мохнатых мелких лошадей, на которых сюда добирались люди. Лошадей ухитрялись от волков беречь достаточно, чтобы они притащили уцелевший таран по замерзшим болотам.

Мороз драл горло когтями. Стыли руки. Скоро холод начнет мешать двигаться.

«Мы все же получили свое Хэлкараксэ, Финьо. Напоследок. Мне было бы снова чудовищно стыдно, будь немного больше сил на стыд. Холод это очень скверно…»

Снизу временами на разные вастакские голоса предлагали сдаться.

Мальчишки смотрели на Майтимо, не на Макалаурэ. Сперва искоса, теперь прямо.

— Нет, — сказал он, наконец. Губы треснули от холода. — Не будет этого.

«Я не могу их отдать… этим», — Макалаурэ смотрел застывшим взглядом. — «Ты знаешь, что их ждет. Но и руку на них поднять не могу…»

«Я могу. Я, к сожалению, все могу. Не беспокойся».

— Дядя Майтимо…

— Да, Элероссэ.

— Не отдавайте нас. Не отдавайте… Элронда.

Элрос зло закусил губу.

— Ему хуже будет, чем мне. Я… сам смогу.

— Я никого. Никому. Не отдам, — сказал Майтимо медленно.

Элрос вскочил и уткнулся в него с размаху, словно забыв о доспехе.

— Прости...

— Мне жаль лишь, что вы осенью не уплыли на Балар. — Вопреки словам, Майтимо обнял его крепче.

— Мы сами отказались!

— Нет, — это холодное неживое эхо — голос Макалаурэ. — Здесь только моя вина. Я не хотел вас отсылать. Я должен был…

— Молчать! — рявкнул Майтимо. Элрос вздрогнул.

— Есть только один виновный сейчас, и это Моргот, — Майтимо вбил бы эти слова им в уши, если бы мог. — Ему я не отдам ни одного из вас.

Они несколько мгновений сидели вчетвером, прижавшись друг к другу, под стук топоров и ругань, пока дверь не треснула в первый раз.

— Наверх, — велел Майтимо мальчишкам. — Привяжитесь ремнями к навершию и ждите меня.

— Ты еще надеешься, дядя Майтимо? — подал голос Элронд.

— Не знаю. Давайте, быстрее.

Как враги там умещались, как втиснулись, один Тху знает, но дверь снаружи рубили уже в три топора, добротные доски расседались на глазах. Макалаурэ налег на сундук, удерживая ходуном ходящую тяжелую створку его и своим весом.

«Ты не надеешься».

«Они надеются. А я не хочу, чтобы ты смотрел».

«Им будут мстить. За Сильмариль, за унижение, за Лутиэн», — лицо Макалаурэ исказилось, он оскалился, глядя на брата.

«Не будут».

…Наверное, с лестницы увидели силуэт в дыры. Из щели как язык или жало метнулся всаженный с размаху вастакский кривой меч и вонзился Макалаурэ в спину. Изо рта его хлынула кровь, но он продолжал налегать на проклятый сундук.

Второй удар пришелся ниже. Даже если раны смертельны, умирать Кано может еще долго. Так нельзя.

«Увидимся скоро», — сказал ему Майтимо, взмахнул мечом. Потом всадил его дважды в щели между разваливающихся досок. А после взбежал по лесенке под купол, распахнул люк, стальной рукой втащил лесенку за собой наверх, пока внизу доламывали дверь, и отбросил ее вниз. Сжал рукоять меча.

У сидящих рядом мальчишек уже побелели щеки и пальцы, он был трижды прав, приказав им привязаться. Никто не стрелял. И вообще, внизу было нехорошо тихо…

У Элронда округлились глаза, в них стоял ужас. Он молча указал пальцем вниз, не к подножию башни, а прямо вниз, на лестницу.

Так вот откуда это чувство, словно рядом разит мертвечиной, устало подумал Майтимо. Это он ужас пытается нагонять. Вот же вонючка, правда.

