Затерянные в солнце

==== Глава 43. Жизнь и смерть ====

Лейв забросил в рот виноградинку, с любопытством разглядывая пришедшего эльфа. Юванар был красив, по-своему конечно, но красив. Длинные платиновые волосы сплошной волной спускались на плечи, глаза цвета густой летней ночи смотрели на них со спокойным интересом, заволоченные туманной дымкой. Казалось, бессмертный рассматривает двух насекомых, что посмели пятнать подол его легких прозрачных одежд, обдумывая, раздавить их сразу же или просто смахнуть, чтобы не испачкать дорогую ткань. Ненавижу таких! — подумал Лейв, сплевывая в сторону косточки. Гладенькие, вылизанные, выстиранные, словно белье! Смотреть противно!

Впрочем, выбора-то у него никакого не было. Их послали сюда договариваться, значит, он будет договариваться. Верго правильно сказал: ни у кого, кроме Лейва, нет такого везения, чтобы сделать то, что нужно. А раз так, то пора брать дело в свои руки.

Он поднялся, отряхивая от прилипших травинок свои штаны, потом выпрямился и взглянул на бессмертного.

— Ну что ж, думаю, что рассусоливать смысла-то не имеет. Мы пришли просить о мире, так что давайте обговорим условия.

— А мы с вами и не воюем, Лейв Ферунг, — лицо Юванара не изменилось, но где-то в уголках глаз у него залегла тень насмешки, и Лейв ощутил, как тяжелеет грудь, а глотку пережимает подступающий гнев.

— Я не о том мире говорю, князь, а о совместном наступательном мире против дермаков, — в эту фразу он постарался вложить как можно больше спокойствия, словно разговаривал с малолетним ребенком. В конце концов, эльфы слишком давно безвылазно сидели в своем лесу и не делали ничего, или «грезили», как, например, папашка Юванара, а это означало, что и общаться нормально они вполне могли разучиться за это время. Лейв мог быть снисходительным и простить им эту оплошность.

— И я о нем же, сын Старейшины, — кивнул эльф.

Он даже и головы не повернул, но один из его стражников сразу же отбежал в сторону и буквально через миг вывернул из-за дерева, держа в руках плетеное кресло. Почтительно поставив его за спиной Юванара, он с поклоном отошел прочь, а князь опустился в кресло, аккуратно положив руки на его подлокотники. Пальцы у него были длинные и тонкие, а кожа такая светлая и мягкая, словно и не мужская вовсе. Лейв заметил на среднем пальце его правой руки большое кольцо: серебряный перстень в виде свернувшегося дракона, один глаз которого был закрыт, а во втором рассыпал серебристые искры темный топаз.

Теперь, когда эльф расселся, а они с Эрис стояли, Лейв чувствовал себя еще большим дураком, чем раньше. Словно они тут выступали в роли просителей и пришли у этого бессмертного вымаливать конфетку. К голове прилила кровь, и Лейв тяжело задышал, исподлобья глядя на эльфа. А Эрис еще, ко всему прочему, и бросила на него укоризненный взгляд, такой, будто это именно Лейв был кругом виноват. Иртан, ну зачем ты создал баб и бессмертных? Толку от них никакого, одна головная боль!

Эрис вновь посмотрела на него, еще смурнее, словно физически пыталась ему рот заткнуть, а потом взглянула на князя и заговорила:

— Как я уже несколько раз передавала вашим людям, князь, с севера через Роур движется армия дермаков. Их там восемьсот тысяч, с ними около пяти тысяч стахов, причем десятая часть из них — ведуны, а также несколько Свор с Пастырями Ночи во главе, — Эрис перечислила все это слегка торопливо. Видимо, ей уже давным-давно опостылило все это повторять. — Мы же не располагаем силой, которая смогла бы остановить вторжение этой армии в Роур и Данарские горы, а потом и дальше, на юг. А потому пришли к вам для того, что заключить союзный договор о совместных боевых действиях против дермаков.

Она замолчала, переводя дыхание, а Юванар даже не пошевелился. Он застыл, словно каменная статуя, в своем кресле, задумчиво разглядывая их с Лейвом и не произнося ни слова. Потянулись секунды, и Лейв почти что физически чувствовал, как они сгорают, будто травинки в пламени степного пожара.

Щебетали птички, садилось солнце, а проклятый эльф будто бы заснул. Господи, ну почему ты заставляешь меня торчать здесь вместо того, чтобы проводить последние минуты моей жизни в объятиях Бьерна? Я бы хотя бы напоследок порадовался, а тут — одни сплошные огорчения.

— Как так получилось, Эрис дель анай, что ты получила от своей матери силу эльфийской крови и смогла ее развить? Как получилось, что ты вообще родилась на свет?

Лейв с шумом выдохнул весь воздух через нос, чувствуя, как дрожат руки. Было бы у него чего-нибудь тяжелое сейчас, он бы с удовольствием расквасил бы проклятому бессмертному его холеное личико. А потом бы они уже и о родителях поговорили.

Он искоса взглянул на Эрис; ее лицо тоже застыло каменной безэмоциональной маской, но он уже успел достаточно насмотреться на нее, чтобы понимать, — она в бешенстве.