— Не бойтесь, — сказал он.

— Если я прыгну… — с трудом выговорил Элрос.

— Нет. Посмотрите на запад.

— Ты думаешь…

— Мы увидимся. Скоро. Я обещаю, — сказал Майтимо. — В любом случае. Посмотрите на запад.

Мальчишки обернулись туда — одновременно с недоверием и надеждой, всматриваясь в низкое, холодное небо. Майтимо снес обоим головы одним ударом.

Две кудрявые черноволосые головы, запрыгав, скатились по каменному куполу и улетели вниз. Тела обвисли на ремне, забрызгав его горячей кровью, и Майтимо почуял на мгновение странный запах, похожий скорее на травы и пряности, чем на запах живой крови. Укололо в сердце — и замерло.

Вздохнув, он переложил меч в железную руку, левой рукой сжал пальцы правой вокруг его рукояти.

Купол вздрогнул от беззвучной вспышки ярости снизу. Затем донесся удар, оглушающий, невыносимый, лишающий воли всякого на своем пути... Наверное. Прошел над головой, как волна.

Молча вытащив малый клинок, Майтимо перехватил его прямым хватом. Посмотрел в пустое небо на западе. Потом на юг. Кажется, часть южного отряда Амбарто откатилась обратно в лес и уцелела.

…Кто-то взбежал по наружной стене башни.

Майтимо резко всадил малый клинок себе снизу под подбородок, до упора. Глухой удар кончика клинка изнутри черепа услышал раньше, чем стало больно. Только боль тоже вышла какая-то глухая.

— Нахер пошел, — сказал Майтимо беззвучно тому, кто появился перед ним из-за края купола с искаженным яростью лицом. Потерял равновесие, опрокинулся назад и заскользил вниз, глядя в уносящееся прочь, стремительно темнеющее небо.

*

Очнувшись, он не шевелился и не открывал глаз, пытаясь понять, где очутился, и удерживал изо всех сил ужас от сотворенного и страх обнаружить себя в плену. Потому как первое, что сказала ему тихая, унылая боль от шрама на месте правого глаза — что вокруг, к сожалению, не Мандос.

Боль от клинка в горле казалась очень настоящей — но недолго. Сбежала, едва он сосредоточился на ней.

Прикосновение к телу мягкого, теплого меха и знакомый запах — выделанных шкур, сушеных яблок и трав, запах доброй стали оружия и самое главное — живого, ушедшего совсем недавно, отодвинули случившееся еще на один шаг.

Медленно, очень медленно он вдохнул, провел ладонью по меховой полости, которой накрывался. Свобода движений. Волоски, мягко скользящие по коже. Тепло вместо жестокого мороза.

Торопливые шаги по коридору прервали наслаждение — и выдрали его из остатков кошмара окончательно.

— Дядя Майтимо?

Облегчение пришло такой силы, что он даже голову не поднял, пока не скрипнула дверь. Вот так бы тихо лежать долго-долго и молча радоваться…

Нет, тихо лежать, увы, не судьба.

— Дядя Майтимо!

— Элерондо, забыл постучать, — нехотя проворчал он. — Опять. Чего тебе?

— Я знаю, что не разбудил, — Элронд, не спрашивая, вошел — и замялся у двери.

— Еще скажи, что я тебя разбудил, — фыркнул Руссандол.

— Здесь клубилось такое… тут проснешься.

— Так, — сказал Руссандол, садясь и нехотя откидывая теплый мех. В охотничьем доме холодно, несмотря на месяц гвирит, согреться можно лишь в одежде и под меховыми покрывалами. Тепло маленького очага выветривалось слишком быстро. — Мои кошмары — не твоя забота.

— Если я от них тоже проснулся, — рассудительно сказал Элронд, — то может, все-таки и моя? Я могу хоть что-то сделать.

— Иди спать.