— Князя интересуют подробности? — холодно осведомилась она, и Юванар слегка улыбнулся, самым краешком губ.

— Меня интересует, как у анай вообще могут рождаться дети. Насколько я слышал, мужчин у вас нет, а всех чужаков вы гоните от гор прочь, как только можете.

— У нас действительно нет мужчин, — кивнула Эрис, — но для деторождения они нам и не нужны. У нас есть Источник Рождения.

Лицо бессмертного приобрело задумчивое выражение.

— Расскажи подробнее.

— Боюсь, тут и рассказывать особенно нечего, — Эрис говорила с явной неохотой. Лейв тоже прислушался: ему было любопытно. — Царица Крол после своего странствия через Роур нашла в Данарских горах долину, в которой располагался Источник. Было замечено, что женщина, выкупавшаяся в нем, может соединять свой сердечный центр с сердечным центром другой женщины в момент любви. — Голос Эрис не изменился, но на щеках заиграл слабый румянец, да и не мудрено. Лейву тоже было бы неудобно рассказывать о таких вещах чужому человеку. — Через некоторое время после слияния у одной из женщин рождается дитя.

— Вот как? — Юванар слегка усмехнулся и покачал головой. — Выходит, Крол была не настолько безнадежна, как я думал. Хотя даже это не способно искупить все, что она натворила.

Лейв отправил в рот еще одну виноградинку, мысленно соглашаясь с эльфом. Что касается этой бесноватой бабы, умудрившейся уничтожить народ гринальд, то ему оставалось только гадать, почему ее не испепелило на месте молнией прямо в тот же миг, когда ей в голову пришла благая мысль начать эксперименты. На месте Иртана, он именно так бы и поступил, чтобы минимизировать дальнейшие неприятности. Однако, у Богов были свои резоны, Лейв вынужден был признать это, хоть и с неохотой.

Эрис хмурила брови, ничего не говоря и стараясь сохранять спокойное выражение лица. Но Лейв заметил, что ее пальцы теребят самый краешек кармана на белом зимнем пальто из толстой шерсти, а это означало, что она вряд ли довольна тем, как складывалась беседа.

— А теперь ты, дочь анай и эльфийской полукровки, представляешь весь народ анай, не так ли? — Юванар рассматривал ее со спокойным любопытством, словно лошадь, выставленную на продажу. — Значит, анай позволили тебе это сделать. Насколько я помню, они никогда не пускали в свои горы представителей других рас и только и делали, что кичились своим божественным происхождением, — эльф хмыкнул, и румянец на щеках Эрис стал гуще, теперь уже от гнева. — Так что же изменилось у вас там? Новая царица? Новые идеи?

— Мы не пускали к себе только тех чужаков, что хотели нам зла, — Эрис говорила с трудом, явно прилагая усилия к тому, чтобы голос не дрожал от гнева. — Но мы всегда принимали к себе беженцев, которым некуда было идти.

— Беженцев женского пола, насколько я понимаю? — В голосе Юванара не было даже насмешки, просто легкий налет веселья. — Именно им всегда оказывалась помощь?

— Только они к нам и приходили, — дернула плечом Эрис. — Мужчины всегда заявлялись с огнем и мечом, чтобы захватить то, что им не принадлежит. Если хотя бы один за эти две тысячи лет попросил убежища, возможно, оно и было бы ему предоставлено.

— Ты так уверена в этом, дель анай? — вновь улыбнулся эльф, и рука Эрис, сжимающая край кармана, побелела. — Ну, да это дело прошлого. Сейчас ты представляешь народ анай. А это значит, что времена действительно изменились. Во всяком случае, за границами Мембраны.

Вряд ли хоть что-либо изменилось здесь, внутри Мембраны, в этом Лейв был уверен. Эльфы все больше и больше напоминали ему выжившую из ума улитку, которая забилась на самое дно своей раковины и вовсю расхваливает открывающиеся ей виды. И у нее слишком мало мозгов на то, чтобы высунуть голову наружу и оглянуться вокруг. По ходу дела, они еще большие зануды, чем эти бесноватые бабы с гор! Анай хотя бы нам навстречу подраться вылетали для разнообразия, а эти так и сидят тут с самого творения мира. Его передернуло. Какими же должны быть их грезы, чтобы развлекать их такую кучу времени! Он постарался придумать что-нибудь, что смогло бы занять его хотя бы на неделю, но так и не придумал.

— Когда твоя бабка покинула Аманатар, я считал, что она не выживет за границами Мембраны, о чем ей и сообщил. Народы этого мира чересчур примитивны, смертные не в состоянии думать ни о чем, кроме своей смерти. Однако, Айиль была настойчива и настояла на том, чтобы уйти. Так как она являлась одной из Старших, я не посмел ей возразить, хотя и должен был это сделать. — Юванар поджал губы в недовольной гримасе.

— Кем она была, князь? — любопытство пересилило раздражение от поведения Юванара, и Эрис постаралась задать вопрос спокойным голосом. Лейв мог только позавидовать ее терпению.

— Айиль пришла в этот мир вместе с моим отцом, Владыкой Пути, на самой заре мира. Она приходится прапрабабкой Королю Солнце Ирантиру Стальву, хотя вы, скорее всего, и знать не знаете, кто это. Многие древние роды пошли от нее. — Юванар взглянул в пространство перед собой, что-то припоминая. Глаза его затуманились. — Когда эльфы только ступили в этот мир, он был молод и свеж, словно раннее весеннее утро. Я помню это время, смутно, но все же помню, хоть и был тогда еще ребенком. Все было прозрачным и легким, поля дышали, деревья пели ветрам, а моря, забавляясь, перебрасывали с одного гребня волны на другой соленые брызги времени. Талуга, расправив огромные крылья, парил прямо в небесах, и радужные блики от преломляющей лучи света чешуи пятнали землю под ним. Тогда не было границ, не было пределов, а лишь тишина, наполняющая, словно медоточивый сок, каждое мгновение. А потом Создатель расхохотался и создал Первых Людей, — глаза эльфа помрачнели. — Поначалу они тоже были под стать своему миру: тихие, свободные, прозрачные. Потом же они захотели знать. О! Как жадно стремились они к знанию, и оно извратило их, вывернуло их наизнанку, напитало ложью до самых корней, и тогда они захотели власти. Они потеряли все, что имели, потеряли свою долгую жизнь и мудрость, свою гибкость и гармонию, они обросли коростой, сквозь которую ничто уже не могло пробиться, чтобы их душа откликнулась. Словно чья-то жестокая рука вбила клин прямо в доверчивую грудь матери Земли. Все лопнуло, треснуло, все начало умирать, потому что умирали люди, и, вопя, рыча, цепляясь за землю, тащили с собой в могилу все, что только могли загрести своими жадными руками. Именно из-за людей Талуга уполз под землю и уснул там, именно из-за них Цепь Времени сковала весь мир, зажатая в его цепких лапах. Из-за них пал Корнуэль, из-за них были разрушены великие государства древности. И от них родились Аватары, а следом за ними и Крон.

Юванар замолчал, глубоко задумавшись, а Лейв вдруг ощутил, что прислушивается и жадно ловит каждое слово. Он не слишком-то много понимал из того, что говорил эльф, но это было очень, очень ему интересно. В детстве наставники рассказывали Лейву историю о сотворении мира Иртаном и Орунгом. Совсем недавно он услышал другую версию в Кренальде и потом еще от Хранителя Памяти. Но эльф говорил так, словно видел все это собственными глазами, хотя это и казалось Лейву совершенно невероятным, просто не умещалось в его голове. И, несмотря на все свое отвращение к чванливому, надутому, самоуверенному бессмертному индюку, Лейв слушал и не мог оторваться.

— Людское разложение распространялось, словно зараза, словно гниение, захватывая мир по кусочку, по маленькой частичке, — лицо Юванара становилось все темнее, а губы презрительно кривились. — Эльфов вытесняли прочь. Это как дышать свежим ветром сквозь вонь навозной кучи, как пить кристально чистую воду, на поверхности которой масляная пленка. Мы не могли жить в том мире, нам пришлось уйти сюда, под защиту Мембраны, которая хоть как-то предохраняла нас от влияния извне. Только здесь, под этим сводом, и осталась крохотная капелька чистоты, изначальной чистоты, но и этого людям было мало. Они пошли дальше, оттесняя нас, вторгаясь к нам, не понимая, почему мы не хотим с ними сотрудничать. А ведь такой контакт — словно дотрагиваться до прокаженного: рано или поздно его зараза перейдет на тебя, достаточно одного касания, — Юванар содрогнулся, словно ему было физически неприятно. — Мы уходили все дальше, но смертные не желали понимать. Обретя знание, к которому они так стремились, они потеряли истину, потеряли ее навсегда. И ничто уже не могло исцелить их.

Лейв попытался проследить за логикой эльфа, но понял, что не в состоянии это сделать. Слишком уж противоречили друг другу фразы бессмертного, хотя кое-что он все же понял. Этот парень — махровый расист, даже похуже, чем Мервег Раймон. Лейв поежился. Как хорошо, что он никогда не был даже в десятой части своей похож на Юванара.

— Однако, не все бессмертные считали, что необходимо отдалиться от мира. В сущности, таких было совсем мало: большинство пыталось найти компромисс, а значит — моментально подхватило людскую заразу. Они вышли из-под Мембраны и основали города совместного проживания, они предложили людям мир и межрасовые браки, — Юванара передернуло. — Мой отец не стал терпеть этого и увел верных ему бессмертных сюда, где никто не мог потревожить нас. С тех пор мы прервали все контакты с испорченными прикосновениями людей, опороченными и потерянными братьями, и это помогает нам сохранять хотя бы ту капельку чистоты, изначальной чистоты, без которой этот мир окончательно провалится в полное разложение. — Юванар помолчал, думая о чем-то своем, потом поднял взгляд на Эрис и заговорил, обращаясь к ней. — Что касается твоей бабки, то с самого начала она не считала политику моего отца правильной. Долгие, долгие годы, тысячелетия она пыталась убедить его последовать примеру испорченных и выйти из-под Мембраны. Говорила, что однажды мир изменится, что ее посещают видения о Мире, в котором не будет Хаоса! — Юванар фыркнул. — Конечно, говорили ей мы, мир без Хаоса настанет тогда, когда в мире не будет людей. Но она не слушала. И, в конце концов, заявила, что не собирается больше оставаться с нами. Она была одной из Старших, в жилах многих жителей Аманатара текла ее кровь, хоть и изрядно разбавленная, она уже внесла свой вклад в жизнь народа и строительство Мембраны, и мой отец не смел ее задерживать. Мы знали, что это будет ее концом, знала и она. Но она все равно покинула Аманатар, чтобы сгинуть в безвестности где-то в смертных землях. — Лицо Юванара исказила скорбь. — Бесполезная растрата драгоценной крови.