— Не хочу.

— Зато я хочу. Элерондо, брысь.

— Но ты же все равно теперь не заснешь, — сказал этот нахал. — И вот, я уже тебя отвлек, разве плохо? Дядя, какая дрянь тебе привиделась, что здесь как черная туча повисла? Это важно?

— Элерондо. Мои сны не твоя забота, — повторил Руссандол уже сквозь зубы.

В таком же возрасте, если пересчитать года, те, другие близнецы носились по всем окрестностям, дома появлялись в лучшем случае поспать и даже вопросы задавали редко. Хотя тоже метко.

— Помнишь, во время осады многим кошмары снились? — смутить Элронда, вбившего что-то себе в голову, было совсем не просто. — Может быть, и здесь надо защитить дом? Как дядя Макалаурэ? Раз он уехал, то давай я это сделаю. Возьму его лютню, чтобы дом обойти. Вам не первый раз снится всякая дрянь.

— Если тебе так хочется быть полезным… — начал Руссандол медленно.

— Да!

— …Идешь, греешь воду и готовишь завтрак.

— Но, дядя!

— Это приказ. Иди.

— То, что тебе привиделось, важно? Для всех? — этого с цели было сбить сложнее, чем стрелу из гномьего стреломета.

— Если я решу, что важно, скажу потом. Иди.

— А вдруг ты забудешь важные подробности? — возразил Элронд, уже чуть улыбаясь.

— Брысь! — Руссандол нарочито потянулся за подушкой.

Элронд выскользнул за дверь, затем просунулся обратно и снова спросил:

— Ты же расскажешь за завтраком, правда?

Руссандол с размаху запустил в него подушкой, та шмякнулась о закрывшуюся дверь. Чуть погодя раздался шум из соседней комнаты. Стало понятно — Элронд уронил брата с кровати, чтобы разбудить. Готовить завтрак в одиночестве он не собирался.

И почему Макалаурэ упорно считает Элроса — главным из двух? Только потому, что тот предпочитает верховодить среди аданов? Братец, ты наивен.

Как хорошо, что мы в детстве жили в большом доме, подумал Руссандол, устраиваясь снова под меховой полостью. И над этими двумя хватит трястись. Собрать им охотничий отряд из молодых нандор, аданских юнцов и пары иатрим поопытнее, предупредить онодримов — и пусть носятся за волками и оленями, где хотят… в пределах южного Таур-им-Дуинат. Иначе разнесут же все. Или он сам разнесет. Пусть пользу приносят, уже пора.

Он так и не заснул, но лежал уютно и спокойно — до тех пор, конечно, пока Элронд не схватился за лютню и не двинулся вокруг дома, петь защитную песню. Очень правильно, очень красиво и очень громко.

Второй раз Руссандол кидался уже прицельно, за окно. Жухлым зимним яблоком, оставшимся с вечера на столе. Яблоко было последнее, на мгновение он его пожалел.

В крепость, решил он, на будущую зиму возвращаться не стоит. Оставят отряд прикрытия, останутся работать мастерские. Но мальчишек отправить в глубь леса. Лучше как нандор, кочевать и быть способными скрыться в лесу при первой угрозе, чем вновь из последних сил оборонять укрепления, которые притягивают врагов, где их ни ставь.

Нандор это умеют. Строят дома на больших деревьях и прячут их от глаз врага. Строят дома на земле — и умеют, если нужно, заставить их выглядеть глыбой камня, поваленным стволом огромного дерева или небольшим уступом на склоне холма.

Даже люди это умеют — выкапывают убежища в земле, перекрывают бревнами, складывают очаг и выводят наружу трубу из глины, такому дому, сколь угодно жалкому и маленькому, не страшны сильные морозы, а заметить его не легко и в двух шагах…

Этим летом, решил Руссандол, союзные нандор построят для них первые скрытые дома в Лесу-между-рек, и в южном Оссирианде тоже, и никакой Тху не будет знать, в котором из них сейчас живут Феанариони и их воспитанники. Главное, уговорить онодримов стерпеть и это самоуправство.В крайнем случае, строить придется из торфа и камня. Лучше заранее, чем потом, второпях и на морозе закапываясь в землю.