— Айиль оставила потомков среди анай, — покачала головой Эрис. — Я и моя сестра, что обрела крылья на развалинах Кренена, вернув память о народе гринальд и его уничтожении. Именно благодаря крови Айиль мы узнали, кто мы есть, благодаря ее крови мы смогли остановить многовековую вражду с вельдами и взаимное истребление. Ее кровь не пропала зря.

Голос Эрис звучал сердито, но эльф лишь поморщился и тяжело вздохнул.

— Ты ничего не понимаешь, дель анай. Даже одна капля крови Старших не стоит всех ваших Данарских гор и Роура вместе взятых. Вы все существуете еще до сих пор только потому, что Первопришедшие хранят последние уголки чистого мира, не давая скверне разложения и людской смерти проникнуть сюда. Если эти уголки будут уничтожены, если смерть войдет и сюда, мир обречен. А потому каждый из Старших, кто в состоянии поддерживать Мембрану, должен оставаться в ее пределах, а не растрачивать свои бесценные способности на что-то, что не имеет никакого смысла. — Юванар говорил с безграничным терпением в голосе, словно объяснял несмышленому ребенку, что небо — синее, а вода — мокрая. Лицо Эрис окаменело еще больше, и Лейву на один миг почудилось, что она прямо сейчас броситься на него с ножом. Однако, анай удержалась, и Лейв в задумчивости сплюнул в сторону косточку винограда. Иногда, крайне редко, конечно же, реже, чем снег в середине лета, он испытывал к этим диковатым бабам что-то, напоминающее уважение. Но только напоминающее, и никак иначе. Юванар тем временем встряхнулся, словно отмахивался от назойливых мух, и сложил руки в замок на груди. — Раз уж ты упомянула об этом союзе, то расскажи мне, что же там произошло? Каким образом вы умудрились заключить союз? Насколько я знаю смертных, они даже о том, какой рукой правильнее есть и писать, договориться не могут!

Эрис судорожно вздохнула холодный воздух, выдохнула и, предостерегающе взглянув на Лейва, принялась рассказывать. Он позволил ей говорить и на этот раз, хотя его так и подмывало высказать проклятому эльфу все, что он о нем думает. Однако, Лейв только хмуро жевал виноград, выплевывая косточки через плечо, и слушал, как Эрис вновь в который раз уже пересказывает историю о путешествии в Кренальд и всем, произошедшем с ними там. Эльф не перебивал, с задумчивым видом разглядывая их обоих. Но интереса на его лице отражалось не слишком много. Разве что когда Эрис помянула о крыльях Тьярда и Лэйк, он слегка изогнул бровь, но в остальном лицо его не менялось. Может, его в детстве ударили о дерево, и у него лицо парализовано? — задумчиво подумал Лейв, выплевывая очередную косточку. Или слишком долго грезил, и теперь все так? Иртан, спасибо тебе, что я родился вельдом. Лучшего подарка ты мне и сделать не мог.

Эрис договорила, сохраняя каменное спокойствие, и Лейв вновь посмотрел на нее с некоторой долей уважения. У него все это повторять уже сил не было.

— Как забавно, — темные глаза Юванара перебегали с ее лица на лицо Лейва и обратно. — Те, кто уничтожил народ гринальд, в итоге поспособствовали его воссоединению. — Юванар вперил взгляд в пространство и заговорил негромко и спокойно, будто размышлял вслух. — Я не видел Анкана с тех самых пор, когда они заявились на развалины Кренальда, чтобы «спасти выживших», — презрительная усмешка исказила его губы на последних словах. — Через всю эту толщу веков они так и тащат с собой свое жалкое истрепанное знамя, похожее на грязную рваную тряпку, на котором выведены эти слова. И пытаются прикрыть ею все, что только можно, лишь бы кто-то наконец заметил их и вновь пригласил в Совет, место в котором они так бездарно потеряли. — Он поднял голову, цепко глядя на Эрис. — Где Дети Ночи сейчас? Они до сих пор помогают вам?

— Думаю, это вам лучше знать такие тонкости, — в голосе Эрис прорезался гнев. Юванар удивленно вскинул брови:

— Мне?

— Конечно! Это же вы отправляете всех Сероглазых вельдов и кортов на север, к Трону Ночи. Значит, и эмиссаров его вы так или иначе должны встречать. Или я не права? — Эрис сощурилась и смотрела на бессмертного с холодной неприязнью. — А коли они здесь есть, значит, вы сами прекрасно осведомлены обо всем, что происходит сейчас в Роуре. Не знаю уж, развлекает ли вас диалог с нами, но на игры у меня нет времени. Скоро начнется битва, начнут умирать мои сестры. Мне нужен прямой ответ: вы согласны на союз или нет?

Юванар долго молча смотрел на нее, и улыбка бродила по его губам, загадочная и спокойная, словно у его ног забавлялись несмышленые дети, а он еще не решил, отшлепать их или одарить сладостями.

— Все это и есть игра, дочь моя, — наконец заговорил он, и глаза его внезапно потеплели, как будто он и вправду испытывал к Эрис отцовскую нежность. — Все это, весь этот мир — не более, чем игра Создателя с Самим Собой. Он забавляется таким образом, развлекает самого себя, и все в этой комедии давно уже расписано по мелочам. Нет ничего вне его, нет ничего, кроме него.

— Я не понимаю, какое отношение это имеет… — начала Эрис, но Юванар лишь поднял кисть руки, и она вдруг задохнулась, выпучив глаза.

Лейв в удивлении посмотрел на нее и понял, что и сам не может издать ни звука: словно весь воздух из его горла вытянули, а легкие обвисли двумя пустыми мешками, не способными даже перекачивать воздух. Лейв не задыхался, нет, но он больше не мог использовать воздух для того, чтобы говорить. Его горло было мягким, словно желе, и сколько бы он ни пытался напрячь голосовые связки, из этого ничего не выходило.

От удивления Лейв почти что растерял весь свой боевой пыл, а следом схлынул и гнев. Он прекрасно помнил, Дитр не раз говорил, что эльфы не могут Соединяться с Источниками, а коли так, то какой же властью обладал Юванар? И можно ли было ей противостоять? Вот если я прямо сейчас выхвачу кинжал и прыгну ему на спину, сумеет он отразить атаку или нет? А то ишь чего удумал, рот мне затыкать! Взгляд Лейва скользнул в сторону стоящих за спиной эльфа охранников. Они не шевелились и вроде бы даже не мигали, застыв безвольными статуями. Однако, когда Лейв, казалось, совершенно незаметно расслабил правую руку, которая уж точно невзначай висела возле рукояти небольшого поясного кинжала, глаза стражников моментально переместились на него. Они не двинулись, ничего не сказали и не сделали, просто смотрели. В голову Лейву закралась мысль, а не могут ли они читать его мысли, и он сразу же представил себе спелый арбуз, чтобы хоть как-то сбить их с толку, только взглядов от него охранники так и не отвели.

Тем временем, Юванар медленно поднялся из кресла и сделал шаг в сторону, закладывая руки за спину. Он больше не смотрел на них, и лицо его приобрело отрешенное и далекое выражение.

— Создатель — жонглер и фокусник, а шарики, что исчезают и вновь рождаются между его пальцев, — миры. Он перекидывает их то так, то эдак, захочет — выбросит совсем, захочет — раздавит между пальцев, чтобы из остатков слепить новый шарик для забав. Так случилось с тем местом, откуда мы когда-то пришли сюда. Так случится и с этим миром, когда он надоест своему хозяину. — Лейв попытался заявить эльфу, что тот прогнивший до самого дна, зазнавшийся индюк, но из его горла не донеслось ни звука. Кинуться на него с оружием он тоже не мог на глазах у бдительной стражи. Ему осталось лишь стоять и сверлить спину бессмертного яростным взглядом, как делала и Эрис. Не обращая на это ровным счетом никакого внимания, Юванар продолжил говорить. — В чем смысл этой вечной игры? Миры, в которых все расписано до мелочей, миры, что существуют для того, чтобы однажды погибнуть. Рождаются и умирают существа, государства, нации и расы, рождаются и умирают боги и вселенские силы. Все это сцеплено в огромный разноцветный клубок, в котором каждая нить движется так и только туда, куда ее ведет рука того, кто эту нить вяжет. Вы думаете, что ваше сопротивление что-нибудь решит? — он хмыкнул и дернул плечом. — Я слышал о мирах любви и мирах знаний, о пространствах света и тьмы, о тех, где живут лишь тонкие сущности, и тех, где жизнь тяжела, неповоротлива и настолько тупа, что даже камень показался бы рядом с ней легким перышком, наполненным сознанием. Все это — лишь эксперимент, как и мир, в котором живете вы, мир Хаоса, где все подчинено его ритму и ничему больше. Рано или поздно этот мир выдохнется, как выдыхались и другие. У вас больше не останется сил воевать, а может, ваш противник останется один наедине с самим собой, и воевать ему будет больше незачем. И тогда все будет кончено, потому что вы исчерпаете истинную причину своего бытия. И Создатель сделает вот так, — Юванар поймал в раскрытую ладонь падающий с дерева золотой лист и смял его, растирая между пальцев.

Золотая пыль медленно посыпалась на землю, и Лейв отчаянно заорал ему, что все не так, вот только глотка его не издала ни звука. Мало того. Теперь он не только не мог говорить, он не мог и пошевелиться, ни одним мускулом дернуть не мог, только и оставалось, что яростно вращать глазами. Рядом точно также напряженно застыла Эрис, Лейв видел, как подрагивают кончики ее ресниц. Судя по всему, она тоже отчаянно боролась, но ничего не могла с собой поделать.