А еще лучше бы отослать мальчишек, наконец, на Балар… Хотя Макалаурэ здесь встанет стеной. Еще раз.

«Не знаю, Тху навеял мне этот сон или Ирмо так криво предупреждает. Но шанса воплотиться у сна не будет».

*

— Можете заночевать на берегу. Сейчас здесь будет спокойно.

— Сейчас — это пока ваши воины здесь, князь Маэдрос? — спросил аданский мореход.

— Несколько месяцев спокойствия на лесном берегу я обещаю.

Мореход задумчиво оглядел княжеский отряд в свете угасающего дня. Оссириандских нандор в темных накидках, рассыпавшихся по берегу в обе стороны и уже исчезавших среди бледно-желтых камней. Двух дориатских стрелков на вершине прибрежной скалы. Нескольких нолдор в тусклых доспехах с восьмиконечной звездой. Аданов всех домов разом, уже разбивавших палатки на рыжем от сосновых игл песке, в стороне от воды. Двое развели первый костер и теперь ставили над ним высокую треногу для котла, какими пользовались обычно вастаки.

Наползавшие с севера облака таяли над морем. Высокий сосновый лес немного защищал от ветра, слишком холодного для поздней весны. Солнце садилось.

Повернувшись, мореход махнул рукой товарищам, свистнул. Несколько человек соскочили с корабля в воду и начали подтягивать его канатами глубже в устье речушки.

— Благодарю за гостеприимство, благородный князь Маэдрос Феанарион, —мореход церемонно поклонился. — Сожалею, но не смогу ответить хорошими вестями с востока.

— Садись и рассказывай.

Расположились прямо на камнях, накрытых плащами. Юный адан принес резные деревянные кружки, разлил выпивку — сильно разведенную настойку с травами. Здесь же гость развернул карту, начерченную знакомой рукой Гвирит и испещренную торопливыми пометками. На подклеенном с правой стороны участке карты другая рука дорисовала устье большой реки и часть ее русла, уходящего на север.

Пометки и записи разбивали надежды одну за другой. Устья и доступные долины рек все быстрее занимают люди, жалуясь на холода с северо-запада, но покорно отдавая дань посланцам оттуда. Большую реку, что ведет вглубь земель за Белыми горами, разрывает огромный скальный уступ, и корабли по ней до лесного королевства авари не пройдут. А плодородные земли по ее берегам обживают люди, родственные вастакам…

Берег за большой рекой уходил все южнее, в маловодные и жаркие дальние земли. По земле туда добираться пришлось бы годами.

— Благодарю.

— Жаль, надеяться на добрые вести было приятно, — Амбарто опять подошел к ним бесшумно, и мореход вздрогнул, когда тот заговорил. — А что слышно с Балара?

— Все больше людей строят корабли и учатся морскому и рыболовному делу. Господин Корабел хочет обучить каждого, способного взять в руки весло или натянуть канат. И готовится прислать лесорубов в Оссирианд, потому что леса Балара почти вырублены, и эти земли займут поля. Господин Корабел будет рад слышать, что прибрежные леса станут безопаснее этим летом.

— Станут, — сказал Руссандол.

— Трогать деревья Таур-им-Дуинат запрещено, пусть это помнят. Онодримы и так уже терпят всех нас, — добавил Амбарто.

— Нам бы проводников, знающих оссириандские леса…

— Проводники из нандор найдутся. — Руссандол осушил свою кружку, поморщился, нетерпеливым жестом потребовал вновь ее наполнить.

— Тогда мне осталось лишь передать послания, — мореход снял с пояса мешочек из промасленной кожи и вручил его Амбарто.