— Весь этот мир от его корней глубоко в твердой несознательной земле до ветвей, пронзающих тонкие небесные миры, весь этот мир будет превращен в однородную массу, а из массы этой родится что-то новое. — Юванар опустил голову и взглянул под ноги, на проглядывающую сквозь слой золотистых опавших листьев землю. — Словно зеленый росток мир потянется из чернозема вверх к вечной звезде, у которой будет другое имя, чтобы напитаться ее светом и вновь породить жизнь. Так будет вечно, и ничто не сможет оборвать этот круг. Так зачем же тогда вам бороться сейчас? — Эльф обернулся и взглянул на них. Лицо его рассекала надвое жесткая ироничная улыбка. — Почему бы вам не умереть, ведь вы все равно погибнете рано или поздно? Ведь вы все равно живете только ради этого и ни для чего кроме? У вас была божественная жизнь и бессмертие, и вы отказались от нее вместе с безумной Крол, вы продали свои крылья, променяли свое небо на жалкий удел копошащегося в земле червя, которому не остается ничего, кроме как в этой же земле и погибнуть. Почему бы тогда вам не оставить этот темный, грешный мир в том виде, в котором он есть сейчас, и не уйти в тишину где не будет ничего, даже глупой надежды на новую жизнь? Бесконечный покой, теплый, тихий, вечный покой, лишенный спешки и сутолоки, таких бесполезных, таких лишних…

— Ты… просто… завидуешь… — голос Эрис был напряженным и таким тихим, что Лейв едва его расслышал. Но он все уже услышал его, как и услышал и Юванар.

Эльф с удивлением повернулся и взглянул на Эрис так, будто впервые видел ее. Лейв тоже скосил глаза, сражаясь с невидимыми путами и пытаясь понять, что же Эрис сделала такого, что смогла освободиться. Молодая анай стояла прямо, и лицо ее лучилось таким холодным презрением, что могло бы заморозить весь этот край еще почище бушующей за его границами зимы. Лейв почти что видел, как от нее во все стороны бегут волны, словно рябь на воде, и воздух дрожит, будто в жару над раскаленной землей. Он сморгнул еще раз, пытаясь понять, показалось ему это или нет, и вновь увидел это: рябь, быстрая, звонкая рябь, бегущая прочь от Эрис кругами.

— Ты… завидуешь, — вновь повторила она, и голос ее с каждым словом становился все громче, наливался силой, будто сочный плод летним солнцем. — Ты… не можешь умереть… Ты не можешь уйти отсюда, потому что ты не от этого мира… — Она вдруг резко мотнула головой, высвобождаясь от пут, и уже нормальным голосом продолжила, прищурившись и глядя князю в глаза. — Тебе просто все обрыдло, потому что целую вечность ты только и делаешь, что сидишь здесь и пялишься в одну точку, и это до того скучно, что выть хочется. — Юванар медленно заморгал, и плечи его напряглись, а Лейв вдруг усмехнулся, поняв, что девочка, судя по всему, все-таки смогла пробить его вечное спокойствие. — Теперь я понимаю, отчего мани моей мани покинула это место, — Эрис обвела глазами лес с откровенной неприязнью. — Здесь — смерть, даже хуже, чем смерть: здесь ничего не происходит, стагнация, бесконечно долгий привал на пути. А там, за Мембраной, которой вы отгородились от мира, чтобы смертные не тревожили вас своей искристой, волшебной, полной и живой жизнью, там настоящее, там — то, чего у тебя никогда не будет. Там дети, что бегают по весенним полям и хохочут во всю глотку, там золотые сосны, в которых шумит ветер, там первая любовь и горячие поцелуи, от которых плавится сердце, там боль и страдания, горячие слезы, которых ты никогда не почувствуешь! Там — верные друзья, истина и долг, и честь, великая честь в том, чтобы биться плечом к плечу даже тогда, когда кажется, что надежды уже нет! И именно за этим туда ушла Айиль и нашла все это в руках той, что подарила ей настоящее. Но для тебя этого всего никогда не будет, а будет лишь бесконечно длинная осень, в которой ты никогда не обретешь покоя. Потому что здесь уже не будет детей: вы выродились, и кровь ваша закисла, как замшелое вино. — Юванар смотрел на нее во все глаза, словно боясь дышать, боясь спугнуть ее слова. А Эрис вдруг рассмеялась и покачала головой, потом взглянула на него сквозь длинную темную челку, и в глазах ее искрилось счастье. — Мне жаль тебя, бессмертный, потому что ты умер для своего бессмертия. Оно сковывает тебя по рукам и ногам и не дает тебе двигаться вперед. Ты словно пчела, навеки застывшая в янтаре живой. И твое время — твое прошлое, потому что будущего у тебя нет.

Они смотрели друг другу в глаза, и Лейв вдруг увидел, как лицо Юванара обретает хоть какое-то выражение. Глаза его потемнели, налились ночью, губы скривились едва ли не в оскале. А Эрис просто стояла и глядела в ответ с улыбкой, и воздух между ними дрожал, Лейв буквально своими собственными глазами видел, как он дрожит. Разве что искры в стороны не летели. И у этой дрожи был звук: низкий глухой звук, от которого у него заболели уши.