— Зовите спутников и располагайтесь у костров, сегодня вы наши гости, — кивнул тот. Сразу разорвал печать на завязках мешочка, вытряхнул оттуда свернутые в трубку бумаги.

— Зимнего урожая у них опять не было, — заметил Руссандол. — Даже заглядывать в письма не нужно. Иначе для чего учить всех?

— Чтобы уплыли ко всем драугам… я хотел сказать, попытать счастья на востоке.

— Выиграть сотню лет, может быть.

— Аданы могут выиграть больше. Это за нами пойдут и туда.

— Для начала, нас там встретят.

Эльдар и любых других чужаков там не ждут. Встретили враждебно или обстреляли, говорили красные пометки на карте. А Великую реку пересекает не менее великий порог водопада, и малые силы эльдар или авари на ее берегах будет легко отрезать от моря…

Это если не вспоминать едва не убитых торговцев из-за южных отрогов Синих гор.

Топот копыт донесся с запада, братья обернулись.

Вдоль воды неслись три всадника, их лиловые тени метались по мокрому песку. Двое с мечами нападали на третьего, самого рослого, он ловко отбивался, и его длинные волосы вились по ветру. Полой плаща он хлестнул по лицу одного нападавшего и выбил меч, перехватил другого и одной рукой выдернул его из седла…

Негодующий вопль перешел в смех.

Лошадка, лишившаяся всадника, возмущенно фыркнула и потрусила следом. Похищенный доехал до самых костров на крупе лошади похитителя. Третий прямо с седла подобрал оброненные деревянные мечи и догнал их.

— Отлично, — сказал Макалаурэ, глаза его смеялись. — Элероссэ, почти получилось, завтра повторим еще раз. Элерондо, ты выиграл. Выбирай подарок.

— Я взял малую арфу, — скромно сказал тот, спрыгивая с крупа лошади Макалаурэ. — Она в моих седельных мешках…

— Нет!! — возопил Элрос. — Опять будете бренчать??

— Ну, хочешь, я сыграю тебе марш наугрим? — примирительно сказал Элронд.

— И вастакский танец с саблями!

— Нет! Что-то одно!

Амбарто взмахом руки прервал их.

— Передали письма с острова, — сказал он и тут же бросил в братьев тугой бумажный свиток. Мелькнули концы кожаного шнурка-перетяжки. Элрос перехватил его на лету и умчался к кострам, Элронд кинулся следом.

На несколько шагов отступил и сам Рыжий, разворачивая лист лекарской бумаги. Сумеречный свет превратил ее из серой в бледно-лиловую.

— Вот снова случай отослать их на Балар, — Руссандол отвернулся от шутливой ссоры близнецов. Макалаурэ вздохнул.

— Не стану их уговаривать. И не проси.

— Я не хочу, чтобы они погибли при следующей осаде, — процедил Руссандол. — Окажись штурм удачным…

— Мы отбились, и хватит.

— Балар подарит им хоть сотню лет жизни! Если повезет, даже спокойной.

— Когда нас вытеснят на этот берег, — Макалаурэ сжал кулаки, — я сам посажу их в любую лодку вместе с Амбарто и прикрою отход!

— Ты понимаешь, что нам пришлось бы сделать зимой? Понимаешь, что в плен им нельзя? За что им будут мстить?

Макалаурэ глянул пронзительно, Руссандол в ответ раздраженно вскинул голову.

— Рублю и плачу, да уж, — усмешка Макалаурэ была неожиданно и непривычно злой. — Такими трясущимися руками головы не рубят. Хватит! Зима была и прошла, новая будет нескоро. Мы уже решили, как быть! Оставь драугову зиму в прошлом!

— Что!?

Руссандол вскочил, взмахнул кулаком, целясь брату в челюсть, но тот увернулся.

— Повторяю, это был только сон, не больше, — продолжал Макалаурэ. — Если его кто и наслал, то северный ветер, будь он неладен.

— Третий раз подряд!?

— Я тебе, наконец, колыбельную спою, от плохих снов. Ты слишком громко думал.

— Умолкни!!

Выдохнув несколько раз, Руссандол заставил себя пусть не успокоиться, но хоть не брать ножны от меча и не гонять бессовестного братца по всему берегу. И ведь Макалаурэ может быть прав…

Снова отогнал воспоминание о назойливом кошмаре. Машинально вскинул руку, поймал брошенную братом кожаную флягу. Раздраженно швырнул обратно.

— Обойдусь без этой отравы. Зачем с собой таскаешь?

— Чтобы греться.

— Когда Карнистир ухитрился тебя приучить? Идем к огню. Как Элерондо выиграл?

— Подрезал меня ножом, когда я выдернул его из седла.

Для князей развели отдельный костер, расставили вокруг выброшенные морем бревна, накрыли попонами. Фаньо и Этьяро разложили на расстеленном плаще ржаной хлеб и вастакский сыр, расставили кружки. Оглядев берег еще раз и приметив стражей на своих местах, Руссандол, наконец, снял меч с пояса и сел, откинувшись на выбеленную морской водой корягу. Протянул руку к огню.

В сумерках пламя казалось особенно теплым и ясным.

— Я уже понял, что добрых вестей с востока нет, — Макалаурэ смешал горячий травяной отвар с настойкой, разлил по кружкам. — А с Балара?

— Учат морскому делу всех, до кого дотянутся, — Амбарто тоже вздохнул и придвинулся к огню. — Люди от детей до стариков строят лодки и ткут паруса. К лету приплывут рубить лес для кораблей в Оссирианд. Может, и нам пора учиться снова?

От соседних костров потянуло запахом жареной рыбы. Эльдар и атани передавали друг другу кружки с горячим питьем.

— Знания лишними не будут, даже если учителями станут атани. Вряд ли дождемся такой любезности от фалатрим.

— Море не любит нас… А, неважно.

Ветер менялся, с воды потянуло теплом. Отбрасывая волосы с лица, Руссандол задел повязку на глазу, поправил ее раздраженно. Все не мог привыкнуть к ней. Порой бесился, повязывая поутру. Да еще метка темной твари повадилась болеть на холода и резкую перемену погоды.

Тишина у костров насторожила, сперва он схватился за меч и только потом спросил:

— Что случилось?

Они замерли все. Элрос и Элронд, которые несли жареную рыбу к их огню. Воины и слуги у соседних костров. Фаньо и Этьяро с охапками дров в руках.

…Амбарто застыл как статуя. Макалаурэ смотрел в небо с какой-то отчаянной радостью, и в глазах его отразился слабый свет…

Руссандол сжал рукоять меча, обернулся.

Незнакомая звезда разгоралась на западе все ярче, прямо в последних отсветах ушедшего солнца. Настолько ярко, что вскоре скалы и деревья отбросили едва заметные тени.

Этот свет он узнал.

От невольной улыбки дернулся и заныл ожог, но Руссандол забыл о том через пару мгновений.

Обнимая мальчишек за плечи, Макалаурэ встал рядом. Элрос смотрел с радостью и почти с ужасом. Элронд растерянно улыбался.

Сердце глухо стукнуло. Кажется, и вправду хотя бы драугова повязка на пол-лица была не напрасна.

«Неужели ей это удалось? Взлететь высоко, как только можно, чтобы свет видели все?..»

— Не знаю. Но теперь его видят все. И никакой Моргот туда не дотянется, — отозвался Макалаурэ вслух.

«И мы тоже», — с усмешкой подумал Амбарто.

«Да. И мы тоже».

Руссандол прикрыл глаз, но казалось, он и так безошибочно знает, откуда льется этот свет.

Пожалуй, сегодня он спокойно уснет и без обещанной колыбельной.