Лейв отступил на шаг, чувствуя давление, что отпихивало его прочь от застывшей пары. Краем глаза он заметил, что и остальные эльфы отступили. Глаза их не отрывались от своего князя, они держались за оружие, сопротивлялись, но гнулись, будто трава под ветром, и отступали, шаг за шагом. Как будто невидимая стена давила их назад.

Губы Юванара раздвинулись, и он заговорил, а голос его вибрировал в голове у Лейва, проникал прямо внутрь мяса и костей, с каждым словом становясь все более гулким. Будто кто-то гигантской ложкой колотил в громадный пустой таз, и от этого у Лейва перед глазами поплыли красные круги.

— Кто ты такая, чтобы говорить мне о моей участи? Кто ты такая, полукровка, рожденная от беглой, которой не хватило чести и силы, чтобы нести бремя своего пути?! — Круги по воздуху побежали быстрее, и невидимый ветер качнул деревья, сбрасывая с них листья, которые водопадом хлынули вниз, закручиваясь в немыслимые водовороты над стоящими друг напротив друга эльфами. — Что ты знаешь о мирах и вечности?! Все, что видишь ты своими слепыми глазами выбравшегося из-под земли крота — не более, чем размытые тени того, что есть на самом деле! Ваш мир будет уничтожен, ничтожная! Он будет сломан и растоптан в пыль, и из этой пыли родится нечто еще более бессмысленное! Ты не можешь остановить руку Творца, не в твоих силах обернуть все вспять! Твоя ничтожная жизнь будет такой же длинной, как и моя, и когда придет Последний День ты возопишь и изорвешь в кровь свое лицо, ты будешь выцарапывать свое сердце, чтобы не видеть, как рушится на части все, что дорого тебе! Как даже память об этом, даже бледная тень всего, что тебе привычно, исчезает! И вот тогда-то ты поймешь всю свою глупость и все, что потеряла! Тогда ты поймешь меня!

— Во всяком случае, мне будет, что терять, — тихо сказала Эрис, глядя на него. — Во всяком случае, у меня достанет силы бороться до конца, а не бежать куда-то сломя голову, волоча за собой бессмысленный ворох своего прошлого. И я никогда не унижусь до того, чтобы сидеть в уголке и расковыривать пальцем собственные болячки, а потом хныкать, упиваясь от боли и жалости к себе.

— Рагаэт назари ал дероган! — взревел эльф не своим голосом, и Лейва швырнуло назад.

Он даже не мог бы сказать, что это. Словно взрыв громадной силы, волна от которого едва не сорвала все его мясо с костей, едва не вырвала с корнем деревья, едва не прорвала само небо, по которому над головой Лейва внезапно побежали черные, густые волны. Он понял, что стоит на четвереньках и изо всех сил цепляется пальцами за твердую холодную землю, а спину его придавливает все сильнее и сильнее, к самой земле, словно какой-то гигант поставил ему на спину свою скалоподобную ногу.

Только вот ничего не происходило. Эрис все также стояла и смотрела на эльфа с улыбкой, и плечи ее были развернуты как перед боем. Невероятная волна силы, что могла бы развалить пополам всю их хваленую Мембрану, не причинила ей никакого вреда. Эрис почти смеялась, и Лейв сморгнул, видя, как крохотные золотые искорки сверкают вокруг всего ее тела, разгораясь все ярче и ярче. Я что, с ума схожу? Или они мне по голове так ударили, что уже и зрение нарушается? Он с трудом вывернул голову и увидел стражников Юванара, что тоже распластались по земле, как и он. И глаза у них были круглые, побелевшие, лица искажены страхом.

Противостояние продолжалось, и Эрис, похоже, выигрывала его. Во всяком случае, стояла она легко, вскинув голову, а вот Юванар напрягся, низко ссутулил плечи и едва не падал под ее взглядом.

— Что за сила в тебе?.. — с трудом прохрипел он. Лейв с удивлением понял, что эльф из последних сил сопротивляется Эрис. — Кто дает тебе такую силу?..

— Мои Небесные Сестры и Их Мани Эрен, — тихо проговорила она.

— Но это невозможно… — теперь уже Юванар говорил с трудом. — Их же… не существует… это бредни… Крол…

— Существует то, во что мы верим, — твердо проговорила в ответ Эрис.

Вспышка ослепительного света обожгла радужки Лейва, и он вскрикнул, прикрывая лицо рукой. Глаза горели огнем, по щекам полились слезы, он заморгал, изо всех сил пытаясь восстановить зрение. В следующий миг невыносимая давящая на спину тяжесть пропала, будто ее и не было. Лейв резко выпрямился и едва не опрокинулся на спину, утирая обеими ладонями ослепшее лицо.

Проморгавшись, он кое-как открыл глаза и взглянул вперед. Больше ничего не происходило. Исчезли невероятные волны дрожащего воздуха, исчезли черные перекаты на голубом небе над головой, лишь золотые листья с деревьев медленно опадали вниз. А прямо на поляне перед ним стояла Эрис, и во лбу ее горело вертикальное золотое око, похожее на то, что было у их Великой Царицы. Лейв посмотрел в это око, и на миг его глазам вновь стало больно, а потом, точно так же, как и появилась, боль моментально прошла, не оставив после себя и следа.

Отступивший на шаг назад от Эрис Юванар с трудом выпрямился. Он тяжело дышал, словно пробежал несколько десятков миль, и смотрел на нее исподлобья. На его лице больше не было ни твердокаменного спокойствия, ни жгучего гнева. Только усталость, исказившая казавшиеся такими древними черты, и покорность.

— Уходи, — тихо проговорил он, отводя глаза от золотого ока во лбу Эрис. — Ты не принадлежишь народу эльфов, ты чужая. Уходи и оставь это место памяти, что живет в нем.

— Ты отказываешься помогать нам? — голос Эрис был тихим, но в нем звучала твердость.

— Отказываюсь, — покачал головой Юванар. — Я не пришел, когда Ирантир Стальв звал меня на бой с Кроном, я не пришел, когда Аватары Танцевали свой Разрушительный Танец вновь и вновь. Я не приду и сейчас.

— Ты не сможешь прятаться вечно, Юванар, — Эрис говорила спокойно, но Лейву почудилось что-то за ее голосом, что-то мощное и огромное, будто море. — Настает новое время. Все будет изменено, весь мир будет изменен. Близится Час Бога, когда родится Новое.

— Ничто новое не может родиться из трупа, — упрямо отозвался эльф. — А этот мир — давным-давно мертв, и ничто этого не изменит. Я чувствую силу, что стоит за твоими плечами, но даже ее будет недостаточно.

— А вот этого? — неожиданно для самого себя выпалил Лейв, выхватывая из-за пазухи осколок Фаишаля. — Вот этого будет достаточно?

Последний луч заходящего солнца блеснул, надломился в тонких гранях легкого, как пух, прозрачного как роса кристалла, рассыпался тысячами тысяч световых капелек цвета радуги. Эти крохотные капли хлынули прямо на изможденное лицо Юванара, и глаза того расширились еще больше. Эльф не мог ничего сказать, он только смотрел и смотрел, молча смотрел на горящее в руке Лейва чудо. Это и правда было красиво, Лейв вынужден был признать. Ни один алмаз, что за всю свою жизнь он держал в руках, ни разу так не отражал свет, что бы Лейв с ним ни делал.

— Откуда у тебя это? — хрипло спросил Юванар. Голос его совершенно сломался, уже не имея ничего общего с тем надменным тоном, которым он встречал их всего каких-то полчаса назад.

— Откуда надо, — огрызнулся Лейв, поднимая камень повыше, а потом, для верности, добавил: — Это — кусок вашего драгоценного Фаишаля, думаю, ты в курсе. И раз однажды он уже смог помочь навешать по первое число тому, кто этого вполне заслужил, то поможет и во второй раз, не так ли?

Некоторое время Юванар молчал, разглядывая камень в руках Лейва, а потом очень медленно и тяжело кивнул.

— Хорошо. Эльфы выйдут вместе с вами против дермаков. Но за это я прошу двух вещей.

— Каких? — Эрис смотрела на него, полуприкрыв веки, но ее взгляд почти что физически вдавливал князя в землю.

— Первое: возможность изучить Источник Рождения в землях анай.

Она не колебалась ни секунды.

— При условии, что рядом с вами будет присутствовать Способная Слышать, Жрица или Боевая Целительница, а также, что никто из вашего народа не будет иметь к нему доступа в целях размножения. — Лицо Юванара потемнело, и Эрис презрительно хмыкнула. — Ты думаешь, я не знаю, зачем тебе это нужно, Юванар? Источник Рождения принадлежит анай, а тебе придется искать другой способ, чтобы поддерживать численность Аманатара.

— Если бы я не знал, что тобой говорит Великая Мать, я бы решил, что ты чернее самого Аватара Хаоса, — эльф подвигал челюстью, потом сумрачно кивнул. — Я согласен. Второе условие, — он повернулся к Лейву, — вы отдадите нам Фаишаль. Это эльфийская реликвия, она принадлежит моему народу, а не вам, и не вам ее хранить.

— Раз этот ваш Ирантир был каким-то дальним родственником бабки Эрис, то и Фаишаль принадлежит ей по праву, — пожал плечами Лейв. Эльф посмотрел на него так, что Лейву очень сильно захотелось вернуть свои слова назад, и он сразу же зачастил: — Однако, думаю, при определенных условиях мы сможем договориться на совместное владение им или передачу его из рук в руки. Но об этом говорить вы будете уже с царем Небо и только после того, как приведете свои войска на линию фронта.

Юванар очень долго молчал, бросая хмурые взгляды на них обоих и алчные — на обломок Фаишаля в руке Лейва. Потом слегка повернул голову и бросил через плечо:

— Шарис! Труби сбор! Аманатар выступает на войну против Неназываемого.

По губам Эрис скользнула улыбка, и она благодарно кивнула Лейву. Тот только осклабился в ответ. Иногда даже и от проклятых баб был прок, хотя лично на его памяти это случилось впервые.